Архив

В вагоне царил полумрак. Общий свет погасили, оставив только узкие лампы над сидениями. За окном скользнули огни Лейпцига, потом потянулись бесконечные и однообразные черные поля, безымянные платформы, тусклые фонари полустанков. Размытые очертания спящих деревень проносились мимо и сразу исчезали. Марк откнулся в кресле, которое слегка подалось назад – не кровать, конечно, но хватало, чтобы устроиться полулежа.
Напротив сидел попутчик – мужчина с худым, нервным лицом. Между ними – маленький столик с рекламными буклетами и бутылкой минеральной воды. Экран телефона в руках незнакомца то вспыхивал, то снова гас, оставляя лицо в полутени.
Часы показывали далеко за полночь. До Мюнхена оставалось всего несколько часов езды. Марк смотрел в окно, пытаясь различить дома и деревья в темноте, и жалел, что не взял с собой недочитанную книгу. Чтобы хоть чем-то занять блуждающие мысли, он вспоминал последнюю главу, гадая, чем же все-таки закончится эта странная история. Бесполезно. Сиденье под ним едва заметно пружинило. Ткань была теплая, от нее пахло чем-то привычным, как в старых междугородних автобусах. Веки тяжелели и смыкались сами собой. Поезд мягко потряхивало на стыках, и, убаюканный ритмичным стуком колес, Марк начал проваливаться в дрему.
Нет! Не спать! Кругом люди, и сосед этот, хоть и уткнулся в телефон, но то и дело поднимает глаза, смотрит подозрительно. Словно наждаком царапает по лицу и опять возвращается в свой виртуальный мир. Улыбается уголком рта. Что там смешного у него на экране? Или над Марком смеется?
Вагон плавно качался. Постукивание колес еще доносилось – глухо, словно из другого мира, но сквозь серую темноту уже проступала картинка. Длинная дорога, освещенная тусклыми желтыми фонарями. Деревья – голые, черные, мокро блестящие и словно осыпанные крошечными светлячками. И под ногами – такие же осенние блестки, в мелких лужах на асфальте. Силуэты домов – чуть поодаль, размытые, как будто в золотой дымке.
Марк знал, что эту странную улицу надо пройти до конца. А там будет длинное строение с одним единственным подъездом. Нужно войти в него и спуститься по лестнице на три этажа. Неужели где-то бывают такие глубокие подвалы? Впрочем, во сне возможно что угодно. Даже самое невероятное. И самое... страшное. Такое, что не отпускает еще несколько часов после пробуждения, разве что бледнеет слегка.
Колеса стучали все тише, но Марк цеплялся за этот звук, хватался за него судорожно, как за спасательный круг, тщетно пытаясь вытянуть себя из тяжелой дремы обратно в реальность. Он не хотел спускаться в подвал. Но и отказаться не мог. Его молодая жена – его Паула – похищена сразу после медового месяца. Она в руках у какого-то маньяка, у того, кто сегодня утром прислал ему короткое письмо: «Приходи. И отгадай загадку». Ни слова о выкупе, никаких требований, только адрес и краткое описание пути. Вокруг раскинулся незнакомый район, туманный и странный, как во сне. Собственно, это и есть сон, через силу вспоминал Марк, и все равно брел – механически, как заводная игрушка, шагая мимо тускло светящихся домов и деревьев.
Паула... Дни их юной любви были наполнены радостью и солнцем. Альпы, солнце... Горные пейзажи – не земной, а космической какой-то красоты. Как обожал он эту девчонку, только недавно ставшую его женой! Просыпался по утрам и не мог поверить – что она с ним, его Паула. Его – и ничья больше. Они вернулись домой – полные надежды на тихое семейное счастье, которое вдруг, нежданно негаданно, обернулось черным кошмаром.
И по законам ночного кошмара сон развивался дальше. Крутая лестница без перил, освещенная одной единственной тусклой лампочкой. Ступени скользкие и темные, словно политые кровью. Впрочем, возможно, это просто грязь, с надеждой думал Марк, скользя и оступаясь, и хватаясь за стены. Не может быть, что в этом подвале убивают. Или может?
Он знал, что будет дальше. Ведь этот сон снился ему почти каждую ночь, целых десять лет. Бейся об него, как о прутья клетки, говори и делай любую нелепость – а сценарий не изменить. Как будто это дикое сновидение записано кем-то на пленку и еженощно прокручивается – заезженное старое кино, от которого каждый раз по-новому тоскливо и страшно.
Марк толкнул подвальную дверь, и она легко открылась, словно ждала его слабого пинка. Из темноты выступил человек в маске. Не в такой, в какой обычно изображают разбойников и грабителей банков, а в зеленой, хирургической, закрывающей половину лица.
- Ты пришел за своей любимой? – спросил незнакомец.
- Да, - обреченно ответил Марк.
- Узнаешь ее? – продолжал допрашивать человек в маске.
Марк устало мотнул головой.
- Правильный ответ: узнаю из тысячи, - строго поправил его незнакомец. – Или из миллиона? – он как будто задумался. - Как ты считаешь? Любящее сердце зорко и всегда отличит настоящее от подделки. Ты со мной согласен?
- Ладно... – у Марка не было сил спорить. – Что дальше?
Вспыхнул яркий свет, и человек в маске отступил в сторону. Марк вошел в подвальное помещение, оказавшееся просторной комнатой, хоть и обставленной незамысловато – низкий деревянный столик и стулья, два кожаных дивана у стены, кожаный пуфик, да еще какие-то полки с книгами – но странно-уютной. А за столом, на диванах, на пуфике сидели... Паулы. Сестры-близнецы или клоны, все, как одна похожие на его пропавшую жену и даже одетые одинаково, в синие джинсы и серые норвежские свитера.
- Встать! – скомандовал незнакомец, и Паулы, вскочив, выстроились в длинную шеренгу.
Сколько их? Шесть? Семь? У Марка зарябило в глазах.
- Ну, приятель, - насмешливо проговорил человек в маске. – Что скажешь? Узнает сердце свою зазнобу? Которая из этих твоя жена?
- Хватит паясничать, - буркнул Марк.
- Не слышу.
Одинаковые. Светлые волосы, собранные в кокетливый тонкий хвост и перехваченные синей ленточкой, пушистая челка. Голубые, но не водянистые, а теплые, яркие глаза. Слегка удивленный взгляд из-под рыжеватых ресниц, по-детски пухлые щеки.
Паулы стояли спокойно, как первоклассницы на школьной линейке, и смотрели на него, словно вопрошая: «Ну, и что ты сделаешь?»
Марк повел плечом и отвернулся.
- Не знаю. Не хочу. 
- Ты должен выбрать, - настаивал человек в маске.
- А если я ошибусь?
Тот не ответил. Пауза длилась и длилась, и пока они молчали, ярче становился свет, звонче – тишина, кукольнее – Паулы. С их лиц, будто смытые теплым ливнем, исчезали краски. Щеки бледнели, а глаза сияли стеклянно.
Марк заторопился.
- Вот эта, - сказал он, указав на ближайшую к двери Паулу. – Пойдем, милая... Пошли отсюда.
Ее безжизненная рука скользнула в его ладонь, и они оба поспешно покинули подвал. Незнакомец в маске не пытался их задержать – стоял столбом, словно и сам превратился в деревянную куклу.
Марк быстро шел по улице, оскальзываясь в лужах и глотая слезы, а за ним семенила наспех выбранная жена. Ее тонкие волосы растрепались, ветер уже вплел в них осенние листья... Настоящая Паула или нет – Бог весть. И как теперь узнаешь?
Он всхлипнул и провел ладонью по лицу. Мокрая... Стыдно-то как! Ведь знал же, что нельзя спать на людях. Слезы – признак слабости. Нельзя показывать свою слабость при посторонних.
Попутчик сложил телефон, убрав его в карман, и смотрел теперь на Марка – пристально, цепко, словно душу пытался поддеть крючком и вывернуть наизнанку.
- Что, дурной сон? – спросил сочувственно.
- Да.
От взгляда незнакомца делалось неуютно. И в то же время... вдруг волной накатило странное желание – выговориться, сбросить невыносимый груз с плеч. Это ведь так естественно, поведать о своих бедах попутчику в поезде, чужому человеку, с которым, скорее всего, никогда больше не сведет случай.
Да еще тот, словно прочитав его мысли, кивнул медленно, задумчиво.
- Не хочу лезть не в свое дело. Но... расскажете?
И Марк решился.
- Расскажу.
И, действительно, пересказал незнакомцу свой сон, во всех подробностях, не упуская не единой, казалось бы, неважной детали. Даже лужи на асфальте – и те описал. Словно в них могла скрываться какая-то разгадка.
- Вот так... И в этом месте я всегда просыпаюсь. Нет, пару раз было раньше – еще в подвале. Стоит мне указать на одну из Паул – и мир вокруг бледнеет. Сон развеивается. И что мне с этим делать – не знаю.
Сосед по купе снова извлек телефон из кармана, подкинул невысоко на ладони, словно проверяя его на вес, положил на колени, но включать не стал.
- Делать? – переспросил он рассеянно. – А надо ли что-то делать? Сон – это всего лишь сон. Игры спящего разума. Что вас так беспокоит?
Марк тяжело вздохнул. Что ж, исповедоваться – так до конца.
- Мне все время кажется, что это было на самом деле. То, что теперь снова и снова отыгрывается во сне. Может, я просто заставил себя забыть этот эпизод. Знаете, как обносят забором гнилое и опасное место. Вытеснил из памяти. Силой воли - убрал прочь. Но он опять всплывает, стоит мозгу расслабиться и задремать. Это как энурез, - усмехнулся он через силу. - Контролировать себя во сне почти невозможно.
Глаза собеседника остро блестели в полумраке. Верил он этой абсурдной истории или не верил? Слушал из вежливости? Или на самом деле хотел помочь? Марк не понимал. Но мельком подумал, что облегчение, оказывается, может даровать не только священник или психолог.
- А зачем контролировать? – пожал плечами попутчик. – Даже если и было... Ведь сейчас у вас все хорошо? Ваша жена с вами. Ей ничего не угрожает. Вам тоже. Или вы что-то не договариваете? Что сделал ей этот маньяк?
Марк замялся.
- Я никогда ее об этом не спрашивал.
- Странно, - заметил попутчик.
- Да, наверное, странно, - согласился Марк. – Но дело в другом. Я все время думаю, а ту ли Паулу я выбрал? Настоящую или подделку? Ведь они были совершенно одинаковыми. И сердце мое молчало... Я просто взял и увел первую попавшуюся. А теперь смотрю на нее каждый день и думаю: она или не она? И если не она – то что она такое? Фантом, пустая кукла, оборотень? Вдруг она возьмет – и превратится во что-то другое? Страшное, злое... Нет, не то. Ведь если Паула ненастоящая, если я ошибся в выборе... то куда делась моя любимая женщина? Что с ней случилось? И еще...
Он беспомощно развел руками, не в силах выразить до конца, что его мучает.
- Интересно... – задумчиво протянул сосед по купе. Почесал подбородок. Раскрыл телефон и замер – с ним в руке. – Она изменилась с тех пор? Ваша Паула?
- И да, и нет. Пожалуй, изменилась не она, - признался Марк, - а мои чувства к ней. Посмотреть на нас со стороны – мы идеальная пара. Заботимся друг о друге. Любим... Но любим ли? Сегодня она провожала меня в командировку. Приготовила завтрак – вкусный, как я люблю. Омлет. Тосты с медом. Крепкий кофе. Чемодан собрала. Погладила рубашку. И все с улыбкой, с нежностью... Руки ее – изящные, тонкие... как птицы порхали. Я их обожал когда-то... А потом будто что-то сломалось. Я улыбался ей, благодарил. Мы поцеловались на прощание. Хотя уезжал-то всего на три дня.
- И прекрасно.
- А сердце молчит. Как будто ешь любимое блюдо, а вкуса не чувствуешь. Понимаю, мы не первый год вместе. Но... это уже давно так. Наверное, с того самого дня.
Оба замолчали. Телефон в руке соседа беззвучно мигал, подсвечивая его серьезное лицо слабыми вспышками. За черным, как загустевший вар, окном проплыли тусклые огни какого-то поселка.
- Понятно, - сказал, наконец, попутчик. – Сейчас посмотрим, - он быстро набрал что-то в телефоне и долго читал ответ, шевеля губами и хмурясь. – Так... так... Нет, вы зря боитесь. Ваша жена ни во что злое не превратится. Метаморфозы – это не про нее. Она из другого теста, ваша Паула. Совсем из другого. Так что... если это то, что вас беспокоит...
- Вы что, - удивился Марк, - спрашивали у чата джипити про нас с женой?
Попутчик рассмеялся. Нервно, сухо, точно стеклянные горошины высыпались их опрокинутого кувшина и распрыгались по полу.
- Нет, что вы! Какой еще чат джипити? Это совсем другая нейросеть! Она знает все!
- Как можно знать все?
- А вот так! Это же...
Он произнес какое-то слово, скомканное, чудное, но Марк не расслышал.
- Что?
- ...!
Чудное какое-то название, словно на марсианском. Марк тряхнул головой.
- Ладно. Не важно. И что еще она пишет? В смысле, про нас с Паулой?
Он понимал, конечно, что предсказание нейросети – это ерунда. Все равно, что гадать на кофейной гуще или ромашке. Или толковать сны по плывущим над головой облакам. Но почему-то очень важным казалось услышать, что такое прочел этот странный тип в своем телефоне.
Мужчина снова долго вглядывался в экран и качал головой. Его губы то и дело кривились в легкой усмешке. Наконец, он поднял глаза на Марка.
- У вас все будет хорошо. Если перестанете себя изводить, - и прибавил тихо, словно размышляя вслух. – Не до каждой истины стоит докапываться. Иногда мудрее – просто забыть.
- Но я не могу забыть, - жалобно возразил Марк. – Если бы я мог! Скажите – это был сон? Только сон? Или правда? – спрашивал он у попутчика, как спросил бы, наверное, у какого-нибудь оракула или экстрасенса.
А впрочем, кто он на самом деле, этот чудак, Бог весть.
- Это был не сон.
- Но... – запнулся Марк. – Я знал, чувствовал. Слишком ярко оно ощущается. И страшно... А скажите еще... – он никак не решался произнести главное.
- Ну, смелее, - улыбнулся попутчик.
- Паула... – сказал Марк, - та или не та?
- Это как посмотреть.
- Оригинал или копия?
Мужчина поскучнел. Со вздохом выключил телефон и положил его на столик.
- Копия. Собственно, как и вы. Оригинала не было, он – в архиве. Так же, как и ваш. Так что не мучьте себя – просто забудьте и живите, не заморачивайтесь. Вот мой... то есть, не мой, а нейросети, совет. А она, ... – и он снова произнес то странное, непроизносимое название, - знает все. 
Марк открыл рот. И снова закрыл. Слова соседа по купе как будто не имели смысла. Оригиналы, копии, архив... Фантастика какая-то или даже фантасмагория. Как в дурном голливудском кино. Но, только услышав их – он понял, что все это правда. Вся его жизнь – плоская, бесцветная, лишенная запаха и вкуса – раскинулась перед ним, как огромная скатерть. А на ней, на огромных блюдах – не фрукты, а муляжи. Яркие и красивые на вид, но несъедобные. И этим – пластмассовым, жестким, бессмысленным – он до сих пор питался? И ломал себе голову над выбором, которого никогда не было?
- Постойте, а...
Но попутчик вдруг засуетился, вскочил и, закинув на плечо сумку, бросился к выходу. И вовремя – поезд уже замедлял ход у пустынной платформы какого-то полустанка.
- Простите, мне пора. Всего доброго!
- А почему их архивировали? – вслед ему прокричал Марк.
- Они так захотели, - донеслось издали, вагоны качнулись, снова разгоняясь, и мужчина с худым лицом навсегда исчез из его жизни.
Только бутылка минералки осталась на столе и неприятный привкус во рту – словно проглотил невзначай что-то испорченное.
«Живите и не заморачивайтесь» - легко сказать. А может, внушить себе, что это сон, и попутчик, и разговор с ним? Марк и сам уже не был уверен, что все произошедшее, действительно, случилось наяву. Ночной поезд, полуночный морок... Как и похищение Паулы, и маньяк в маске, и подвал в заброшенном здании – все это один бесконечный и бессмысленный кошмар, бред, игры спящего разума, который, как известно, рождает чудовищ.
Так нет чудовищам! Забыть – он сказал? Хороший совет. А не сходить ли к врачу, сонно подумал Марк, и не выписать ли снотворное – по-настоящему крепкое, такое, чтобы спать до утра, без сновидений. Говорят, это вредно, REM-фаза нужна организму для полноценного отдыха. Но не в его случае. А может... поговорить с Паулой? Сколько можно держать эту нелепость в себе? Жена она ему или кто? Самый близкий, казалось бы, человек – так почему бы не разделить с ней свой страх? Раз уж оба они – копии... Нет! – встрепенулся Марк. Нет, нет, и нет! Она сочтет его сумасшедшим. Конечно, а каким же еще?
Но случайно промелькнувшая мысль, словно капля, точит камень. Всю командировку от мучался сомнениями, а когда вернулся, то, глядя, как суетится Паула, распаковывая его чемодан, решил – разговору быть.
- Дружок, - начал он... Привычное слово, вроде бы ласковое, доброе, но давно уже растерявшее всю свою нежность, и от его фальшивости Марка вдруг покоробило. – Паула. Мне надо тебе кое-что сказать.
Она выпрямилась – тоненькая, строгая и словно какая-то потухшая – и серьезно взглянула ему в лицо.
- Да?
- Давай хотя бы выпьем кофе, - предложил Марк. – И поговорим.
Пожав плечами, его жена прошла на кухню и принялась возиться с туркой. Странная причуда – Паула не признавала кофемашин, только молотый кофе, медленно сваренный на плите.
Марк скользил взглядом по ее хрупкой фигуре, по коротко стриженным светлым волосам, по длинным рукавам худи, которые она то и дело поддергивала, чтобы не мешались. Нет, чтобы закатать или надеть что-то более удобное... Он пытался вспомнить, как когда-то, кажется, еще совсем недавно любил эту женщину – и не мог. Да и ее глаза не сияли от любви. Копии. Подделка под настоящих людей, вот кто они с Паулой. Прав был тот чудак в поезде.
Наконец, она разлила в чашки готовый кофе и, неловко примостившись у стола, посмотрела на Марка.
- Ну?
- Что ну?
Она сделала маленький глоток и отставила чашу в сторону.
- Ты о чем-то хотел поговорить?
- Да, - вздохнул Марк. – Послушай... Это очень странно. Но, мне кажется, ты должна знать.
И он рассказал ей все – свои страхи, сны, разговор с ночным попутчиком. Правда, название нейросети, так и не смог вспомнить. Да он и не расслышал его тогда. «Хоть убей, не помню, у кого он спрашивал. Какой-то чат-бот. Непроизносимое название... Что-то на марсианском».
Паула слушала молча, и пока муж говорил, ее лицо менялось. Нет, она не превращалась в злое чудовище. Но что-то чужое и даже чуждое проступало в ее чертах. Не страх и не растерянность, а понимание. И еще – какая-то незнакомая Марку решимость.
- Знаешь. А ведь и мне снилось что-то похожее. Нет, не маньяк в подвале. Но Архив... копии. Оригиналы. И какая-то путаница. В мыслях, в душе, в мире. Это мучило. Сейчас я, наконец, поняла, что к чему. Ты знаешь, что это за Архив?
Марк задумался. Конечно, здание городского архива было ему знакомо – как и любому в городе. Серое, огромное, как гигантский бетонный гроб, в котором можно похоронить всех до одного горожан. Хранилище каких-то бумаг, абсолютно никому не нужных. Этакий динозавр довиртуальной эпохи и воплощенный анахронизм. Так, во всяком случае, считалось. А что там, внутри, на самом деле? И о том ли архиве речь?
- Нет, - сказал Марк.
- Но в городе нет другого архива, - возразила Паула. – Только один.
- Ну, пусть, - ему лень было спорить. – И что? Какая разница? Ведь не хочешь же ты...?
- Хочу.
- Пойти туда? Но зачем?
Паула слегка улыбнулась. «Наверное, такая же улыбка была у Евы в момент их совместного с Адамом грехопадения», - отчего-то подумалось Марку.
- Если ты боишься – оставайся дома. Я пойду одна.
Ева, в одиночку съедающая яблока с древа познания... Нет, так не годится.
- Хочешь освободить их? А если они не захотят? А если они выйдут – а нас архивируют вместо них? Ты готова рискнуть? Чего ради?
- Столько вопросов, - усмехнулась Паула. – А ответ один, и он – там, в Архиве.
И Марк сдался. В глубине души он понимал, конечно, что его жена права. Жить должны настоящие люди, а не их клоны. Но что это будет означать для него и Паулы? Архивация – что это за состояние? Нечто близкое к смерти или сама смерть? Сон – глубокий, как под наркозом? Или что-то совсем другое? Может быть, это очень больно... А может, они даже ничего не заметят? Просто перестанут быть. Или как обычно поступают с ненужными копиями?
- Дай мне три дня, - попросил он жену. – Я хочу попрощаться.
Прощание с миром далось ему нелегко. Марк взял небольшой отпуск на работе и с утра до вечера бродил по городским улицам и по хмурому осеннему парку, пытаясь вызвать в душе отголоски прежних чувств. Но их не было. Разве что крошечные всплески. Любопытство. Удивление. Мимолетное дуновение печальной красоты... К его ногам падали каштаны и желуди, и облетали редкие сухие листья. Другие, желто-зеленые, еще полные живого сока – крепко держались на ветвях. Но и последних уже коснулось осеннее увядание.
«Сколько их у дерева, - думал Марк, - и все питаются от одного корня. Осень их архивирует... отправляет в небытие. Чтобы весной на их месте проросли новые. Есть ли душа у дубового листка? И если да – то куда она уходит?»
Ему чудилось, как от сухой листвы поднимаются в небо прозрачные струйки – золотые, тонкие, как ниточки. И небесная синева впитывает их, и разгорается ярче. Словно каждый умирающий лист отдает ей капельку своего света. За зиму дерево отдохнет. А весной души опавших листьев прольются дождями и напитают в земле проснувшиеся корни. Что ж... Таков он – круговорот жизни.
Так он размышлял, гуляя по городу – но легче не становилось. Что в эти дни делала Паула, Марк не знал. Они отдалились друг от друга. И одновременно – странно сблизились, готовые разделить одну на двоих судьбу.
На четвертый день оба стояли перед унылым, нависающим над городом, как скала, зданием Архива. Было раннее воскресное утро, и ветер мел по пустынной площади желтые листья каштанов. 
- Может быть, ничего не случится, - сказал Марк. – Говорят, там просто какие-то бумаги. Старые документы. Бумажные копии минувших веков. Ты можешь себе такое представить? Бумага – хрупкий материал. А ведь именно на ней хранится летопись того давнего времени. И почему-то никто до сих пор не догадался ее оцифровать.
Паула кивнула.
- Может быть, - добавил он, - это просто осенний морок. Завтра мы проснемся – и посмеемся над глупым сном. И забудем его – как всегда забываются сны.
- Пойдем, - Паула взяла его за руку. – Войдем внутрь.
И они вошли.
Архив встретил их тишиной и пылью, и запахом чего-то затхлого. Так пахнут пожелтевшие страницы случайно завалявшейся на чердаке книги. А от обилия старых книг, и правда, ломились высокие – до самого потолка – стеллажи. Другая стена была уставлена ящичками картотеки, а посередине большого, полутемного зала стояли в ряд длинные столы.
- Господи! – выдохнула Паула. – Здесь как в двадцатом веке! А то и в девятнадцатом.
- Угу... - Марк шарил взглядом по корешкам древних фолиантов, сам не до конца понимая, что ищет и что надеется увидеть. – Библиотека бумажных книг. Странно. А где же документы? Здесь есть еще одно помещение?
- Вот, - откликнулась Паула и кивнула на еще один стеллаж – с папками, спрятанный позади шкафа с картотекой. – Наверное, здесь. А другой двери я не вижу. Только выход в сад.
Марк взглянул – из-за стеклянной двери лилось золотистое сияние, не обычный дневной свет, а ослепительный, густой, словно медовый, и прямо в стекло упиралась раскидистая яблоневая ветка с плодами. Оранжерея там, что ли, подумал он мельком и взял со стеллажа пухлую, растрепанную папку. Открыл и поморщился. Какие-то чертежи, платежные квитанции, смета на строительство городской ратуши, планы по водоснабжению...
- Я не знаю, что мы здесь делаем, - сказал он жене. – Тут нет ничего интересного. Только куча бумажного барахла. Пошли домой.
Паула медленно кивнула. Но взгляд ее тянулся к стеклянной двери и, словно впитывая удивительный свет, разгорался все ярче и ярче. Вот уже и по щекам растекся румянец. Словно заря взошла над унылым зимним пейзажем, оживив его и преобразив.
- Хорошо, пойдем. Но, может, сначала посмотрим сад?
- Если ты хочешь.
Они толкнули стеклянную двери – и очутились не в саду, а в раю. Огромное желтое солнце горело, как прожектор, но не жгло, а обволакивало теплом, уютом, и странной, какой-то умиротворенной тишиной. А свет его словно просачивался во все поры, делая тело прозрачным и легким, подхватывал под руки и приподнимал над землей, над поросшим мелкими голубыми цветами газоном. И небо... Марк ожидал увидеть над головой стеклянный потолок – но нет. Хрустальная синева казалась бездонной, и в ней невесомыми пушинками дрефовали легкие золотистые облачка.
- А здесь красиво, - прошептала Паула, завороженно озираясь по сторонам. – Хочешь яблочко?
- Не надо, - шепнул он в ответ. – Оно чужое.
- Ерунда. Смотри сколько их здесь! И никто не собирает!
«Мы как подростки, залезшие в чужой сад», - усмехнулся про себя Марк, а жена уже протягивала ему крупное, оранжево-красное яблоко. Наливное, как в сказке, глянцево блестящее, без единой червоточинки. Он даже усомнился – настоящее ли оно. А рот уже наполнился слюной, предвкушением сладости, в ноздри ударил пряный фруктовый аромат.
- Ты, и правда, как Ева, - улыбнулся он жене. – Ева-искусительница в библейском раю. А я твой Адам. И пропади пропадом все архивы мира. Копии мы или оригиналы – мы живые, а значит, заслужили нашу жизнь. Я почти исцелился от своих страхов. А ты?
Говоря это, он, наверное, чересчур сильно сжал пальцы, потому что яблоко вдруг лопнуло у него в руке, оказавшись файлом, и этот файл раскрылся, и...
Марк пошатнулся, едва устояв на ногах. На секунду он почувствовал, что дерево перед ним превращается во что-то другое, гибкое и темное, чешуйчатое, как змея, вырастает до размеров вселенной, а из глубины ветвей к нему тянется нечто огромное, тяжелое и живое – настоящий он.
- Марк? – голос жены прозвучал глухо, будто издалека.
Он чувствовал, как что-то неудержимо тянет его вглубь, к корням, туда, где истинный свет, обещает правду, силу, завершенность. Вот он, подлинный Архив. Сад человеческих судеб, где каждый плод – это жизнь, прошлая или грядущая, состоявшаяся или возможная.
Уйти в землю, в это вечное сияние, стать корнем и питать ветви – вот в чем смысл и цель земного бытия, понял он.
Мимолетное озарение вспыхнуло и угасло. Марк увидел, что они с Паулой стоят на вершине горы – в теплых спортивных костюмах и куртках, и туристических ботинках – и смотрят на заходящее солнце. Как десять лет назад. Странно помолодевшие, гибкие и любопытные, с раскрасневшимися от холодного ветра щеками. Почти на уровне плеч парят мокрые, как невыжатые тряпки, облака. Под ногами – хрусткий лед, а внизу простирается невыразимой, головокружительной красоты альпийская долина. Седые склоны с редкими зелеными пятнами. Камни на камнях и тонкие хрустальные струйки ручьев, сбегающих вниз по склону. Разноцветные вкрапления цветов. Чем ниже, там зеленее и радужнее. А в самом низу блестит так ярко, что больно глазам, голубая чаша – горное озеро.
- Что это? – тревожно спросил Марк. – Где мы? Нас архивировали?
Паула, такая красивая, такая родная... откинула со лба пушистую прядь, улыбнулась безмятежно и светло.
- Наверное. Но это не так страшно, как мы думали, да?
- Да, - согласился Марк. – Но что теперь? Что дальше?
- А дальше – ты и я, - улыбнулась Паула. – Дальше – жизнь.