Лестница любви по Платону

                1.

   Кто из нас в детстве не обрывал лепестки у ромашек: любит– не любит? А что за смысл скрывается в этом понятии, мы совершенно не знали. Да нам это не очень-то было и важно. Главное, что любовь, это что-то запретное и не для детей, а потому очень хочется. В первом классе я впервые сказал девочке: «Я тебя люблю». Мне было волнительно и страшно произнести это, но меня совершенно не терзали сомнения относительно смысла сказанного. Ведь в семь лет простительно не понимать это до конца.
   В старших классах мы были вдумчивее и осторожней. Словно язык отказывался произносить то, чего не понимает ум. Мы говорили девушке: «Ты мне нравишься». И как же это было честно, точно и искренне. Взрослая жизнь – как бармен с шейкером, - подмешает к соку ювенильной романтики водки цинизма, да ликёра пофигизма. И мы будем не однажды, к месту и не совсем, признаваться в любви. И каждый раз червячок сомнения будет глодать: что ты несёшь? Ты же говоришь неправду! А ты с ним будешь спорить: молчи, так надо. Ведь женщины любят ушами. Но и дожив до седин, немногие из нас, а может и вовсе никто, так и не поймут толком, что такое любовь, где граница, от которой она начинается и где она заканчивается. Мы используем это понятие, вкладывая в него разный смысл в зависимости от обстоятельств, и от того, что выгодно в данный момент. И до сих пор никто из великих философов, мыслителей и психоаналитиков так и не дал ему точного определения.
   Я иду по октябрьскому парку и слушаю как звукорежиссёр будней накладывает на мелодию тишины звуковую дорожку белого шума несущихся мимо машин. Скоро стемнеет и начнутся вечерние пробки. Но я уже успел сделать пару этюдов для своей будущей картины. И, кажется, я поймал её настроение – сквозь застывшую неподвижность Летнего сада в позолоте осени, навевающей мысли о вечном, размазаны огни бестолково спешащих за Лебяжьей канавкой авто.
   Мне тоже, тем временем, нужно поторопиться. Маша вот-вот должна прийти с работы, а мы не виделись с ней целых два дня. Я провёл в пробке минут сорок. Когда я нажал кнопку звонка никто не ответил. Повернул ручку. Дверь оказалась не заперта. Из ванной раздавался шум льющейся воды. Едва я успел закрыть замок на ключ и снять обувь, навстречу мне вышло моё мокрое чудо, обернутое полотенцем. Осторожно, как кошка, она сделала в мою сторону несколько шагов, стеснительно потупив глаза. И вдруг, издав боевой клич, прыгнула на меня, обвив руками за шею, а ногами за пояс.
   - Машенька, дай мне, пожалуйста, раздеться. Дебе же не девять лет, а целых...
Но она не дала мне договорить. Перед моим речевым аппаратом возникло непреодолимое препятствие в виде долгого поцелуя в губы. Верх её полотенца свалился. Она сосками прижималась к моему свитеру. Я ощутил себя так, словно меня облили бензином. Одна случайная искра, и...
   - Дай мне, пожалуйста, снять одежду. – взмолился я.
   - Не-а. – ответила моя взбалмошная как Пеппи подруга. Левой рукой она повисла у меня на шее, а правой потянула свитер вместе с рубашкой вверх, безо всякой пощады для пуговиц. Полотенце бессовестно упало, и она всей своей женской сутью прижалась к моему оголённому животу. Удовлетворённая результатом содеянного, сказала:
   – Пойдём ужинать. Я сварила пельмени и сделала твой любимый салат.
   - Это что, пытка из арсенала тюрьмы Гуантанамо?
   Я двумя руками обнял её за талию и отнёс на кровать. Два наших возведённых в квадрат темперамента вознесли нас куда-то по экспоненте. Когда я очнулся, лёжа на спине в неясном сознании, она, склонившись надо мной, что-то говорила. Я разобрал только:
   - Меня взяли в эту группу разработчиков... – и ещё что-то про то, что это современная и перспективная технология.
   - А у меня очень красивая девушка, которая сводит меня с ума. – я перевернул её на спину - Кроме того, прозвенел звонок об окончании антракта. Разве ты не слышала? Сейчас начнётся второй акт. Иди сюда.
   Я стал целовать ей живот. На самом верху лобка был маленький островок аккуратных коротких волос. Ниже него всё было безупречно голеньким и гладким, словно ей не двадцать девять, а намного-много меньше. И вскоре уже снова сквозь глубокий астрал я услышал её голос про новую технологию нейронных сетей. Зачем сейчас об этом, когда я не могу выпутаться из сетей Эроса?
   - Стоп, стоп... а выступление на бис? Не говори ничего. Шоу маст гоу он. – бормотал я, пытаясь ещё раз притянуть её за талию, хотя сил не было уже даже пошевелиться.
   - В общем, всю нашу группу посылают на учёбу в Китай на два месяца. – завершила свой спич, словно забила последний гвоздь, она.
   Мне показалось, что кто-то неосторожно выронил меня, и я прямо с облака шмякнулся на землю:
   - Когда посылают?
   - Мы улетаем в следующий вторник.

              2.
   Сколько у обычного мужчины должно быть женщин за всю его жизнь? По-разному бывает. У многих знаменитостей таких, как Ганс Христиан Андерсен – не было ни одной. Ну, больных в расчёт брать не будем. У других, напротив, – тысячи. Но у них это просто работа такая. Их тоже выносим за скобки. А у нормального здорового индивида мужского пола - сколько? Понимаю, что по-разному, но – в среднем? Такие исследования в своих странах проводили разве что любопытные британские учёные.
   Слово «похоть» имеет выраженную негативную окраску. Это слово мы употребляем по отношению к тем, к кому хотим выразить своё презрительное отношение.  Но происходит оно от глагола «хотеть», в целом нейтрального по смыслу. Мы говорим: «хочу есть» или «хочу пить», и в этих желаниях нет ничего достойного порицания. Почему же испытывать голод и жажду не зазорно, а похоть – постыдно? Почему, когда мы говорим про кого-то, что у него зверский аппетит, мы подразумеваем, что у него должно быть хорошее здоровье, а если у кого-то такой аппетит другого свойства, то он скорее всего испорченный, нежели здоровый человек?
   А что касается вашего покорного слуги, то для меня даже день прожитый без секса – это вырванный из жизни кусок бытия. Вырванный безжалостно так, как из отрывного календаря удаляют страницу бессмысленно растраченного дня. На второй неделе на меня находят гамлетовские сомнения, а на третьей накрывает тяжёлая депрессия. Я не могу уже строить планы на будущее, думать о работе или о чём-либо высоком. Затуманенным мукой взором, я слежу глазами за проходящей мимо стройной девушкой, и вся моя творческая фантазия работает только на то, чтобы представлять её восхитительные ножки под брючками, упругие ягодицы под кончиками моих пальцев и аппетитный нежный лобок, с лёгкой курносостью поднимающийся вверх, если провести ладонью по её плоскому животику вниз со стороны груди, когда она голенькая лежит рядом со мной.
   Пусть кто-то скажет, что это ненормально. И что я «неправильный». Что мне до того? Ведь я-то знаю, что меня таким создал Господь. И создал по своему образу и подобию, между прочим. Недаром сказано: «Бог – есть любовь», а слово «любовь» в русском языке, хоть и многозначно, но большинство его смыслов связано с прикосновением мужчины к женщине.
   Впрочем, не такой уж я «испорченный». И совсем не бабник. Просто внутри меня находится ядерный реактор либидо, требующий непрерывного охлаждения женским телом. В противном случае, я рискую расплавиться или взорваться изнутри. Женское тело может быть любое, но желательно красивое. Как, бишь, Платон с Аристотелем называли этот вид любви? А никак. Чего они только не перечислили. И любовь мужчины к юноше не забыли, среди прочего. И юноши к мужчине. Но! Исключительно как стремление к истине и вечным идеалам. Не понятно, правда, в каком месте они эту истину с идеалом искали. Зато про естественное и ничем не обусловленное желание мужчины наслаждаться прекрасным женским телом, не каким-то конкретным, а любым красивым женским телом, как-то забыли. Неспроста это… Надо будет как-нибудь разобраться.
  Машка уехала, и я остался неприкаянно-свободным почти до Нового Года. А это же дольше, чем Великий пост. Смогу ли я это выдержать? Два дня я упорно работал у себя в мастерской. И вот, наступила суббота.  Я уже собрался заставить себя поехать на Фонтанку, чтобы порисовать доходный дом Капустина, который давно просит, чтобы его изображение поместили в мой альбом с карандашными рисунками. Но вдруг я вспомнил, что отец настойчиво велел мне опекать младшего брата. Лука учится на втором курсе философского факультета на Стрелке. Наши родители большие оригиналы. Дали ему такое редкое имя. Мне в этом смысле повезло не меньше. Мне, вообще, досталось имя Платон. Сначала я упорхнул из родного Саратова учиться в Питер. Ну, я-то ладно – я художник. А ему чем не угодил наш саратовский универ?
Родители надеялись, что здесь он будет у меня «под крылом», а я? За последний месяц я ему даже ни разу не позвонил. Нет уж, определённо, если не сегодня, то когда? Вот сейчас я поеду к нему, возьму в оборот и проведу с ним плотную воспитательную работу. Чтобы было чем перед отцом отчитаться. Он снимает на Ваське крошечную студию, одну из тех, что получилась в результате нарезки старой коммуналки на множество мелких кусочков. Таких теперь в центре пруд пруди.
        Как ни странно, брат встретил меня не слишком радушно. Пришлось объяснить ему:
- Отец поручил мне принимать в твоей жизни живое участие.
- Понятно. Именно поэтому ты впервые с начала лета вспомнил, что у тебя есть брат? Может просто Машка занята и тебе некуда себя деть?
   - Не твоя забота… Мне пришлось бросить кучу важных дел и перекроить все свои планы, чтобы приехать к тебе. Так что рассказывай... Как учёба?
- Нормально. Но, у меня тоже есть свои планы, и я не собираюсь их перекраивать.
   - Хватит собачиться. Пойдём погуляем. Заодно и поговорим.
   - Не могу. Мне нужно писать реферат.
   - Ладно. Угости хоть чаем. Я посижу у тебя часик. Идёт?
   - Идёт. Только не дольше. Ко мне скоро придёт девушка.
   - У тебя есть девушка? Ты что, влюбился? Или это – так, разминка?
   - Не твоё дело. Я не нуждаюсь в наставлениях.
   - Ладно… - грустно выдохнул я – Не хочешь, чтобы я тебя воспитывал, так повоспитывай хоть ты меня, философ… Может ты и вправду знаешь что-то, чего не знаю я? Почему-то осенью такая меланхолия вдруг нахлынет, хоть к психологу иди.
   - Может витаминов не хватает?
   - Ага, конечно. Как раз после солнечного лета и когда вокруг полно свежих овощей и фруктов. Нет, душе нужны другие витаминки. И почему-то осенью – особенно. Почитаешь литературу – любой роман о любви. Посмотришь кино – в каждом фильме любовь. А зачем она нам? У петуха двадцать куриц. И столько же коров у быка. Они что, всех любят? Значит и нам не обязательно. Или всё же любят? Вот я, например, люблю всех красивых женщин в мире. Всех без исключения. Хорошо это или плохо? Почему об этом кино не снимают?
   - Снимают. Порно-ролики.
   - Не опошляй, поручик Ржевский. Я тебе о высоком толкую… Вот, сто лет назад Коллонтай предложила теорию стакана воды…
   - Коллонтай тут ни при чём. Это задолго до неё Жорж Санд выдвинула тезис – «любовь, как стакан воды, даётся тому, кто её попросит». А до неё ещё Маркс и Энгельс в «Манифесте коммунистической партии», а это программный документ всех коммунистов планеты, между прочим, заявили, что все женщины на Земле должны быть общими.
   — Вот, это я понимаю! Прям щас бы в компартию вступил. Только большевики, по-моему, это потом отменили. А что они писали про любовь в этом самом манифесте?
   - Что любовь должна быть свободной. Что мораль и нравственность – это невежество и буржуазный пережиток.
   - Ну, знаешь, тут они переборщили. Вообще никакой романтики. А любовь, даже свободная, без романтики невозможна. Я недавно Платона перечитал и ничего не понял. Как много у греков было видов любви и каждый имел своё название. А переводятся на русский язык они все одним словом - «любовь». Почему? Первый у Платона – Эрос. Ему бы как раз и быть покровителем «порно», грубо говоря. Так нет, это у него хоть и телесная любовь, но, в то же время это стремление к вечному и прекрасному идеалу. Лично я в такие моменты о вечном меньше всего думаю. Людус, сторге, филия, агапэ – чего только эллины не насочиняли. И всё это – виды любви, направленные любящим на другого вполне конкретного человека. А если я просто хочу выпить стакан воды? Для этого у них словечка не нашлось? Или они этим не занимались?
   - Занимались, конечно. Но нам, читая, трудно понять их, будь то Платон или Аристотель. Ведь они были совсем другими даже физиологически. Говорят, что Гомер в своём великом произведении среди десятков эпитетов при описании моря, ни разу не употребил слово «синий». Отсюда просится вывод, что древние греки не различали синий цвет. Ещё труднее нам осознать, что для них купить раба было так же обыденно, как тебе купить новый смартфон. Почти все свободные граждане Афин имели наложниц-рабынь, да ещё и к гетерам захаживали, когда захочется чего-нибудь «высокого» - поговорить о музыке или о поэзии. Заодно. А женщины даже не стеснялись раздеваться в присутствии мужчины-раба. Ведь он был почти как предмет мебели. А «любовью» с ними заниматься было для них так же естественно, как для тебя смотреть телевизор. Поэтому слово «любовь» было для них в этих случаях неприменимо.
   - Да уж, брат, вот здоровый подход к жизни. Чего не скажешь про всю их остальную философскую ахинею. А всё же обидно за «великий и могучий». Даже в английском языке, который столетиями трансформировался из одного примитивного жаргона в другой, упрощаясь все больше на каждой новой стадии, для этого понятия есть два слова – «лав» и «секс». Причём, они безо всякого лукавства последним из этой пары словом, называют и пол – мужской или женский, - и процесс употребления этого пола по своему прямому назначению. Заметь при этом, что в документах у меня в графе «пол», будет стоять не слово «мужской», а слово «самец», а у женщины – «самка». И только в нашем богатейшем из всех языков на планете, во всех случаях употребляется одно и то же слово. Как тебе словосочетание «жрица любви»? Или – «займёмся любовью»? На все случаи жизни – одно единственное слово. Должно же быть объяснение для этой несправедливости?
   - Конечно есть. – усмехнулся он - Но, в двух словах не расскажешь. А сейчас должна прийти Лиза и… как бы это тебе сказать…
   - С вещами на выход? Знал бы ты как это обидно – с грустью проговорил я - когда тебя выставляет за дверь твой родной младший брат, которому ты менял подгузники и учил делать первые шаги. А ведь я, между прочим, имею право посмотреть на твою избранницу и оценить твой вкус…
   Но спорить я не стал, ведь такие вопросы в двадцать лет воспринимаются слишком остро. А значит – первичен принцип «не навреди». Едва я застегнул куртку и протянул ладонь к ручке двери, раздался звонок. Я открыл и увидел девушку. Милое юное существо смотрело на меня пристальным взглядом синих глаз, пытаясь понять кто я.
   - Здравствуйте, Лиза. Проходите. Лука ждёт вас. А я – его родной брат. Забежал к нему на минуточку и уже ухожу.
   Лиза оказалась не яркой красавицей. Но она не была и дурнушкой. А значит какой-никакой вкус у моего брата всё же есть. Я поймал себя на мысли, что я был бы очень огорчён, если бы она оказалась страшненькой замухрышкой.  Ведь мы оба с ним похожи на отца, а значит просто обязаны быть прирождёнными ценителями женской красоты.
   - Здравствуйте, Платон! – сказала девушка, входя и, протянув мне руку, улыбнулась – Лука мне рассказывал о вас, и я очень рада, что могу, наконец, познакомиться с вами.
   И, обращаясь к брату, добавила:
   - Попроси его не уходить так быстро. Пожалуйста…
   Лука сделал сверхусилие над собой:
   - Платон, познакомься, это Лиза. – нехотя обратился он ко мне - Она учится на первом курсе факультета психологии. А, кстати… что ты только что спросил у меня про богатство лексики русского языка применительно к вопросу взаимоотношения полов?
   Я смутился. Лиза выглядела почти ребёнком. Уместно ли будет при ней затрагивать столь щекотливые темы?  Но он подметил мой растерянный взгляд и добавил:
   - Не волнуйся, она перечитала не только все труды Эриха Фромма и Карен Хорни, но и всех их предшественников, современников и последователей. Мне кажется, я могу сказать тебе почему в разных языках есть несколько определений, посвящённых этому явлению. И только в русском языке множество видов любви и десятки её оттенков обозначаются одним единственным словом. Но имей ввиду, это моё личное мнение.
   Мы присели за маленький столик в комнатке рядом с диваном. Было слышно, как закипает чайник. По нашим взглядам Лука понял, что мы готовы его слушать.
   - У наших предков – начал он – уже много тысяч лет назад существовал комплекс представлений о мире, называемый Ведами. Это была не совсем религия, а скорее – система знаний. И всё же она предполагала наличие Творца – создателя всего. Веды существуют до сих пор, хотя открыто говорить о них не принято. Слишком многое из них присвоено современными философскими и религиозными системами, начиная от понятия «троицы» в христианстве, до гегелевской диалектики. Это учение полагает, что всё в мире состоит из противоположностей. Есть «день», и есть «ночь». Есть «добро», и есть «зло». Если существует холодное, значит есть и горячее. Но в любой паре антиподов обязательно присутствует женское и мужское начало. Мокрое – это женское, а сухое – мужское. Пространство – женское, а время – мужское. Прошлое – носитель женского начала. Недаром женщины всегда были хранительницами традиций. А будущее – мужское.
  Но каждая пара предполагает вмешательство в неё Господа, что и создаёт Святую Троицу, которая представляет из себя чудо встречи двух противоположных начал посредством Всевышнего. Встреча прошлого с будущим – это и есть настоящее, это сам Господь. Это миг. И в то же время – это вся жизнь, бытие. Но, собственно Женщина, – это олицетворение всех женских начал в природе. А Мужчина – мужских. Поэтому их встреча-соединение — это всегда сам Господь. Ибо сказано: «Бог есть любовь». Раньше говорили – это мне любо, а это не любо. То есть, нравится или нет. И если им обоим это любо, значит это и есть любовь. Во всех случаях. Другие слова просто не нужны.
   – Лично мне совсем не нравится такое упрощение. – резюмировал я – Слишком примитивно и никаких тебе оттенков серого.
   Я чувствовал себя лишним в их компании. К тому же – пошли бы к чертям все в мире теории, когда сам Господь свёл в одном месте двух молодых людей разного пола и в их распоряжении есть маленькая, но полноценная квартирка. Может быть сейчас самое подходящее время для них заняться практикой? Не допив чай, мы – я и моя досада - ушли.

   3.
   Восточные мудрецы утверждают, что достичь просветления человек может только перестав думать. Легко сказать. Попробуйте приказать себе прямо сейчас ни о чём не думать. Ничего не выйдет. Особо продвинутые адепты достигают этого состояния путём бесконечных медитаций. А для простых последователей учения они придумали облегчённый способ. Надо всего лишь миллион раз повторить – «Хари Рама, Рама Хари. Хари Рама, Рама Кришна». Ну, и все в таком роде. И через несколько часов упражнения ты напрочь теряешь способность к мыслительной деятельности как таковой. Некоторые из них утверждают, что наступает просветление. Но сначала, по моему мнению, – полнейшее отупение. Словом, если хочешь посвятить себя Будде, то лучше всего родиться овощем.
   А хочешь посвятить себя другому Богу и уйти в монастырь, тебе предстоит добровольно обречь себя на пытку. Хорошо, если со временем мука притупляется, в организме происходит отмирание естественных функций и желаний, и наступает психологическая анорексия. Всего этого не может позволить себе художник. Ведь слишком многое он должен пропустить через себя. Постоянно впитывать красоту окружающей природы, чтобы потом выплёскивать её на холсты. Тренировать все свои органы чувств, которыми одарила его жизнь. И чутко следить за тем, чтобы ни одна из его базовых потребностей не притупилась от бездействия.
   Может ли он позволить себе любить одну единственную женщину? Если вы скажете: - «Да. Даже такой великий сумасброд, как Сальвадор Дали, всю жизнь любил свою жену», то я отвечу: как музу, - может быть. Но у него всегда было множество других женщин. Среди прочего – и знаменитая певица Аманда Лир, которая, в лучших платоновских традициях, оказалась банально мужчиной.
   Когда-то в юности, когда мне было столько же лет, сколько Луке сейчас, я пережил период страстной влюблённости. Это было похоже на отравление, на болезнь. Словно меня заживо сжигают на костре ненасытного желания обладать объектом любви абсолютно и безгранично. Понимание невозможности достичь этого, приводило к приступам испепеляющей ревности и желания убивать всех, кто показался мне потенциальным соперником. Разве это напоминает то возвышенное чувство, которое должно приходить нам на ум, когда мы произносим слово «любовь»? Я вспоминаю это как страшный сон, и надеюсь, что со мной никогда ничего подобного больше не случится.
   Для всех очевидно, что существует множество видов и подвидов любви. Почему же никто не удосужился дать им хотя бы наукоподобные определения и установить критерии отличия одного от другого? Что-то господа учёные плохо выполняют свои обязанности. Значит мне, художнику, придётся этим заняться. С первой ступенью достаточно просто. Есть природная физиологическая потребность, такая же как голод и жажда. И человек как высшее животное не может её обмануть. Но он не должен её и стыдится. Как Диоген, когда без смущения он занимался онанизмом возле своей бочки на площади на глазах у прохожих, приговаривая при этом: «Вот, если бы человек мог утолять голод простым поглаживанием себя по животу». И все горожане почитали это вершиной мудрости.
   Мне не нравится слово «похоть». Лучше уж «вожделение», а ещё лучше – «желание». Эту низшую, природную ступень любви я назвал для себя русским словом «утоление». Чисто физиологический акт, подобный утолению жажды. И в то же время - нет. В миллион раз сложнее и богаче эмоционально! Без сомнения это любовь, даже если она свершается со случайной незнакомкой. А может быть, только это и есть настоящая любовь? И никакой другой не существует? Любовь с первого взгляда и прочее, – это лишь досужие выдумки поэтов и писателей – просто так, чтобы красивее было? Иначе бы это не могло пройти мимо меня.
   Или не прошло? Ведь наша с Машенькой любовь искромётнее любого самого разноцветного фейерверка. Почему же не женюсь? Чего-то не хватает? Может быть мой истинный мозг знает то, что недоступно примитивной надстройке сознания? Может быть мы просто слишком разные? Сейчас как неодимовые магниты мы притягиваемся, наслаждаясь бурей темпераментов и их разнополюсностью, но однажды захочется быть на одной волне и понимать друг друга без слов?
   Я скучаю по Маше. Ведь полёты в «ближний космос» у меня ассоциируются исключительно с ней. Мы переписываемся каждый день, но без соплей и без пафоса. Наши отношения для неё игра. И она отрывается в ней на полную. А игры имеют свойство приедаться. И тогда ей понадобятся другие персонажи. Да и сам я тоже хорош. Любую идущую мне навстречу очаровательную девушку я сразу же в мельчайших деталях представляю в своей постели. Возможно, мне легче приказать себе ни о чём не думать, чем заставить выключить воображение.

            4.

   Наступила очередная суббота моей одинокой холостяцкой жизни. Позвонил брату с предложением встретиться. Но он наотрез отказался. Пишет какую-то очередную работу. Хотя, возможно, это всего лишь отговорка. А сам он проводит время со своей восхитительной подругой. У меня заныло по мышкой при этой мысли. Что ж, он имеет право. Ладно, поеду на Фонтанку. Порисую карандашом.
   Я подошёл к окну и взглянул на улицу. Боже мой! Какой карандаш? В мире прямо сейчас происходит осень. Она не просит, она требует, чтобы я поработал с цветом. Взял папку с бумагой для акварели. Положил в сумку кисти, краски и бутылку с водой. А мольберт и складной стульчик у меня всегда в машине. Поехал на Фонтанку. Только совсем в другое место – к Михайловскому замку.
   Погода была замечательная. Но не успел я закончить первый набросок, как заморосил дождь. Мы, петербуржцы, любим дождь. Но как же он сейчас был не кстати! Что ж, пойду поброжу по Русскому музею. Я могу подолгу стоять у одной из любимых своих картин, пытаясь почувствовать или угадать, о чём думал автор, когда писал её. Побродив в задумчивости по залам, наиболее созвучным моему настроению, я отправился в буфет, чтобы выпить чашечку кофе. Возле стойки я увидел Лизу. Это было странно и неожиданно. Тем более, что она была одна.
   В первую минуту я был даже рад этой нечаянной встрече. Ведь обстоятельства нашего знакомства говорили о том, что ей искренне интересно общение со мной. Брат без сомнения пожалел, если рассказал ей обо мне в превосходных тонах, не подозревая, что в обозримой перспективе наши пути пересекутся. Ну, почему я должен стыдиться быть с ней сейчас рядом? Может быть мы будущие родственники, и ведь это так очевидно, что нас связывает только Лука и ничего более.
   Но зачем я сейчас лгу себе так беззастенчиво? Если бы это было правдой, разве бы я смотрел сейчас так пристально и так оценивающе на эту девичью грудь? Разве предсказывал бы себе её форму без бюстгальтера с неподражаемым восхищением? Угадывал карту нежно-голубых сосудов на притягательно-чуткой и трепетно-бледной коже возле захватывающих дух выпуклостей костей её таза? Я сказал себе: ну, не можешь остановиться, так хотя бы отведи глаза! И ловил себя на мысли, как же глупо я буду выглядеть, разговаривая с девушкой и демонстративно смотря при этом в сторону.
   А она, по своей детской наивности, не чувствовала угрозы, так сильно пугающей меня и проявляла неподдельное и искреннее любопытство к моей персоне. Надеюсь, исключительно как к интересному собеседнику и зрелой творческой личности. Что ж, если она по неопытности чего-то не понимает, то я должен быть ответственным вдвойне. За нас обоих.
   - Лиза, какие у вас небесно-синие глаза... – вдруг произнёс я и прикусил при этом себе губу. Но сразу же постарался исправиться – Они выразительно смотрелись бы на портрете на тёмном фоне обоев старинной залы.
   Я понял, что расплата за оплошность не заставит себя ждать. Так и случилось. Девушка оживилась:
   - Обещайте, что напишите мой портрет! Я мечтаю об этом.
   - Может быть... Когда-нибудь. А сейчас у меня много работы. – пробормотал невнятно я.
   Дождик прошёл и выглянуло солнце. Был ослепительный осенний день, какие, к счастью, изредка случаются в Петербурге. Мы шли по Фонтанке в сторону Летнего сада, и я говорил не останавливаясь. Говорил о живописи и о художниках, словно только это и могло извинить меня за то, что я гуляю сейчас с девушкой своего брата. Словно опасаясь, что, если начнёт говорить она, мы неминуемо коснёмся каких-нибудь деликатных тем психологии, нежелательных для обсуждения наедине. Тогда мне придётся распрощаться с ней и немедленно уйти под любым предлогом.
   Я шёл очень близко к ней по узенькому неудобному тротуару из гранитных блоков вдоль кованного парапета реки и понимал, что у меня нет ни единой причины, повода или мотива быть с ней здесь сейчас. Я испытывал чувство стыда оттого, что остаюсь с ней вдвоём. Но я не уходил. Моё сознание говорило мне: надо уйти, сославшись на срочную работу. Ведь это так естественно и так просто. Разумеется, сейчас я так и сделаю. Но вот мы уже дошли до пешеходного перехода, за которым начинается Летний сад, а я смотрю на свою правую ладонь и твержу себе: не смей брать её за руку! Я начинал уже злиться на себя, и на неё немного тоже. Ведь и она могла бы найти повод, чтобы прервать эту пытку, расставшись со мной сейчас же.
   Я где-то читал, что современные психофизиологи экспериментально доказали, что мозг человека принимает решение не зависимо от его сознания. И даже на долю секунды раньше, чем сам человек, как он думает, это решение принял. Это кажется странным. Неужели есть что-то, что способно управлять нашим поведением помимо нашего рассудка? А если есть, то как оно способно совершать за нас поступки, противоречащие нашему осознанному выбору?
   Мы идём в тишине парка мимо статуй древнегреческих богинь, которые скоро упрячут на зиму в специальные защитные футляры. Слушаем звуки своих собственных шагов, и я ловлю себя на мысли, что ещё час назад я видел в этой девочке ребёнка, а сейчас рядом со мной идёт пленительная как античная грация девушка и мне стоит немалого труда заставить себя отвести от неё глаза, чтобы не пялиться на неё как завороженный.
   Вот сейчас я скажу: Лиза, я только что вспомнил, что через полчаса у меня важная встреча на Петроградке с человеком, который хочет заказать у меня большую работу. Мне было очень приятно общаться с вами. Но нужно спешить, извините.
Я собрал для этого всю свою волю в кулак и… произнёс:
   - А хотите я расскажу вам об Огюсте Родене?
   – Да, да, пожалуйста расскажите. Это мой любимый скульптор. А «Вечная весна» – моя самая любимая из его работ. Это просто воплощение земной и неземной любви, согласны?
   - Любви? Хм... знать бы, что это такое.
   - Роден, определённо знал. В своих творениях он и нам пытался дать это понять.
   - Судя по его жизни, он этого не знал. – проговорил я, припоминая в задумчивости судьбу Родена.
   - Но ведь искал? Любой художник каждую минуту своей жизни думает об этом.
   - Я тоже думаю об этом. И не могу понять, что может заставить нас любить одного единственного человека? Ведь, если у него самые красивые глаза – я посмотрел на нее и непроизвольно сглотнул – то у кого-то другого - самые красивые губы.
   - Платон, а вы читали... Платона?
   - Да. Как раз недавно.
   — Значит вы помните, что Бог разделил один вид людей-гермафродитов на половинки, потом перемешал их и раскидал по всей Земле? С тех пор они обречены маяться и искать по миру свою недостающую часть? Это сказано очень метафорически, но это действительно так.
   - Вы думаете, это правда? Не легенда, нет. А то, что так бывает – «прожили они в любви и согласии всю жизнь и умерли в один день»? Вы верите в такую любовь? С вами уже это случалось?
   -Нет. – грустно улыбнулась она – Но я уверена, что непременно случится.
   -А как вы узнаете, что это именно оно?
   - Узнавать не нужно. Ты просто сразу поймёшь, что это произошло. И изменить ничего уже не сможешь, даже если захочешь. Ведь это Промысел божий.
   - А какое бы вы название придумали для такой формы любви? Ну, к примеру, если бы мы с вами описали «лестницу любви» в категориях современной психологии? Только, чур, слово должно быть русское.
   - Никакое. Пока. Вот когда это со мной случится, я его обязательно придумаю. И вы будете первым, кому я об этом сообщу. – рассмеялась она.
   С удивлением для себя я заметил, что мы стоим возле моего автомобиля. Словно лошадь с заснувшим возницей всегда топает к себе в конюшню, увлекшись разговором, я пришёл сюда «на автомате». Теперь-то уж точно пришло время расстаться.
   - Лиза, куда вы сейчас? Домой? Хотите, я вас подвезу?
   - Не нужно, спасибо. Я сейчас в библиотеку. Это совсем рядом. Сразу за Аничковым мостом.
   - Мне было очень приятно общаться с вами. До свидания.
   - Когда мы снова увидимся? – вдруг спросила она.
   Меня словно током ударило. Снова? Разве же это возможно? Разумеется – нет. Но как ей об этом сказать?
   - Я не думаю, что нам нужно видеться снова… вдвоём.
   - Почему? – она посмотрела на меня ясным искренним взглядом.
   - Потому, что вы девушка моего брата.
   - Да, нет же! Мы с ним едва знакомы. Нет ни малейших оснований делать такие далеко идущие выводы.
   - Может быть. – грустно улыбнулся я – Но я не уверен, что Лука считает точно так же.
   — Значит, мы даже не обменяемся телефонами?
   - Да.
   - Жаль. – она резко развернулась и зацокала каблучками в сторону Аничкова моста.
   Я сел в машину, повернул ключ зажигания и, не включая передачи, выжал полный газ.  Почему я так зол на себя? Ведь я поступил сейчас правильно?

           5.
   Я думал, что поступил правильно, но я ошибся. Потому что я заболел. Заболел девочкой по имени Лиза Елизарова. Что-то подсказывало мне, что это не простая болезнь. Что, возможно, я встретил свою Судьбу. И это как муки рождения – всего лишь переход, восхождение на следующую ступень эволюции любви, суть которой заключается в том, что тебя привлекает один единственный человек, а все остальные становятся безразличны. Но отчего же тогда это так невыносимо больно? Может потому, что пока что не видно света взаимности в конце тоннеля отношений? Да и отношений, собственно, тоже никаких нет. Но ведь чтобы выиграть в лотерею, нужно как минимум заплатить за лотерейный билет? 
   Однажды утром, после тяжелой бессонной ночи, мне показалось, что – все. Я потерял совесть. И это доставило мне невероятное облегчение. Нет, они не дождутся, что я пойду расклеивать на столбах вдоль дорог объявления с текстом: «Потерялась совесть. Приметы: Чистая. Белая и пушистая. Просьба вернуть за вознаграждение». А внизу под ним – вертикальной смёточкой – короткий чубчик из номеров телефона. Скорее я поступлю по-другому. Выложу в сеть онлайн-трансляцию, где, положив руку на «Манифест» Маркса и Энгельса, торжественно пообещаю, что сделаю всё, чтобы соблазнить Лизу Елизарову, совратить её, или заполучить любым другим доступным мне способом. И пусть прокуратура объявит меня в розыск, или отец приедет по зову Луки, чтобы сообщить мне, что он меня породил, он меня и убьёт.
   Легко сказать. Но у меня даже нет её телефона. Не могу же я позвонить брату и заявить: Слушай, я тут недавно совесть потерял. Решил увести у тебя твою девушку. Ты не дашь мне её телефончик? Можно пойти на факультет. Но меня не пустят в здание без пропуска. В библиотеку? Но она может ходить туда и раз в неделю. Что ж, придётся идти к зданию на набережной и караулить на улице.
   В четверг за час до первой пары я стоял возле массивной дубовой двери. Было хмурое дождливое утро. Вдоль Невы со стороны залива неодобрительно дул неприветливый ветер. Я понимал его. А он меня нет. Себя я тоже не понимал. Ведь я делаю что-то нелогичное и неправильное. Взрослый мужик охотится на первокурсницу и, как потерявший голову пацан, время которого пока ещё ничего не стоит, готов часами мёрзнуть под дождём без твёрдой надежды увидеть её. А если увидеть, то почти наверняка оконфузиться и выглядеть идиотом.
   Через три часа безрезультатного ожидания, вконец продрогший и мокрый, я приплёлся к машине. С осознанием, что сегодня я сделал всё, что мог, я поехал домой. О работе и думать не мог. Я знал, что сейчас мне противопоказан алкоголь. Потому, что нужда в нём для организма не просто велика, а невообразимо чудовищна. Настолько, что потребность эта вполне уравновешивает осознание недопустимости его приёма даже в малых дозах. Последней каплей в борьбе рассудка и зова души стало опасение простудиться и заболеть. Ведь завтра я обязан быть в форме. Утром снова на пост. Налил себе целый стакан водки. Выпил. Поначалу отпустило.
   Следующее утро я встретил у знакомой дубовой двери. Было почти солнечно. Да и ветер отнёсся ко мне с некоторым пониманием. Привык, что ли? Почему вчера она не пришла на пары? Или я просто пропустил её? Минут за пятнадцать до начала занятий я вдруг увидел её. Она шла с подругой с троллейбуса со стороны Стрелки. Сердце забилось в ритме рэйва, и я осознал, что совершенно не понимаю, что говорить.
Я боялся, что увлечённая разговором, она не заметит меня и сделал ей шаг навстречу.
   - Платон? Что-то случилось?
   Она ещё спрашивает? Случилось многое. Я должен что-то сказать. Но не знаю что. Понимаю только, что мне нельзя сейчас выглядеть дурачком. Когда не знаешь, как защищаться, нужно выбирать нападение.
   - У меня появилось окно, чтобы написать ваш портрет, а я не могу вас найти...
   - А почему вы не спросили у Луки мой телефон?
   - Я спрашивал, но он его мне не дал. – зачем-то соврал я.
   - Странно... Мне нельзя опаздывать на эту пару. Запишите мой номер.
   - Нет, лучше я наберу на вашем аппарате свой и сделаю звоночек. Так надёжнее.
   Она протянула мне свою трубочку. Мои пальцы заметно дрожали, когда я взял в руки девайс, напитанный энергией дорогого мне человека и свой номер набрал не без усилий. Задача, казавшаяся такой трудной почти выполнена! Осталось нажать кнопку вызова и на моём экране отобразиться код доступа к счастью. Заветный пароль. Свершилось. И я в каком-то порыве, против своей воли, вдруг поцеловал экран её смартфона. Глупейший поступок. Зачем? Потому, что меня переполняла благодарность к нему? Потому что её милые пальчики тысячи раз касались этого места? Или по той же причине, по которой Путин когда-то, к удивлению всего мира, вдруг поцеловал незнакомого мальчика в животик?
   - Когда позвонить? - в спешке спросил я.
   - Может в субботу? Завтра. Хорошо?
   Я кивнул. Развернулся, боясь спугнуть удачу и, едва сдерживая себя, чтобы не побежать, пошёл к машине. Пить этим вечером я не стал. Завтра суббота. Почему я так волнуюсь накануне свидания с девочкой? Сколько их было у меня? Нет, не свиданий, а женщин, ставших моими? Десять? Двадцать или тридцать? Не скажу наверняка, не считал. Но точно не меньше. Когда перед тобой аппетитная зрелая женщина, когда тебе охота и ей охота, когда вы оба охотники, тогда этот любовный азарт объясним. Тебе что, таких мало? Ну, люби ты их всех как раньше, если ты к этому так приспособлен. Но девочку эту оставь в покое. Что в ней есть такого особенного, что на ней свет клином сошёлся? Но свет почему-то сошёлся. Значит, осталось дожить до завтра.

          6.

   За один интервал между гудками метроном сердца отстукивал десять ударов. Наконец, она сняла трубку.
   - Где встречаемся? – голосом мэтра спросил я
   - Может прямо в мастерской? Я приеду сама. Правда, времени у меня только час. Нам хватит?
   Я мысленно произнёс: - Если бы мы стали заниматься любовью, то мне не хватило бы и суток. Но я сначала должен разобраться в себе, чтобы не испортить девочке её философию любви понапрасну, а следовательно:
   - Для работы маслом нам было бы необходимо часов пять-шесть. Но сегодня мы будем делать наброски в карандаше, поэтому часа должно хватить.
   В мастерскую она приехала на такси, поэтому я успел наспех прибраться, поставить кресло и настроить свет. Я гостеприимно и бережно снял с нее лёгкое пальто и то, что я увидел, повергло меня в шок. Она стояла передо мной в длинном тёмно-синем платье с вышитыми золотыми звёздочками вокруг выреза. Теперь это была уже не девочка и даже не девушка, а восхитительная молодая женщина. Королева. Нет! Это была фея из волшебной сказки. Пока она стояла прямо передо мной, я ощущал её горячее дыхание. Боже, она ровно на голову ниже меня, а значит в самый главный момент близости мы будем губы в губы. В этой точке я мысленно отхлестал себя по лицу. Не сметь даже думать об этом!
   Проводил её под локоть к креслу. Вытянул руки. Несколько раз сжал и разжал пальцы. Ну, что, братцы? Ваш выход. Не подкачаете? В помещении прохладно. Отопление обещают включить на днях. Но потому как кровь прилила к ладоням, я понял – не подкачают. Они даже слегка задрожали от предвкушения работы и готовности превзойти себя. Я усадил её. Мы начали.
   Во время работы нужно вести диалог. Чтобы модель не скучала. Но так, чтобы больше говорить самому, а ей, в лучшем случае, отвечать односложно. И не дай Бог, касаться «скользких» тем. У неё не должна меняться мимика вместе с настроением. С чего же начать?
   Я внимательно смотрел в её синие глаза, и думал: надо же, я, в отличие от древних греков, различаю синий цвет. И как ещё различаю! Он буквально пьянит меня. И, если в остальном мы им тоже не уступаем, значит у меня есть преимущество перед Платоном и Аристотелем. Я понимал, что такая самонадеянность простительна лишь потерявшему голову от любви художнику. И я сказал:
   - Я давно хочу разработать собственную типологию любви. Разобраться, что есть «любовь», а что нет. И какие бывают её разновидности и типы. И каждому из них дать название. Хочу как древние греки разложить всё по полочкам. А то обидно, что в нашем русском языке явно не хватает для этого слов. Вам ведь тоже это должно быть интересно. Может скоро вы, Лиза, как Карен Хорни станете классиком современной психологии?
   Первая, нижняя ступень мне давным-давно известна. Это удовлетворение чисто физиологической потребности. Я долго не мог подобрать для неё названия. Но теория «стакана воды» натолкнула меня на мысль назвать её термином «утоление». Ведь, если уж я забочусь о родном языке, то не могу рассчитывать на помощь наукоподобных греческих и латинских слов. И я не сомневаюсь, что это тоже вид любви. Самой, что ни наесть, настоящей. Думаю даже, что, восходя на следующую ступень, мы не уходим от первой, - просто следующий уровень должен быть как бы двухслойным.  Нижний уровень - площадка. Следующий – небольшая горка из нижних двух категорий. Затем горка побольше. Она состоит из всех трёх уровней включительно. И, наконец – большая гора. Как пирамида Хеопса. Она включает в себя всё, включая прекраснейший базовый уровень «утоление». Что вы скажете об этом?
   - Я сомневаюсь. – с улыбкой возразила она – Я бы назвала этот первый уровень другим русским словом – «спаривание». Как у жуков-скарабеев.
   - Да нет же, это другое. Я читал утверждения разных людей о том, что каждая женщина любит любого мужчину в момент близости с ним. Правда, все умники, которые это заявляли, сами были мужчинами. Зато я знаю теперь то, чего не ведал раньше. Что помимо примитивной физиологической потребности в любой женщине, бывает желание обладания одним единственным объектом противоположного пола, которого тебе никто не может заменить. Я никогда не испытывал этого. Но теперь знаю каким сильным может быть это переживание. И я назвал это другим чудесным русским словом – «упоение».
   - Красивое слово. Но это только тогда, когда танго танцуют вдвоём. Какая ступень следует за ними?
   - Этого я и сам пока не знаю. Я ведь не психолог. – неуклюже пытался шутить я – Я всего лишь художник. У нас в голове такая чертовщина. Для нас любовь – вообще всё.
   Куда меня опять понесло? Хоть скотчем заклеивай себе рот перед работой. Но рот не был заклеен, и я продолжил:
   - Родену все его модели позировали обнажёнными. В этом он черпал своё вдохновение и оставил их имена в веках...
   - Я тоже согласна. – перебила она меня на полу фразе.
   Опаньки! Вот это поворот... Я не железный, но я должен держаться. Меня бросило в жар. Я спокойно ответил:
   - Сейчас очень холодно. Обогреватель не справляется. Скоро включат отопление. Может быть тогда... посмотрим.
   От волнения я так нажал на карандаш, что он, скрипнув, сломался. Ох, и выслушал я от него! Работай! Опять думаешь не о том. Сам отвлекаешься и мне мешаешь заниматься делом. Сосредоточься. Глаза получились неплохо. Но, под левым веком морщинка, видишь?
   Он сбрендил, что ли? Какая может быть морщинка в восемнадцать лет? Но, Боже, она есть! Это же мимическая морщинка. Она делает улыбку особенно милой и неповторимой. И она обязана занять достойное, хотя и неприметное место на портрете, добавляя сходства с оригиналом.
   Работа над лицом подходила к концу. Осталось подработать платье и в нескольких штрихах обозначить фон. Набросок всё же. Пришлось продолжить работу, а заодно и разговор.
   - С низшими ступенями примерно понятно. а дальше чего-то не хватает. Почему никто не написал книгу «Пятьдесят оттенков любви»? Проще было бы. Вот, например. Женщина прожила с мужем всю жизнь, и всегда говорила подругам, как она безумно его любит. А те кивали согласно, обсуждая её за глаза – любит, любит. Ещё как любит! А когда её мужа не стало, все хором вынесли единодушный вердикт: - Никогда она не любила его. Просто ей удобно было с ним, комфортно и спокойно. Вот, как тут разобраться – когда они были правы, - сначала или потом?
   - Всё очень просто, – она говорила так спокойно и уверенно, словно это не я ровно в два раза старше её, а наоборот – Как вы думаете, когда у человека впервые появляется потребность быть любимым?
   - Ну, допустим, в пубертатном периоде…
   - А вот и нет. В первую минуту после рождения. А может быть даже чуточку раньше – когда ещё не перерезана пуповина, а новорожденный уже понимает, что этот мир чужой, холодный и жестокий. А он абсолютно беззащитный и беспомощный. А с отрезанием его от материнского тела, он вообще становится пылинкой в бескрайнем космосе и испытывает животный ужас.
   Выжить самостоятельно у него нет ни малейшего шанса, и теперь всё зависит только от того, будет ли его любить мать или нет. Он ещё плохо видит и слышит, но напряжение его примитивной нервной системы так велико, что он чувствует её энергетическое поле – любит или нет? Ловит интонации голоса, мимику лица. Если они добрые, возможно, он будет жить. Ведь только тогда она станет защищать и кормить его.
   Позже он забудет эти мучительные переживания. И не только потому, что у него не до конца сформирован гиппокамп, а в основном из-за защитной особенности нашей психики выбрасывать из памяти всё самое негативное. Но в глубине нашего подсознания остаётся нестираемая печать: быть любимым, — значит получать заботу и защиту. Проще говоря, - иметь право жить. И это касается всех. Будь ты трижды супергерой с горой мускулов.
   А значит, эта женщина, которую вы привели сейчас в своём примере, любила своего мужа. Более того, их любовь была самой подлинной, единственно настоящей, что ни на есть, любовью.
   - Интересный поворот. А я-то думал, что самая настоящая любовь, это когда сгораешь от страсти и ревнуешь к каждому столбу…
   - А вот и нет. Это как раз не имеет к ней никакого отношения.
   - Как такое может быть?
   - Очень просто. – продолжала гнуть свою линию Лиза. – Вы ведь знаете, что многие люди болеют ожирением?
   - У них просто нарушение обмена веществ. – парировал я.
   - Правильно. Но корни этого нарушения лежат в их психике. Человеку нравится потреблять больше, чем ему нужно. Ему кажется, что он получает удовольствие от еды. Да, он получает его. Но, главное удовольствие он получает от процесса потребления. Только не осознаёт этого. То же самое происходит с людьми и в их отношениях. Когда один из них, а случается, что и оба, стремятся получать от партнёра по-максимуму - его любовь, эмоции, энергию. Им нравится сам процесс потребления. Они ужасно боятся, что кто-то лишит их сладкого. Этот страх заставляет их манипулировать, флиртовать, чтобы заставить «любимого» зависеть от тебя. И где же тут место для высокого чувства?
   Я рисовал драпировку штор за её спиной, но видел её лицо, даже когда не смотрел на него. Этот образ впитывался в меня всё глубже, а моё чувство на глазах превращалось из куколки в бабочку. И мне хотелось этим чувством пропитать и её насквозь.
   Так вот ты какая, третья ступень пирамиды любви? – подумалось мне – Это когда защищать заботиться о любимом человеке тебе нравится даже больше, чем получать его защиту и заботу. Когда стараешься не дать ему ни малейшего повода для ревности, потому что ревность – это антагонист любви. И, если среди миллиардов людей на планете, есть пары самой природой созданные друг для друга, то вероятность их встречи ничтожно мала. А что же делать остальным? Для них есть эта третья степень посвящения в любовь.

            7.

   Между нами пока ничего особенного не произошло. И в то же время произошло слишком многое. Словно без слов мы сказали друг другу нечто важное и без объятий согрели друг друга своим теплом. Теперь мне было не важно, когда произойдёт главное, ведь было уже ясно, что оно однажды произойдёт. При этом мы всё ещё продолжаем общаться на «вы». Удивительно.
   Машкина командировка подходила к концу, но ей предложили условия, от которых невозможно отказаться. Она подписала в Китае контракт сроком на год. Так уровень наших отношений получил автоматическое понижение до статуса дружеских. Это лучший вариант для относительно безболезненного и постепенного разрыва.
   А с Лизой мы стали встречаться, напротив, регулярно и уже подвели наше общение к верхней границе дружеского. Однажды, набравшись смелости, я спросил:
   - Скажите, Лиза, ведь Лука – ваш молодой человек?
   - Нет. У меня широкий круг знакомых. Часть из них молодые люди. Остальные – девушки. Я психолог. Мне необходимо нарабатывать опыт общения. Собирать и обобщать для себя их жизненный багаж. Вы ведь не будете из-за этого ревновать?
   - Я? А у меня есть на это право?
   - Простите... художникам иногда для этого иметь право не обязательно – рассмеялась она.
   Как-то мы решили пойти с ней снова в Русский музей. Нас обоих потянуло то место, которое впервые свело нас наедине. Но у нее в этот день была встреча с Лукой и его другом в кафе. Ещё с ними должна быть и девушка друга. Получается две пары. Мне это больно. И мало утешает то, что я должен за ней заехать и забрать её у них. Нет, я не верю, что Лука для неё просто знакомый. И, если он до сих пор считает, что Лиза его девушка, что ж, он имеет на это право.
   Я маялся, бродя по улице, в ожидании назначенного часа. Замёрз, считая минуты и непрерывно глядя на часы на экране смартфона. На Петропавловке выстрелила пушка. Нет лучшего будильника, когда встреча назначена на двенадцать дня. В кафе было два зала, соединенных коридорчиком. Ребята сидели во второй, в дальней от входа комнате и что-то шумно обсуждали. Я остановился в коридоре возле напольной вешалки и стал не спеша стягивать с себя куртку. Вдруг я услышал эмоциональный возглас Лизы:
   - Да пошёл ты со своим…
   - С кем? – это был ответ Луки.
   - Со своим Платоном!
   У меня оборвалось сердце. Они что, не могли выяснить отношения в другой раз? А не тогда, когда я должен вот-вот прийти? Или именно мой скорый приход так подвиг их к расставлению точек над «И»? Как бы там ни было, но я что-то должен делать. Снова надеть куртку и уйти? Или зайти как ни в чём ни бывало, поставив их в глупейшее положение? Гораздо хуже, если в этом самом положении окажусь именно я. Какое из зол меньше? Да, я зайду, но буду спокоен и раскован. Даже слегка насмешлив. Ваши дела, мальчики и девочки, живите как хотите. А я сейчас выпью чашку горячего чая и пойду своей дорогой. Извините, если помешал.
   Я вошёл. Мне даже была любопытна реакция каждого из четверых присутствующих на моё появление. Она может быть самой разной – от гробовой тишины, до слёз и извинений. Но все были спокойны и невозмутимы. Лука встал, приветливо обнял меня и придвинул к столику пятый стул. Ну-ну… неплохая маскировка. Ладно, раз мир обошёлся без крайностей, помогу им разрядить обстановку.
   - Ребята, а что, если я закажу себе чашку горячего чая с ромом? Очень холодно сегодня. Продрог совсем. Вы не против?
   - Конечно не против! – дружно согласились они. А Лука вдруг сказал:
   - Ты пришёл очень вовремя. У нас тут был историко-философский диспут и твоё экспертное мнение будет совсем не лишним.
   - Вываливай… - старался казаться спокойным я, хотя меня до сих пор сильно потряхивало.
   - Знаешь, кто такая Февронья? Ну, та самая святая, в честь которой праздник семьи, любви и верности? Она славилась при жизни своей мудростью, красотой и о любви знала всё. Часто когда хотят привести пример её ума и проницательности, вспоминают один случай, описанный в произведении древнерусской литературы «Повесть о Петре и Февронье». Плывут они, значит, с мужем на ладье по реке. Много дней плывут. И народу с ними тоже много на лодке этой. И, вдруг однажды ночью она видит, что мужик какой-то смотрит на неё горящими глазами, хочет её прямо сейчас. Жена мужика спит рядом с ним, а ему вдруг Февронью захотелось. Красивая очень была. А она отвечает мужику: возьми, говорит ковш и зачерпни воды из реки по правую руку от себя. Он так и сделал. А теперь испей, говорит. Он выпил. Думал, может это условие? А теперь зачерпни с другого борта и испей. Он и это сделал. И ждёт. А она спрашивает: которая вода вкусней? Удивился мужик – странный вопрос. Одинаковая, говорит. А она отвечает: вот так и женская природа у всех нас одинаковая. Нет разницы между нами. Иди, мол, к жене. Просветлел мужик. Повернулся и взял свою жену. Вот какая она была мудрая.
   - Да… темы у вас не целомудренные, прямо скажем. – посетовал я – Даже не знаю, где тут философия.
   - Как где? С Февроньей у нас всегда связывают понятие о высокой любви. А какая любовь самая высокая? Платоническая. А она утверждает, что все женщины совершенно одинаковы и нет разницы, которую любить. Это же просто Коллонтай, теория стакана воды получается.
   - Ну, а я-то тут при чём?
   - Ты? Я думал, что у тебя точно по этому поводу есть своё мнение…
   - Я имел ввиду – почему я должен идти к чёрту?
   - А, ты об этом? – он рассмеялся – К чёрту должен пойти другой Платон. Настоящий. Когда мне Лиза сказала, как она понимает тот вид любви, который в честь Платона назвали его именем, я рассказал ей, что сам философ понимал под высокой и низменной любовью.
   - Любопытно…
   - Высокая любовь по утверждению Платона – это исключительно любовь юноши к зрелому мужчине, как результат восхищения его мудростью, доблестью или другими достоинствами. А низменная, это когда юноша любит зрелого мужчину ради денег, протекции или общего покровительства. Другой любви, по его мнению не бывает. Либо первое, либо второе. Лиза сначала стала спорить, потом ругаться. В общем это ты уже, видимо, слышал.

           8.

   Самая восхитительная женская красота старается быть неприметной. Она маскируется, таится, мимикрирует, словно у неё есть собственная защитная реакция. Ведь иначе пришлось бы отбиваться от наплыва навязчивых любителей сладкого, желающих поживиться ею. Её можно увидеть лишь присмотревшись долгим внимательным взглядом. Потому, что именно такой взгляд ей и нужен.
   В мастерской был полумрак. Тепло давно дали, и комната прогрелась. Я, голосом мэтра, приказал ей раздеться и сесть в кресло. Она сильно волновалась. Раздевалась медленно, не зная, что ей делать с каждым, словно от сердца оторванным, предметом одежды. Каждый из них она медленно и тщательно складывала, словно тянула время. Наконец она робко и неуклюже присела на самый край сиденья, плотно сжав ноги.
   - Ну, ну! Что за скованность? Что за поза? – наигранно строго спросил я – Сядьте ровно, пожалуйста, а я пока приготовлю картон и сангину.
   - А почему не поза грации, например?
   - Будет и поза грации. И много других поз. Но это позже.
   Наконец, она села ровно. Я подошёл, встал перед ней на колени и улыбнулся. Наклонился, обнял ладонями таз и поцеловал сначала в левое, потом в правое бедро.
   - А как же сангина? Как работа? – не на шутку испугалась она.
   — Это и есть самый важный этап нашей работы. А картон и сангина на сегодня отменяются. Впрочем, взамен обещаю сто полноценных работ в технике «холст, масло».
   Сказав это, я придвинул её к самому краю сиденья, положил её ноги на сгибы своих локтей, и плечами раздвинул их, намереваясь целовать внутренние поверхности бёдер. Но страх разбудил в ней инстинкт загнанной дичи. Она откинулась на спинку и выпрямленными руками упёрлась в мою голову, преградив мне доступ к заветной цели. Борьба не входила в мои планы. Когда плод созреет, он сам должен упасть с ветки. Я взял её на руки и перенёс на застеленную мягким ковром тахту.  Склонился над ней, но не смел прикоснуться ладонью, потому что руки были холодными от волнения. Я любовался ею и осознавал, что никогда в жизни не видел такой красивой девушки. И всё ещё не мог поверить, что сейчас она должна стать моей. Я уже предчувствовал, что после этого моя жизнь изменится очень сильно. Ведь остальные женщины больше не будут привлекать меня так, как раньше. Наконец, я коснулся её дрожащего рта своими губами. Потом взял губами тёплый упругий сосок маленькой покрытой «гусиной кожей» груди и бережно потянул, словно срывая с плодоножки ягоду переспелой малины так, чтобы заполучить её, не раздавив при этом ртом. Спросил:
   - Ты пила когда-нибудь текилу?
   Она отрицательно покачала головой.
   - Все девушки её любят. А знаешь почему? – и не дождавшись ответа продолжил – Потому что пить её нужно в строгом соответствии с ритуалом. И ритуал этот завораживает. Надо посыпать тыльную сторону ладони или край рюмки крошечной толикой соли. Сначала слизнуть эту соль, потом глотнуть текилы и, наконец закусить маленькой долькой лимона. Так работает формула «лизни, глотни, кусни», создавая неповторимый набор ароматов и вкусов. Но мало кто знает, как произошёл этот ритуал. Влюблённый мексиканец со своей девушкой, совершали этот ритуал так. Она ложилась обнажённой, брала в губы дольку лимона, а он посыпал солью её клитор и наливал текилу в пупочную впадинку. После чего он выполнял всё в точном соответствии с формулой. Слизывал с клитора соль, выпивал с живота текилу и в поцелуе забирал из её губ лимон. Так к богатству вкусов и ароматов они добавляли непередаваемые телесные ощущения. Хочешь, я научу тебя пить текилу? Ну, хотя бы как все?
   - Да... – ответила она тихо. Её ноги внезапно обмякли и расслабились.

           9.

   В мастерской стало совсем темно.  Нужно было включить свет, чтобы видеть её синие глаза. Но не хотелось вставать. Ведь тогда пришлось бы убрать руку с её талии.
- Загадай желание. – тихо попросила она.
- Я хочу, чтобы у меня не было в жизни больше никогда никакой другой женщины, а ты была бы со мной всегда.
- Хорошо. – задумчиво и удовлетворённо ответила она.
- Теперь загадай ты.
- Моё главное желание только что сбылось…
Её ответ польстил мне. Но осталась и большая недосказанность.
- Что ты имеешь ввиду?
Она вскочила и, не стесняясь наготы, включила свет.
   — Вот, смотри, есть у тебя листок бумаги?
   - На... – протянул я ей первый попавшийся листок с каким-то наброском – Или нужен чистый?
   - Этот подойдёт.  - Она порвала его пополам. Получилось неровно. - Попробуй сложи. Совпадает? А теперь изорви хоть миллион других листов, с этими двумя не совпадёт ни один. Что это значит? Когда я впервые увидела тебя, я в ту же секунду поняла, что ты – это вот это... – она подняла к моему лицу один из клочков бумаги, затем подписала на нём для пущей ясности – «Платон». Понимаешь, что это значит?
   - Примерно, да.
   - А теперь смотри...
   И она на втором обрывке написала своё имя:
   - Понял?
   - Что?
   - Что, если ты – единственный, кто со мной совпадает, значит… что? Это значит, что у тебя нет шансов. Перелопать хоть всех женщин на планете, изорви хоть всю бумагу в мире, а второго вот этого листочка тебе не сыскать. У нас обоих нет выбора. Понимаешь, что это значит?
   Я слегка тупил от счастья, но не стеснялся этого:
   — Это значит, что ты – моя муза.
   - Да, только поэтому я была такая смелая. Я твоя муза. А ты тогда кто?
   - Я то же самое для тебя, только мужского рода...
   - Это как?
   - Получается – муж…

          10..

   Я пол жизни топтал свою нижнюю площадку. Думал, что ищу свою Судьбу, а сам только трамбовал для неё фундамент.  И вдруг, нежданно и негаданно, я получил сразу все три верхние ступени этой пирамиды. И всё сразу стало казаться таким простым. Ведь, если отбросить к чертям эзотерику, то полное совпадение на психофизиологическом и даже на биохимическом уровнях, не только возможно, но очень вероятно. Я сейчас убедился в этом лично и неопровержимо.
   Как образно и доходчиво она показала мне на примере с листочками. Как прекрасно, что существует этот вид любви, когда ни от тебя, ни от неё, ровным счётом ничего уже не зависит. Потому, что вы созданы друг для друга и вам выпала редкая удача встретиться, догадаться о значении этой встречи и совпасть, соединиться. Пожалуй, я так и назову этот высший - четвёртый уровень любви в своей системе – «соединение».
   Ведь если тебе посчастливилось забраться на вершину этой пирамиды, то ты – царь горы. Царь любви. Вы оба хозяева своей волшебной горы. Потому что можете понимать друг друга с полу слова, а чаще - вообще без слов. И вам не нужны в постели огненные фейерверки потому, что у вас есть кое-что получше. Секретные приёмы, которые вы сами разработали друг с другом благодаря безграничному доверию между собой. Ведь оно позволяет отбросить страх быть неправильно понятым и расковывает фантазию. И дарит ощущения такой глубины, которые неодимовым парам и не снились. И больше ни одна красавица в мире не сможет показаться тебе соблазнительной. Уже по одной только той причине, что у неё нет такой неповторимо-незаменимой мимической морщинки под веками.

          11.

   Ранним морозным утром мы с женой сидим в тёплом вагоне Сапсана, где яркий свет ламп пытается переспорить беспредел нашей почти полярной ночи. Я пытаюсь чашечкой крепкого кофе обмануть свой нарушенный режим. Лиза уткнулась в книжку своего доклада, который сегодня должна будет читать в Москве на заседании психологического общества. А я смотрю в окно, в котором, впрочем, за отражением вагонных внутренностей не видно даже темноты.
   - Два месяца назад исполнилось шестнадцать лет со дня нашего знакомства. – сказал я.
   - Ну, да… - механически ответила она.
   - Я позвал тебя тогда сходить в Русский музей.
   - И что?
   Интересный диалог получается. Мне кажется, что она меня не слышит. Но она вдруг оторвалась от всосавшего её внимание дела и сказала вполне вменяемо:
   — Вот вернёмся из поездки и на следующий же день – в буфет Русского музея.
   Ностальгия цепко поймала меня, но мне захотелось вырваться и сбежать от неё в настоящее:
   - Обожаю ездить с тобой куда-нибудь без детей. — сказал я.
   - Почему без детей?
   - Потому, что сегодня вечером я имею намерение тебя напоить.
   - Зачем?
   - Мне нравится брать тебя после твоей пятой рюмки текилы.
   - Я тоже рада, что ты поехал со мной. Только совсем по другой причине.
   - По какой?
   - С тобой я меньше волнуюсь сейчас.
   - Тогда обещай, что ты тоже через месяц поедешь вместе со мной в Москву на открытие моей выставки.
   - Аха... обещаю.
   - Там ведь на каждой второй картине твоё лицо. Вот бы пригласить кого-нибудь из деятелей твоего «Общества». Забавно было бы видеть их физиономии, когда они подойдут к полотну на мотив библейского сюжета и увидят на нём тебя.
   - Смешно. – сонным голосом согласилась Елизавета.
   - Слушай, дай-ка хоть взглянуть на твой доклад. А то я в суете подготовки к выставке как-то не удосужился даже в руках его подержать.
   Она положила на столик книгу из листов формата А4, сброшюрованную корешком «гребёнка».
   - Ух ты! Он называется «Лестница любви по Платону»? Это не шутка?
   - Читай, читай. Это не шутка. Это маленькая хитрость. Первый раздел посвящён анализу системы взглядов Платона и неоплатоников на выбранный предмет. Во втором разделе я делаю обзор современных воззрений на данную проблему. И только в третьем я предлагаю теорию настоящего, правильного Платона, то есть тебя. Правда, очень сильно переработанную и дополненную мной. Я решила, что имею на это право как соавтор.
   - Ну, и язва же вы, профессор… – беззлобно проворчал я.