Полюби меня вновь!

Полюби меня вновь....
(В.Исаков)

     В храме монастыря было сумрачно и прохладно, если не сказать, зябко! Свет монахи не зажигали, видимо, экономили... похоже, и дрова для печек, тоже. Неожиданно появилось странное ощущение чужого присутствия, чего – то или, кого – то и оно не покидало душу, лучше сказать: «Свербело сердце!»... Ощущал чужой свинцовый взгляд на своем затылке в районе третьего шейного позвонка. Да уж! Знакомое и слегка подзабытое чувство «чуйки», въевшееся в кровь ещё с выходов на войну, встрепенулось. Сейчас вдавливал всей массой тела колени, визжащие от разрывающей боли, в каменные серые плиты шестнадцатого века перед ликом МАМЫ всех МАМ. При осмотрах на вопросы молоденьких врачей, в шутку отмахиваясь от назойливого любопытства, произносил про шрамы на теле, этак пафосно с придыханием: « Эхо войны!»: я же был инвалидом первой группы, а ходил без трости этакий «старый - удалец». Мысленно смеялся над раскрывающимися от удивления губами. В их понятии я должен был выглядеть примерно, этаким «Рэмбо»...со своими наградными планками на кителе, тьфу, пиджаке...
     Свечи желтыми головками пламени дружно кивали утвердительно в такт моим мыслям. Тишину нарушал лишь их шепот.  К моему удивлению, как ни странно,  сейчас я был один в звенящей тишине под куполом громадного храма и один на один с БОГОМ.... Вот же, смотрел на каменные плиты, не смея поднять взгляд, просил, просил и просил у МАМЫ прощения не останавливаясь. Мне было страшно посмотреть в глаза своей ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦЕ. А ОНА улыбалась доброй улыбкой  из – под  позолоты киота, чуть с укором в глазах. Тяжесть доброты пригибала плечи  к полу свинцом всё сильней. Если бы я услышал окрик или даже повышенный осуждающий голос, все было бы понятно, я бы принял, как должное. А тут! С иконы лилась материнская любовь. ГОСПОДИ Вседержащий! Я, бывалый, все прошедший  в этой жизни «волчара»!  А тут не хватало смелости поднять  взгляд.... Рассматривал трещинку, толщиной с  волос в каменной плите храма из припущенных ресниц, и первый раз в жизни мне было, так страшно стыдно...  Не переставая шептать молитву прощения пересохшими от волнения губами,  каялся, каялся, каялся в своем грехе моей МАМЕ БОГОРОДИЦЕ... И одновременно чувствовал уже спинным мозгом, что кто – то или, что – то внимательно прислушивается к моему искреннему покаянию! И тот или та, что сейчас находилось за спиной на расстоянии трёх метров на пять часов,  внимательно осторожно разбирал мои мысли и поступки в голове, как мы порой в библиотеке формуляры книг: спокойно и без эмоций... Воспоминания жалом пчелы ударили в память и удавом начали затягивать горло все туже и туже, выжимая непонятную влагу из – под ресниц...
   Коричневые кусты редутом обрамлял странно круглое, как блюдце озеро. Рыбачу и порой беру в руки ружьишко, но оно вообще – то для страха медведей: знают его громкое ворчание. Избу здесь поставил этак лет... цать назад, всего – то в трех часах ходьбы от основной тропы. Да, далече, но! Порой так хочется отдохнуть, уединившись от толчеи городов, бестолковой суеты, ничего не обязывающих  разговоров, а тут тишина зуммером в левый висок звенит надоевшим комаром и чистит тебя совестью, будто рашпилем и всё по живому... Случайно на заходящем солнышке зеркало воды ударило солнечным зайчиком, аж потемнело в глазах:  ослепило на секунду. Это же надо! Аж, передернуло плечи от баловства батюшки Солнца! И сейчас ствол охотничьего ружья медленно раздвигал мелкий коричневый подлесок ивы. Ветки выше меня на две головы предупреждали шёпотом об опасности. Ворона каркнула резко над головой строго один раз: опасность... Ветер чуть потеревшись левым боком о мою правую щёку, предупредил шершавым «тс..ссс...». Боясь потревожить тонкие пальцы ветвистых пробирался, неслышно ступая с пятки на носок по наружной поверхности красной подошвы сапог, перемещаясь к обрезу воды. Услышал совсем близко от берега громкий одиночный хлопок крыльев друг о друга и вслед за ним тоскливо горький, раздирающий душу девичий плач... Опаньки! Стало не по себе! Не верьте людям, болтающим, что страха для них не существует, и они ничего не боятся. В этой жизни видел всё, даже умею говорить с покойниками, а тут заробел. Откуда здесь человек, а ещё и девушка, да тут опасность на опасности... Одна трясина зелёным ковром, будто изумрудная поляна, что стоит, а волки?!  Полярные зубастые под семьдесят килограмм только чистого веса, если не более! И потом.... Да, до ближайшей деревни от меня  это только по реке километров сорок с гаком,  да гак километров на двадцать ещё.  Да! Озеро есть, но вот только одна загвоздка, оно в трех часах ходьбы от избы?!  Да уж!.. Стволом осторожно раздвинул стену ивняка и от неожиданности встал соляным столбом...!  Спиной ко мне с поникшими плечами  на воде стояла девушка! В коромысло мать! Жуть! Это, как в первый раз увидел у себя в доме за столом на соседнем стуле приведение... Девушка была в кружевном белоснежном платье с  древними серебряными узорами по подолу и восьми конечными звездами по рукавам, ажурные рукава спускались, увеличиваясь в диаметре ниже указательных пальчиков. Волосы цвета первого снега забраны в две косы и змеями возлежали на спине между крыльями. Аж поперхнулся от увиденного! У девочки были настоящие лебединые крылья, верхушки нимбом возвышались над голубым кокошником. Волосы за кокошником обрамлял сеточка  плетеная из речного жемчуга. Таких громадных жемчужин не доводилось видеть, хоть и  работал с ним частенько. Сердце от увиденного побежало вприпрыжку вместе с пальцами, державшие старенький карамультук. Вспомнил, как годика три тому назад смеялся над дедом, случайно забредшему на огонек ко мне на избу и поведавшему по простоте душевной о людях - птицах в здешних краях. Я ему ещё тогда посоветовал закусывать салом. Насоветовал! Нет бы, расспросить деда, а тот насупился и сквозь бороду  процедил: « Вовк! Я в жизни не врал! За что ты так со мной!?»... от увиденного неосторожно наступил на сучек и тот громко на все озеро треснул грозой на ухо. Девушка обернулась на звук, крылья расправились в своей белизне, метра по два каждое. Взгляд голубых глаз пронизывал меня из – под кокошника. В центре убранства увидел камень, тот светился яркой полярной звездой от лучей уже закатного солнышка. Как- то стало грустно и резко скрутило желудок... Вот же Пушкин, ай да сукин сын, знал, о чем пишет... Медленно на больших пальцах на вытянутых вверх руках поднял ружье и также демонстративно с осторожностью охотничьей собаки, положил его стволом вниз возле правой ноги. Девушка всхлипнула и раскрыла крылья, затмив закат. Попробовала взлететь от испуга, но китайская зеленая сеть держала её поводком. От безысходности опустила белые руки и крылья, ресницы закрыли аквамарин глаз. Почувствовал страх. Хрусталь слезинок пробил дорожку по щекам. Разозлился, у меня и сети на озерах?! Ок ! Потом разберусь, кто тут в моих лесах ерундой мается, найду, накажу и, причем жестоко.... Медленно, медленно и очень осторожно двумя пальцами вытащил нож за шнурок рукоятки из нагрудных ножен. Перехватил, рукоятка клинка, привычно- удобно  легло в ладонь. Двинулся к молодушке, погрузившись по грудь в воду. Холод скрутил ледяными пальцами ноги. Температура была, как в  горной реке:  градусов пяти, если не меньше. Восстановил дыхание. Страх лизал мне коричневым языком лицо. Видимо, птица – девушка все поняла и чуть взмахнула белоснежной красотой, приподнявшись над водой сантиметров на десять, потащив сеть за собой вверх. Маховым движением полоснул по зелени пластика, у меня клинок монеты рубит, а тут... В полном молчании повернулся спиной к девушке, всхлипы отчаяния прекратились. Нащупывая дно вмиг одеревенелыми ногами, еле вылез на берег.  Дядя по имени Колотун - собакин, бил по – взрослому в  печень и  по сердцу с размаху. Рухнул на траву! Ладони, сведенные судорогой в кулак, с трудом разжал, нож выскользнул и воткнулся в землю по рукоять. Сидя на изумрудной, через силу еле стащил сапоги с окоченевших. Выдохнул! А  Девушка- лебедь стояла на воде и не улетала. Оклемавшись немного, уняв дрожь, собрался с силами, встал, поклонился чуду- юду в платье.  В ответ девчонка улыбнулась, будто солнце вспыхнуло вновь по - утру! Шальная мысль пролетела, мол, вот же кому- то жена достанется, а детишки- то какие будут красивые! Громкий хлопок крыльев в тишине озера и я, как стоял, так и остался стоять, вот только уже под окнами своей избы. Меня перенесли, блин! Расскажи кому, засмеют и попросят не пить виски, что делает мой друг Саня, оно же градусов так под пятьдесят и языки с мыслями разворачивает на раз! Оглянулся! Нож, ружье, сапоги  лежали под окном на завалинке. Желтый свет старой керосиновой лампы струился из маленького оконца моего пристанища... Почувствовал запах дыма, он  кучерявился по земле из  чугунной трубы. Удивило! Никого не ждал в гости и  печь не затапливал, да и кто в такую даль  припрётся ко мне: никого здесь в помине не должно быть. Что на этот раз!?  Опять? Резко открыл дверь и, как был в носках, так и проскользнул ужом вовнутрь, держа клинок у груди. Оторопел! Да, что сегодня такое со мной?! Дощатый стол избы, который с  самого рождения видел на своей столешнице только клетчатую клеёнку и листы газеты « Красная Звезда», был застелен красной скатертью с громадными кистями.Горящая белая свеча оттеняли темноту зелёного стекла бутылки армянского коньяка. Жаренная подрумяненная  курица возлежала царицей на громадной тарелке. Две тарелки со столовыми приборами были готовы к трапезе. Моя любимая атлантическая селедка под шубой в хрустале вазочки, варенная картошка с ломтиками тающего сливочного масла в глубокой нежности фаянсового чуда, ждали лишь сигнала. И тут шёпот до боли знакомого чуть подзабытого голоса из темного угла избы.
- Здравствуй! Что же ты,Володенька,как оглашенный залетел!? Присаживайся. Не ожидал?!
И это вдобавок ко всем сегодняшним перипетиям.
- Не забыл!?
  На инстинкте утвердительно кивнул головой. Ноги стали ватными, рука на автомате нащупала спинку раздолбанного стула.  Не отрывал взгляда, от так любимых, когда – то глаз. Даже ударил себя по коленке, не корзится ли, на яву ль?! Судя по боли, все было заправду. И опять тихий, как всегда спокойный голос, но с лютой печалью. Сердце побежало галопом.
- Проходи, присаживайся, сам говорил раньше, что в ногах правды нет!
Кадык поршнем прошёлся вверх вниз по вмиг пересохшей гортани. От щемящей грусти, завернутой в серую вату ностальгии или от неожиданной встречи, на полусогнутых плюхнулся на старый за стол. От неожиданности сиденье, как и моя душа, застонало, заскрипело пересохшими деревяшками. Свет керосинки « летучей мыши» и  пламени белоснежной свечи высветил до боли знакомую точеную фигурку все в том же белом летнем платьице в горошек. Дурацкий анализ ситуэйшэн и тут сработал: в тонком пусть красивом платье и в лесу? Не верил своим глазам...
Девушка не отрывала взгляда, все продолжала смотреть, будто запоминая, глядела на меня с детской жалостью. Молчал и я, мое сознание никак не могло поверить в правдивость происходящего.... Красавица, оперившись локотками о стол, подперев большими пальчиками подбородок, вдруг произнесла. Это была всегда её любимая поза, когда она волновалась.
- Володенька! Кушай, тебе же всегда нравилось, как я готовлю... вот  рядом твоя любимая селедка под шубой...
Замолчала. Через секунду, которая тянулась вечность, произнесла едва слышно.
- Мне разрешили к тебе прийти!
Промычал утвердительно в ответ. Рука было потянулась к вилке и зависла, услышав слова девушки. Она с сожалением на губах  цвета малины, прошептала.
- Мне дали мало времени и его почти не осталось, а так хотела угостить тебя вкусненьким! Ты не представляешь, как приятно кормить любимого, а потом запутаться в его сильных руках, положив голову ему на грудь и уснуть счастливой...
Вздохнула! Продолжила. Я будто сомнамбула зачарованным странником сидел, боясь пошевелиться и внимал. А она машинально так знакомым движением указательного пальчика стряхнула слезинку, и на выдохе.
- Не довелось!  Ты тогда так резко ушел, громко хлопнув дверью на весь подъезд, аж, штукатурка обвалилась! Ушёл безвозвратно, поверив тому, кто тебя обманул.
И без предисловий.
- Ты кушай! Твоя любимая картошка с маслом, всё, как ты любишь! Видишь, не забыла!
Я, который брал руководство в любой не стандартной ситуацией на себя, от этого зависела жизнь людей, сейчас  молчал, как немой истукан. Подавлен.
А любимая продолжала.
- А я без твоего согласия захотела ребеночка! Представляешь! У меня было бы твоё продолжение и на всю оставшуюся.
Закрыла ладошками лицо и через всхлипы. Свеча кричала, что – то мне в тишине пламенем, а я не слушал, ждал.
- БОЖЕ, прости меня! Прости и ты меня, Володя, я совершила страшный грех! Ты ничего не знал, а я накликала на себя беду.
Ошарашенно уткнулся взглядом в пол избы. До слуха через всхлипы услышал шёпот, когда- то так  горячо любимой женщины. Рука потянулась за сигаретами, забыл, что курить бросил семнадцать лет назад.
- У БОГА были большие планы на нашего малыша! Да, Володя, должен был родиться талантливый мальчик. Красивый, белокурый в кудряшках с такими же васильковыми глазами, как у тебя... Он ещё год являлся ко мне во сне: улыбался и тянул ладошки.
Тяжело вздохнула и через слезы на выдохе...
-Горе мне, и почему я тебе не сказала о малыше, я же решением своим и на тебя беду накликала!
Тишина рвалась на простор за дверь избы... Не мог поднять глаза...
- А, через год,  любимый я умерла от рака. Богородица не прощает детоубийство, да и тебя тяжелой болезнью не обделила в назидание... Ты же сейчас в храмы  зачастил после всего случившегося с тобой!  Так?!
Из  сумрака угла вновь послышался вздох.
- Раньше ты не в БОГА, ни в черта не верил... А БОГ и БОГОРОДИЦА существуют на самом деле... Теперь поверил!?
 Девушка, что – то хотела ещё сказать в пустоту избы, нарушаемой лишь биением пламени свечи на черном фитильке и порхание огонька под стеклом керосинки! Резкий хлопок крыльев прервал жизнь пламени и голос женщины на полуслове.
      Солнечный зайчик играл на моем лице, куражился сорванец! Не хотелось открывать глаза, на душе было тепло и сегодня удивительно спокойно. Никогда не снились сны, а тут такой красивый цветной сон про девушку – птицу и ТУ, которой был предан псом хозяйским. В избе на удивление было тепло! Это, как?! Я же, как пришел вчера, тут же бухнулся от усталости с непривычки перехода: в городах я же даже за хлебом на машине. Открыл глаза, собрался с силами и через мягкую истому отдыха спустил ноги на чисто выметенный пол. Удивило! В печке тлели угли. Стоп! Я же вчера не затапливал чугунину. Побежал на цыпочках к умывальнику почти с закрытыми глазами,  после рукой нащупал махровое. Повесил обратно бархатное на крюк, открыл глаза. Повернулся к столу и обмер! Скатерть  малинового цвета с кистями обрамляла стол, а он аж светился от гордости за сервировку, а на самом краю столешницы  в резонанс  красного, лежало белоснежное лебединое перо, вот только несколько больше, чем обычное. Подошел к столу, потянулся рукой к столу, рухнул кулем на стул. Взял перо, оно ещё было теплое! Значит все, чтобы вчера вечером было на самом деле?!... И  Лебедь - девушка – птица, исполнившая моё заветное желание увидеть и услышать. Я же после расставания три года с лишним запер душу и посвятил себя спортзалу, рыбалке и работе. Работал, как раб на галерах даже порой по ночам...
Включил старенький на батарейках в кожаном чехле приемник этак годов семидесятых прошлого века: тишина впервые била по ушам...Вдруг услышал стихи Анны Ахматовой. Читал их чуть хрипловатый мужской голос, я замер.
«Ты знаешь, я расплатился сполна....За то, что когда-то тебе пожелал...И я … Не могу отменить те слова,...Хоть я и шаман… И тихо, так, Господи, тихо...что слышно, как время  бежит ручейком... по камням поступков...порой ...И хочется встать на колени перед Творцом ...попросить не итожить...»...
Р.S.  Ещё через день надыбал дядю – браконьера с лоснящейся от удовольствия сальной рожей: сука завалила лосенка, а еще  и выловил целый двадцати литровый бидон маленького хариуса грамм под сто, урод! Малек через год вырос бы до грамм восемьсот.
  Не раздумывая, тут же рядом срубил мелкую березку. Очистил от веток, извинился перед лесом за убийство дерева и пропихнул козлодоеву березовый ствол в рукава, застегнув его сраную жирную фуфайку на все пуговицы, и пинком указал направление! Может и дойдет, нельзя так себя вести в лесу...иначе закон - тайга. Чтобы ему пуще бежалось, попросил серых клыкастых подогнать ущербного...
  А перо девушки – птицы висит у меня дома на почетном месте в рамке за стеклом, когда плохо на душе, достаю его и глажу. Не поверите, от него идет нестерпимая нежность...