Воспоминания об учебе Продолжение

    Переход на следующий курс был возможен только при успешном выполнении заданий на учебной практике, которая проводилась в Кузьмолово на техникумовском полигоне, расположенном на естественно отгороженном от всего мира лукой и старицей реки Охта. Попасть туда можно было, перейдя по единственному хлипкому мостику через реку.
    Практика продолжалась весь летний сезон, жили в палатках по четыре человека. Утро начиналось с пробежки вокруг стадиона и зарядки. Проводил эти мероприятия наш преподаватель по строевой, ротный командир капитан Богачев.
    Во время этой практики был включён десятидневный лагерный военный сбор. Нас одели в какие-то военные комбинезоны, далеко не первого срока, без погон, потому как мы ещё не принимали присягу, также сапоги и пилотку, чтобы было к чему руку прикладывать при отдании воинской чести. Из этих военизированных игр особенно запомнилось ночное передвижение по азимуту по пересеченной местности.
    И самое важное – именно во время этой летней практики проводилось практическое вождение автомобиля, как обязательное приложение к автоделу, которое нам преподавали на кафедре. Там руководствовались принципом: даже офицер запаса должен уметь управлять автомашиной. В то время на кафедре в качестве учебного пособия был списанный военный грузовичок ГАЗ-66, этакий бодрый ветеран с двумя ведущими мостами. Учили нас вождению по всем правилам автошколы – теория, практическая езда и сдача на права в ГАИ, но многие по той поре рассудили так: авто у меня никогда не будет, зачем я буду сдавать ещё один экзамен? И впоследствии об этом пожалели.
    Во время занятий автоделом со мной приключился некий казус, о котором инструктор-преподаватель сказал: «Ну, во время обучения курсантов вождению всякое бывало, но чтобы такое… Первый и, надеюсь, в последний раз».
А дело было так. В стороне от больших дорог, на каком-то Кузьмоловском проселке, среди верховых заболоченных участков поросших редкими чахлыми сосенками, но с твердой поверхностью, инструктор и решил устроить этакий полигон для вождения автомобиля задним ходом.
    Сам он вышел и стоял в сторонке, покуривая и не вмешиваясь в процесс. Я был за рулем, самостоятелен в своих действиях и решениях. Сделав заезд вперед-назад, вперед-назад, я не обратил внимания, что, подавая задним ходом, наезжаю на погибшее деревце полутораметровой высоты, без вершинки, но в общем-то достаточно крепко цепляющееся за землю. Этот огрызок дерева проскальзывает в деревянный кузов под него, и, оставаясь вертикально стоящим, препятствует движению авто. Газую раз, другой – безрезультатно. Ну что ж, а для чего у меня переключатель переднего моста – включаю демпфер и газую. В этот момент чувствую, как задняя кузовная часть приподнимается, приподнимается – и где-то с тридцатисантиметровой высоты вдруг авто с треском брякается оземь. Все выключаю и выскакиваю посмотреть, что же такое мешало двигаться и подняло кузовную часть. Инструктор, тоже привлеченный сначала ревом двигателя, потом треском и бряком, подбегает со мной к заднему борту. И видим, что пропущенная, но крепенькая сосенка проломила напольную доску кузова и торчит посередине, машина, как бы нанизана на этот комель дерева.
    Шофер-инструктор, уже все внутри себя сказав, поцокал языком и, заменив меня в кабине, снялся с этого препятствия и мы поехали в лагерь. Занятия возобновились наследующий день после небольшого ремонта.
    Во время прохождения летней учебной практики вспоминается такой случай. Почему-то Константин Павлович в разговоре предложил сходить под Мистоловсий топознак и собрать в распадке под горой грибы, которые только появились. Я думаю, что я ему об этом и сказал. Он снабдил меня ведерком и благословил на это доброе дело. Потом во время работы мне много раз приходилось проходить мимо полян, усеянных грибами, на которых было их «хоть косой коси». Так и тут случилось, год выдался грибной, и не составило труда собрать ведерко. Потом нужно было вернуться с таким условием, чтобы успеть приготовить грибную солянку на обед. Все сложилось лучшим образом и обед, как правило справлявшийся на открытом воздухе для всей группы, прошел на ура.
    Потом в другие года меня иногда тянуло на это место, но больше такой удачи не случилось. Недавно посмотрел в интернете на те места – и говорить о том, что их не узнал, ни к чему. Все застроено, все перепродано, и нет того уютного лагеря, где большинство студентов Ленинградского топографического техникума из года в год проходили учебную геодезическую практику.
    Там же в лагере произошел случай, подтверждающий, что практически большинство правил по технике безопасности по жизни писаны кровью. Лето 1966 года было немного более теплым, чем среднестатистическое по Ленинградской области. Вот и тот июльский день был немного более теплый, чем обычно. Группа студентов возвращалась на обед в лагерь и по дороге решили искупаться в речке, благо рядом был небольшой песчаный пляжик, что для Охты большая редкость, да и река в том месте позволяла воспользоваться этой достаточно редкой для тех мест процедурой.
    Скинув нехитрые одеяния и поплескавшись по-быстрому, стали собираться. Славка Соболев немного замешкался, он, так же, как и большинство, натягивал треники – мы все тогда в них бегали, это выцветшие, бюджетные трикотажные шаровары с пузырями на коленях. А ноги мокрые, да еще на песке, ловко не получалось. Вот он прыгал-прыгал и упал на пятую точку. И тут же взвыл. А дело в том, что он при падении с размаху уселся на финский нож, который постоянно таскал с собой в импровизированном кармане этих шароварчиков, была у него такая провинциальная привычка. И все бы ничего, но после быстро приехавшей машины скорой помощи примчались представители следственных органов, потому как получили сигнал о нанесении колото-резаной раны, что могло стать причиной уголовного разбирательства. Конечно, всех купавшихся допросили и, не найдя следов преступления, оставили инцидент без последствий. А бедолага Соболев какое-то время присутствовал на занятиях стоя. Как говорится, нашел на свой зад приключение...
    Конечно, во время летней учебной практики удобно было проводить многие спортивные мероприятия, что, собственно, и делалось. Организовывал это всегда Фомич, так в основном называли между собой Николая Фомича Антоненко – преподавателя физической культуры. В те годы с бассейнами в городе и стране было совсем не богато, а потому провести сдачу зачета по плаванию для студентов наших изыскательских профессий было сложно, но выполнить это необходимо, вот и использовали протекающую вокруг всего лагеря речку Охту. Фомич нашел небольшой бассейн речки без течения, длиной под полсотни метров, с подходящей, но не критичной глубиной, где это мероприятие и проводилось.
    В сдачу зачета входило обязательное преодоление вплавь расстояния протяженностью четыреста метров, не на время. Выбрали теплый июльский день, на берегу и преподаватели, и болельщики, и испытуемые. В воду запускалось по несколько человек, и испытание началось. Кто-то лучше, кто-то хуже, но доплывали все – ну и оценки выставлялись, так как от этого зависела стипендия.
    В тот же период летней учебной практики проводились соревнования по спортивному ориентированию – здесь же, в окрестностях лагеря. Тогда этот вид спорта только приобретал массовых характер, где-то создавались ассоциации, проводились первые соревнования республиканского и других значений, нам же в силу специфики нашего профессионального устремления и сам бог велел их устраивать. И снова Фомич, вместе с капитаном Богачевым, организовали несколько трасс с контрольными пунктами, создали группы для эти пунктов, которые бы отмечали прохождение спортсменов и провели несколько стартов.
    Ну и конечно, по вечерам после занятий – группа на группу, команда на команду – игра в футбол. Организовано всё было, не просто погонять мяч, а по - серьезному, с таблицей, чтобы получился турнир.
    Дух соперничества, соревнования в молодости неистребим и постоянно присутствует. Вот это свойство и поощрялось, и культивировалось. Не было тогда ни телевизоров, ни гаджетов, а получалось – учеба, практические занятия и спорт. Причем в те годы учились шесть дней в неделю, как, впрочем, и работали на производстве.
    А еще был такой вид соревнования: кто больше прокрутит ручку арифмометра за минуту. Возникали нелегальные чемпионы, только, естественно, подобные испытания для стареньких «Феликсов» не были в чести и потому не приветствовались. Оттого выходившие в призеры помалкивали, да их и быстро забывали.
    Закрывала всю практику мензульная съемка в масштабе 1:5000, к которой мы готовились еще с весны, проходя обучение под крышей техникума. А именно: обклеивали ватманом алюминиевый планшет, строили на нем с помощью линейки Дробышева координатную сетку, наносили зарамочное оформление и, как венец всех дел, прятали все это под «рубашку», которая по мере заполнения полезной площади уничтожалась, сохраняя нерабочие квадраты в чистоте.
    После создания обоснования, нагрузившись треногой, столиком, кипрегелем, рейкой и топографическим зонтом, наша бригада вышла, прихватив топор, чтобы чистить визирки в закрытых местах. Одни устанавливали зонт, другие центровали мензулу, остальные спорили, кому бегать с рейкой.
    До участка работ следовало добираться минут сорок, и чтобы не отрываться на обед, на бригаду выдавались судки для трех блюд. Назначенный дежурный отправлялся с нашими наставлениями - беречь обед и себя в лагерь на кухню за горячей пищей и по возвращении встречался радостными криками. Ах, какие же вкусные тогда были обеды!
    И еще в те годы появилась для нас до бардовская песня, на мотив «Крутится, вертится  шар голубой…»,

…Крутится-вертится теодолит
Крутится-вертится, лимбом скрипит
Крутится-вертится угол дает,
На две минуты он кажется врет.

Винт микрометровый я подвернул
И в окуляр одним глазом взглянул.
Вижу в дали, там, где ива цветет,
Девушка в платье красном идет.

Мигом влюбился я в девушку ту,
Отфокусировал быстро трубу.
Стал, любовался я девушкой той,
Только вот жалко, что вниз головой.
 Это потом появилось много вариантов, но этот был самый наш, где и скромный, скрипящий студенческий теодолит, и девушка «вниз головой» из-за несовершенства оптики.
    На будущий год нам предстояло учиться во вторую смену, помещений не хватало, здание техникума – не резиновое. Занятия начинались в четырнадцать часов, то есть первая половина дня была свободна.
    И сразу же нас познакомили с новым необычным предметом – фотограмметрия. Эта дисциплина предусматривала множество действий –фотографирование с самолета земной поверхности в определенное время суток, определенное время года, а затем такую обработку полученных материалов, которая позволит составить топографическую карту в заданном масштабе и в соответствии со всеми предъявляемыми к ней требованиями. Все эти действия на первый взгляда казались очень сложными и требовали большого количества знаний, умения и аккуратности.
    По фотограмметрии был большой учебник с массой формул и выкладок. В те годы это был очень прогрессивный метод создания мелкомасштабных карт. Была принята программа покрытия всей территории СССР картой миллионного масштаба. И поскольку никто не знал, где потом придется трудиться, после окончания каждому из нас эти методы могли пригодиться, мы должны были изучить все приемы и уметь ими пользоваться.
    Преподавание велось в кабинете фотограмметрии, где находился огромный фототрансформатор – прибор для приведения снимков к одному масштабу и уничтожения деформации по краям в зонах перекрытия. Там же стояли стереокомпараторы – приборы для отрисовки рельефа, объемное видение которого возникало при стереоэффекте, и этому нам тоже необходимо было научиться. И преподавали этот необычный предмет необычно – до нас доносили его два преподавателя: Барашевский Аполлон Григорьевич и Солнцева Надежда Андреевна. Аполлон точно соответствовал своему имени, когда-то в молодости он был высок, ладно скроен, но теперь погрузнел, да и шевелюра оставляла желать лучшего, то есть почти пропала. Но, тем не менее, он трепетно относился к Надежде Андреевне, которая была очень женственна и казалась намного моложе своего напарника. Не знаю, были ли они в супружеских отношениях, но со стороны Аполлона было явное нежное рыцарское отношение к своей коллеге, как казалось, выходившее за рамки обычных преподавательских.
    Естественно, что кроме сложных теоретических выкладок с массой формул предусматривались практические занятия на стереокомпараторах. Для работы на них требовалось наличие у учащегося такого чувства, как незнакомый нам до сих пор особый вид стереоэффекта. Стереоэффект (зрительный) – ощущение протяжённости пространства и рельефности, возникающие при наблюдении реальных объектов, при бинокулярном оптическом наблюдении, рассматривании стереопар. Вот тут-то мы и забуксовали, ни мне, ни еще хоть кому-то из студентов никак не удавалось добиться требуемой точности, а именно – опускания нити на поверхность и определения с высокой точностью высоты определяемого предмета на горизотом, что должно было возникать при наличии стереоэффекта.
    Мы обратились к преподавателям. Вот, мол, у нас физиологический недостаток – пропал или отсутствует стереоэффект, и мы не справляемся с учебным заданием на стереокомпараторе. На это Надежда Андреевна, добрая душа, порекомендовала нам, вместо занятий обратится с этой проблемой в научно-исследовательский институт профессиональных заболеваний. Ну а что, вдруг прокатит?!
    И мы с однокурсником поспешили на прием, там не удивились и нас приняли. Проверка и поиск несуществующего, как оказалось, недостатка занял для каждого по пятнадцать минут. Вердикт был прост: Здоровы! Пришлось предъявлять полученные справки и развивать у себя любовь к фотограмметрии.
    Ну, казалось бы, и что в этом эпизоде особенного? Кто из стдентов не ищет способа откосить от обучения или упростить его.
    А дело в том, что через полтора десятка лет мой сокурсник стал ведущим специалистом в области фотограмметрии и аэрофотосъемки. Потому, обладая еще и выдающимися организаторскими способностями, впоследствии стал генеральным директором ОАО «СевЗапГеоИнформ». Это был Михаил Александрович Водов.
    На второй год обучения, когда мы уже больше прониклись профессией, у нас по плану был введен курс топографического черчения. Это далеко не то, чему нас учили в школе с деревянной рейсшиной в пенальчике. Здесь на хорошем и, не дай бог, ворсистом ватмане необходимо было вычертить кусок карты в условных знаках, в цвете и с надписями названий и цифровыми обозначениями в соответствующих шрифтах. Многие из учившихся, в группе даже не представляли всей сложности и трудоемкости этой работы, а также необходимых для нее прилежания и усидчивости. Но ничего – освоили, научились.
    Необходимый набор предметов включал перышко номер 41, тушницу для натирания китайской туши, акварельные краски, кисточку с тонким ворсом, тряпочку для протирания пера и кисти, скальпель или лезвие и мензурку с водой. Ну и конечно навыки, которые должны были быть приобретены. Обычно топографическим черчением мы занимались целый учебный день, потому что как только разложишься – а тут и звонок.
    Уроки вел,   Фокин Н.Н. очень колоритный внешне  преподаватель с окладистой, ухоженой седой бородой, огромным опытом и стажем. Был он несколько старомоден и величав.
    Начинал он свои часы с обращения:
 - Здравы будьте грамодяне! Располагайтесь, приготовьте все необходимое и далее с божьей помощью.   
   Было известно, что он имел фронтовую биографию. Войну закончил на Дальнем Востоке и, судя по уверенным манерам у него был и большой жизненный опыт.
   К нам он относился довольно либерально. А потому мы могли позволить себе на этом занятии некоторые вольности. Автором одной из них был один из самых шалопутных студентов (ну, иначе его не назвать, он все годы обучения был такой) Юрка Шипко.
   К той поре он уже обзавелся семьей и для пополнения семейного бюджета устроился работать на завод шампанских вин. Что уж он там делал, о том история умалчивает, но не думаю, что доверили какую-нибудь технологическую операцию, скорее всего, был при работе «убери, поднеси, погрузи».
   Так вот, в один из учебных дней он принес на занятия в термосе около литра коньяка, один из продуктов выпускаемых заводов, и мы с его щедрой подачи разлили напиток в мензурки, грамм по сорок, всем желающим. Мензурки были у каждого на столе, как необходимая принадлежность для работы, потому как, когда споласкиваешь кисточку от сиены (коричневая акварель для рисовки рельефа), то вода в становится цвета коньяка. Кстати, из нас мало кто тогда был знаком с этим божественным напитком...
   Во всяком случае, для меня это была первая встреча. Я не помню свою реакцию, но урок проходил в необычайно развеселой атмосфере. Такие вещи не забываются. А преподаватель, слава богу, ничего не заметил, и наверно ему подумалось, как здорово проходит в общем-то не самое веселое занятие по усвоению правил топографического черчения.
   Среди прочих мероптиятий  это время была организована и экскурсия на картографическую фабрику офсетной печати. Конечно, до соприкосновения с миром картографии никто из нас даже представить не мог того количества топографических карт, которое необходимо государству для его активной жизнедеятельности, обороны и развития.
   Старинное многоэтажное здание из красного кирпича, где располагалось это предприятие, находилось в центре города, на углу улицы Максима Горького и Кронверкского проспекта. Это потом я узнал, какое количество карт производится и потребляется, а до тех пор все это существовало независимо от моего сознания.
   Экскурсия была организована преподавателями военной кафедры и проводил её капитан Богачев. К нам был приставлен в качестве экскурсовода один из руководящих работников, чтобы не отвлекать специалистов от производственного процесса. С ним мы и прошли по цехам, наполненным грохотом печатания больших листов карт.
   Естественно, выполнялись заказы Министерства обороны, и нас не посвящали в тиражи, масштабы, местоположение районов, по которым печатались карты. Через несколько лет со мной на кафедре картографии учился начальник склада топографических карт Ленинградского военного округа, и как-то в разговоре промелькнуло, что до него не дошло два вагона карт – уже по этому факту можно представить, какое количество их изготовлялось.
   Эпизод с посещением картографического предприятия напомнил мне произошедший впоследствии топонимический казус с атласом города Санкт-Петербург, изданный в период переименования города и улиц, и вообще просто переименования всего и вся. Было такое время середины 90-х годов прошлого столетия. Мне подарили этот атлас, который мне дорог, как филателисту редкая марка с ошибкой.
Случилось это 1 апреля на картографической фабрике. Корректор Петров проверял карту Санкт-Петербурга по состоянию на 2002 год. Хорошая получилась карта – яркая, крупномасштабная, точная и актуальная. И много было новых, т.е. старых названий: вместо улицы Гоголя – Большая Морская, вместо улицы Куйбышева – Большая Дворянская и т.д. Город смотрелся наряднее, краше, много лучше, чем на прежних планах. И можно было еще переименовывать и переименовывать – много в городе набережных, площадей, улиц. Да только топонимическая комиссия не поспевает за пожеланиями трудящихся…
   Сидит этот самый Петров, внимательно вчитывается, исправляет, добивается точности и достоверности. А в это время по радиоприемнику идет музыкальная передача – ведь музыка не мешает корректору, тем более, что она и красивая бывает, симфоническая, классическая, эстрадная, да и джаз, в конце концов. Но музыка не всегда звучит, бывает и информация. Вот тут-то и догнала она нашего Петрова.
   «Вот знаете ли вы, – вещает диктор, – что, согласно топонимическим и историческим исследованиям, лейтенант Шмидт Петр Петрович был вовсе не лейтенант, а капитан III ранга. И очень жаль, что невежды по старинке называют его лейтенантом. Петр Петрович Шмидт достоин своим служением звания капитана III ранга». А у корректора перед носом: «Мост лейтенанта Шмидта»… И вот он волевым решением все исправляет. Здорово получилось: «Мост капитана III ранга Шмидта». Модно. Красиво. Солидно. Ну а тут, как у нас всегда бывает, телефонный звонок: «Все срочно заканчивай, материал в печать, план горит, премия прощай»...
   И пошла скоростная печать. А тираж был не маленький, все хотели заработать, трудились, не покладая рук. К концу дня управились. И тут по радио сообщают: «Мы, – дескать, – утром вам рассказали о новых топонимических исследованиях про лейтенанта Шмидта, так это была первоапрельская шутка. Надеемся, что она вам понравилась неординарностью и тонким юмором».
   Исправить уже ничего было нельзя. Как известно, «что написано пером – не вырубишь топором». К сожалению замечательный первоапрельский розыгрыш превратился в картографический казус и большие неприятности, но кто бы мог подумать о таком стечении обстоятельств!
   Потом было 2 апреля, скандал на самом верху, в Москве, репрессии. Петрова сняли. А атласы с топографическим планом, на которых лейтенант Шмидт щеголял в новых погонах капитана III ранга и мост гордо нёс новое имя, все же вышел в свет. И мне удалось достать этот раритет на картографической фабрике!
Через несколько лет и это название «Мост Лейтенанта Шмидта» отправили на пенсию, а мост взял «девичью фамилию» – Благовещенский.

(продолжение следует)