Белый меч и красный щит

События, о которых рассказано в романе «Белый меч и Красный щит», начались с неоспоримых успехов Белой контрразведки в борьбе с тайными спецслужбами советской России. Как в конце 1920 года зарождались первые группы, созданные чекистами для работы за рубежом, так и белогвардейские отряды, орудовавшие в глубоком тылу большевиков, были готовы увеличить свои ряды для вооруженного восстания внутри страны.
Направление одного из главных ударов чекистов пришелся на Париж – Европейский центр белой эмиграции. Разрозненность, несогласованность организаций, плохое финансирование и множество других причин со стороны белоэмигрантов, позволило ВЧК и военной контрразведке красных активироваться и, внедряя своих агентов начать опасную игру с руководителями белого движения, монархистами и другими партиями.
Первые группы, созданные генералом Климовичем для борьбы с ИНО ВЧК, выдержали испытания, и целый год противостояли главному управлению разведки красных, но к концу 1921 года их сила ослабла. Госбезопасность большевиков приняла жесткие меры, руководители ВЧК приступили к операции «Белоэмигрантский экстремизм». Началась тайная борьба между белыми контрразведчиками и чекистами. Лидеры групп оказались под угрозой раскрытия, приходилось осуществлять дерзкие операции. Но держать долго в «глупцах» руководителей ВЧК не удавалось, слишком много приходилось фальсифицировать сведений, которые постоянно сверялись в информационном отделе чекистов и ставились под вопрос.
За несколько лет до знаменитых чекистских операций «Трест» и «Синдикат», белая контрразведчица Дана Потапова (она же Соколовская, Анастасия Игнатьева, Анна Фрейзон) в 1920 году была внедрена в Ново-Николаевскую чека и прошла нелегкий путь до Парижа, оказав Особому отделу ВЧК достойное сопротивление. Ей пришлось упражняться в умственных способностях с такими видными деятелями ВЧК, как Менжинский и Артузов, которые через несколько лет после данных событий обошли своим умением и хитростью генералов: Врангеля, Кутепова и Миллера, руководителей знаменитого РОВС (Российский общевойсковой союз).




Глава 1

В Париж

Вскоре разведчики убедились, что в отличие от поездки до Крыма им придется ехать в Париж в переполненном вагоне, к сожалению, все билеты на девять часов утра в первый и во второй классы были проданы. Но путешественникам повезло, буквально за час до отправления поезда, Дана, словно чувствуя, что нужно еще раз обратиться в кассу, подошла к окошку. Кассир объяснила на французском, что двое пассажиров вернули билеты. Пришлось позвать Глеба и выложить круглую сумму за два билета в первый класс, то есть в четырехместное купе.
Ажиотаж состоял в следующем: многие люди, планируя добраться на север Франции или в Англию, чтобы не терять время и средства для путешествия по Средиземному морю и минуя некоторые страны, старались пересечь Францию на поезде. Потому скоростные поезда по ветке Марсель-Париж всегда были заполнены пассажирами, состав отправлялся один раз в сутки. Это приносило хоть какой то доход железнодорожной компании и правительству, так как после Первой Мировой войны экономика Франции изрядно пошатнулась.
Время пути для разведчиков составляло девять с половиной часов с шестью остановками и это радовало, ведь завтра должна состояться встреча с резидентом разведцентра ВЧК в отеле «Камелия», где на два дня должны остановиться Дана и Глеб.
Время, проведенное в дороге, не казалась однообразно скучным, в купе находились молодые мужчина и женщина, едущие до Парижа, они принимали активное участие в разговоре на французском языке. Один только Гутерман делал вид, что не владеет французским и глупо посматривал на компанию молодых людей, когда они о чем-то говорили и часто смеялись. Он достал из чемодана книгу и, не обращая внимания на попутчиков, увлеченно погрузился в чтение. Иногда, услышав шутку, он улыбался, прикрывшись книгой. Дана, замечая его хитрые усмешки, все понимала и тоже улыбалась, ведь Глеб все понимал и даже мог разговаривать на французском, хотя еще был далек от совершенного владения иностранным языком.
За окном мелькали живописные пейзажи гор, равнин, лесов. Поезд иногда врывался в черные жерла тоннелей, прорубленных в скалах, то пересекал грандиозные мосты через реки и крутые овраги. Оставались позади станции с небольшими перронами и вычурными вокзалами, старинными городами и селениями. Миновали города Авиньон и Лион, где поезд останавливался на несколько минут. Наконец прибыли в Париж на Лионский вокзал.
Вечерний Париж встречал путников праздно: кругом работали кафе, рестораны, разные магазины и лавочки. В оживленных местах скапливался транспорт, начиная от множественных машин, одинарных и двойных трамваев, автобусов и заканчивая пролетками, фиакрами и различными конными экипажами. Часто слышалась русская речь, в основном водителями такси работали эмигранты из России.
Поиздержавшись в дороге, Дана и Глеб сначала не хотели ехать на машине, а взять конную повозку, но узнав примерную стоимость машины-такси с откидным верхом, приятно удивились: маршрут до отеля «Камелия» обойдется им в тридцать сантимов.
Номер в отеле на втором этаже был забронирован заранее. Глеб помог поднять вещи, а сам спустился и вышел на улицу. Рядом с дверью в отель по соседству располагался винный магазин. Глеб по совету продавца купил недорогую бутылку вина. Вернувшись в номер, он предложил Дане выпить по чуть-чуть за благополучный приезд.
Уставшие путники, помывшись с дороги, поужинали и, выпив по бокалу вина, решили отдыхать. Но Гутерман после принятия вина, расхотел спать. Очарованный большим выбором парижских питейных заведений, он стремился за скромные деньги посидеть в каком-нибудь недорогом кафешантан, но Дана отговорила, ведь завтра им предстояла встреча не только с резидентом ВЧК, Соколовская должна повидаться с родителями. Этот момент больше всего волновал Дану, она так давно не видела отца и мать, к тому же ей предстоит познакомить родителей со своим «женихом», который, по сути, не особо приобщился к светскому обществу. Но Глеб прекрасно играл роль капитана Пожидаева, по подготовленной легенде он продолжал вести подпольную деятельность против советов, а разговаривая с кем-нибудь из белоэмигрантов, превращал большевиков в заклятых и ненавистных себе врагов. В такие моменты Дана поглядывала на него и думала, как же цинично и в одно и то же время артистично он выдает себя за белогвардейского офицера. Действительно со стороны Гутерман создавал впечатление интересного собеседника и мог сойти за пристойного и культурного мужчину, но, если с ним вступал в разговор человек из приличного общества, то мог уловить, что образование жениха Соколовской оставалось быть лучшим. Потому Дана иногда напоминала Глебу о таких хороших чертах в характере человека, как скромность и молчание, на что он реагировал неоднозначно, обижался, что она принижает его человеческое достоинство. Дана как всегда смотрела на него с ироничной улыбкой, ее красноречивый взгляд успокаивал Глеба и не давал скатываться в ненужную для такого момента полемику. Но, ко всему прочему, как заметила Дана еще с первых дней знакомства с Глебом, он, в отличие от некоторых своих сослуживцев, не проводил время в питейных заведениях, а увлеченно читал книги различного содержания.
Завтра она расстанется с Гутерманом на какое-то время, далее они будут встречаться, но не каждый день. Начальство сняло ему двухкомнатную квартиру по улице Колизе в пятиэтажном доме старинной постройки, там он будет проживать до венчания с Фрейзон, после чего они поселятся на общей жилплощади.
В комнате отеля располагались две односпальные кровати. Глеб уже разделся до нижнего белья и лежал под одеялом, отвернувшись к окну. Дана сидела на своей постели к нему спиной и о чем-то думала. Она не стала раздеваться, а решила лечь в блузке и юбке.
Глеб тихонько, чтобы не привлечь внимание Даны, повернулся. Пока она сидела, отвлеченная мыслями, он внимательно за ней наблюдал. «Изумительная, обворожительная женщина», – подумал он и вспомнил, как встретил ее в первый раз. Случается же такое в жизни, увидел, и сердце замерло, потом учащенно забилось. Глядя в ее большие, светло голубые глаза со сверкающим огоньком, он был ими восхищен. В поезде, когда Дана спала, он часто за ней наблюдал. Не мог оторвать глаз от прекрасного лица, оно было идеальным, симметричным, утонченным. Нос прямой, но кончик чуть-чуть приподнятый, губы полноватые красиво очерченные по контуру. Шея слегка удлиненная, изящная, словно созданная для украшений. Каждое движение головы грациозное… Как же ему хотелось в тот миг ее поцеловать.
Глеб смотрел на задумчивую Дану и осознавал, что ошеломлен совершенством этой женщины, казалось, она объединяла в себе все, чего ему так не хватало в других. Он чувствовал, что встретить такую женщину – большая редкость, и страстно желал завоевать ее сердце. Но, вспоминая ее каверзное поведение, понимал, что это прекрасное творение природы может быть недосягаемым для него.
Дана, наконец, легла поверх одеяла и прикрылась пледом. Казалось, после утомительной дороги она должна моментально заснуть, но мозг продолжал работать и сон не шел. В голову лезли мысли: «Должна я с Гутерманом опасаться слежки? Если учесть, что мы оба являемся сотрудниками Внешней разведки ВЧК, то с этой стороны нам ничего не угрожает. Если положиться на Врангелевскую тайную службу и белую контрразведку, отправившую меня за рубеж, то вряд ли они станут искать за мной «красный хвост». Тем более я прибыла в Париж с заданием отслеживать действия чекистов и передавать оперативные данные в контрразведку и антисоветский центр. С чего же начинать? Конечно, все должно идти по плану: встречусь с родными, войду в антисоветский центр, составлю обстоятельный разговор с белыми контрразведчиками, разработаем совместные мероприятия, а дальше... Исаичев предупредил, скоро в Париж приедет Михаил Всеволодович. Он умный, грамотный оперативник, многое подмечает, недаром служит в контрразведке, – Дана глубоко вздохнула, вспомнив Малышева, как он в лесу под Чаусом признался ей в любви, – неужели я такая привлекательная, что мужчины, познакомившись со мной, влюбляются. Да, согласна, Господь не обделил меня хорошей внешностью и на ум не поскупился, даже чекисты имеют на меня свои виды... – Дана посмотрела на Гутермана, мирно посапывающего на соседней кровати, – только мне этого чуда не хватает. Ах, Глеб, как ты не вовремя объявился со своими воздыханиями, ведь твоя любовь остается безответной. Матвея не могу забыть, даже не верится, что его больше нет. А может, он все-таки жив. О, боже, как мне угомонить свое сердце? Годы начинают брать свое, а ведь хочется любить, пожить, как следует, семьей обзавестись, да не с первым встречным, а с любимым человеком. Я уже не юная гимназистка, чтобы откладывать выбор до поры до времени. Ах, Матвей, Матвей, не уберег ты себя. Война распроклятая! Я тоже хороша, на что надеялась, когда кругом одни враги, как шершни в разворошенном гнезде. Эх, только бы не покинули меня силы, только бы не сдали нервы, а то ведь погибну, себя не уберегу, да еще родных подведу под монастырь. Одна я не смогу потянуть такой тяжелый воз, мне нужны помощники. Но пока рядом нет никого, кроме этого «сокровища», – Дана снова взглянула на силуэт спящего Глеба, – может взяться за него как следует, сделать из него первоклассного агента антисоветчика. А что, он точно сможет, вон как они меня с Артузовым чуть было под расстрел не подвели, такую легенду о Пожидаеве сфабриковали. Ой, да о чем я только думаю, ведь повернусь я к Глебу, он сразу же воспримет все всерьез. Однозначно позовет меня в жены. А мне это нужно? Да не в жизнь!»
Дана глянула в щель между шторами на окне и, представив себе проплывающие облака, стала мысленно их считать. Вскоре сбившись со счета, погрузилась в крепкий сон.

Дом, в котором жили родители Соколовской, находился недалеко от Триумфальной арки на Елисейских полях. Квартира была просторная, первый этаж занимала большая гостиная, рабочий кабинет и комната для прислуги. На втором этаже располагались три отдельные комнаты, две выходили окнами на проспект, а одна во внутренний двор. Для дочерей не было секретом, что отец с матерью подготовились к эмиграции и отбыли не с пустым кошельком. У них были средства, вовремя обращенные в золото, акции и драгоценности, которые теперь хранились во французском банке. После того, как в семнадцатом году по постановлению Временного правительства Отдельный корпус жандармов был расформирован и начальник штаба генерал-майор Никольский с офицерами были арестованы, генерал Потапов, благодаря своей прозорливости, вовремя эмигрировал с женой во Францию.
Род Потаповых имел аристократические корни. Родители Даны и Веры были потомственными дворянами, они не имели нужды в средствах и для своих преклонных лет жили вполне прилично. К тому же отец имел высшее военное образование и консультировал в Парижской главной военной школе по вопросам военной разведки. Иногда родители помогали старшей дочери Вере, в данный момент проживающей в Данциге. Они истосковались, ожидая приезда младшей дочери Даны. Так уж получилось, что Вера в семье была любимицей матери, а Дана отцовской. Между родными было обговорено и согласовано, как только Дана появится в Париже, следом приедет сестра Вера, и вся семья снова соберется вместе.

Соколовская проснулась раньше Гутермана и, закончив с утренним туалетом, спустилась в фойе, заказав у хозяйки отеля завтрак на двоих. Проснулся Глеб, умылся и, поздоровавшись, присоединился к Дане.
– Доброе утро, Анна, как почивала на новом месте?
– Доброе, доброе, – улыбнулась Дана, делая бутерброд из масла и мягкой булочки, – если считать от самой Москвы, то этих новых мест было столько, что моя постель показалась королевским ложем. Глеб, ты сразу поедешь в свою квартиру?
– Пожалуй, пешком прогуляюсь, хочу познакомиться с Парижем, на первый взгляд это хороший город. Осмотрюсь на месте, а к вечеру вернусь в отель, как раз поспею к встрече с нашим человеком. Анна, ты сейчас к родителям?
– Да, конечно, поеду к ним, волнуюсь очень, столько лет не виделись, соскучилась безумно.
– У них останешься или на какое-то время снимешь квартиру?
– К вечеру я подойду в отель, поговорим, обсудим с нашим резидентом, а после встречи снова к родителям, буду у них жить, конечно, если пустят, – Дана натянуто улыбнулась.
– Сестру ожидаешь на встречу с родственниками?
– Ты так спрашиваешь, будто я с ней имею связь, – скептически ответила Дана.
– Анна, я же соображаю, на такое торжество обязательно все родные съезжаются. Не бойся ты меня, приезд сестры останется строго между нами.
– А кто те сказал, что я тебя боюсь, – колко ответила Соколовская и, вытерев салфеткой губы и руки, встала из-за стола.
– Опять ты язвишь. Не забудь, нам с тобой придется жить в одной квартире. Я к чему спросил, ведь встреча с сестрой неизбежна или ты намерена скрывать от меня какие-то тайны.
– Глеб, на то они тайны, чтобы их скрывать, – снова колко ответила Дана и стала собираться.
– Я чем-то тебя обидел? Ты какая-то не своя.
– Советую продумывать вопросы, чтобы не казаться слишком...
– Умным или глупым? – перебил Гутерман Соколовскую.
– Сам для себя реши, зачем меня спрашивать.
Дана выразительно взглянула ему в глаза, давая лишний раз понять, что она имеет право на свои взгляды и личную жизнь.
– Хорошо, любимая, не будем обострять наши отношения, я умолкаю, – Глеб для примирения улыбнулся.
– На людях можешь называть меня как хочешь, но сейчас-то зачем кривить душой?
– С тобой я, как на духу, зачем же мне идти супротив совести.
– Ханжа! Опять ты за свое. Ладно, я ухожу. Вечером встретимся.
– А поцеловать, – услышала Дана, направляясь к двери.
– Для успокоения души познакомься с какой-нибудь красоткой, в Париже их необычайно много, у тебя есть квартира, так что есть, где встретиться и с кем целоваться, – Дана натянуто улыбнулась и скрылась за дверью, но успела услышать за спиной отпущенный Глебом комплимент.
– Дорогая, ты как всегда любезна.

О Глебе Гутермане заблаговременно позаботились агенты ВЧК и предоставили ему квартиру на улице Колизе в старинном здании. Не все агенты могли посещать его квартиру, для них существовали другие, в которых размещались как проверенные агенты, так и начинающие обучение. Если агенту предстояло оперативно передать важные сведения, то в основном чекисты пользовались автомобилями и желательно закрытыми.
Попрощавшись с Анной, Глеб не пошел пешком от отеля, а отправился на фиакре и прибыл к дому под номером тринадцать. Первым делом увиделся с хозяином, который сдавал в аренду квартиры, затем познакомился с пожилым консьержем, проводившего его до пятнадцатой квартиры. Глеб осмотрел две просторные комнаты, имевшие два больших окна с выходом на узкую улицу. Вышел на балкон, растянувшийся в обе стороны до углов здания. Необходимо предвидеть многое, особенно экстренный отход на случай внезапного вторжения агентов разных служб. При срочном отходе наметил для себя два варианта, первый, пройти по балкону до угла и спуститься по водосточной трубе и второй, подняться по лестнице на чердак и через слуховое окно выбраться на черепичную кровлю, а затем уйти через соседние крыши.

На улице Рю Дарю почти напротив собора Александра Невского, в старинном пятиэтажном доме с мансардой, в конспиративной квартире на третьем этаже встретились двое мужчин, один из них был временно исполняющим обязанности помощника начальника торговой компании, но имевший прямое отношение к Внешней разведке ВЧК. Другой мужчина тоже состоял на службе у чекистов и буквально вчера прибыл в Париж из России. Обменявшись с порога приветствиями, Яков Шамовников с оперативным псевдонимом – Воротников, пригласил Ивана Щербакова пройти в комнату и предложил место на диване.
– Иван, что будешь с утра, кофе, чай?
– Мне бы чего-нибудь посущественней.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, что-то между чаем и спиртом, так сказать за встречу, – улыбаясь, пошутил Щербаков.
– Прекращай по утрам «закладывать», и вообще, на службе, чтобы ни грамма. Хочешь потерять бдительность? Отправлю обратно в уездную чрезвычайку, будешь там полы в подвалах мыть.
– Ну, все, все Яков, не продолжай, нет, так нет. Подъемные хоть дашь, а то не на что даже пожрать.
– На деньги, что вам в Москве с покойным Лошкаревым выдали, можно было в Париже еще полгода жить.
– Так уж и полгода, – недовольно проворчал Щербаков, – львиная доля осталась у Лошкарева, я сам кое-как растянул деньги, едва хватило до Парижа добраться.
– Все, закончили на эту тему, деньги я тебе дам, давай ближе к делу. Сообщение твое получил, говори по существу, что случилось на корабле, как погиб Лошкарев?
– Дело было так: нарвались мы случайно на военного французика, видимо вышел прогуляться на палубу, докопался до нас, нельзя, мол, ночью по палубе прохаживаться. Лошкарев взъелся на него, мол, а тебе что, можно? Француз никак не унимается, пройдемте, мол, до вахтенного начальника. Одним словом, сцепились они не на шутку, я разнимать их стал, а француз пистолет выхватил и пригрозил Лошкареву, а он с дуру пальнул в него, видать зацепил да не сильно. Француз в ответ выстрелил и продырявил Лошкареву глаз. Я двинул француза хорошенько в скулу и убежал.
– Поди тревогу на корабле подняли. Тебя запомнил француз?
– Не, темно было, а тревогу не поднимали, видать побоялись пассажиров напугать, по-тихому искали, я в каюте отсиделся, больше, кроме сортира никуда не выходил, – соврал Щербаков.
– Ох и врешь, Иван, больно у тебя все складно выходит.
– Яков, я когда-нибудь тебя обманывал, так и было на самом деле.
– Ладно, я проверю, если соврал, получишь у меня, – пригрозил Воротников. На корабле видел Гутермана с его «кралей»?
– Нет, на корабле не довелось, а вот в Марселе, парой фраз обмолвились и разошлись. Они, видать, утром на тот же поезд сели, что и я, правда, мне пришлось с проводником договариваться, билеты все распродали, последние деньги ему выложил, всю дорогу в тамбуре простоял, – снова выдумал Щербаков.
– Как ты с ним договаривался, если французский не знаешь?
– А он из наших попался, из русских.
– Значит так, я познакомлю тебя с нашими агентами, присмотришься, обживешься, потом возглавишь группу, в основном будете заниматься слежкой, сверять данные, в исключительных случаях помогать в решении оперативных вопросов по устранению преград, касательно разных операций. Будешь поддерживать связь с Гутерманом, подстраховывать его в различных мероприятиях, периодически будешь встречаться с ним лично.
– А с его цацей, – Щербаков противно осклабился.
– И думать забудь, к ней даже за версту не подходи, она имеет важное задание, Гутерман ее подстраховывает.
– Яков, а ведь в Марселе я узнал эту мамзель, она раньше в Ново-Николаевской чека работала, мне довелось ее к «стенке ставить», председатель чека приказал проверить ее. Перепугалась она тогда, мы с Копыловым ее так пристращали, дар речи потеряла.
– Ты слышал, что я сказал, держись от Фрейзон подальше, не вздумай за ней следить без приказа. Ладно, пока на этом закончим, вот тебе деньги, сильно не транжирь, чтобы на месяц хватило и не вздумай пить.
– Ну, хоть чуть-чуть-то можно горло промочить.
– Немного разрешаю, но не в рабочее время. Я скоро в Берлин уезжаю, меня какое-то время в Париже не будет, но, пока я здесь, будем встречаться. Жить будешь в этой квартире. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Воротников провел Щербакова на кухню и, подойдя к высокому шкафу, установленного у левой стены, взялся за угол и потянул на себя. Шкаф легко отодвинулся, за ним располагалась потайная дверь. Щербаков изумленно вытаращил глаза. Воротников нащупал на верху шкафа ключ и, всунув в замочную скважину, наполовину приоткрыл дверь. Тыльная сторона второго шкафа была зашита листом фанеры. Воротников слегка надавил и в проеме открылся проход в другую комнату. Чекисты прошли в кухню, но уже в другую квартиру.
– Вот это да! – изумился Щербаков, – а здесь что, товарищ Яков?
– Другая квартира, но дверь выходит в соседний подъезд, это на случай экстренного отхода. Квартира снята в аренду, ключ от двери висит в коридоре на стене. Сюда никого не приводить, никому не показывать, отвечаешь головой.
– Все понял, Яков. Кто за место тебя останется?
– Найдем человека. Скоро еще одного помощника в торговой компании пришлют, начальство обещало. Все, закрывай дверь, задвигай шкаф и я пошел, как теперь найти меня, знаешь. Попусту не тревожь, чай не на родимой вотчине, здесь разные разведки работают, попадешь под наблюдение, можешь все испортить.

Соколовская, надев пальто и шляпку, вышла из отеля и, оглядевшись по сторонам, заметила несколько прохожих, находившихся друг от друга на разном расстоянии. Она поздоровалась с продавцом винного магазина, расположенного рядом с входом в отель и, остановившись возле витрины, посмотрела в отражение. На другой стороне улицы увидела коляску и кроме извозчика, сидевшего в ней, мужчину средних лет с усиками, он был одет в неброское темное пальто и черную шапку треух осеннего образца.
С приездом в Париж Соколовской следовало быть более внимательной и подмечать разные мелочи, ведь здесь сосредоточены разные разведки мира и было бы беспечно с ее стороны пренебрегать правилами конспирации. Пройдя немного по улице, увидела в двухстах шагах от себя стоявшую у обочины машину, со стороны шофера был поднят флажок, это значило, что таксист ожидает пассажира. Помахав водителю рукой, Дана на всякий случай оглянулась, на другой стороне улицы тронулась повозка. Сев в машину, спросила на французском языке, знает ли водитель нужный ей дом на Елисейских полях. Мужчина ответил, что конечно знает и, нажав на газ, потихоньку поехал по узкой улице. Какими переулками и улицами ехал шофер, ведомо было только ему, но когда он вывел машину на широкую улицу, Дана догадалась, что это и есть проспект Елисейские поля, ведущий прямо к Триумфальной арке, где недалеко живут ее родители. Дану охватило небольшое волнение, ведь через несколько минут она увидится с ними, обнимет, расцелует и, несомненно, прослезится, ведь она так по ним скучает.
Хоть и было утро, но проспект уже заполнился машинами, автобусами, за редкостью различными конными экипажами. По широким тротуарам в обоих направлениях шли люди, одетые в демисезонную пеструю одежду. Многие парижские мужчины начинали утро с езды на велосипедах. Дана заметила, как отличались советские граждане от французских, например: осенняя одежда, да и, пожалуй, любых сезонов, имела большое различие буржуа с пролетариатом. Даже извозчики были одеты во фраки или теплые пальто, а на головах носили высокие белые цилиндры. Проезжая по улицам она обратила внимание на разных уличных торговцев, предлагающих с раннего утра свои товары: цветочниц, продавщиц плетеных корзин и, не смотря на прохладное время года, продавцов мороженного. Даже уборщики уличных туалетов и расклейщики объявлений не ускользнули от внимания Даны. Жизнь в Париже закипала с самого утра. Проезжая по ухоженным, заросшим деревьями улицам, Соколовская вглядывалась в дома, имевшие различный архитектурный вид, они походили на Петроградские строения. Такие же трех, четырехэтажные здания, имевшие восхитительные формы.
– Мосье, далеко ли еще до дома? – обратилась Дана к водителю.
– Еще один квартал, мадмуазель.
– Остановитесь, пожалуйста, здесь, я немного пройдусь, – попросила Дана и, расплатившись по счетчику тридцатью сантимами, спустилась со ступеньки с помощью поспешившего услужить ей шофера, и не забыла дать ему на чай.
Пройдя несколько сот метров, остановилась и по привычке, оглянулась. Заметив среди прохожих мужчину, которого видела недалеко от отеля, Дана заволновалась. «На зрительную память я не жалуюсь, это тот мужчина в коляске. Однако, как он быстро успел за машиной. По-моему он за мной следит. Но кто он?»
Дана решила провериться. Она прошла мимо рядов столиков уличного кафе и зашла внутрь небольшого помещения, выбранного ею не случайно, ведь в магазине так легко потерять из виду человека, следившего за ней. С утра народу в кафе было очень мало. Дана поприветствовала кивком молодую женщину за прилавком и заказала кофе со сливками. Сев за стол, боковым зрением скользнула по входной двери. Все тот же мужчина с усиками, в темном пальто зашел в кафе и остановился у прилавка. Оглянувшись, осмотрел зал, остановил взгляд на Соколовской, заказал кофе и, сняв головной убор, присел за соседний столик. Дана на случай встречи со связным, вытащила платочек из-за отворота рукава пальто и как бы нечаянно его обронила. Мужчина поднялся, подобрал платочек и, протянув Соколовской, сказал:
– Сударыня, позвольте помочь, вы обронили. Ах, какая замечательная вещь, какая великолепная ажурная вязь, – произнес он на французском и попросил разрешения сесть за ее столик.
– Благодарю вас. Чувствуется светская речь. Как приятно услышать здесь русского, – улыбнувшись, ответила Дана, услышав знакомый пароль. Ее слова послужили ответом.
– Дана Петровна, честь имею представиться, поручик Чистяков Виктор Семенович, состою на службе его Превосходительства генерала Врангеля. Извините, что представляюсь не стоя, не та обстановка. Дражайший генерал Климович передает вам горячий привет и очень рад, что вы уже в Париже. Я заметил, как вы себя вели, держались хорошо, спокойно. Извините, но я вынужден вас покинуть, сейчас подойдет другой человек, и вы с ним пообщаетесь. Он будет ждать вас на улице за столиком. Не удивляйтесь, такова наша служба.
– Рада была с вами познакомиться. До скорой встречи, Виктор Семенович.
Поручик Чистяков откланялся и, положив на стол купюру, направился к входной двери. Он был очарован красотой этой женщины, ему так хотелось еще с ней пообщаться, но служба требовала порядка.
Буквально через минуту Дана вышла на улицу и увидела за круглым столиком молодого мужчину в приличном светлом пальто и шляпе. Соколовская, подойдя к столику, заулыбалась. Ну, конечно же, она уже знакома с ним, это был капитан Григорий Шабаров. Он поднялся, поцеловал ей руку и, отодвинув стул, пригласил сесть.
– Кофе, пожалуйста, – капитан сделал заказ подошедшей официантке, одетой в теплую кофту и длинную юбку с белым передником.
– Мое почтение, Дана Петровна! Очень рад видеть вас в Париже. Нас уже известили, что вы остановились со своим женихом в отеле «Камелия».
– И мне приятно вас видеть, Григорий.
– Не слишком обеспокоил вас поручик, кстати, привыкайте, он теперь в некотором роде будет вашей тенью, а по надобности ментором.
– Нет, что вы, я готова к разным неожиданностям. Очень рада, что контрразведка Климовича уже работает в Париже.
– Не только в Париже. Обживаемся, налаживаем связи с другими организациями. Дана Петровна...
– Можете без отчества.
– Хорошо, Дана. Не подумайте, что я вас принуждаю, но воспользуйтесь, пожалуйста, моим советом, вам пока рано появляться в доме у своих родителей.
– Что-то случилось? – встревожилась Дана.
– Нет, нет, не переживайте, все обстоит неплохо, правда у нас есть сведения, что за домом ваших родителей ведется наблюдение, возможно агентами ВЧК.
– Ах, вот вы о чем беспокоитесь, – улыбнулась Дана, – право же не стоит, у моего «жениха» есть кое-какие полномочия и мы подстраховались на этот счет. Пусть наблюдают, нам это не навредит.
– Вы в этом уверены?
– Одна из задач нашей подпольной работы заключается в том, что нам, так или иначе придется соприкасаться с отделом Внешней разведки ВЧК и снабжать их разными сведениями, желательно фиктивного характера. Наша основная работа будет заключаться в подготовке сжатых сведений, являющихся дезинформацией, вы будете передавать их Исаичеву, а он в свою очередь переправлять на Лубянку в ВЧК. Работа опасная и требует особого внимания, одно неверное сообщение и нас могут вычислить. ВЧК будут за нами следить постоянно, чтобы знать точно, не следят ли за нами контрразведчики других служб. Главное, не заиграться и не потерять бдительность, ведь работать придется по обе стороны, как на контрразведку белой эмиграции, так и на чекистов.
– Вот видите, сколько различий в нашей службе. К сожалению, в России мы не смогли поднять работу контрразведки на высокий уровень, в белом движении в каждой армии была своя разведка и мы, как не печально заметить, были разобщены. А большевистская ВЧК свое дело знала, она сплотила ряды чекистов, они смогли нам противостоять. Чего уж тут говорить, когда за два года некоторые офицеры белой армии не сберегли свою честь и перешли на службу к красным.
– На кого, кроме вас, я могу опереться?
– Скоро в Париж приедет Исаичев с женой и еще несколько толковых контрразведчиков, мы намерены создать отдел, подконтрольный особому отделению генерала Климовича, но пока мы их ждем, давайте Дана подумаем, каким должен быть отдел и люди, работающие в нем? Политическим, то есть решать только организационные вопросы и контактировать с разными партиями, или...
– Я думаю оперативным, то есть решать насущные вопросы, касающиеся безопасности отдела и ликвидации тайных агентов ВЧК или других деятелей советских организаций, ведущих подрывную работу за границей. В отделе обязательно должна быть сформирована такая оперативная группа, которая станет выявлять чекистских и разведупровских агентов и грамотно от них избавляться.
– Это прерогатива организационного штаба Врангеля, ему решать наше дальнейшее направление, ведь оттуда будет поступать финансирование. Кстати, Климович разослал уведомления заграничным черным представителям офицерства…
– Простите, что значит черным?
– Так называли жандармских офицеров, ведь они носили черную форму. Так вот, Климович обязал их незамедлительно встать на учет и подать списки, кто из них находится за границей. Офицеры, которые зарегистрируются, получат финансовую помощь. Так же Особое отделение контрразведки Климовича будет соприкасаться с другими антисоветскими организациями, мы нуждаемся в разной информации, которую вы, Дана, будете обрабатывать и передавать чекистским работникам. Ваш «жених» со своими полномочиями, кто он, можно ли на него положиться?
– Я постепенно работаю с ним, он важен для добычи и передачи информации, которая будет поступать в отдел Внешней разведки ВЧК и Разведупр Красной армии. Кто он? Для одних он белый офицер, а для других коллега по тайной службе.
– Чьей службы, если не секрет?
– Одной из опаснейших разведок мира. Большего я вам пока сказать не могу.
– Вот и правильно, всему свое время.
– Григорий, так почему же мне нельзя встречаться с родителями? – спросила Дана, хотя отлично знала, что чекистам только на руку ее встреча с отцом, ведь он будет связывающим звеном во внедрении Соколовской в антисоветский центр.
– Вопрос потерял важность после объяснения, что ваш «жених» имеет достаточно полномочий воздействия на чекистских агентов. Я оставляю вас, Дана, надеюсь скоро снова встретиться, – откланявшись, Шабаров направился за угол кафе.

Глава 2

Обдуманное соглашение

Дана осознавала, что потеряв одного за другим двух любимых мужчин, на какое-то время отказалась от желания найти друга близкого ее сердцу. Но время непреложно текло, сердечная боль притупилась, и природа начинала брать свое: молодой, цветущей женщине жить в одиночестве становилось трудно. Она украдкой засматривалась на симпатичных мужчин, мысленно представляя, что кто-то из них мог бы стать ее воздыхателем. Гутерман, как она считала с недавних пор, на роль поклонника мог бы подойти: он симпатичный, хорошо сложена фигура, любил ее трепетно, но у нее не хватало уверенности, что Глеб, узнав о ее службе в белоэмигрантской контрразведке, захочет продолжать с ней отношения. В этом плане она сильно колебалась, а вдруг он, не смотря на свои чувства к ней, доложит руководству, что она вражеская разведчица.
Дана поднялась, осмотрелась по сторонам и не спеша пошла к дому родителей. По дороге решила взвесить, правильно ли она поступила, утаив от контрразведки Климовича, что Гутерман рьяно сотрудничает с главными чекистами, да еще приставлен контролировать ее действия. То, что Глеб ее любит, она не сомневалась, вряд ли мужчина может так искусно играть роль влюбленного, уж слишком много он ей прощает для сотрудника Внешней разведки. Беря во внимание помощь Глеба, нужно правильно сформулировать его действия: либо он играет по сценарию Менжинского, либо преследует свою пока непонятную ей цель и наконец, третье, он делает это исключительно, любя ее всем сердцем. Да, пожалуй, не будь он сотрудником ВЧК, а ее коллегой в белой контрразведке, Дана присмотрелась бы к этому мужчине, готовому пойти за ней куда угодно. Подготавливаемое фиктивное венчание и регистрация брака не столь волновали ее, как последующее разочарование в том, что она пригрела рядом с собой такую «змею», которая когда-нибудь ужалит смертельно. Дана понимала, что надежный выход из создавшейся ситуации непременно есть, но его практически невозможно найти без контрольной проверки и вербовки Глеба. Она должна что-то придумать, пойти на какой-то серьезный шаг, дабы окончательно убедиться в Глебе – если любит, останется ли ей верным. Выходит, она должна проверить, крепко ли он привязан к ней. А как же тогда ее нравственная сторона, неужели тайная деятельность довлеет над ее моральными принципами? Который раз она задумывалась, что считает унизительным делом манипулировать влюбленным мужчиной. Ведь он возненавидит ее до конца своей жизни. А ничего, что он ее классовый враг, так любят называть большевики часть народа. Не она начала эту борьбу, а сам Глеб, прикрывшись фиктивной легендой о Пожидаеве, хотел помочь чекистам уничтожить ее, вычеркнуть из жизни. Разве такое забудешь. Хотя, как можно рассуждать о человеке, который в процессе жизни способен менять свои взгляды. Разве он не имеет права мыслить иначе. Дана раньше читала книги о любви, как мужчины или женщины жертвовали собой и менялись основательно. Она не осуждала персонажей за их самоотверженные шаги, а только гордилась ими, что они способны ради великой любви принять человека, очистившегося от прежних предрассудков.
Дана приостановилась, ей захотелось подыскать место, чтобы присесть и продолжить размышления. Она села на скамейку возле входа в магазинчик и накрыла ноги краем пальто, защищаясь от утренней прохлады. Внезапно нахлынули свежие воспоминания, как они с Глебом расположились в одном купе. Иногда днем она укрывалась теплой шалью и под монотонный звук колес, дремала. Пробудившись, приоткрывала глаза и смотрела на Глеба. Встречаясь с ней взглядами, Глеб улыбался и, делая вид, что погружен в чтение книги, снова за ней подсматривал. Так он наблюдал за ней, пока она спала. Интересно, о чем он тогда думал? Можно смело предположить, о чем мог грезить влюбленный мужчина. Дана улыбнулась, вспомнив о поцелуе, возникшим спонтанно. Тогда поцелуй выглядел чисто показным… Сейчас почему-то тот поцелуй показался ей приятным. Вдруг голову вскружила дерзновенная мысль – она уже готова простить Глеба и попробовать изменить к нему отношение. Может, она не оценила его душевного порыва и своим поведением загасит в нем воспламенившуюся любовь. Хотя, так ли это важно, ведь она его не любит. А кого же она любит? Тех мужчин, к которым тянулась всей душой и сердцем, так ведь ушли они навсегда из ее жизни и сохранились только в памяти. Теперь она осталась одна со своими сокровенными мыслями. Наверное это естественно, что Глеб, влюбившись в нее с первых дней знакомства, день за днем постепенно пытается доказать, как он к ней привязан. А она этого не хочет принимать, потому что в политическом плане у них разные отношения. Ей трудно будет впустить неприятеля в добрую, крепкую, любящую семью, предполагая, что когда-нибудь апогеем станет торжество большого зла, именно она приведет его в дом. Но, не она ли всегда говорила и отстаивала точку зрения, что человек имеет право на снисхождение. Да, имеет, если он способен дарить доброту и любовь другим людям, но не причинять им зло в любой его ипостаси.
Чувствуя, что устает от назойливых мыслей, Дана поняла – она должна принять какое-то решение, прежде чем познакомит Глеба со своими родителями. Что она должна сделать в такой ситуации? В первую очередь серьезно поговорить с Глебом. А может, постараться отбросить классовые предубеждения и войти в его положение влюбленного мужчины, разобраться, способен ли он стать для нее другом, а может быть больше чем другом. Дана удивилась стремительному ходу смелых мыслей, честно, она не ожидала, что вот так неожиданно начнет формировать новое отношение к Глебу. Так уж и неожиданно… Просто она недостаточно уделяла ему внимания. Итак, она должна представить родителям жениха. Они будут рады? Первое впечатление сложится сразу, как только завяжется разговор, но и, конечно же, от поведения невесты и жениха. Естественно, от опытных глаз родителей не скроешь истинного положения вещей, либо есть любовь, либо ее нет, а вместо нее в отношения вплетается искусство подражания тех самых чувств.
«Чтобы добиться хоть какого-то успеха, я должна пойти на сближение с Глебом. Я чувствую, что способна его изменить. Сущность не переделаю, да она не такая уж и плохая, а вот некоторые убеждения, попытаюсь. О, Господи! Либо я схожу с ума, либо нащупала единственно правильный выход из этой ситуации. Мне стоит поехать на улицу Колизе. Попробую преподнести Глебу сюрприз, которого он не ожидает. Перед моими родителями мы должны выглядеть естественно. А что же будет потом? Пожалуй, многое зависит от него. Но, и от меня тоже не мало. Я уже начинаю чувствовать кое-какие изменения в своей душе».
Дана поднялась с лавочки, подошла к дороге и, увидев свободное такси, подошла к машине. На водительском месте сидел мужчина с небритым лицом, одетый в старую потертую местами куртку, на голову была надета помятая фуражка с блестящим козырьком. Он читал газету под названием – «Последние новости». Дана подошла вплотную к открытому окну и спросила:
– Вы свободны?
Водитель кивнул, молча, открыл дверь, вышел из машины и, услужливо поклонившись представительной молодой даме, поднял свое сидение и помог ей сесть в машину.
– Пожалуйста, улица Колизе тринадцать, – сказала Дана.
– Прошу вас, мадам, усаживайтесь поудобнее.
– Это далеко?
– Нет, мадам, всего лишь несколько кварталов.
– Замечательно.
Сердце Даны трепетало от неожиданного решения. Она еще не знала точно, какой завяжется разговор с Глебом, но то, что он удивится ее внезапному приходу, ощутила явственно. Прибыв на место, Дана остановилась перед входом в подъезд пятиэтажного здания.
Квартира Глеба размещалась на четвертом этаже, два высоких окна выходили на узкую улицу. Вдоль стены по всему периметру тянулся сплошной балкон, перегороженный между квартирами невысокими чугунными, узорными решетками.
Дана вошла в подъезд и очутилась в небольшом холле. Прозвучал колокольчик, подвешенный над дверью. Навстречу вышел пожилой мужчина и, поклонившись, спросил:
– Что вам угодно, мадам?
– В пятнадцатой квартире остановился мой жених, я хочу с ним увидеться.
– А, месье Гутерман. Он только что пришел, прошу вас, поднимитесь на четвертый этаж. Мадам, хочу заметить, у месье Гутермана прекрасный вкус, – улыбаясь, отпустил комплимент консьерж.
– Благодарю вас.
Дана поднялась по лестнице и, пройдя по коридору до пятнадцатой квартиры, постучала в дверь. Послышался звук открываемого замка и вопрос:
– Кто там?
– Глеб, это я, Анна.
Дверь мгновенно распахнулась и удивленный Гутерман с порога засыпал Дану вопросами:
– Анна!? Как ты сюда попала, ты же поехала к родителям, что-то случилось? Проходи, не стой в дверях.
– Не беспокойся, ничего не случилось. Глеб, просто я подумала, что ехать одной к папе с мамой, как-то не хорошо. Рано или поздно мне придется представить тебя как своего жениха.
– Проходи, устраивайся поудобнее, – Глеб закрыл дверь на защелку и помог Дане снять пальто. Выйдя на балкон, глянул вниз и никого не заметив, вернулся в комнату, – ты правильно подумала, я рад твоему решению. Но, я не пойму, что заставило тебя изменить свои планы, ведь только утром ты отвечала мне дерзостью.
– Извини, не обижайся на меня. Я подумала, что вообще неправильно веду себя. Ты для меня столько хорошего сделал, а я оказалась такая неблагодарная.
– Анна, положа руку на сердце, я тебя не узнаю. Что с тобой случилось, ты прям вся распереживалась?
– Скажу откровенно, мне стало не по себе. Ночью я долго не могла заснуть, все думала, а может зря я во все это ввязалась. Если бы не ты, я бы одна не справилась. Там, на корабле, когда в меня целился этот... Я подумала, ведь один выстрел решил бы все. Ты меня спас.
– Что ты, любовь моя! – искренне воскликнул Глеб и присев рядом на диванчик, поцеловал Дане руку, – ты меня тоже спасла, можно и так сказать, нам посчастливилось свернуть с дороги, ведущей на тот свет. Анна, может, я неправильно тебя понимаю, ты же не виниться ко мне пришла.
– Глеб, я пытаюсь разобраться в себе. Не знаю, могу ли я относиться к тебе иначе, ведь мы с тобой совершенно разные люди...
– Подожди, Анна, ну, какие мы разные? По сути, мы служим одному делу, а то, что ты была потомственной дворянкой, так ведь это в прошлом, хотя здесь в Париже ты можешь вернуть свой статус. Жизнь вокруг нас меняется, люди становятся другими, войны все равно закончатся и нам нужно жить дальше. Мне хочется соответствовать твоему положению в обществе, чтобы ты мной гордилась. Кстати в ВЧК меня не учили любить тебя по-настоящему, я сам этого добивался и люблю тебя такой, какая ты есть.
– Правда?! Глеб, ты действительно меня любишь?
– Люблю и не устану повторять. Хочешь, каждый день по несколько раз буду говорить, что безумно тебя люблю. Неужели ты этого не замечешь, любимая. Как мне еще доказать, что я люблю тебя, застрелиться что ли? – улыбнувшись, пошутил Глеб.
– Не нужно ничего доказывать, я и сама все вижу, – грустно произнесла Дана, – просто мне нужно время, чтобы многое забылось. Не скрою, после смерти мужа у меня был мужчина, которого я полюбила.
– Вы с ним встречались?
– Нет, нет, – возразила Дана и тяжело вздохнула, – он погиб. Я снова осталась одна.
– Понимаю, как тебе нелегко пережить все это. К любимым привыкают, и расставаться с ними всегда тяжело. Анна, любимая, не хочу тебя торопить, но дай мне хотя бы капельку надежды, чтобы я знал, для чего живу, ведь ради тебя я готов пойти на все...
– Неужели на все?
– Понадобится, жизни своей не пожалею. Поверь, это не пустые слова.
– А как же наша с тобой работа, обязательства, убеждения, приказы начальства.
– К черту все, ты мне дороже всего на свете!
– Ой, Глеб, ты слишком высоко меня возносишь, это меня как-то настораживает. Иногда я переживаю, вот пройдет какое-то время и вдруг я оступлюсь, сделаю серьезную ошибку, и тогда руководители ВЧК вспомнят мне все: дворянское происхождение, бывшего мужа белогвардейца, родителей антисоветчиков и грехи, от которых ты пытался меня оградить. Тебя принудят отречься от меня, чекисты не оставят тебя в покое. Так что, Глеб, собираясь отдавать за меня жизнь, подумай сначала, а стоит ли овчинка выделки.
– Стоит! Ты уж поверь мне, я думал об этом еще в Москве, когда ты так опрометчиво бросилась к умирающему белогвардейцу. После думал, представить себе не мог, если с тобой могло что-то случиться. Знаешь, я многое пережил в своей жизни. Смерть матушки и отца. Так ведь от чьей руки они погибли?! По приказу командира красного партизанского отряда. Ворвались они со своей бандой на Алтае в нашу деревню и уничтожили половину жителей, будто бы за сочувствие белякам. Казалось, за смерть родителей я должен был возненавидеть красных, но я тогда уже служил в Разведупре Красной армии. А то, что сделали партизаны, в последствие называли – красным бандитизмом. Когда меня перевели работать в ВЧК к Павлуновскому, тоже на всякое насмотрелся, как по приказу высшего начальства фальсифицировали дела на бывших белогвардейцев, а затем судили и расстреляли. Революция здесь не причем, ведь многие ее сердцем приняли, в том числе и я.
Дана вспомнила последний разговор с Матвеем, он тоже говорил, что у него погибли жена, ребенок и отец с матерью. Она точно помнила, что погибли его родители от рук партизан и, кажется, это случилось на Алтае. Она не стала спрашивать Глеба о родителях, мало ли в этой братоубийственной войне погибло родных, и эти два случая могли быть совпадением. Но сейчас ее больше всего заинтересовало, колеблется ли Глеб в своих убеждениях или это снова игра?
– Как ты думаешь, Глеб, если с нами обоими случится что-то ужасное, например: подставят под удар, станут наверху разбираться или нас одним приказом, только тебя вернут в Россию, а меня похоронят здесь.
– Не говори так! Анна, пойми, я в ответе за тебя.
– Перед кем?
– Я поклялся себе, никогда не бросать тебя в беде. А вообще нам с тобой нужно быть осторожными, чекисты это одно, а еще кругом столько тайных служб работает, даже не знаешь, откуда беда прилетит. Давай будем доверять друг другу. Очень тебя прошу – верь мне.
– Хорошо, Глеб, давай попробуем начать новые отношения.
– Спасибо тебе, моя хорошая. Ну, едем к твоим родителям?
– Конечно, едем, давай одеваться, отсюда до их дома недалеко.
– Анна, подожди... Позволь поцеловать тебя.
Конечно же, Дана почувствовала внутренний порыв и после такого доверительного разговора ждала подобного предложения, потому молча, закрыла глаза. Глеб принял молчаливый жест, как знак согласия и прикоснулся к ее губам. За все время их знакомства это был первый настоящий поцелуй. Ему стало интересно, как отреагирует сама Дана? Результат ошеломил его: ее губы оказались податливыми, сладкими, поцелуй получился настолько нежным, желанным и долгожданным, что оторваться от ее губ было невозможно. Дана легонько уперлась ладонью в его грудь, давая понять – хорошего помаленьку.
Перед тем, как выйти, Глеб задержал Дану и, взяв ее за руку, заглянул в светлые, изумительные глаза.
– Анна, помнишь наш разговор в поезде, тогда речь зашла о доверии, мне кажется, ты сделала решительный шаг, иначе, зачем бы пришла ко мне и позволила себя поцеловать.
Дана мило улыбнулась и, игриво поведя бровью, ответила:
– Вполне может быть. Ах, да, чуть не упустила главного, не зови меня больше Анной, ты же знаешь, это оперативный псевдоним, называй Даной.
– Дана, Даночка, кажется польское имя. Оно прекрасно, мне даже определенно нравится. Дана Петровна, очень приятно познакомиться, а меня зовут Алексей.
– Можно я буду продолжать звать тебя Глебом. Дана – другое дело, не хочется вносить путаницу в имена, родители могут неправильно понять.
– В нашем случае, Даночка, все возможно.
Глеб обнял ее за плечи и, прижав слегка, нежно поцеловал в губы.
– Ах, вот как сейчас знакомятся молодые люди, – засмеялась Дана, – сразу же поцелуи им подавай.
– Это для внесения между нами романтических отношений. Все будут знать, что мы жених и невеста, это звучит как-то обыденно, а на самом деле у нас начинается совершенно другой период знакомства. Я люблю тебя, радость моя и готов кричать об этом на весь Париж.
– Всему Парижу может, не обязательно об этом знать, а мне приятно слышать.
Дана, уверовав в правильность своего решения сблизиться с Глебом, обняла и поцеловала его в губы. Именно сейчас она почувствовала, что все слова, сказанные ему, стали иметь другой смысл.

Дом, в котором проживали родители Даны, находился на пересечении главного проспекта Парижа – Елисейских полей и второстепенной улицы. Это было здание изумительной архитектуры, его фасад выполнен со встроенными фигурными колоннадами, с оригинальными элементами лепнины, с балконами, огороженными перилами из кованной ажурной решетки.
Дана и Глеб поднялись по каменной лестнице, состоящей из десяти ступеней и оказались перед массивной деревянной дверью, украшенной элементами резьбы. Кованые чугунные ручки выполнены в форме разветвленных лилий. Справа на стене находилось рельефное изображение ангелочка с крыльями, он держал в руках сердечко, на которое необходимо нажать, чтобы внутри квартиры прозвучал звонок.
Дана, поразмыслив, улыбнулась – такое творение могла придумать только мама. Волнуясь, глубоко вздохнула, глянула на Глеба и нажала на сердечко. Через минуту дверь открыла миловидная молодая женщина, по всей видимости, прислуга, одетая в строгое темно синее платье с накинутым поверх белым передником.
– Бонжур, господа, кого вам угодно?
– Я хочу увидеть своих родителей, – радостно ответила Дана.
– Ах! – воскликнула ошеломленная женщина, – так вы Дана Петровна?
– Да – это я.
– Ля бьенвеню , господа!
Прислуга распахнула дверь и, поклонившись, пригласила гостей войти, а сама поспешила в кабинет хозяина доложить о прибытии дочери.
Петр Николаевич быстро вышел из кабинета и, раскрыв объятия, подошел к Дане.
– Ты моя драгоценная, – поцеловав в обе щеки, прижал дочь к груди и расчувствовался, – как же я по тебе скучал, родная ты моя. Где же ты странствовала, моя любимая доченька?
– Папочка, дорогой мой, а как я по тебе скучала, родной ты мой, – глаза Даны увлажнились от слез.
– Маргарита, дорогая, спускайся скорее, посмотри, кто к нам приехал, – громко и радостно позвал Петр жену.
В тот же миг на антресолях показалась пожилая женщина, не потерявшая от времени своей красоты.
– Боже мой, Даночка! – воскликнула мать и, спускаясь по ступеням, поспешила к дочери. Обняв ее и расцеловав, заплакала.
– Солнышко ты наше, а мы уж не чаяли тебя увидеть, – Маргарита Дмитриевна залилась слезами.
– Что ты, мать, я же говорил тебе, к зиме она приедет, а ты мне не верила, – успокаивал ее Петр Николаевич, обнимая за худенькие плечи.
– Откуда ты, милая? – всхлипывая, спросила мать.
– Прямо из России.
Дана спохватившись, протянула руку, указывая на Глеба и представила родителям.
– Мама, папа, знакомьтесь, это Глеб Михайлович... Мой жених, – Дана слегка смутилась.
– Вот это неожиданность! – воскликнул Петр Николаевич, – но весьма приятная новость.
Представившись Глебу, родители подали знак прислуге, чтобы помогла раздеться, и пригласили молодых в просторную гостиную.
– Инга, собери, пожалуйста, на стол, гости с дороги, наверное, проголодались.
– Не беспокойтесь, мы позавтракали, приехали вчера поздно вечером, остановились в отеле, – предупредила Дана.
– Боже мой! – всплеснула мать руками, – нужно было еще вчера к нам приехать.
– Глеб снял квартиру, а я ночевала в отеле «Камелия», – Дана не стала говорить, что им пришлось спать в одной комнате.
– Ну-с, молодой человек, позвольте спросить, что за сокол завладел сердцем нашей драгоценной дочери? – обратился к Глебу Петр Николаевич.
Гутерман поднялся с диванчика и резко кивнул по-военному, склонив подбородок к груди.
– Честь имею представиться, капитан Гутерман, во время войны служил в саперной роте в войсках его Императорского величества Николая Романова. На данный момент, представляю американскую благотворительную фирму, как в России, так и во Франции.
– Глеб Михайлович, а где вы познакомились с Даной? – спросила Маргарита Дмитриевна.
– В Москве, я как раз готовился к отъезду в командировку. Искал по городу одну организацию и заплутал. Дану я встретил в переулке и спросил, как выбраться из этого захолустного места. В это время над нами пролетал Купидон, вот он и поразил мое сердце. Не смог я жить без этой красавицы, – закончил шуткой Гутерман.
– Если быть точнее, это вышло чисто случайно, я приехала с поручением в столицу из Ново-Николаевска, – пояснила Дана.
Петр Николаевич тяжело вздохнул и удрученно произнес:
– Наслышан о тяжелейшем положении нашей Русской армии. Кстати, каким путем вы попали в Париж, ведь выбраться из России при большевистском правлении, сейчас, не так-то просто?
– Нам удалось вырваться из России через Крым. Папа, мы виделись с бароном Врангелем, он посодействовал нашему отъезду и дал мне рекомендательное письмо.
– С Петром Николаевичем, моим тезкой! Вот спасибо ему, при случае обязательно поблагодарю. Глеб Михайлович, хоть это сейчас не ко времени, но мне хотелось бы узнать ваше теперешнее отношение к большевистскому режиму.
– Ненавижу их всем сердцем! Готов бороться с этой нечистью до последнего вздоха. За этим мы и прибыли в Париж, чтобы продолжить борьбу.
– Хорошо, дети мои, о делах поговорим после обеда, прошу всех к столу. На днях соберем родственников и почтенных людей, нужно отметить такое радостное событие. Даночка, приедет твоя родная тетя с детьми, они по тебе очень скучают. Да, кстати, Инга, будьте любезны, сходить на телеграф. Отправьте Верочке срочную телеграмму, пусть приезжает, текст я вам сейчас напишу, – попросил Петр Николаевич.
Когда гости пообедали, Маргарита Дмитриевна, специально сославшись на занятость, пошла на второй этаж и оставила мужа с детьми, она понимала, какие темы назрели у всех для обсуждения.
– Дочь и вы любезный Глеб Михайлович, от бытовых дел я вынужден перейти к деловому разговору. Меня ввели в курс дела, с чем вы прибудете в Париж, правда, не знал когда. Даночка, Глеб Михайлович, простите за не очень тактичный вопрос: вы на самом деле жених и невеста?
– Да, папа, мы с Глебом помолвлены.
– Я очень за вас рад, дети мои. Что ж, тогда приступим к обсуждению. Знаете, я всегда относился с трепетом и признанием к великой России и теперь в эти трудные для нее времена не намерен оставаться в стороне. Все что случилось лично с нами и с русским народом, нельзя считать само собой разумеющимся, в какой-то мере мы все несем ответственность за содеянное, мы позволили большевикам прийти к власти.
– Но позвольте, Петр Николаевич, большевики не с неба свалились, а вышли как раз из русского народа, – возразил Глеб, – я или Дана не вели их к правлению, это допустило Временное правительство Российской империи.
– В том числе и я, как военный человек, знающий толк в политике государства. Сколько было сказано прошлому правительству, в том числе этому краснобаю Керенскому, что опираться на народные массы, подогретые лозунгами большевиков – преступно!
– А на кого тогда можно было положиться? – спросил Глеб.
– На генерала Корнилова, которого, кстати, Керенский отстранил от командования войсками и заключил в тюрьму, – ответила за отца, Дана, – меня вообще поражает тот факт, как большевикам за столь короткий срок удалось сформировать мощное сопротивление и захватить в стране власть. Белая и Красная армии, по сути это результат раскола одного народа. Созданные службы: белая контрразведка и красная чрезвычайная комиссия, две враждующие между собой организации, но цели одинаковые, подавлять сопротивление противника.
– Цели одинаковые, а вот руководители разные, – заметил Глеб.
– Тогда давайте дадим характеристику двум противоположным личностям, – предложил Петр Николаевич, – генерал Климович и председатель ВЧК Дзержинский. Климович – потомственный дворянин, офицер, служивший в царской армии в департаменте полиции. Относился к «офицерской касте», образованный, воспитанный, не уронивший своей чести. В русской армии был назначен бароном Врангелем начальником контрразведки. С другой стороны противоборствующий ему недоучка Дзержинский, даже как политический деятель он ничего собой не представлял, так себе – рядовой боевик, психически неуравновешенный, возненавидящий все, что касалось царского режима, он даже ненавидел москвичей и готов был их уничтожить. И вот, случилась революция, его выпустили из тюрьмы, а после большевистского переворота он вступил в партию большевиков и, получив власть над людьми, творил всякие бесчинства по классовому признаку. Понимаете, ведь уголовники по социальным признакам намного ближе к большевикам, которые в прошлом не вылезали из тюрем и каторги, потому многие изгои присутствуют в чека, в партии, в правительстве, считая, что они сами себя реабилитировали перед обществом, отобрав власть у буржуазии. Ладно, мы немного отошли от темы, не будем акцентироваться на прошлом, а обсудим наболевшие вопросы. После эвакуации русской армии, люди из белого движения вынуждены покинуть родину и разъехаться по разным странам. Нам, старым кадрам, осевшим за границей не нужно терять времени даром, а пользоваться моментом, пока эмигранты активны, смелы и готовы продолжать бороться с большевистской организацией ВЧК и Красной армией. Необходимо подключать не только военных, но и политические партии, чтобы они работали с людьми разных сословий.
– Поэтому, папа, мы и получили задание от белогвардейского центра, сформировать дополнительные группы и подключиться к работе. Я уже встретилась с представителем контрразведки Врангеля, вопрос о финансировании таких групп поднят.
– Дана, деньги изыщем, важна еще пропаганда, нужно указывать на действия большевиков, как они разделываются с неугодными людьми, чтобы росла не только ненависть, но и зарождалась борьба в эмиграции. Напоминать, чтобы русские люди, эмигрировавшие в Европу, не забывали о главном враге, который изгнал их из России.
– Согласен с вами, Петр Николаевич, – поддержал Глеб, – борьба белой организации в России ослабла, темп ее начинает снижаться и это говорит о том, что большевики, чекисты действуют решительно. Они более сплоченны, чем разрозненные организации белых, они более финансированы, чем контрразведка или другие белогвардейские формирования. Они пропагандируют лучшую жизнь, чем была при царе и разных белогвардейских командирах.
– Нам необходимо в самое ближайшее время наладить путь для передачи фиктивной информации в Москву, – предложил Петр Николаевич, – антисоветский центр нас поддержит, мы уже говорили на эту тему с разными организациями.
– Предварительный план уже готов, мы ожидаем прибытия в Париж ответственного советского работника, это наш человек, – пояснила Соколовская, – он будет переправлять донесения в Берлин, а дальше – в Москву.
– Почему через Берлин? – спросил Петр Николаевич.
– Отлажен совершенно новый канал связи ВЧК в Берлине. Во Франции пока что действует не самостоятельный резидент ВЧК, подчиняющийся берлинскому резиденту. Секретные донесения отправляются через доверенных лиц и стекаются в Берлин, затем переправляются в Москву, – ответила Дана.
– Зачем такие сложности, ведь из Франции без посредничества германского резидента куда проще было бы отправлять засекреченную почту или зашифрованное сообщение, – заметил Потапов.
– Я думаю, Дана права в своих рассуждениях, – к разговору подключился Глеб, – Германия после поражения в войне, лишилась воздействия на военные и политические объединения и потворствует образованию белогвардейских военных союзов. В Берлине создан центр российских эмигрантов, в который преимущественно входят военные: бывшие русские офицеры и солдаты. А во Франции рабочее движение привело к тому, что Французская социалистическая партия ратует за присоединение к Коминтерну. Национальному блоку грозит развал. И здесь коммунисты лезут во власть. Потому основной центр сейчас базируется в Берлине. Франция в этом вопросе находится в шатком положении.
Дана удивленно посмотрела на Глеба, она никогда не слышала от него подобных рассуждений. Были, конечно, всякие темы, но чтобы так глубоко высказать свои познания... «Когда он успел получить эту информацию? Неужели в ВЧК постарались. Ах, Глеб, Глеб, что-то в последнее время ты поразительно меняешь взгляды. Понимаю, это задание ВЧК и нужно соответствовать бывшему белому офицеру. Но я-то точно знаю, что ты – чекист. Хотя... Кстати о взглядах, что он там говорил о гибели родителей? Сколько он натерпелся от красных бандитов и чекистских опричников?» Дана специально высказалась вслух о прибытии в Париж советского работника, если чекисты в центре об этом узнают, то с Гутерманом нужно будет аккуратно делиться информацией.
Глеб перехватил задумчивый взгляд Даны, ему показалось, что она не слышала его сейчас, а пребывала в раздумье.
– Дочка, ты уверена в надежности канала связи, мы можем им воспользоваться? – отец отвлек ее от мыслей.
– Папа, меня уверили, люди там работают проверенные в борьбе с большевиками. Мы готовы отправить любую информацию, но прежде ее необходимо подкорректировать, эта функция возложена на меня.
– Я так понимаю, ваше задание имеет двойное предназначение. Контрразведке генерала Климовича важно дезинформировать Иностранный отдел ВЧК и посылать фиктивные сведения, а иногда и достоверные.
– Простите, какого отдела? – спросил удивленно Гутерман.
– Вы отстаете от жизни, Глеб Михайлович, не далее, как позавчера шеф политической разведки Дзержинский издал приказ об образовании Иностранного отдела.
– То есть имеющий Внешнеполитическое направление. Как же быстро до вас дошла эта информация, – снова удивился Глеб, – вот дорогая, как должна работать разведка, – улыбнувшись, обратился Глеб к Дане.
– Да уж, папа, удивил ты нас. Оказывается, мы начнем работать не на пустом месте.
– Да, дорогие мои, мы занимаемся этим вопросом. Что ж, действительно нужно начинать работать, я уполномочен передать вашей группе первое задание, нужно проинформировать руководство ИНО ОО ВЧК о важном событии: в Париже создан Национальный центр для подготовки белых армий к борьбе с большевизмом.
– Глеб, займись, пожалуйста, этим делом, но для начала нужно правильно сформулировать задачи Национального центра. Папа, можешь объяснить в общих чертах?
– Да, конечно, попробую. В центре начали работу разные политические партии. Российское зарубежье пополнили социал-революционеры и кадеты. Планируется создать целую армию для борьбы с большевиками. Кстати, в Германии создан похожий «Великорусский центр», но он имеет политические разногласия с Парижским.
– Вот политические халдеи, никак не согласуют действия! – возмутился Гутерман, – и здесь центры противостоят друг другу. Такое впечатление, что они вернулись в Россию и начали делить власть. А как же объединение сил? Ведь мы уже это проходили, свои же военачальники разобщили белое движение, в России оно потерпело полное фиаско. А большевики тем временем еще больше сплачивают свои ряды.
– Глеб Михайлович, не все сразу, мы учтем допущенные ошибки и обязательно этим займемся. Сейчас усилие вашей группы должно пойти на добычу и обработку разного рода сведений о законспирированных работниках ВЧК. В общем, так, дорогие мои, начало хорошее, но на сегодня достаточно. Завтра будет день и будет пища. Даночка, где твои вещи?
– В отеле остались, все уложено в чемодан и саквояж.
– Я пошлю Ингу на машине, шофер ей поможет.
– Папа, мне самой необходимо быть вечером в отеле, заодно я провожу Глеба, но если ты поможешь с транспортом, мы будем тебе очень признательны. Вещи Глеба тоже нужно перевезти на квартиру.
– Дочка, обязательно приезжай к нам, наверху две свободные комнаты, одна для тебя, другая для Верочки, – Потапов искоса бросил взгляд на Гутермана, и Глеб понял, что он означает: «После свадьбы этот дом станет и твоим».
– Спасибо родной, – Дана поцеловала отца в щеку и пригласила Глеба в прихожую, пора было собираться.
– Даночка, по какому адресу послать шофера с машиной?
– В отель «Камелия». Он знает, где находится это место?
– Не беспокойся, найдет. Итак, Глеб Михайлович, завтра ждем вас к обеду, очень рад был с вами познакомиться. Оба отдохните, как следует, вы, наверное, не выспались с дороги, – крепко пожав руку Гутерману, Петр Николаевич громко позвал жену.
– Маргарита, спустись, пожалуйста, попрощайся с гостями.
Со второго этажа спустилась мать и, попрощавшись с детьми, родители проводили их до крыльца. Дана, взяв Глеба под руку, шутливо дернула его за рукав пальто и спросила:
– Ну, как тебе мои родители?
– Прекрасные люди, вежливые, обстоятельные, мне они понравились, рад, что у таких родителей замечательная дочь.
– Ты еще с моей сестрой не знаком, думаю, она во многом меня опередила.
– Нет, тебе нет равных, любовь моя. Скажи, только честно, что ты чувствовала, когда сказала отцу, что мы с тобой помолвлены?
– Я так свыклась в этой ролью, что ответила, не задумываясь, будто это на самом деле уже произошло.
– Когда же это в действительности случится?
– Жизнь покажет, Глеб, – неопределенно ответила Дана, но отчетливо дала понять, что этот вопрос теперь открыт.

Глава 3

Шокирующая тайна

Подходил к концу декабрь. Вместо снега, выпадавшего в зимние дни довольно редко, зарядили холодные дожди, накрыв городские улицы и дома серостью и унынием. Хозяева магазинов и торговых лавок, некогда держа открытыми входные двери, закрыли их, сберегая тепло, которое добывалось по-разному. Более богатые арендодатели отапливали квартиры газовыми колонками, а те, кто сдавал или имел скромные жилища, топили печи, покупая в лавках дрова и уголь.
Парижане отпраздновали Рождество Христово и через неделю готовились к встрече нового 1921 года. Несмотря на сырость и унылый вид улиц, витрины магазинов и фасады домов были украшены рождественскими елками и гирляндами, это поднимало у людей праздничное настроение. Триумфальная арка, проспект Елисейские поля, Эйфелева башня светились и переливались разноцветными огнями.

Вечером в отеле «Камелия» на втором этаже состоялась встреча с участником подпольной разведывательной сети ИНО ВЧК. Дана сразу же узнала молодого человека, хоть он сбрил усы, сменил прическу и немного возмужал, но Михаила Всеволодовича она запомнила хорошо. Намекнув взглядом, что они не знакомы, Дана обменялась паролем и разведчики познакомились друг с другом. Михаил теперь в широком кругу имел другие инициалы – Михаил Петрович Синица.
– С благополучным прибытием в Париж, – Михаил поздравил Соколовскую и Гутермана, – я сам неделю назад приехал, еще как следует, не освоился, но кое с кем уже встретился и получил указания из центра.
– А почему резидент не пришел на встречу? – спросил Глеб.
– Воротников уехал по срочному делу в Берлин, он только с Кудесниковым успел встретиться.
Дана и Глеб поняли, что речь идет о Шамовникове и Щербакове.
– Воротников передал вам деньги и просил Анну Владимировну максимально ускорить сближение со своим отцом генералом Потаповым. Вам, Глеб Михайлович отдельное, ответственное поручение: в Париже объявилась враждебная группа, действует она слаженно, отслеживая чрезвычайщиков.
– То есть «чеканутых?»… – с усмешкой дополнила Дана.
– Кого, извини? – перебил ее Гутерман.
– Глеб, это я так ум оттачиваю, – Дана с хитринкой в глазах посмотрела на обоих, и попыталась свести свои слова к шутке – однажды один наш разведчик так назвал чекистов. Вижу, вы меня не очень поняли, тогда извиняюсь, заговорилась, больше такого не повторится.
– В общем, нужно узнать, кто эти люди, в какой организации состоят, и выработать план по устранению возможной угрозы, – продолжил Михаил, – если понадобится, то ликвидацией займется группа Кудесникова.
– Есть хоть какие-то предположения, где отыскать эту группу? – спросила Дана.
– По-моему, в разговоре Воротников и Кудесников вскользь упоминали не то врангелевскую контрразведку, не то еще чью-то.
– Михаил, важно отделить еще чью-то разведку от врангелевской и по возможности быть точным, – поправил Гутерман, – вспоминай, о чем шла речь и, пожалуйста, без слова – кажется.
– Могу ошибиться, но Воротников называл какого-то Калиновича.
– Может, Климовича, – подсказала Дана.
– Точно, Климовича! – воскликнул Михаил.
– Но это так естественно, ведь врангелевская разведка подготавливает себе почву в Париже, хотя и не только здесь.
– А где еще? – спросила Дана Глеба.
– В Софии – столице Болгарии и в Белграде, да где угодно Врангель может обосноваться вместе со штабом, перебравшись из Константинополя.
– Глеб, скоро машина подойдет за вещами, нужно рассчитаться с хозяйкой отеля, пожалуйста, займись этим делом.
Гутерман ушел, лицо Даны озарилось радостью, она встала со стула и, протянув руку Михаилу, тихо сказала:
– Михаил Всеволодович, если б вы только знали, как я рада вас видеть, – и, пожав крепко руку, нетерпеливо спросила, – есть какие-нибудь свежие данные по группе погибшего Учителя?
– Повезло нам, Михаил-Охотник передал весточку полковнику Мезенцеву. Хотя новости неутешительные. Я расскажу вам слово в слово, что передал мне Алексей Семенович. В тот день от озера Чаус все трое добрались до Вьюнов только к ночи. Гольцова Матвея оставили у доктора, а Малышев и Саркулов пошли в штаб. Положение кругом было тяжелое, красные со всех сторон наступали, нужно было торопиться, иначе можно угодить в окружение. Немного отдохнули, а к утру пришел Некрасов – начальник штаба, он же и оперировал Матвея. По его виду стало понятно, дело плохо, в общем, умер Матвей от потери крови. Не успели они в себя прийти от тяжелого известия, как красные атаковали Вьюны. Кругом рвались снаряды, выстрелы из винтовок и пулеметов, началась жуткая суматоха. Красные ворвались в село, окружили сразу штаб, и всех кто там был, взяли в плен, повстанцы даже не успели оказать сопротивление. В амбар всех закрыли, охрану поставили. Учителя увели и, больше он не встречался с Саркуловым. А самого Михаила привезли в Ново-Николаевск, судили и отправили с северный лагерь.
– Михаил Всеволодович, мне очень жаль, что со всеми так приключилось. Я сама была в неведении, да чекистское начальство сообщило о смерти Малышева. Василий с Михаилом даже не успели с телом Матвея попрощаться.
– Не успели, врасплох всех застали. Анастасия...
– Михаил Всеволодович, между нами называйте меня Даной, а на людях Анной Фрейзон. Скажите, как вы-то сюда попали?
– Хорошо, Дана, давайте перейдем на простое обращение. Курсы в разведке я закончил с отличием, меня в группу включили и через западную границу переправили сначала в Эстонию, а затем сюда в Париж. Вот такие дела, Дана. Ты доверяешь господину Гутерману, при нем можно говорить о наших секретах?
– Все сведения, переданные из контрразведки белоэмигрантов, направляй мне, дальше я сама разберусь. Я упорно работаю над Глебом Гутерманом, думаю, скоро можно будет ему доверять. Что касается информации от чекистов, то обращайся к Глебу, он старший группы, но проверять сведения придется все же мне. Все Миша, заканчиваем, Глеб возвращается, при следующей встрече поговорим, – Дана на прощание пожала ему руку.
Проводив связного, Дана, пока не пришла машина, решила поговорить с Гутерманом.
– Глеб, что с тобой происходит?
– А что такое?
– Ты удивляешь меня с каждым днем. Твои сегодняшние высказывания в доме родителей – это настоящий перламутр. Кто ты, Глеб? Ты как будто не большевик и не чекист, ты словно настоящий капитан Пожидаев, отдавший свою жизнь за процветание новой России.
– Вхожу в роль, раз ты заметила, значит, у меня неплохо получается. Ты думаешь, я выдавал сегодня одни перлы? – отшутился Глеб.
– Я думаю, так может говорить человек, сердцем болеющий за страдающую от большевиков родину.
– Дана, мы же вместе учились на курсах, а там хорошо преподавали и психологию и идеологию. Ты тоже меня удивляешь, раньше я не слышал от тебя серьезных разговоров о политике, ты была очень осторожна в высказываниях. Ладно, мы еще вернемся к этому разговору, а теперь нам надо подумать, как найти контрразведчиков Климовича.
– Допустим, отыщем и что дальше, направим по их следу Кудесникова?
– Смотря, какую опасность они будут представлять.
– Глеб, нам с тобой нужно серьезно поговорить. Понимаешь, там, в России мне иначе казался весь этот спектакль, я думала, пройдет время, мы отыграем свои роли и, все закончится. Похоже, я была не права, представление закончилось, а вот действительность осталась и она такова, что меня вынуждают предать своих родных и быть подлой. Глеб, ты действительно меня любишь? – внезапно спросила Дана, заглянув ему в глаза. В ее взгляде отражалось столько душевной боли, что Глеб невольно обнял ее и, прижав к себе, ответил:
– Я очень тебя люблю.
– Во имя идеи ты смог бы убить любимого человека?
– Даночка, милая, меня беспокоит твой вопрос.
– Ответь, пожалуйста, прямо.
– Нет, не смогу. С убийством любимого человека, чувства сами по себе не исчезнут, я буду от этого очень страдать. Дана, почему ты спрашиваешь об этом? Скажи, какой ищешь выход, чего ждешь, я должен понять, как повести себя? Ты хочешь перейти на сторону отца?
– Когда-то я ненавидела тебя, а теперь чувствую, что нет человека ближе, кому бы я могла довериться, мои родители не в счет. Глеб, наверное, я слабая, раз ищу сочувствия и помощи.
– Нет, я так не считаю, ты сильная, просто сейчас возникли сложные обстоятельства, и тебе хочется, чтобы я разделил с тобой горе и радость. Так бывает, любимая, когда рядом с тобой человек, готовый пожертвовать собой ради любви такой прекрасной женщины и картина становится намного пригляднее и жизнерадостнее. А теперь ответь мне, ты давно решила перейти на сторону отца?
– Я никуда не уходила, правда был момент в моей жизни, когда чекисты обманули меня и сказали, что моего мужа якобы за предательство расстреляла белая контрразведка.
– Именно тогда ты стала работать в чека?
– Вернее сказать, отсрочила день своей смерти, мне действительно грозил расстрел, Малышев помог мне выйти из этого наисложнейшего положения.
– Ты когда-нибудь принимала участие в расстреле белогвардейцев?
– Почему ты спрашиваешь?
– Артузов показывал мне две фотографии, на них женщина, похожая на тебя целится в приговоренных к смерти белых офицеров.
– Это безупречная подделка, чтобы потом можно было скомпрометировать меня и держать на крючке. Кстати, я видела те фотографии, Артузов мне тоже их показывал. Только ведь чекисты проводили расстрелы ночами, а на фотографиях день. Вот Глеб, наконец, ты услышал, что хотел, а теперь скажи, ты настоящий чекист или как я, конспирируешься? Только не нужно рассказывать о своей преданности делу революции и, что готов отдать за нее жизнь.
– Почему ты решила, что я работаю на другую разведку, а не на ВЧК?
– Я, как разведчица учусь развивать интуицию и, к тому же стараюсь быть наблюдательной, – двояко высказалась Дана, – было достаточно сомнительных моментов и я заметила, ты не тот за кого себя выдаешь.
– Интересная же у тебя концепция, – с иронией сказал Глеб, – и что дальше будем делать, продолжать подозревать друг друга или все-таки насладимся любовью?
– Думаю, второй вопрос меня больше интересует, – улыбнулась Дана и ласково взглянув на Глеба, задала неожиданный вопрос, – когда мы обвенчаемся?
– Сегодня уже поздно, давай завтра, – не раздумывая, с радостью в голосе, ответил Глеб, – это приглашение не будет компромиссным решением?
– Не сомневайся, мои политические предпочтения не помешают нам, просто осчастливь меня, я хочу только одного, чтобы мы были вместе.
– А ты меня любишь?
– Я отдаю тебе сердце с надеждой, что мы проживем долго и счастливо, любя друг друга. Завтра мы скажем моим родителям о нашем решении и, если ты не передумаешь, меня ничто не остановит стать тебе верной женой.
– Я не передумаю, для меня твое согласие как озарение...
– Глеб, давай договоримся, что какое-то время между нами будет действовать одна оговорочка. Я знаю, как важно для Менжинского и Артузова, чтобы мы стали мужем и женой. Мы обвенчаемся, поженимся, но пока немного подождем с супружескими обязанностями. Пойми, я могу лечь с тобой в любой момент, но это будет уже не семейный союз, а просто служебное соглашение.
– Ты же знаешь, я очень терпелив, – тяжело вздохнул Глеб и, обняв Дану, поцеловал в губы, – я хочу, чтобы ты приняла это решение свободно, я не буду тебя принуждать.
Дана мило улыбнулась и, погладив Глеба по щеке, прикоснулась к его губам нежным поцелуем.
– Ты не ответил мне, на кого ты работаешь?
– Скоро ты все узнаешь, потерпи немного.
– Значит, не на ВЧК, – заключила Дана. Глеб ничего не ответил, а только загадочно улыбнулся.

Начальник подпольной белой контрразведки Алексей Семенович Мезенцев поселился в Томске и непосредственно руководил законспирированными группами в Западной Сибири. Занимая ответственный пост в советском учреждении, Мезенцев после Колыванского восстания крестьян создал крепкую разведывательную сеть, занимающуюся сбором информации и, активно разрабатывал планы действий по ликвидации чекистов, контролирующих государственную безопасность. Кроме этого Алексей Семенович поддерживал и направлял некоторых контрразведчиков в Москву, где их внедряли к чекистам, обучали и некоторых отправляли за рубеж. Одним из главных разведчиков в группе Мезенцева считался Исаичев, являющийся по «совместительству» видным сотрудником ВЧК и имевший доступ к секретной информации созданного недавно Иностранного отдела. Кроме этого Исаичев курировал в Париже еще одну группу, в которой состояли Дана Соколовская и Глеб Гутерман.
После Рождественских праздников Исаичев прибыл в Париж и в первую очередь встретился с генералом Потаповым, чтобы обсудить дальнейшие шаги группы Гутермана, активно взявшейся за сближение с контрразведывательными организациями, в частности с сотрудниками особого отдела генерала Климовича.
К тому времени Соколовскую и Гутермана закружило в круговороте неотложных дел, касающихся безопасности белоэмигрантских организаций. Посредством генерала Потапова они встречались с разными лидерами и основателями союзов и центров, обменивались информацией, предлагали улучшить структуру и наладить между собой крепкие связи.
В назначенный день ровно в полдень Исаичев и капитан Шабаров прибыли на конспиративную квартиру, вернувшись только что из Белграда, где состоялся съезд антисоветских организаций. Следом появились Соколовская и Гутерман. Дана пришла в смятение, ей стало непонятно, почему капитана-контрразведчика пригласили обсуждать дела в присутствии Глеба, ведь по сути его считают агентом чека. Исаичев, заметив настороженность Соколовской, решил разрядить напряженную атмосферу.
– Уважаемые коллеги, я привез вам горячие приветы не только от командования белой контрразведки, но и от начальства ВЧК, – хитро улыбнувшись, пошутил Василий Федорович, – ваши сведения, Глеб Михайлович, направленные в ИНО ВЧК имеют особую важность, даже Дзержинский поблагодарил вас за отличную работу. Ладно, отложим эту тему в сторону и приступим к обсуждению одной тайны, которая вас, Дана Петровна, уже некоторое время сильно заботит. Для начала передаю вам обоим привет от полковника Мезенцева, – Исаичев поочередно взглянул на Глеба и Дану. Перехватив настороженный взгляд Соколовской, он улыбнулся, особенно когда она сделала непроизвольный жест рукой, указывающий на сохранение некой секретности, – вот с этого момента и начну раскрывать эту тайну. Дана Петровна, я не случайно назвал Мезенцева в присутствии Глеба Михайловича, ему хорошо известно звание и должность Алексея Семеновича.
– Откуда, позвольте спросить? – с опаской спросила Соколовская.
– Дана Петровна, дело в том, что Глеб Гутерман – это оперативный псевдоним, присвоенный ему чекистами, а на самом деле он сотрудник белой контрразведки Алексей Черкасов, непосредственно подчиняющийся полковнику Мезенцеву – начальнику КРО  Западной Сибири.
– Ни чего себе! – воскликнула Дана и, покачав головой, с изумлением глянула на Глеба, – я вижу, вы все серьезные люди и в другой обстановке посчитала бы это неуместной шуткой… Хотя, что-то подобное я чувствовала и наш недавний разговор с Глебом пришелся весьма вовремя...
– Интуиция не подвела тебя, Даночка, – мягко обратился к ней Глеб, – позволь оправдаться, мне только недавно сообщили, что ты одна из нас. После этого я, не спеша начал подготавливать тебя к раскрытию секрета. Василий Федорович ускорил этот процесс и теперь нам скрывать нечего друг от друга, осталось только поделиться некоторыми подробностями.
– Впечатлениями поделитесь после того, как мы с капитаном уйдем, а сейчас поговорим о другом, – предложил Исаичев, – скоро я отправлюсь в Москву, меня вызывают в ИНО ВЧК, нужно отчитаться по многим вопросам. Мы с Григорием Алексеевичем утром приехали из Белграда, нас приглашали на съезд, а заодно встретились с генералом Климовичем.
– Можно полюбопытствовать, о чем говорили на съезде? – спросил Гутерман.
– Разговор шел об эмигрантах и наших организациях, – ответил Шабаров, – мы осветили многие проблемы, ведь в последнее время в Париж прибывает большое количество белых эмигрантов. Некоторым мы помогаем, выдаем хоть немного подъемных, людям нужно на что-то жить. Многие приезжие ищут работу, конечно, не все ее находят и нанимаются кто кем: офицеры идут шоферить в такси или возить состоятельных господ. Солдаты нанимаются на фабрики или заводы, многие военные с семьями, перебиваются случайными заработками. Но, не смотря на трудности, эмигрантов, вытесненных насильно большевиками из родной страны, объединяет одно – непримиримость к советам и борьба с ними.
– Однако не всем эмигрантам известно, что одной из ключевых составляющих этой борьбы является работа наших контрразведывательных служб, – подхватила разговор Соколовская, – на которые возрастает нагрузка, не секрет же, что среди эмигрантов конспирируются агенты ВЧК.
– Именно об этом мы говорили, – продолжил Шабаров, – белая контрразведка в эмиграции играет важную роль в организации антибольшевистского движения за границей и в подготовке мятежей против советской власти. Задача первой нашей группы – получать из разных источников информацию о действиях чекистов в Париже, упреждать слежки и аресты, готовить ликвидацию оперативного персонала. Вторая группа занимается нейтрализацией чекистских подразделений, аннулирует их явки и прикрывающие организации. Помимо этого мы должны осуществлять контртеррористическую деятельность, раскрывать шпионские сети и задерживать подозреваемых в деятельности против белого движения, опираясь на поддержку французской тайной полиции Сюрте Женераль, заинтересованной в поимке советских преступников и шпионов. Вот такие основные вопросы поднимались на съезде.
– Кстати, Глеб Михайлович, как успехи в вашей группе? – спросил Исаичев.
– Работаем над качественным составом нашего отдела, не смотря на чекистскую активность, применяем тактику использования шпионажа и планируем провести подрывные операции. Стараемся активнее проникать в чекистские группы и получать секретные сведения о планах и действиях противника.
– Дана Петровна, чем вы нас порадуете? – спросил Исаичев.
– Применяем действенный метод – использование дезинформации. Распространяем ложные слухи и сведения, чтобы запутать чекистов и затруднить им конспиративную работу. Практика показывает, такие действия создают неразбериху среди большевистских агентов, и помогает нашей контрразведке сохранить конкурентное преимущество. Готовимся к специальной операции по устранению ключевых фигур в чекистских группах. Проводим тщательную разведку для выбора момента, когда можно с наименьшим риском устранить определенного чекиста.
– Согласен, в теории все выглядит неплохо, но от нас требуется больше практики. Скоро состоится тайное собрание, вопрос будет стоять о контрразведывательных отделах и организациях в Париже, возможно, приедет генерал Климович, – сказал Исаичев, – напоследок хочу вас похвалить, молодцы, вели себя осторожно, не давали ни малейшего повода заподозрить, что вы работники белой контрразведки. И еще, прошу вас не забывать, вы противодействуете двум сильным советским спецслужбам – ВЧК и Разведупру. По поводу раскрытия сегодняшней тайны не нагружайте себя взаимными обвинениями и обидами. Вы оба начинали со службы в чрезвычайке и хоть вас рекомендовали авторитетные сотрудники, центр должен был вас проверить. Не ищите в наших действиях подоплеку, это – служба. Командование требует жесточайшей проверки своих подчиненных без исключения. Советую набраться мужества и объединить свои усилия.
Пообщавшись еще немного, Исаичев и Шабаров попрощались с коллегами и ушли. Глеб в нетерпении присел рядом с Даной на кушетку и, взяв ее за руки, спросил:
– Даночка, ты удивлена?
– Уф-ф... Не то слово – удивлена, я просто шокирована! Хотя, перед отправкой в Москву меня предупреждали, что проверять будут не только чекисты, но и свои. Действительно, я интуитивно чувствовала, что ты не тот, за кого себя выдавал. Однако если ты помнишь, я не раз намекала на свою приверженность к белому движению, а вот ты мастерски изображал из себя настоящего чекиста. Ты действительно искусный разведчик. Мне кажется, ты с самого начала знал обо мне.
– Ты ошибаешься, я ни сном, ни духом не ведал, что ты наша разведчица. Мы шли друг к другу во тьме.
– Я помню, как мы познакомились и, как в дальнейшем ты непонятно себя вел. Теперь мне определенно ясно – это была игра втемную. Мне до сих пор непонятен ход прошлой авантюры, кем была придумана опасная «пьеса» с Пожидаевым, чекистами или белой контрразведкой?
– Основная идея исходила от Мезенцева, ему были известны многие эпизоды из жизни капитана Пожидаева, это был его друг. Затем мы вместе отработали легенду до мелочей.
– Помнишь в Москве, ты так подробно рассказывал о встрече офицеров в Петрограде. Откуда ВЧК были известны такие подробности?
– Артузов, послал меня в Петроград в роли капитана Пожидаева, я побывал на той квартире и разговаривал с матерью погибшего Пожидаева, она многое мне рассказала. Опять же, кое-что я знал от Мезенцева. Дана, в общем, ты держалась молодцом, вычислила меня и выдержала испытание. Мне говорили, что ты умна и расчетлива, но в твоей жизни был бесспорный случай, ты перешла на сторону красных, став чекисткой.
– Ты тоже служил в Разведупре Красной армии, – с мягким укором отметила Дана.
– Было дело, но сотрудником ВЧК я стал, уже будучи контрразведчиком Белой армии. Я получил приказ от Мезенцева оберегать именно тебя, но разговора, что ты работаешь на белую контрразведку, не было. Хотя меня настораживала такая просьба, было непонятно, зачем оберегать чекистку? После, обучаясь на курсах в ВЧК, согласно плану, я предложил Менжинскому и Артузову проверить тебя, и таким образом закрепиться в числе надежных сотрудников ВЧК.
– За счет меня, – в голосе Даны прозвучали недовольные нотки.
– Нет, дорогая, не предложи я свой план, тебя бы проверили на другом деле и кто знает, смогла бы ты выдержать такую проверку.
– Глеб, давай на время забудем о наших отношениях, и доведем деловой разговор до конца. Только прошу тебя, не обижайся.
– Хорошо, продолжу в официальном тоне. Необходимо было провести эту операцию правдоподобно, белая контрразведка не могла даже намекнуть тебе на вымышленную историю. Тебя взялись проверять главные чекисты, степень опасности возросла, и малейшая оплошность с твоей стороны могла стоить раскрытием и гибелью.
– Но вы не могли предугадать все действия.
– Дана, ты была не профессиональной сотрудницей, чтобы без эмоций отыграть все сцены до конца. Но, тем не менее, ты так рьяно отстаивала свои позиции, что «расстреляла» меня без всяких предубеждений.
– А вдруг чекисты зарядили бы наган боевыми патронами. Ужас! Конечно, если посмотреть по-другому, не выстрели я в тебя, чем бы все закончилось?
– Все бы шло своим чередом, как было задумано.
– Что именно и кем задумано?
– Во-первых, я знал, что патроны были холостые. Во-вторых, ты умница, сообразила, что верить Пожидаеву-провокатору нельзя и, в-третьих, белая контрразведка не дала бы своей разведчице оступиться, ты была под постоянным наблюдением нашего сотрудника, он имеет соответствующую должность в ВЧК. И не забывай, я руководствовался просьбой Мезенцева.
– Ваше счастье Глеб, что я не оказалась глубоко законспирированной сотрудницей чека, а то полетели бы ваши головы. Теперь мне понятно, почему ты помогал мне и подбрасывал необходимые сведения, хотя сам не знал, кто я такая на самом деле. Помнишь, на Саратовском вокзале ты застрелил раненного Сергея, а если бы он оказался нашим разведчиком.
– Безвыходная ситуация, я должен был тебя прикрыть. Будь он разведчиком, не расхаживал бы в белогвардейской форме, чем привлек внимание патруля.
– Опять же, имей он надежные документы, все выглядело бы иначе. Нет, я не понимаю тебя, не зная, что я служу в белой контрразведке, зачем ты помогал мне? Ты же рисковал. Или что, опять просьба Мезенцева?
– Уже тогда я полюбил тебя и готов был защищать и, конечно же, не забывал о просьбе Мезенцева.
– Ты полюбил чекистку? – Дана недоверчиво замотала головой.
– Нет, просто красивую и умную женщину.
– А впрочем, о чем мы говорим, если это касается службы, все остальное отходит на задний план. Я вспомнила один случай, когда меня перевербовали белые контрразведчики и свели с сестрой Верой, вот тогда в порыве обиды я высказала им все, что думаю о белой контрразведке. Хотя, прекрасно понимала, они выполняли свою работу. Люди, находившиеся рядом со мной, тоже оберегали меня.
– Это ты о Малышеве?
– И о нем тоже.
– А кто еще был?
– Тот, в которого я была влюблена и он, потом погиб.
– О ком ты говоришь?
– Извини, Глеб, я не могу назвать его имени.
– Даночка, неужели после всего, что с нами случилось, ты не доверяешь мне.
– Глеб, все, что происходит в нашей с тобой личной жизни, мы обсуждаем и вправе это требовать друг от друга, но есть вещи, о которых ради нашей же безопасности, мы должны молчать. Я знаю, что такое пытки, нужно обладать неимоверной стойкостью, чтобы не проронить ни слова, на этот счет есть золотая поговорка: «Меньше знаешь – крепче спишь».
– Случается, когда молчание приносит вред, это я к тому говорю, что нужно помочь в определенный момент, а не знаешь чем. Хотя соглашусь с твоими выводами, иногда молчание – благородный поступок. Все, дорогая, давай закончим эту тему. Теперь ты понимаешь, почему я так сильно за тебя переживаю, я не хочу тебя потерять.
– Да, понимаю. Глеб, пожалуйста, не обижайся на меня за весь этот разговор.
– Ну, что ты, родная, наоборот мы выяснили все, что было нужно.
Дана склонила голову на грудь Глеба и, закрыв глаза, облегченно вздохнула. Было приятно ощутить, что неприятные моменты благополучно миновали. Они оба выдержали испытание временем и, благодаря неугасающей любви ставшего дорогим для нее мужчины, поняла, что совсем недавно где-то глубоко в своей душе симпатизировала Глебу, а теперь начинала чувствовать к нему не только благодарность, но и некоторую влюбленность. Хотелось еще много спросить, ведь иногда поступки Глеба не соответствовали статусу белого контрразведчика, например: случай на французском корабле. Дана подняла голову и, заглянув ему в глаза, вымолвила:
– Помнишь, мы плыли на корабле во Францию, и ты хотел завладеть богатством несчастного человека.
– Помню родная, но я тогда не знал, что ты одна из наших, мне хотелось просто тебя прощупать, а вдруг я раскрылся бы перед тобой, а ты оказалась...
– Отъявленной и жестокой чекисткой, – прищурившись, улыбнулась Дана.
– Ты оказалась доброй, правильной и сердобольной, я так тебя люблю за это.
– О, боже, и все это приходилось скрывать друг от друга!
– Слава Богу, что мы с тобой не натворили бед. Все-таки наша служба очень опасна, много подводных камней скрыто.
– И с этим я с тобой согласна, – тихо сказала Дана и крепче прижалась к Глебу. Ей больше не хотелось говорить, а просто обняв его, закрыть глаза и чувствовать себя счастливой и умиротворенной.

Надежда Куприянова, находясь в отделе генерала Климовича, выполняла функции сотрудницы на подхвате. После того, как ее вывели из состава работников штаба барона Врангеля и перевели к Климовичу, контрразведке нужно было сохранить для нее место. Она делала вид, что не противится приказу командования, однако душа кипела от негодования, ведь она считала себя ценной сотрудницей, переводчицей и вдруг ее сместили со службы в штабе. Хотя нужно быть благодарной, что по воле провидения она – тайная сотрудница Разведупра, передававшая в центр важные сведения и готовившая покушение на барона Врангеля, осталась нераскрытой и до сих пор жива.
По задумке Климовича и Исаичева через Куприянову можно передавать дезинформацию чекистам и потому иногда приглашали ее на какое-нибудь совещание в роли переводчицы или в качестве секретаря. Капитан Шабаров от имени Климовича поручал Куприяновой не сложные дела: отправлял за разными документами, приказывал играть роль напарницы на каком-нибудь мероприятии или за кем-нибудь следить. Она терпела и не возмущалась по поводу простых заданий, понимая, что пройдет определенное время, неустойчивое положение командования Русской армии восстановится, и она снова займет достойное место среди сотрудников приближенных к Врангелю.
Изредка Куприянова встречалась с Гутерманом и Фрейзон, получая от них инструкции от командования Разведупра и ИНО ВЧК. В последнее время эти функции выполнял Кудесников, передавая Куприяновой поручения из центра.
После эвакуации остатков Русской армии из Крыма, некоторые военные части переместились в разные европейские страны. В штабе барона Врангеля и в Особом отделе контрразведки Климовича, произошла смена офицеров. Вполне вероятно, что в Особый отдел при появлении новых людей мог просочиться вражеский лазутчик. Подтверждая данное предположение, Соколовская передала Шабарову информацию из надежного источника в Московском центре, что в Особом отделе Климовича с недавнего времени действует агент ВЧК, передающий сведения в пятнадцатый отдел. Когда на совещании у генерала Климовича зашел разговор о предателе, капитан Шабаров передал сообщение генералу. Одну вражескую разведчицу они уже выявили, это была Куприянова, теперь необходимо уличить другого. Сначала, не разобравшись, подумали на Куприянову, но при передаче определенной информации, специально направленной для раскрытия вражеского агента, выяснилось, что она не имела к делу никакого отношения.
В узком кругу офицеров решался вопрос, принимать ли участие генералу Климовичу в собрании, проведение которого намечалось на весну или начало лета, на нем должны встретиться руководители отделов безопасности разных организаций, противостоящих советским специальным службам. Наконец, решение приняли, и среди среднего состава сотрудников контрразведывательных служб распространили слух, что на собрании будет присутствовать генерал Климович. Капитану Шабарову следовало проконтролировать действия каждого офицера и вычислить вражеского агента.

В начале недели руководитель оперативной чекистской группы Кудесников получил сообщение от Куприяновой, она настаивала на срочной встрече, которая должна состояться на конспиративной квартире. Надежда появилась после полудня и долго стучала в дверь, она была уверена, что Кудесников находится в своей квартире, ведь они вчера договорились о неотложной встрече.
Подождав еще немного, Куприянова развернулась, чтобы уйти, как вдруг за дверью щелкнула задвижка. В дверях, пошатываясь, стоял пьяный Кудесников.
– А-а, пришла. Что стоишь, как истукан, заползай, – нагло и бесцеремонно высказался Кудесников.
– Вы что, пьяны?! Я не буду с вами разговаривать. Проспитесь, позвоните, когда придете в себя.
– Ой, ой, ой, смотрите, какая цаца. Разговаривать она не хочет. Ладно, мамзель, прошу великодушно… – Кудесников сделал издевательский реверанс и, смахнув с ее сапожек капельки воды, пригласил Надежду пройти в квартиру. Ее передернуло от его бестактной выходки, но в прихожую она все же вошла. Сняла пальто, шляпку и вошла в комнату. В нос сразу же ударил запах перегара и спертого прокуренного воздуха. В комнате на столе присутствовал свинячий «порядок». Кудесников поставил рядом два стакана и разлил из бутылки остатки какой-то сомнительной желтоватой жидкости. Чокнувшись со стаканом, залил в глотку спиртное и, занюхав корочкой хлеба, закурил папироску. Тяжело бухнулся в продавленное кресло и безразлично предложил:
– Садись, что стоишь. Выпей за мое здоровье, – Кудесников нагло улыбался, поглядывая на ладную фигуру Куприяновой.
– Нет уж, благодарю, меня от одного только запаха воротит. Вы бы хоть форточку открыли, проветрили немного.
– Ну, и что ты имеешь мне сказать? – с одесским говорком ехидно спросил Кудесников.
– Вы хоть в состоянии меня выслушать, по-моему, зря я вошла в это убогое жилище.
– Я не только тебя выслушаю, но и полюблю всеми руками, – Кудесников громко засмеялся, радуясь своей идиотской шутке.
– Не ведите себя по-скотски. Кудесников, я на вас пожалуюсь.
– Кому, самому председателю Совнаркома?
– Ну, и хам же вы, – Куприянова повернулась, чтобы уйти. Кудесников подскочил с кресла, схватил ее за запястье и рванул к себе.
– А ты не замай мои чувства, а то ведь, и обидеться могу.
– Отпустите, мужлан…
Увесистая пощечина заставила Надежду замолчать. Кудесников схватил ее правой рукой за талию и сильно прижал к себе.
– А ты ничего, мясистая, а с виду вроде как плоская. Под платьем то у тебя есть что пощупать.
Куприянова поняла, что сопротивляясь и провоцируя его оскорблениями, ничего не добьется, потому принялась уговаривать.
– Владимир Иванович, ну, извините меня, я не хотела вас обидеть. Прошу вас, отпустите, пожалуйста, мне больно…
– Э, нет, голуба, за мужлана придется ответить натурой.
Кудесников развернул ее к себе спиной и, схватив за шею, с силой придавил голову к столу. Надежда застонала от боли, ударившись щекой о грязную тарелку. Она не успела прийти в себя, как Кудесников задрал ей подол платья и, разорвав трусики, закопошился со своими штанами. Надежда завыла, уперлась руками в стол, пытаясь сбросить с себя похабного «жеребца». Кудесников схватил ее за пышные волосы и с такой силой ударил головой о стол, что она на миг лишилась чувств. Пришла в себя и медленно соображала, как поступить дальше, но насильник оказался ловчее, женщина почувствовала, как твердая живая плоть с силой входит в ее нутро.
Закончив мерзкое дело, Кудесников застегнул ширинку, допил содержимое стакана и грубо высказался:
– А теперь ты должна понять, почему я это сделал. Не веди себя как буржуазная шлюха, а то жеманничать тут вздумала. Я научу тебя, как отдаваться по-пролетарски. Иди, умойся, сотри кровь со лба и вали отсюда, потом по делу переговорим. Скажешь кому, разыщу и до смерти поимею. Да и никто не поверит тебе, свидетелей то нет, скажут, напридумывала себе. Иди, иди, что растележилась? Не реви, чай не вожжами тебя отстегал, а по мужицки облагодетельствовал.
Надежда выпрямилась, одернула подол и ничего не сказав, пошла в прихожую. Глянула на себя в зеркало, достала из сумочки платочек, вытерла со лба слегка выступившую кровь, надела пальто со шляпкой и вышла из квартиры. Шла по улице и долго не могла прийти в себя: душили слезы, жгла обида, и поначалу чувствовала полное бессилие. Потом немного успокоилась, вытерла слезы и забрела в маленький скверик. Села на лавочку, задумалась и наконец, взяв себя в руки, решила составить план, как отомстить Кудесникову. Показывать на людях изменения в своем поведении нельзя, а особенно нынешнему любовнику, почувствует неладное, начнет задавать ненужные вопросы. Да, так подло с ней никто и никогда не поступал. Конечно же Кудесников казался ей законченным хамом, но такого эпатажа от него Надежда никак не ожидала. Жаловаться на этого урода нет смысла, он точно отопрется, это не джентльмен, способный отвечать за свои поступки, а человек без чести, каких, к сожалению, в России теперь хоть пруд пруди. На душе было омерзительно, неуютно, из головы не выходила отвратительная сцена. Надежда направилась к многолюдному бульвару с намереньем посетить кафешантан, где можно отвлечь себя от мрачных мыслей хорошим вином и прослушиванием веселой музыки.

После нового года по приказу Дзержинского было создано Секретно-оперативное управление ВЧК, которое возглавил Менжинский, совмещая его с должностью начальника Особого отдела.
В пятнадцатый отдел ИНО ВЧК поступила зашифрованная информация от агента «Суфлерши», и начальник отдела Щепкин поспешил с докладом к Артузову. Выслушав Щепкина, оба посоветовались и направились к Менжинскому, обсудить план действий. В расшифрованной записке агента в частности говорилось: «Когда наши агенты своей работой стали беспокоить французов, весной они пригласили генерала Климовича в Париж. Главная цель – поручить ему, организовать контрразведывательный орган. К чему приведут переговоры, окончательно будет известно после собрания, но мне известно, что генерал Климович осенью снова планирует посетить Париж».
– Вячеслав Рудольфович, у нас появляется хорошая возможность обезглавить отдел контрразведки Врангеля, – предложил Артузов, – «Суфлерша» передает, до наступления лета из Белграда в Париж приедет генерал Климович. Другой наш разведчик подтвердил этот факт и дополнил сведением, примерно в это же время состоится тайное собрание руководителей белых спецслужб, нам пока неизвестно точное место сбора.
– У вас только устное заявление или есть конкретный план? – спросил Менжинский. Артузов раскрыл папку и ознакомил начальника с содержанием.
– Мы подготовим оперативную группу и осуществим задержание Климовича. Ликвидация генерала в плане не предусмотрена.
– Конечно, Климович ценный кадр и устранять его сразу не следует, надо любыми средствами заполучить у него сведения об агентуре, внедренной в наши организации. Вопрос, что нам делать с Климовичем после получения информации?
– Да, действительно, отпускать его не следует, может, попытаемся завербовать его, – предложил Артузов.
– Смеетесь, Климовича завербовать! Я даже не уверен, заговорит ли он вообще. Да, на словах всегда складно получается, а на деле столько неожиданностей возникает.
– Тогда Климовича придется ликвидировать. Конечно, будем учитывать работу местных органов: полиции, французской разведки и прочие нюансы со стороны белоэмигрантских организаций.
– План операции хорошенько продумайте и мне на утверждение. Главное вовремя вывести из-под удара наших разведчиков: Гутермана, Фрейзон и Куприянову. Кстати, Феликс Эдмундович недавно интересовался, есть какие-то продвижения по поводу Потапова?
– Есть хорошие новости, Гутерман старательно входит в доверие к Потапову и начал взаимодействовать с ним. Благодаря сближению с Анной Фрейзон и контактам с антисоветскими деятелями, Гутерман заручился их дружеской поддержкой. К месту будет сказано, в целях безопасности, мы дали Потапову псевдоним Медведь, в сводках и донесениях будет отмечаться эта кличка. Агент Суфлерша оповещен, даже наши резиденты об этом не знают.

Глава 4

Спасти генерала Климовича

Незадолго до собрания, Гутерман получил из центра ВЧК распоряжение – встретить Воротникова, то есть товарища «Якова», прибывающего из Германии, он сформирует и возглавит группу, которая должна захватить генерала Климовича. Кудесников со своими людьми осуществит наблюдение и поддержку. В приказе говорится: допросить генерала, сделать все возможное, чтобы выжать из него ценные сведения, а затем ликвидировать. По оперативным соображениям переправить Климовича через границу нет никакой возможности. Гутерману, Фрейзон и Синице продолжать тайную деятельность и не проявлять к себе интереса со стороны белоэмигрантских спецслужб и французской контрразведки.
Ближе к назначенному собранию Гутерман встретился с приехавшим Воротниковым и сообщил ему важные сведения.
– Собрание состоится у графа Готье в особняке, расположенного в его усадьбе в черте Венсенского леса. Предположительно соберется человек двадцать. На собрании будет присутствовать генерал Климович.
– Это точно?
– Точнее не куда, мне об этом сказал генерал Потапов, кстати, он тоже будет на собрании, но, во сколько приедет Климович пока неизвестно. Схватить генерала перед собранием, похоже, будет трудно, наверняка его охраняют. В целях безопасности я попытаюсь уговорить Климовича покинуть особняк после собрания через черный вход, так что сами планируйте, как лучше его схватить. Думаю, без стрельбы не обойтись. Учтите, особняк – это единственное место, где можно перехватить Климовича и еще один важный момент, в тот же день генерал покинет Париж.
– Может, будет лучше узнать на каком поезде он поедет и перехватить его в вагоне, чем городить предположениями весь этот огород, – засомневался Воротников.
– Я совершенно не знаю, во сколько и на чем уедет генерал. Запросите центр, может они через свой источник разузнают.
– План уже утвержден, переигрывать нет времени. Ладно, съездим на место, осмотримся, подготовимся. Постараемся действовать быстро и слаженно. Людей Кудесникова возьмем себе в помощь. И все-таки опасная эта затея, хлопнули бы генерала и делу конец, так ведь нет же, надо живым его взять, чтоб сведения вытянуть. Если дело сорвется и дойдет до «Сюрте Женераль», некоторых наших сотрудников и агентов на время придется вывозить из Парижа. Тайная полиция и разведка нам и так создают неудобства, они помогают белоэмигрантам в плане безопасности.
– Не так уж и плохи наши дела, компартия Франции, созданная в конце декабря, набирает силу, придет время и парламенту придется считаться с Коминтерном, вот тогда у французских товарищей будет влияние на разведывательные органы и у нас – у левых, появится возможность влиять на правительство.
– Это все в будущем, Глеб, а в настоящем пока нам не особо удается совладать с белоэмигрантами.

На время проведения собрания капитан Шабаров запланировал рассредоточить своих людей по всему периметру ограды со стороны улицы и леса. Все пришло в движение. Получен приказ из Особого отдела, во избежание противодействия со стороны чекистов выставить скрытые дозоры.
Во время наблюдения из окна третьего этажа особняка оперативники из контрразведки заметили двух подозрительных мужчин, они прошлись туда и обратно по дороге. Доложив капитану Шабарову о начавшемся движении со стороны предполагаемого противника, поручик Чистяков и его люди до начала собрания взяли под контроль всю округу особняка. Исходя из данных, Шабаров стал менять скрытые посты, анализировал поступающую информацию от дозорных и был готов отразить нападение.
От дороги до центральных ворот расстояние не превышало двадцати метров. До парадного крыльца особняка тянулась тенистая аллея, по обеим сторонам заросшая деревьями: елями, дубами, осинами. Перед трехэтажным зданием великолепной архитектуры размещалась большая круглая клумба с различными цветами, вокруг которой пролегали дорожки усыпанные щебнем.
С обратной стороны особняка за высоким решетчатым забором располагался густой лес. Запасным выходом с территории усадьбы служила небольшая каменная сторожка с двумя проходными дверьми. Раньше в помещении находился сторож-охранник, периодически обходивший забор по периметру, теперь же за порядком следил садовник.
Учитывая важность завтрашнего мероприятия, капитан Шабаров с вечера рассредоточил несколько человек в лесу, чтобы следили за обстановкой и при появлении подозрительных лиц, немедленно задерживали их для выяснения личности.
Как только начало светать и, среди деревьев можно было различить силуэт человека, на едва заметной лесной дорожке показалась четырехколесная повозка. Из нее вышли трое мужчин, четвертый направил лошадь вглубь леса и вскоре присоединился к остальным. Подойдя к ограде, мужчины о чем-то пошептались и, направились к сторожке. Пройдя вдоль забора и осмотревшись, они разделись: два человека спрятались недалеко от сторожки, а остальные двое разошлась в разные стороны.
Оперативники из группы Шабарова следили за чекистами и как только они заняли свои места, двоих, спрятавшихся в кустах задержали сразу. По отдельности с ними быстро управились, а вот еще двоих притаившихся недалеко от сторожки, взять было сложнее, они находились в метрах десяти друг от друга. Необходимо было как-то их отвлечь. Пришлось прибегнуть к хитрости: Шабаров договорился с хозяином особняка, и он разрешил помощнице кухарки, молодой женщине, подыграть контрразведчику поручику Неваляеву. Разыграв на глазах у чекистов роль садовника, он ходил вдоль ограды, собирая граблями прошлогоднюю листву и, в этот момент появилась женщина. Мужчина с женщиной стали обниматься, страстно целоваться и привлекли внимание чекистов, которые расслабившись, прозевали контрразведчиков и угодили им в руки. Чекисты не успели оказать ни малейшего сопротивления, так что шума во время захвата не случилось. Контрразведчики Климовича, побывавшие на разных заданиях, в том числе и в боевых операциях, управлялись с делом быстро и умело. Оставалось схватить вражеских агентов по другую сторону особняка, но Шабаров предупредил – действовать только после собрания.
Отбор приглашенных проводился заблаговременно и тщательно, тайное проникновение на собрание неутвержденных лиц исключалось. Разве что среди собравшихся мог оказаться завербованный или действующий работник ВЧК или Разведупра.
К полудню Дану Соколовскую и Глеба Гутермана ожидали на тайном собрании в особняке влиятельного французского деятеля – графа Готье, состоявшего в лиге правительственных организаций по защите безопасности страны. В гостиной зале собрались люди, отстаивающие интересы прежней России, соответственно и будущей. Но в основном присутствовали руководители белых организаций, отвечающих за безопасность различных союзов и партий. Именно по этому случаю пригласили генерала Климовича, начальника контрразведки барона Врангеля, прибывшего вместе с генералом Потаповым.
Гутерман к этому моменту ставший известным в определенных кругах за свои антисоветские взгляды и высказывания, должен выступить с короткой речью перед собравшимися господами и ответить на вопросы.
Обменявшись приветствиями с Шабаровым, Дана Соколовская и Глеб Гутерман сели на стулья поближе к генералу Потапову. Когда все приглашенные разместились и приготовились обсуждать разные вопросы, из фойе в зал вошла молодая, симпатичная женщина, идущая под ручку с поручиком Чистяковым.
Дана от неожиданности изумилась, и широко раскрыв глаза, тихонько толкнула локтем Глеба и заговорила шепотом:
– Только здесь нам ее не хватало, кто ее сюда привел? – Дана имела в виду женщину, которой оказалась Надежда Куприянова, тайная сотрудница Разведупра. Соколовская устремила взгляд на Климовича и седевшего рядом с ним капитана Шабарова и, стараясь привлечь внимание последнего, жестикулировала рукой, как бы приветствуя своего знакомого. Капитан почтительно кивнул и, увидев кивок Соколовской, направленный в сторону, удивленно уставился на Куприянову.
Положение создалось неловкое, поручик Чистяков, не зная настоящего статуса Куприяновой, привел ее на собрание. Шабаров наклонился к генералу и, что-то прошептав ему, поднялся. Климович с прищуром глянул на Куприянову и, полагаясь на грамотные действия капитана, внутренне собрался, делая вид, что ничего не случилось. Действительно, присутствие Куприяновой в этом обществе категорически недопустимо, ее нужно срочно вывести, но так, чтобы она не заподозрила контрразведку в недоверии к ней.
Шабаров поднялся, подошел к двери и, жестом подозвав к себе Чистякова, тихонько спросил:
– Как здесь оказалась Куприянова?
– Так ведь она же сотрудница Климовича.
– Я спрашиваю, кто ее привел сюда? – строго спросил Шабаров.
– Она подошла ко мне и попросила, чтобы я проводил ее в особняк. Надежда предупредила меня, что сам генерал Климович пригласил ее на собрание.
– Я лично проверял фамилии всех приглашенных, ее в списке не было. Поручик, ты почему такой невнимательный и безответственный? Наверное, тебе должность не по уровню, а может служба в контрразведке надоела?
– Виноват, господин капитан, извиняюсь, понадеялся...
– Чтобы я этого слова больше не слышал. Сейчас же выдумай что угодно, но чтобы Куприяновой здесь не было. Поручик, ты меня понял?
– Я все исправлю, Григорий Алексеевич, еще раз простите за оплошность.
Чистяков подошел к Куприяновой и, извиняясь, что-то сказал ей и протянул руку. Она нахмурилась, гневно взглянула на Шабарова, подала руку поручику и, поднявшись, пошла за ним следом. В холле перед выходом Надежда спросила:
– Почему именно меня отправили за документами, а не кого-то другого?
– Откуда я знаю, это не мое решение, а капитана Шабарова. Климович забыл пакет с документами, очень важно доставить его сюда.
– Но я не успею, до квартиры Климовича ехать чуть ли ни полгорода и к тому же, у меня нет ключей.
– Надежда, я то, что могу сделать, приказ есть приказ. Возьми машину Шабарова, скажи водителю, он отвезет тебя. На квартире дежурит наш сотрудник, он откроет тебе.
– Черте что творится! Я пожалуюсь Климовичу на Шабарова, вечно он создает мне всякие трудности.
Куприянова нервно прошла к входу, консьерж открыл дверь и затворил ее за дамой. Чистяков вернулся в зал и, кивнув Шабарову, дал понять, что неприятность устранена.
Поднялся граф Готье и, попросив общего внимания, обратился к собранию.
– Господа офицеры и уважаемые гости, мы рады приветствовать всех на нашем собрании по неотложному вопросу о состоянии безопасности наших организаций, борющихся с большевиками и их специальными агентами. Прошу поприветствовать наших именитых гостей, генералов: Петра Николаевича Потапова и Евгения Константиновича Климовича, остановившегося проездом в Париже.
В зале прозвучали аплодисменты в честь генералов. Готье продолжил:
– Надеюсь начальника особого отдела контрразведки Русской армии генерала Климовича, представлять вам не нужно, всем известно, как в Крыму он очистил Севастополь от советской агентуры, как его контрразведчики умело разгадали планы чекистов и разведупровских агентов. Евгений Константинович, вам слово.
– Господа, благодарю за доверие и поддержку. В первую очередь от лица командующего Русской армии выражаю благодарность представителю правящей партии Франции за помощь. Хочу отметить, что Франция в отличие от других стран и в частности Великобритании, поддержала русских эмигрантов из Крыма, но мы должны понимать, что помощь французского правительства Русской армии имеет ограничительные меры, она не постоянна. Не нужно забывать, что из России эмигрировали миллионы граждан и всем помочь невозможно. Здесь во Франции посольства царской России больше не существует, а соответственно дипломатические отношения разорваны, а новое советское государство Франция не признает. Но французские власти поддерживают так сказать центр зарубежной России и готовы всячески оказывать ему помощь. Генерал Врангель и русские офицеры, вытесненные вооруженными красными бандами, не собираются сдаваться и продолжат борьбу с большевизмом. Мы сохранили часть Русской армии, которая крепнет день ото дня. Уже сегодня военные и политики создают союзы, центры для борьбы с большевиками. Мы – деятели разведывательных и контрразведывательных служб должны свято оберегать эти антисоветские центры. Готовить кадры для террактов и диверсий на советской территории, а так же вылавливать тайных агентов ВЧК и Разведупра. Очень горестно осознавать, что большевики осуществили свои планы, развязав в стране братоубийственную гражданскую войну. Свобода в стране подавлена, разрушен прежний строй, репрессии разных слоев населения совершенно деклассировали общество. Мы должны не прекращать борьбу и вернуть свою родину.
– Господин генерал, – поднял руку барон Жевальдье и задал вопрос, – как быстро может оправиться Белая армия, потерявшая дух и всякую надежду вернуться на родину и продолжить борьбу с большевизмом? Страны Антанты не уверены в возрождении Белой армии, потерявшей не только оружие, но и последний клочок русской земли.
– Господин Жевальдье, зачем же так скептически относиться к руководителям белоэмигрантов, создавших антисоветские центры, они доверяют командованию Русской армии, которая сплотилась вокруг идеи вернуться на родину и покончить с большевистским злом. Как скоро это случится, зависит от нас всех, насколько мы любим свою родину и готовы очистить ее от коммунистической заразы.
– Господа, давайте мы с вами разграничим функции организаций, – в разговор вступил генерал Потапов, – пусть политики занимаются своими делами, а наши службы своими. Есть исполнительные органы  военного министерства, а есть французская контрразведка. Генерал Климович правильно выразился, мы должны поддерживать безопасность в своих рядах и не допускать проникновения советских агентов.
Климович поблагодарил Потапова за поддержку. Два генерала хорошо знали друг друга еще по службе в царское время. Петр Николаевич указал на Гутермана и, представив его собранию, попросил сказать несколько слов. Глеб уверенно поднялся, глянул на Дану и, кивнув ей, начал:
– Недавно мы с Даной Петровной, моей невестой, вырвались из советской России. Еще свежи в нашей памяти зверства, учиненные большевиками. Они превратили города Крыма в настоящую бойню. Сотни повешенных, тысячи расстрелянных наших соотечественников, вот что творят последователи идей большевистских вождей. Мы не должны прощать им гибель наших воинов и граждан: расстрелянных матерей, стариков и детей. Красные варвары несут только разруху, смерть и голод. Никогда, слышите, никогда мы не должны забывать об этом! Организация, пославшая нас в Париж, свято верит в торжество победы русского народа над восставшей нечистью и мы, боровшиеся в России с большевиками, будем продолжать эту священную войну здесь, в сердце белого зарубежья.
Волна аплодисментов обрушилась на Гутермана. Когда рукоплескания утихли, Глебу из зала задали вопрос:
– Господин Гутерман, а что вы можете сказать о вожде коварных народных комиссаров?
– Это не только мое мнение, но и всех людей, попавших под иго отпетого бандита. Ульянов, взявший себе уголовную кличку «Ленин», показал себя настоящим бесхарактерным уродом. Он решил накинуть пролетарское ярмо на весь мир, убедив себя и своих соратников, что они творят добро. Взобравшись на хребет безграмотной части населения России, Ленин провозгласил братство, равенство и свободу, но на самом деле призывал чернь потерять стыд, совесть и любовь к ближнему. Этот дегенерат виновен в смерти лучших сынов и дочерей России и в загоне в рабство целого народа. Ульянов был и есть бесхребетным мерзавцем, вот что он сказал в оправдание таких как он нелюдей: «Партия не пансион для благородных девиц. Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец». А теперь господа делайте вывод, кто стоит во главе советского государства и кто поддерживает этого взбесившегося вождя и его прихвостней...
Снова прозвучали аплодисменты, прервав речь Гутермана.
– Что вы можете сказать о чекистской организации?
– Почти за четыре года после создания ЧК, она стала сильна и считает себя компетентной во многих вопросах. Хочу заметить, как это не прискорбно прозвучит, но в ВЧК работают и бывшие офицеры, как царской армии, так и белой. Создан Иностранный отдел ВЧК, теперь его начальники плотно заняты обучением агентов и внедрением их в наши ряды, то есть в белоэмигрантские организации. Не могу с полной уверенностью сказать, что даже сейчас среди нас таких агентов нет. Давайте не будем приуменьшать деятельность чекистов и агентов красной армии, в настоящее время они формируют резидентуры и размещают их в разных городах мира.
– Но шпионаж и разведка во многих государствах считаются преступлением, и резидент враждебной страны подлежит либо аресту, либо ликвидации, – раздалась реплика из зала.
– Согласен, незаконная резидентура является независимым внутренним устройством, она работает под совершенным заслоном и скрыта от наблюдения разных разведок. В случае провала резидентам надеяться на ВЧК не приходится, это не совдепия, где можно получить незамедлительную поддержку. Вопрос в том, сколько таких нелегалов работает в Париже, готовых выполнять очень серьезные операции по заданию ВЧК?
– Так сколько же их работает, вы в состоянии их отслеживать, господин Гутерман?
– Я не вездесущ, моя группа начала работать, это сложно и на разработку агентов потребуется некоторое время. Стекание информации из разных источников, анализ, разбор, принятие решений. Сами понимаете, труд предстоит огромный. Я полагаю, что белоэмигрантская контрразведка и тайные службы большевиков в этой стране находятся примерно на одном уровне, хотя политика французского правительства дает белым преимущество для борьбы с большевиками. Но существуют разные партии, которые даже с самого начала были против гражданской войны в России, они давят на кабинет правительства, чтобы ограничить помощь для белых эмигрантов, особенно военного формирования генерала Врангеля.
– Господин Гутерман, вы сказали, что вырвались из захваченной большевиками России. Позвольте спросить, конкретно какую организацию вы здесь представляете? – спросил подполковник Жихарев.
– На этот вопрос отвечу я, – генерал Климович сделал жест рукой, – нашу организацию. Еще со времени донских сражений под командованием Алексеева и Корнилова, мне довелось сражаться с большевиками, я знал двух офицеров контрразведки и до сих продолжаю с ними сотрудничать. По разным причинам назвать имена офицеров я не могу, они находятся на советской территории, но поясняю, что господин Гутерман послан именно ими. Я за него ручаюсь.
После поддержки генерал Потапов по-дружески похлопал по руке Климовича и обсуждения продолжились.
– Господа, не примите мой вопрос как недоверие, но я все-таки осмелюсь спросить, а кто, кроме отца невесты господина Гутермана, может за нее поручиться? – резонно спросил представитель одной из организаций, – ведь многие, кто приезжает из советской страны, потенциально опасны, чекисты учатся готовить своих агентов.
С места внезапно поднялся молодой человек и, подняв руку, громко воскликнул:
– Я готов поручиться за Дану Петровну! Когда мы с семьей плыли на корабле во Францию, красные бандиты убили моего отца, пытаясь его ограбить. Дана Петровна вступила в схватку с негодяями и еще совершила наиблагороднейший поступок, она, не побоявшись бандитов, скрывшихся среди пассажиров корабля, предупредила французские власти и спасла жизнь всей нашей семье. Я хорошо запомнил эту женщину, и преклоняю колени перед ее благородством и смелостью.
В зале раздались аплодисменты. Дана смутилась и, опустив глаза, благодарно склонила голову. Молодой человек подошел к ней и, припав на одно колено, поцеловал ей руку. Отец Даны с нескрываемой заботой обнял дочь за плечи и поцеловал в висок. Казалось, все были довольны этой историей, кроме одного человека. Глеб помнил, как разыгрывал комедию, уговаривая Дану, принять участие в экспроприации ценностей у молодого человека и его матери. Хотя это было проверкой Даны, но Глебу почему-то в этот момент стало не по себе. Дана, уловив виноватый взгляд жениха, положила свою руку на его и с нежностью сжала, давая понять, что она не обижается за тот случай.
После окончания собрания люди стали покидать особняк и спокойно разъезжались в разные стороны: кто на машинах, кто на конных повозках, а некоторые пошли пешком до остановки метро «Венсенские ворота».
По предварительной договоренности Климович, Потапов и Гутерман в сопровождении Шабарова и охраны, вышли через просторную кухню и, спустившись в подвал, прошли по подземной галерее до каменной лестницы, ведущей наверх. Выйдя через дверь, направились в глухой угол сада. В метрах тридцати от особняка находилось небольшое каменное строение, примыкающее к высокому решетчатому забору. За территорией особняка располагался лес. Проводник завел всех в сторожку и, открыв дверь, осмотрелся по сторонам. Недалеко на едва приметной лесной дороге стояла машина с работающим двигателем, ожидавшая генерала. Из кустов вышел мужчина в гражданской одежде и, отдав честь командирам, пригласил сесть в автомобиль. Сказав что-то на ухо капитану Шабарову, контрразведчик скрылся в лесу. Все спокойно разместились на сидениях и, шофер по приказу Климовича направил машину с откидным верхом в штаб-квартиру.
После блестяще проведенного задержания чекистов и их агентов, поблизости никого из посторонних лиц не оказалось. Отбытие прошло скрытно, бесшумно и успешно. Правда, за особняком где-то на дороге послышались выстрелы. Что это была за стрельба, потом доложит поручик Чистяков.
...Дана Соколовская, выйдя за ворота на дорогу, направилась к машине, в которой ожидал ее шофер. Приоткрыв дверцу, по привычке огляделась по сторонам. Через дорогу переходили двое мужчин и направились в ее сторону. Водитель, заметив незнакомцев, вышел из машины и решил разузнать, что им нужно, но один из приблизившихся мужчин вдруг достал из кармана револьвер и движением руки приказал ему вернуться на место. Другой мужчина, подойдя к Соколовской, с надменным видом заговорил с ней.
– Анна Владимировна, не торопитесь, задержитесь-ка на минутку, необходимо выяснить один вопрос.
Дана узнала мужчину, это был Дьяков, подручный Кудесникова, однажды она видела их вместе.
– Кто вы такой, что вам от меня нужно? – возмутилась Дана и повернулась, чтобы сесть в машину.
– Фрейзон, что вы тут комедию разыгрываете! Меня Кудесников послал. Где Гутерман, он ведь с вами приехал? Он срочно мне нужен, хотя, можно и без него обойтись. Отвечайте, за каким чертом вы отправили Куприянову из особняка?
– Кого, кого? – Дана продолжала разыгрывать чекиста.
– Ну, знаешь ли, Фрейзон, это уже слишком...
– Месье, вы меня с кем-то все время путаете, идите своей дорогой, пока я не позвала кого-нибудь на помощь.
Второй чекист, направив ствол нагана на шофера, держал его на мушке и искоса поглядывал на Соколовскую. Дьяков, захлопнув дверцу, взял Дану под локоть и грубо сказал:
– Фрейзон, а ну-ка пройдемте с нами, мы кое-что выясним и доставим вас, куда пожелаете.
– Уберите руки, никуда я с вами не пойду!
Дана шлепнула чекиста по руке. Ситуация выходила из-под контроля. Соколовская держала правую руку в кармане, крепко сжимая рукоятку браунинга. В этот момент прозвучал зычный мужской голос:
– Убери оружие и оставь даму в покое.
Дьяков резко обернулся и, узнав сотрудника, округлил глаза.
– Синица, ты совсем одурел! Какого черта...
Чекист, державший шофера на прицеле, от неожиданности присел и резко развернувшись, выставил руку вперед. Раздался выстрел и чекист, завалившись на брусчатку, застонал от боли. Синица для уверенности выстрелил еще раз и направил револьвер на Дьякова, но немного запоздал. Выхватив наган, Дьяков выстрелил в стоявшего за его спиной Синицу, но промахнулся, и в этот миг прозвучал выстрел, сразивший чекиста Дьякова наповал. Дана Соколовская, вынужденная действовать по обстановке, выстрелила ему в грудь из своего браунинга.
– Дана, уезжай быстрее. Запомни, тебя здесь не было, – поторопил Синица.
– Миша, сколько вообще было чекистов? – спросила Соколовская.
– Четверо под утро направились лесом за особняк. Их уже арестовали. Здесь нас – чекистов было только трое, – Синица глянул на обездвиженных чекистов и, усмехнувшись, добавил, – теперь двое чеканутых уже не опасны.
– Где Кудесников?
– Здесь его точно не было, наверное, остался на квартире вместе с Воротниковым. Дана, поспеши, мне тоже надо скрыться, иначе у нас будут неприятности.
Соколовская моментально оценила обстановку и, сев на переднее пассажирское сиденье, кивнула шоферу. Машина тронулась и через сотню метров, свернув, скрылась за поворотом. Синица осмотрел обоих чекистов и, убедившись, что они мертвы, скрылся с места убийства.
Через несколько минут из ворот выбежал поручик Чистяков и, увидев двух незнакомых граждан, лежавших на дороге без признаков жизни, поспешил в особняк, чтобы по телефону вызвать полицию.

На следующий день после происшествия, в разговоре между генералом Климовичем с капитаном Шабаровым возник вопрос о надежности Соколовской, хоть она и была дочерью уважаемого человека, но необходимо учитывать, что Дана прибыла из враждебной страны и могла иметь отношение к ИНО ВЧК. Проверить нужно всех и это касалось ее жениха Глеба Гутермана.
И вот, на собрании внезапно возник молодой человек, который в некоторой степени охарактеризовал порядочные действия Соколовской. К тому же, таинственный незнакомец, представившись доброжелателем, сообщил по телефону капитану Шабарову об убийстве двух чекистов. Дана Соколовская на пару с каким-то мужчиной уничтожили вражеских агентов. Водитель, отвозивший Соколовскую с места происшествия, подтвердил ее действия. Дана оказалось не только мужественной, но и надежной контрразведчицей. Степень доверия к ней в отделе Климовича возросла, она заслужила это, уничтожив чекиста Дьякова. Но у Шабарова возник вопрос, кто все-таки помог Соколовской избавиться от второго чекиста? Об этом факте предстояло узнать у самой Даны.

На Большой Лубянке в кабинете Дзержинского проходило совещание, подытоживались последовательные шаги Иностранного отдела, созданного двенадцатого декабря прошлого года. На совещании присутствовали: начальник внешнеполитической разведки Менжинский, его заместитель Артузов, начальник пятнадцатого отдела контрразведывательной деятельности против стран «Большой Антанты» Щепкин и другие.
Выслушав начальников разных отделов, Дзержинский выступил с небольшой речью.
– Молодая республика и советское руководство дали нам наказ – защищать завоевания революции. Наша организация претерпела большие изменения, как в структуре, так и в людях. За последнее время в чека пришло столько различных граждан, что пора бы подчистить свои ряды, особенно это касается разведывательных органов. Товарищ Менжинский, займитесь этим вопросом, так как утечка секретной информации повлияет не только на работу Иностранного отдела, но и поставит под угрозу жизнедеятельность всей нашей организации. Гражданская война на исходе, последние полчища Белой армии мы выметаем с территории России. Вместе с белыми эмигрантами за границей оказались некоторые бывшие служащие, которые нам сочувствуют. Пришло время мобилизовать работу резидентов и составить списки всех, кто вошел в нашу организацию или желает в нее вступить по ряду причин. Наши враги сосредотачивают силы в Прибалтийских странах, Польше, в других западных странах и в Дальневосточной республике. Недопустимо, чтобы на территории советского государства происходили мятежи, восстания, работали подрывные организации, оплачиваемые из-за границы. Чекисты должны знать все о предполагаемых акциях, операциях врагов, где они концентрируют свои силы, и чтобы враг не успевал принимать решения, мы должны идти впереди. Мы создаем оперативные подразделения для работы в разных странах, пытаемся наладить отношения с мировыми державами, чтобы открыть в разных столицах посольства, но прежде обязаны знать: весь дипломатический корпус будет находиться под неусыпным контролем иностранных разведок. Пока что единственной поддержкой за рубежом для наших разведчиков являются наши агенты, работающие в разных организациях и сферах, только они могут быть хорошими, скрытыми от разведок резидентами. Наши разведывательные органы только начинают набирать мощь, а разведки мира вот уже сотни лет соревнуются друг с другом. Тем не менее, первые результаты радуют. Созданы центры в Берлине, Париже и других европейских странах, они соблюдают строжайшую конспирацию. Мы направляем сотни наших разведчиков для улучшения работы Иностранного отдела. Этой осенью были обучены и отправлены за рубеж лучшие разведчики ИНО ВЧК и Разведупра Красной армии. Мы возлагаем большие надежды на группы в Германии, в Данциге и во Франции. Вот товарищи, знакомьтесь – это бывший кадровый военный, а теперь скромный работник торговой фирмы Серокозов Алексей Дмитриевич, назначенный временно резидентом в Париже. От себя лично хочу отметить, за столь короткое время своего присутствия в столице Франции, ему удалось сплотить вокруг себя несколько групп и начать конспиративную работу, вовлекая граждан, некогда служивших в Белой армии. На счету товарища Серокозова уже есть первые агенты, завербованные им лично. Алексей Дмитриевич, поделитесь с нами вашими планами?
– Феликс Эдмундович, благодарю за доверие и всех вас, товарищи. Я хочу поделиться с вами одной мыслью: раньше мы пренебрегали такими государственными служащими, как жандармами из политотдела, все они, кто в меньшей, кто в большей степени занимались разведкой. После семнадцатого года кое-кто из них эмигрировал, а многие остались в России. Я наладил с некоторыми контакт, а они в свою очередь познакомили меня с бывшими разведчиками за границей. Результаты есть и хорошие.
– Я уже высказывал свое мнение по этому поводу, – отреагировал Дзержинский, – необходимо изучать опыт ведения работы Отдельного жандармского корпуса, а так же военной разведки и контрразведывательных органов. Еще при правлении царя политотдел жандармского управления заведовал делами по внешней разведке, агенты, находящиеся за границей нуждались в средствах. Из бюджета агентам выплачивали суммы за добытые и переправленные сведения, разные акции, за вербовку граждан иностранных государств. При приходе к власти большевиков в мире сложилась тенденция помогать коммунистам и делается это на идеологическом уровне, в европейских странах поддерживается мировая революция и Коминтерн. Так что нам чекистам в этом плане гораздо комфортнее, чем некогда жандармам из отдела внешней разведки. Алексей Дмитриевич, какие шаги вы предпринимаете для сотрудничества с генералом Потаповым?
– Сейчас наша группа работает над задачей, как найти подход к генералу Потапову, бывшему начальнику разведывательного отдела главного корпуса жандармского управления. Совместно с людьми товарища Артузова, нам удалось сделать первые шаги по внедрению к господину Потапову. Работа трудная и требует больших умственных способностей, чтобы тягаться с таким маститым обладателем знаний по внешней разведке. Если нам удастся перетянуть на свою сторону генерала Потапова, то для нас откроются многие связи с белоэмигрантами.
– Смею заметить, в вашей группе как раз состоит младшая дочь Потапова, Соколовская Дана, – заметил Щепкин.
– Да, действительно, товарищ Менжинский и я готовили этого агента, – не преминул напомнить о себе Артузов, – мы неоднократно ее проверяли, она выдержала все испытания и к тому же у нее хороший покровитель – это наш лучший разведчик, Глеб Михайлович Гутерман.
– Очень толковые и смелые молодые люди, – похвалил Серокозов, – мне понравилась идея женить их, семейная пара – это лучшее прикрытие для советских разведчиков.
– Да, я ознакомился с отчетом, – в разговор вступил Дзержинский, – замысел Менжинского и Артузова до гениальности прост, путем женитьбы Гутермана и Фрейзон, ввести наших разведчиков в антисоветский центр и получать оттуда сведения о действиях Врангелевской контрразведки, а так же других организаций связанных между собой. Гутерману должны доверять, как Фрейзон, так и ее родители. Вы нашли один из главных ключей к операции «Белоэмигрантский экстремизм», надеясь на крепкую идеологию Гутермана, он несгибаемый в этом плане и, судя по последним сведениям, подходит на должность резидента.
– А как же Серокозов? – спросил Щепкин, глянув недоуменно на председателя ВЧК.
– Шамовникова мы отзываем в Москву, вместо него полномочным представителем ВЧК направляется Серокозов, а в Париже резидентом пока назначим Гутермана, – пояснил Дзержинский.
– Однако, я считаю рано еще ставить его резидентом, опыта ему нужно поднабраться, – посоветовал Щепкин.
– Что значит, рано? А служба в Разведупре, а Секретно-оперативный отдел, а обучение на курсах разведки. Войдет в ритм и укрепит резидентуру в Париже, если что, Алексей Дмитриевич поможет. Или вы против кандидатуры Гутермана?
– Хорошо, Феликс Эдмундович, я поддерживаю, – согласился Щепкин, – кстати, наш надежный источник доложил, Гутерман выступал на собрании в особняке графа Готье и нелестно, даже преступно высказался о Владимире Ильиче. Не слишком ли он перегибает палку?
– Товарищ Щепкин, мы прекрасно понимаем, как должен вести себя в стане врага сотрудник советской разведки, он обязан быть наипервейшим врагом советов, а уж его высказывания – это пропуск для благополучия разведчика во враждебную среду, – заступился за Гутермана Менжинский. Председатель чека переглянулся со своим заместителем и объявил:
– Все товарищи, совещание закончено. Начальникам отделов своевременно подавать мне свежие сведения по «Белоэмигрантскому экстремизму». Все свободны. Вячеслав Рудольфович, задержитесь.
Оставшись вдвоем, Дзержинский обратился к Менжинскому.
– От нашего агента в Константинополе поступили свежие сведения по Климовичу. Генерал Врангель отставил Климовича.
– Вот это новость! Интересно, в связи с чем?
– Имеются данные, что Климович изобличен в связи с французской разведкой. Генерал теперь живет в Белграде и совместно с Глобачевым, возглавляет Народно-монархическую партию.
– Не верится, чтобы Климович отошел от дел, – заметил скептически Менжинский.
– В генштабе Врангеля есть такой полковник Гаевский, которого барон назначил руководить контрразведкой и загранразведкой. Также Гаевскому поручено заняться социал-революционерами.
– Может, в генштабе Врангеля распределили сферы деятельности контрразведки, Климовичу поручено контролировать Европу, а именно Парижскую территорию.
– Не спорю, все может быть. Кстати, вернемся к вопросу о Париже: держи под контролем парижские группы, особенно группу Гутермана и Фрейзон. Поторопи их с женитьбой, это хороший повод, породнившись с Потаповым, выйти на антисоветский центр и разные союзы, – заметив мрачное выражение на лице своего заместителя, Дзержинский настаивал, – Вячеслав, и не нужно мне объяснять, что за штучка – эта Соколовская. Пусть Гутерман проявит смекалку и поведет Анну под венец. Вопрос должен быть решен в самое ближайшее время, нам нужен генерал Потапов. И еще, я не стал при всех говорить, Щепкин доложил мне, что в Париже произошел инцидент, какие-то боевики напали на наших сотрудников. В завязавшейся перестрелке двоих наших убили. Затребуй от Гутермана подробный отчет, что произошло, почему чекисты раскрыли себя и подверглись нападению?
– Странно, почему Щепкин не доложил мне сразу? Мне неприятно, что об этом печальном известии я услышал от тебя.
– Ты разве забыл, я предупредил всех, по «Белоэмигрантскому экстремизму» докладывать мне лично и срочно.
– Нет, не забыл, – Менжинский недовольно поморщился.
– Проанализируй провал операции, как получилось, что Климовича не ликвидировали, двое наших работников погибли, а четверых агентов до сих пор не могут найти? Нужно срочно узнать, где в момент нападения на наших сотрудников были Гутерман и Фрейзон, почему до сих пор от них не было сведений об этом инциденте? А теперь смотри, вот это донесение передала Куприянова, внедренная Разведупром в контрразведку Климовича, в нем идет речь о смене резидентуры ВЧК как в Париже, так и в других городах. Как эти сведения попали в контрразведку Климовича? На кого подумать, на Фрейзон, Гутермана, Синицу или еще на кого-то, кого мы упустили? Я не случайно сказал на совещании о чистке кадров.
– Ты предполагаешь тоже, что и я, – Менжинский прищурился.
– Вот именно, кто-то ведет двойную игру.
– Где, за рубежом или здесь? – удивился Менжинский.
– Щепкин вне подозрения, значит, пятнадцатый отдел не причастен, хотя необходимо проверить шифровальщиков, но вряд ли они могут помогать врагам из Врангелевской контрразведки за границей. Шифры и коды доставляют нам тайные агенты, бюро в поте лица трудится над расшифровкой данных и все же, если проверять, то всех. Иначе мы будем блуждать в недоверии и подозревать каждого.
– Теперь придется проверять всю парижскую группу, кто-то же передал врагу сведения о резидентуре. Фрейзон крепко сидит у нас на крючке, она же не бестолковая, понимает, что с ней будет, если компрометирующие ее фотографии попадут в особый отдел Климовича. Синица передает сведения от Куприяновой, адресованные Анне Фрейзон и наоборот, но он не знает, ни ключей от шифров, ни кодов. На Гутермана я надеюсь, он не мог нас предать, – заверил Менжинский.
– Проверь еще раз как следует Гутермана и Синицу, нужно убедиться, что их биография чиста.
– У Гутермана огрехов не было, служба проходила отлично, правда был один инцидент в его жизни, Роговцы напали на деревню и убили его родителей.
– Это когда Рогов командовал красным партизанским отрядом?
– Совершенно верно.
– Вячеслав, подключай Кудесникова и его людей, пусть мобилизует все силы на поиск пропавших товарищей и срочно добудет сведения о людях, напавших на наших сотрудников и, постарается выявить изменника в наших рядах, мало будет, пусть подключит других агентов, предателя нужно выявить и, чем быстрее, тем лучше.
– В Париже работают девять наших сотрудников, Воротников знал их всех в лицо. Назначив главным Серокозова, нам придется ознакомить его со всей агентурой и нашими источниками. Может мы поспешили отозвать Воротникова. Я понимаю, в какой-то степени он оплошал. Феликс, с кем не случается, он выправится, надо дать ему шанс.
– Хорошо, накажи Артузову, пусть направит Якова в Данциг и поможет нашим агентам выйти на след подпольной группе Орлова и Островского. Перед отъездом в Польшу, пусть Воротников передаст часть агентуры Гутерману.

Глава 5

Любя, нельзя притворяться

Дана и Глеб обвенчались в знаменитом соборе Парижской богоматери. Поженившись, они деликатно отказались проживать в одной квартире с родителями Даны, а поселились на острове Сен Луи на четвертой улице Парижа рядом с мостом Луи-Филиппа. После брачного союза, договорившись условно, они не переходили к супружеским обязанностям. Ни знакомые, ни родственники Даны не догадывались, что молодая пара живет в смутном разногласии и, глядя на их счастливые лица, невозможно было представить, что они спят в разных комнатах.
Но однажды Дане все-таки пришлось разобраться в своих внутренних противоречиях и изменить прежнее решение, после чего Глеб оказался с ней в одной спальне на брачном ложе.
После улаживания ситуации с перестрелкой с двумя чекистами и их ликвидацией, Глеб высказал Дане предположение, что руководители ВЧК по этому факту ведут тайное расследование и им обоим нужно быть начеку. К тому же начальство постоянно интересуется истинным положением супругов, обвенчанных в церкви, до сих пор ли они близки или Фрейзон продолжает держать Гутермана на расстоянии.
Квартира, в которой проживали Глеб и Дана, находилась на втором этаже, и окно ее спальни выходило на набережную Сены. По берегу росли большие деревья, ивы и клены. По каменным ступеням можно спуститься к реке и отдохнуть, но есть одно неудобство, вдоль берега стоят плавучие дома, баржи и катера. Слева, недалеко, если смотреть из пяти окон квартиры, располагался каменный мост через Сену, соединяющий один берег с другим, сплошь заросшим деревьями.
Однажды Глеб обратил внимание, что на противоположном берегу, какой-то человек лазает по дереву. В следующий раз, когда Глеб находился в большой комнате, в глаза ему бросилась яркая вспышка света, как будто кто-то направил луч, отраженный от зеркала прямо в окно. Солнце как раз освещало противоположный берег Сены. Рассудив логически, Гутерман предположил, что человек, лазающий на одно и то же дерево, наблюдает в бинокль. Можно было опустить все эти совпадения, но разведчик обязан подмечать каждую мелочь, потому Глеб выбрал именно эту версию, что за окнами их квартиры наблюдают. Кто этот мужчина и для чего ведет слежку? Если это чекисты установили наблюдение, то можно было просто оповестить Гутермана, ведь он назначен парижским резидентом и к тому же числится старшим нескольких групп, а значит, находится на доверительном положении у руководства. Глеб все же решил разузнать, кто и зачем следит за окнами квартиры и намекнуть начальству, а вдруг это агент белой контрразведки.
Противоположный берег находился на возвышенности и если залезть на дерево, то просмотр в бинокль за комнатами квартиры оказывался под углом. Расположившись в спальне Даны, Глеб в свой бинокль определил, тот, кто наблюдает за квартирой, легко видит, что происходит в постели его жены. По этому поводу в голову Гутермана пришла оригинальная мысль.
На третий день после инцидента с чекистами, намечалась встреча с Кудесниковым для обмена сведениями. Глеб пригласил его в летнее кафе. Кудесников любил выпить, а так как делал это частенько, то постоянно нуждался в деньгах, коих вечно не хватало. В день встречи лицо его выглядело отвратительно, видимо всю ночь сильно злоупотреблял спиртными напитками. Он сходу выпил пару рюмок водки без закуски и напустился на Гутермана с претензиями.
– Глеб, где вы с Фрейзон были, когда на моих людей напали неизвестные?
– А тебе-то, какое до нас дело? Между прочим, после собрания я сразу же уехал с генералом Потаповым по срочному делу. Анна оставалась в особняке, ее должен был отвезти шофер на машине. Анна потом сказала мне, когда уезжала, все было спокойно и никаких посторонних людей, не заметила. Дорогу и территорию контролировали твои люди, тебе лучше знать, что там произошло, и кто убил наших агентов.
– Откуда я знаю, что там случилось и кто были нападавшие? Мои люди даже не успели мне сообщить, как прошло собрание, и кто там присутствовал.
– Еще раз повторяю, это не твое дело, мы с Фрейзон занимались этим вопросом. Я составил отчет со слов Анны. Ваше дело было следить за обстановкой и ни в коем случае не встревать ни в какую в ситуацию, по крайней мере до следующего приказа. Твои люди нарушили конспирацию, а правила существуют для всех и их нужно выполнять. Своими действиями вы бросили на Анну тень недоверия. Эх, вы – деятели, не могли разобраться по мирному, перестрелку устроили с какими-то типами. Ладно, Иван, я отправил в Москву отчет, там будут разбираться.
– Кто же убил моих людей, уж не Анна ли?
– Ты от пьянок совсем с ума спятил, она не имеет к убийству агентов никакого отношения, Анна к тому времени уже уехала на машине.
Кудесников нахмурился, не закусывая, снова опрокинул подряд две рюмки с водкой в рот и, как говорится, на старые дрожжи захмелел. Дальше речь зашла о наблюдении за квартирой, Кудесников перестал сердиться и, приняв по-дружески от Гутермана помощь в виде денег, расчувствовался и проговорился, что центр поручил его группе устроить слежку за Фрейзон, потому как имеются подозрения, что кто-то, а быть может и она передает сведения вражеской разведке.
– Что за ахинею ты несешь, я здесь резидент и руковожу группами, кто тебе это поручил?
– Воротников мне сказал, а ему, будто бы из московского центра поручили проверить все ваши группы, в том числе и Фрейзон. В донесении он еще про парижскую резидентуру упоминал.
– Что именно? – мягко спросил Глеб, наполняя водкой очередную рюмку Кудесникова.
– Сообщил, мол, просочились сведения, будто кто-то в твоей группе предает, – нехотя произнес Кудесников и, выпив водку, наконец-то первый раз закусил, отправляя в рот, нанизанный на вилку слабосоленый кусок рыбы.
– Господи, какая чушь! – как можно правдоподобнее возмутился Глеб.
– Вот и я не верю. Глеб, ты уж не обессудь, начальству виднее.
– Ты тут вообще ни при чем, странно другое, почему Воротников меня не предупредил, а тебе приказал? В общем, приедет Серокозов, я ему все объясню, пусть разберется.
– Вот, вот, с Воротниковым сами разбирайтесь, а мое дело маленькое – сторона. Да, вот еще что, Глеб... Но это строго между нами...
Глеб понял намек и, достав из внутреннего кармана костюма свернутую вдвое купюру, положил под тарелку с рыбой. Похлопал Кудесникова по плечу и, улыбнувшись, спросил:
– Иван, сколько мы знаем друг друга?
– Целых две вечности.
– Сколько раз я помогал тебе и выручал из разных ситуаций?
– Глеб, мы с тобой настоящие товарищи и никаких между нами... – Кудесников потянулся за рюмкой и закончил фразу заплетающимся языком, – недоразумных...
– Недоразумений, – поправил его Глеб, – что ты там еще хотел мне сказать?
– Я? Уже забыл. Дай вспомнить. Ах, да, Артузов хочет знать, – Кудесников противно захихикал, – правда ли вы с Фрейзон спите в разных спальнях.
– Ну, и...
– Глеб, ты не взыщи, но приказ начальства для меня закон, в общем, я наказал своему подручному, чтобы он последил за окнами вашей квартиры.
– Так вот кто там лазает по деревьям и наблюдает в бинокль. Ну, ты и стервец, – умело скрыв раздражение, засмеялся Глеб.
– Ничего не поделаешь, – развел руками Кудесников, – я тебя предупредил, а ты уж сам думай.
– Ладно, Иван, тебе уже достаточно, ты набрался, бери своего напарника и иди на квартиру, отдохни. Никому о нашем разговоре не говори, я все перепроверю и отправлю Артузову подробный рапорт.
Глеб Гутерман не доверял Кудесникову, злоупотребляя спиртными напитками, он не мог, как следует вести учет работы со своей агентурой. Встречи, приказы, исполнения, все это нужно ежедневно отражать в отчетах, которые он бы обязан выполнять четко. Подконтрольная Кудесникову агентура состояла из нескольких человек, называемых – верными источниками. Чтобы знать их планы, Глеб решил схитрить и, понимая, в каком бесконтрольном состоянии после попоек находится Кудесников, он предложил ему в помощь деятельного сотрудника Михаила Синицу. Так что теперь, когда Кудесникову необходимо было срочно составить отчет или сводку, он вызывал Синицу и после опохмелки диктовал ему важные сведения, полученные от своих источников. Михаил же переправлял данные Дане Соколовской.
Гутермана после встречи с Кудесниковым встревожило его откровение, теперь стало ясно, что подозревая кого-то из группы, в том числе и Дану в передаче сведений неприятелю, доверие к Глебу может пошатнуться. Странно, однако, Артузов всегда ему доверял, что нельзя сказать о Дане и, для оперуполномоченного ВЧК было важно, чтобы Глеб крепко держал напарницу в супружеских руках и знал о ней все тайны, что может быть надежнее, когда муж и жена, являясь сослуживцами, становятся бесподобными любовниками. Гутерман изначально получил задание и должен пустить в ход все свое мастерство и обаяние, чтобы вступить с Фрейзон в близкие отношения, но она оказалась непокорной, не поддающейся «обработке» в этом плане, потому чекистам необходимо было знать, все ли ладится в сформированной ими семейной паре.

Гутерман получил срочное приглашение от Воротникова о встрече, который перед отъездом должен что-то передать. Встретились на конспиративной квартире.
– Значит так, товарищ Гутерман, как вам уже известно, Москва направляет меня в другую страну. Вас назначили резидентом ВЧК в Париже, часть агентуры я обязан передать вам. Группу Кудесникова вы уже знаете, но есть отдельные люди, которые глубоко законспирированы и работали строго со мной, все они поставляют сведения на платной основе, деньги будете выплачивать им по факту, то есть за полученные сведения. Но прошу учесть, эта агентура добросовестная и проверять ее не следует.
– Но есть непроверенные сведения, как можно судить, агент может и не знать о качестве добытой информации.
– Наше дело получить сведения и переправить их в Москву, а там без нас разберутся.
– Но позвольте, Яков Ильич, мы так не работаем, все сведения, поступившие к нам, мы проверяем на предмет точности.
– Ой, Гутерман не смешите меня, вот, к примеру, поступила ко мне информация: жена английского посла всю ночь провела в покоях у французского дипломата. Как прикажете проверить эти сведения, попросить их обоих подтвердить любовную связь? – ехидно улыбнулся Воротников, – ладно, все это ненужные отступления от темы, приступим к делу. Фамилии не называю, все агенты имеют свой номер или оперативный псевдоним. Агент номер один – чиновник в управлении пароходства. Ему известно, какие иностранные корабли приходят в порты Франции, и когда проводится выгрузка и загрузка. За свои услуги берет большие деньги. Агент номер два служит в этом же управлении пароходства, но имеет доступ к документам, какие грузы поступают и отбывают. Документы он приносит на квартиру, где их срочно фотографируют и агент уносит их обратно. Получает деньги не только за предъявленный документ, но и поставлен на жалование. Агент номер три – этот живет среди бродяг и оборванцев, пользуется среди них авторитетом. Выполняет сложные задания по ликвидации намеченных противников. По пустякам его не тревожить. Оплата производится строго по факту за каждого уничтоженного врага.
Воротников передал еще несколько агентов, работающих на ВЧК. Таким образом, Гутерману после перевода Воротникова в Данциг перешла по «наследству» надежная агентура, состоящая из нескольких десятков человек. Как было видно все они «кормились» за счет секретных сведений, поступающих к ним с предприятий, где они числились или работали. Каждому источнику, исходя из важности информации, Глеб впоследствии выплачивал соответствующую сумму. Деньги он постоянно получал у своего человека, работающего начальником в коммунальном хозяйстве города, а ему поставляли средства из банка, переведенные финотделом ВЧК под видом оплаты за разные коммерческие сделки. Естественно, вся поступающая информация от источников проходила через руки Соколовской и при утверждении Исаичевым, шифровалась и направлялась почтой в Москву на Большую Лубянку. После получения небольших сводок от резидента и других лиц, Исаичев – Серокозов, исходя из сведений, составлял содержательную сводку и направлял в ИНО ВЧК.
– Встречаться будешь с агентами на разных конспиративных квартирах, желательно поздно вечером, продолжил Воротников, – обязательно проверяйся, почувствуешь слежку, прими меры, все эти азы ты изучал на курсах разведки. Помни, раскроешь конспиративную квартиру, провалишь многих агентов.

После разговора с Кудесниковым, Гутерман все же решился на авантюру, возможно, ему удастся представить начальству доказательства и они перестанут сомневаться в прохладном отношении Фрейзон. А вот подозрение, что Дана может быть причастна к передаче сведений врагам, прозвучало как четкое предупреждение, над ней нависла угроза, которую необходимо оперативно отвести. Во всем нужно разобраться, где произошла утечка информации и направить начальству ВЧК такие сведения, чтобы они были интересны. Наверняка кроме Куприяновой у Климовича работает кто-то еще из советских разведчиков. Теперь нужно быть осторожными вдвойне. Поговорить в следующий раз с Шабаровым и наметить план по вычислению изменника, в узком кругу объявить о какой-нибудь операции и имея улики, выявить и схватить агента. В первую очередь нужно отвести от Даны подозрения и отчитаться перед Артузовым, а это значит, потребуется помощь отца Даны и контрразведчиков Климовича.
Для начала Глеб рассказал Дане о тайной слежке, предпринятой чекистами и, предложил незамедлительно, то есть сегодня вечером разыграть правдоподобную сцену: при открытых шторах и при свете лампы они должны лечь в одну постель. Дана, выслушав Глеба, постаралась мягко скорректировать его предложение:
– Ты считаешь, это поможет обмануть чекистов. Глеб, неужели спешка в этом деле принесет результат.
– Дана, я все понимаю, но дело в другом, они не оставят затею сблизить нас как любовников и чтобы я для вашей семьи стал близким родственником.
– Господи, как они надоели со своими «проектами». Глеб, это ведь наша личная жизнь, в которую они бесстыдно лезут.
– Хорошая моя, если вопрос нельзя разрешить иначе, нужно усыпить бдительность начальства.
– Хорошо, что ты конкретно предлагаешь?
– Поздно вечером в твоей спальне мы откроем шторы, ты разденешься и первой ляжешь в постель, затем приду я и лягу с тобой рядом. Шторы закрывать не будем. Только потом я выключу ночную лампу.
– Надеюсь, этим ограничимся? – с улыбкой спросила Дана.
– Дана, даю слово, без твоего желания я и пальцем не пошевелю. Утром для видимости мы проснемся в одной постели, тогда начальники из ВЧК будут уверены, что мы настоящие муж и жена.
– Ты думаешь, они увидят нас в бинокль?
– Оптика у чекистов мощная, расстояние небольшое, я уже убедился, создадим видимость, пусть они хоть в этом успокоятся.
– Не могу взять в толк, неужели им так важно, чтобы мы стали любовниками.
– Артузов настаивал, это нужно для конспирации, чтобы все выглядело естественно, – при этих словах Глеб немного смутился.
– Естественно? – с легкой иронией спросила Дана, – боже мой, какие они нахальные, им что, больше заняться нечем?
– Дана, любимая, да черт с ними! Это я больше всего хочу, чтобы наша с тобою жизнь была естественной.
– Разве не достаточно, как мы на людях целуемся и, сжимаем друг друга в объятиях, – опять иронично, но уже с оттенком лукавства сказала Дана.
– Но ведь это так приятно, Дана, в такие минуты я забываю о нашей игре. Правда, правда, я начинаю терять голову. Если б ты только знала, что я при этом чувствую...
– Глеб, ты меня волнуешь. Помнишь наш уговор, подождем еще немного.
– Когда я тебя целую, я забываю о наших договоренностях. Неужели поцелуи ни сколько тебя не трогают?
– Трогают, но я пытаюсь себя сдерживать...
– Но это же противоестественно. Знаешь, над чем я задумался, мы же христиане и лукавим перед Богом. Мы согрешили с тобой, в церкви обвенчались, вроде бы по любви, но мы обманываем не только окружающих, но и себя. Дана, посмотри на себя, ты прекрасная, милая, я уважаю твою сдержанность, но ведь ты тоже от этого страдаешь. Пойми моя хорошая, ты для меня единственная, любимая.
– Глебушка, что ты со мной делаешь?! Ведь мы же условились подождать какое-то время.
– Чего мы ждем, любовь моя? Неужели ты не замечаешь, как я страдаю. Посмотри мне в глаза, разве ты видишь в них только похоть, я ведь тебя люблю.
– Глеб... Глебушка... Остановись, дай мне прийти в себя, ты так стремителен.
– Даночка, милая, я не могу так больше, ты разрываешь мне сердце, я хочу быть твоим настоящим мужем, я сгораю от твоей неопределенности... – Глеб задумался и, переведя на Дану сосредоточенный взгляд, тревожно сказал, – прости, за всеми этими разговорами я не смог сказать о главном, у нас с тобой образовалась серьезная проблема.
– Это касается перестрелки с чекистами?
Глеб утвердительно кивнул.
– Не только это, кого-то из нашей группы и тебя тоже подозревают в передаче сведений вражеской разведке.
– Кто подозревает? – насторожилась Дана.
– Щепкин – начальник пятнадцатого отдела. Я тебе говорил, что встретился в летнем кафе с Кудесниковым, он напился до умопомрачения и проговорился. Воротников приказал его группе вести за тобой наблюдение, выяснить с кем ты встречаешься, в каких местах бываешь, в общем, всю твою жизнь в Париже ставят под контроль ВЧК.
– Конкретно, в чем меня подозревают?
– Точных данных пока нет, но я думаю, что кто-то из контрразведки Климовича работает на ИНО ВЧК и передает им сведения. От меня ждут действий, во-первых, мне нужно провести тайное расследование по убийству чекистов, во-вторых, я должен подать рапорт Артузову. Ты давно встречалась с сотрудником контрразведки Климовича?
– Это было перед собранием, я передала кое-какие сведения капитану Шабарову.
– Что именно?
– Это касалось разных резидентур. Отец передал мне сведения, что в Париже, а так же в Берлине и Данциге под прикрытием ВЧК действуют чекистские агенты-резиденты.
– При передаче кто-то еще присутствовал?
– Да, там был помощник Шабарова, поручик Чистяков.
– Ладно, надо срочно связаться с Климовичем и Шабаровым.
– Куприянова не могла передать в Москву эти сведения, она находится под наблюдением Климовича, – размышляла вслух Дана.
– Кто-то еще кроме нее действует. Надо узнать у Шабарова, кто кроме него имел доступ к информации о советских резидентах.
– Может, Чистяков знал, он помогает Шабарову, – неуверенно сказала Дана, – Глеб я должна поделиться с тобой своими опасениями. Перед тем, как отправить меня на курсы в Москву, один хороший человек, в которого я была влюблена...
– Который погиб?
– Да, это он. Я говорила ему, что любовь может занять наши сердца и мысли, мы натворим непоправимые ошибки. Я действительно этого опасалась и не хотела говорить ему, что люблю. Мы с тобой разговаривали о разном, но старались обходить тему безопасности, а по сути, любовь может затмить наш разум и мешать, оперативно мыслить.
– Мне нисколько не мешает любить тебя и заниматься разведкой.
– Неловко говорить, но когда между нами возникнет настоящая любовь, ты можешь потерять голову, – серьезно сказала Дана.
– Я с нетерпением жду этого момента. Дана, неужели только поэтому ты оттягиваешь эту желанную встречу?
– Да, – откровенно ответила Дана и глубоко вздохнула. Она почувствовала себя расслабленной, спокойной, появилась уверенность, что они с Глебом нашли точки соприкосновения и в жизни и в политике, все дальнейшее будет зависеть от них. Теперь они работают на пару, мыслят одинаково и ничто не помешает ей стать прекрасной женой. Больше ее ничего не сдерживало, чтобы сделать этот последний и ответственный шаг. Все шло к тому, что это произойдет сегодня ночью. Она закрыла глаза, чтобы не выдать своего желания и почувствовала, как ее губы, грудь, живот и пах наполняются теплом. От этих сокровенных мыслей дрожь побежала по телу. Она глубоко вздохнула и предложила обсудить наболевший вопрос.
– Глеб, если ты считаешь, что для конспирации достаточно увидеть нас в одной постели, вечером мы ляжем вместе и представим чекистам доказательства, что любим друг друга.
– Хорошо, любимая, я буду последователен, как никогда, – улыбаясь, пошутил Глеб и, вздохнув глубоко, закрыл глаза от удовольствия. Дана лукаво взглянула на него, приподняла брови, как бы изумившись от его намека и, шутливо погрозив пальцем, подошла к окну. Она намеренно раздвинула шторы и, потянувшись, кокетливо провела руками по груди, животу и крутым бедрам. Этот жеманный жест не ускользнул мимо глаз Глеба и, хотя эта сцена принадлежала агенту, наблюдавшему за окнами квартиры, но Гутерман принял намек на свой счет. Волна желания пробежалась по телу, ему едва хватило сил, чтобы сдержаться и не обнять Дану.
Вечером, когда стемнело, Дана вошла в спальню и, включив лампу на прикроватной тумбочке, раздвинула шторы. Сняла платье, стянула чулки, лиф и, оказавшись совершенно голой, надела ночную сорочку и, распустив волосы, легла. Прикрыла наполовину тело простыней и, отвернувшись от окна, с замиранием стала ждать Глеба. При этом ощутила вполне понятное волнение, ведь они в первый раз будут лежать в одной постели. Дана была не настолько искушенной в этом плане, чтобы спокойно, без эмоций лежать и чувствовать рядом с собой мужчину, готового к любому повороту событий. Но теперь и она предрасположена не просто лежать рядом, а трепетать от его горячего дыхания, гореть от его желания обладать ее телом и томиться от неуемной страсти...
Глеб вошел в спальню в халате и, подойдя к кровати со стороны окна, разделся, оставшись в одних кальсонах. Он откинул полу простыни, лег рядом с Даной и, поцеловав ее обнаженное плечо, выключил лампу.
От внезапного прикосновения Дана слегка вздрогнула, но ничего не сказала. После выключения света демонстрация их «отношений» не должна входить в поле зрения чекистов. Какое-то время они лежали тихо, не шевелясь: Глеб на спине, а Дана на правом боку, согнув ноги в коленях. Вот он приподнялся, опираясь на локоть, и замер в ожидании реакции Даны. Она молчала и не шевелилась, хотя чувствовала, как сердце отчаянно колотится, а сознание рисует следующую картину их «конспиративной» деятельности в одной постели. Он прикоснулся рукой к ее обнаженному плечу и стал ждать, прогонит ли его или повернется лицом. Каким будет это движение, зависело от ее желания продолжать «игру».
Дана закрыла глаза и, повернувшись, легла на спину. С замиранием стала ждать. Она почувствовала, как он приблизился. Ощутив его дыхание возле своих губ, замерла в ожидании и, наконец, почувствовала нежный поцелуй. Это был любовный поцелуй, которого она ждала, он был долгим, чувственным, приводящим в трепет. Она чуточку приоткрыла рот, Глеб сделал то же самое. Она приподняла голову, обвила руками его шею и, вкушая прелести поцелуя, с блаженством вздохнула. Глеб слегка отстранился и, словно ожидая ее действий, замер в такой позе. Она подождала несколько секунд и, крепче обхватив его шею, прильнула к его губам.
Что и говорить, пока они на людях «играли» в любовь, привыкали друг к другу, делая вид, что скучают, за то теперь, лаская и целуя, почувствовали себя ненасытными и неделимыми. Глеб целовал лицо, шею, полуобнаженную грудь Даны, стараясь разжечь в ней страсть. Она часто задышала и, обвив руками его голову, придавила к груди. Разметавшись на постели, ловила нежные прикосновения его рук и губ. Глеб, приподняв сорочку, провел рукой по ее ноге и, легонько касаясь кожи, погладил округлое бедро. Дотронувшись до заветного места, погладил и слегка сдавил. Из уст Даны вырвались томные стенания. Она прижалась к нему и прошептала:
– Сними с себя одежду, хочу чувствовать тебя всего...
Глеб перевернулся на спину и, сняв кальсоны, бросил их на пол. Ухватив полу сорочки, с нетерпением стянул, оставив Дану обнаженной. Теперь он почувствовал, как любимая женщина, сгорая от желания, отдается ему с трепетом. Он тихонько лег на нее, касаясь губами, щек, глаз, лба. Встречая ласки, Дана отвечала взаимной страстью. Она чувствовала, как их разгоряченные тела сливаются в единое целое и, обхватив его бедра ногами, тихонько постанывала. Нежно сжимая ладонями его лицо, неустанно целовала, как будто пила с него удовольствие. Тела разогрелись, вспотели. Глеб почувствовал, как в порыве неудержимой страсти приближается кульминационный момент и немного замедлил движения, продлевая радостные ощущения. Дана расслабилась и отключилась от всего мира. Через некоторое время комната наполнилась сладострастными стонами, любовники содрогнулись от наслаждения, переполнившего их души.
Постепенно успокоившись после безумно страстного совокупления, они лежали на боку лицом к лицу и, чувствуя полное удовлетворение, нежно целовались. Но разве разгоряченную супружескую пару можно было остановить и ограничиться одним действием, вскоре они повторили: от возбуждающих ласк, страстно перешли к любви. Так продолжалось до утра, пока за окнами не забрезжил рассвет. Уставшие, удовлетворенные счастливой любвеобильной ночью, они заснули в нежных объятиях.
Когда совершенно рассвело, агент советской разведки с противоположного берега Сены, закрепился на ветке дерева и, наблюдая в бинокль за своими коллегами, откровенно позавидовал такой милой сцене, их обнаженные тела так возбуждали, что увлекшись просмотром, он чуть не свалился с дерева. Задачу агент выполнил и готов доложить руководству, что Гутерман и Фрейзон действительно являются мужем и женой, прекрасно справляясь со своими супружескими обязанностями.

Глеб всем сердцем любил Дану, а после того, как они перешли к близким отношениям, еще больше стал ее боготворить. Он был без ума от ее ласк, от прекрасного тела, которое вызывало в нем сильное желание постоянно им наслаждаться. Теперь они были неразлучны, находясь в одной квартире, в спальне. В свободные от дел вечера, они с радостью бродили по центральным улицам Парижа, проходили через Люксенбурский парк и останавливались в знаменитом кафе «Клозери де Лила» на бульваре Монпарнас. Летними, теплыми днями садились за круглый столик, разместившийся под сенью деревьев, и наслаждались бургундским красным вином.
Утром, когда Дана просыпалась и, умывшись, начинала одеваться, он с наслаждением наблюдал за ее грациозными движениями, как она одевается, укладывает волосы. Дана ловила его восхищенный взгляд и жеманно улыбалась. Вечерами, когда готовилась ко сну и начинала раздеваться, он смотрел на нее с вожделением. Ее грудь… Она прекрасная, округлая и упругая, просматриваемая сквозь тонкую ткань ночной рубашки, глаза не отрываются от этой красоты – она постоянно притягивает взгляд и вызывает желание прикоснуться к ней руками. Ее талия филигранна, женственна. Бедра широкие, красиво округленные, так и манят прикоснуться к ним и обнять, они соблазняют и заводят каждым движением. Ее ноги... Они просто великолепны, словно точеные, с прекрасными изгибами, они кажутся идеальными.
Дана замечала, что Глеб, соскучившись по ее ласкам, словно растворялся в ней и в такие минуты совершенно забывала, что еще недавно относилась к нему прохладно. Что скрывать, в потаенных мыслях она желала сблизиться с Глебом и если бы не мечта, никогда бы не пошла на ответственный шаг. Не смотря на его «козни» и несоответствующее положение, он начинал нравиться ей как мужчина, а после того, как они отправились в Париж, замечала, как находясь с ней рядом, с каждым днем он поразительно менялся.
У Глеба иногда возникали тревожные мысли, хотя он старался не думать о плохом, но по мере сближения с Даной, беспокойство нарастало. Он даже представить не мог, что по неосторожности любимая женщина может оказаться в руках чекистов, которые уничтожат ее за преданность белым. Эти безумно прекрасные глаза, действующие на него волшебно, эти нежные руки, способные творить чудеса с его телом, этот ангельский голос, приводящий его в трепет, когда-нибудь... Нет, он никому не позволит отнять у него это сокровище. Он должен уберечь ее от вездесущей секретной команды чекистов, готовых схватить ее и подвергнуть пыткам. Нужно отвести от нее подозрения, чтобы Артузов и Менжинский считали ее своей и перестали следить за каждым шагом.
Теперь Глеб понимал смысл слов, сказанных Даной о настоящей любви. Его начинало тревожить отчаяние, если он не защитит любимую, дни ее будут сочтены, а ведь эта женщина когда-нибудь будет носить под сердцем его ребенка, он об этом мечтал. Дана – будущая мать, и он обязан позаботиться о ней.
В данный момент, когда они почти неразрывно находились рядом, Дана стала часто приглядываться к Глебу, особенно, когда он лежал с закрытыми глазами или, повернув лицо, о чем-то думал. Иногда казалось, что некоторыми чертами лица он напоминает ей Матвея. Такое сравнение тревожило Дану и наводило на мысль, что она не может забыть своего прежнего возлюбленного. Но спустя какое-то время, привыкла к этому и перестала обращать внимание, чувствуя, что еще больше увлекается своим мужем.

Ознакомительный фрагмент.