Братья Нарышкины
Особенно «нужен» бунтовщикам.
В лютой злобе стрельцы, назвали причину,
Что боярином стал, не по возрасту, чину.
Выкрикали, что трон он уже захватил,
А царевича, старшего, лично убил.
А когда же раскрылся великий обман,
В умыслах злых обвинен был Иван.
Рыскали всюду стрельцы как злодеи,
Хотели Нарышкина взять по скорее.
Афанасий, брат младший, попался стрельцам,
Он почти что сбежал, и войти хотел в храм.
Но настигли стрельцы, и за руки схватили,
Обознались они, но Афоню убили.
Та случилась беда на глазах у царицы,
В покоях ее всем пришлось хорониться.
Брат скрывался в чулане, притих и обмяк,
Но его выдал карлик, по кличке Хомяк.
Он стрельцам указал, где был спрятан Иван,
Сразу целью восставших стал темный чулан.
Бунт разгорался как сильный пожар,
В заложники взяли всех думных бояр.
Под окнами убитых рубили на части,
Ведь все у мятежников были во власти.
Под дверью гудела толпа, кровью пьяна,
Изрубим бояр, выдавайте Ивана!
Ворота снесли, навалившись стеной
Стрельцы ворвались во дворец Теремной
Сбиты с передних покоев запоры,
Стрельцы повели себя просто как воры.
Дубовая дверь ходит вся ходуном,
Стрельцы колотили в нее топором.
Почуяв отчаянье, страх и бессилье,
Бояре-заложники заголосили:
Пусть младшего брата им выдаст царица,
Не то всем нам жизни придется лишиться.
А Софья, и сестры взялись подвывать,
Стрельцы всех нас жизни готовы лишать.
Удары все громче, и дверь поддалась,
В покои царицы толпа ворвалась.
Нарышкин Иван посмотрел на стрельцов:
Я выйду, но только как буду готов.
Если когда-либо Кремль посетите,
На площадь Соборную вы приходите.
На запад, когда обратите свой взор,
Увидите вы Верхосвятский собор.
Чью крышу, под сенью злаченых крестов,
Венчают одиннадцать куполов.
Он вровень почти что с кремлевской стеной,
И был переходом в дворец Теремной.
Тот храм к Грановитой палате пристроен,
Собой невелик, и над аркой надстроен.
Три церкви в том храме под кровлей одной,
Одна из них, Спас за решеткой Златой.
Молитву Иван здесь пред смертью читал,
Священник слова от него услыхал:
Молюсь, чтоб насытившись кровью моей,
Стрельцы прекратили убийства людей.
Священник грехи все ему отпустил,
Знамением крестным его осенил.
Семь раз он помазал Ивана елеем,
За дверью орали стрельцы «поскорее».
Огнем бесноватым глаза их горят.
Прости им …, не ведают … то что творят.
Таинств святых, здесь Иван причастился.
Последний раз в жизни боярин молился,
Перекрестившись, Нарышкин Иван,
Без страха шагнул к озверевшим стрельцам.
Себя на великие муки обрек,
Но жизнью своею семью он сберег.
К злодеям он вышел, былинный герой.
Тут же был схвачен стрелецкой ордой.
Накинулись стаей, на земь повалили,
Ногами пиная, во двор потащили.
Так оказался в подвале он страшной
Константино-Еленинской башни.
Ведь будет неполным тогда наш рассказ
В ней размещался Разбойный приказ.
Не было места ужасней в природе
«Пытошной» башню прозвали в народе.
Где юношу три палача истязали,
Так били кнутом, даже кости трещали.
За души погибших царица молилась,
Так двух младших братьев Наталья лишилась...
Петруша к царице Наталье прильнул,
Маме любимой, на ушко шепнул:
Маменька, тебя я так сильно люблю.
А этим я головы всем отрублю!
Царь будущий зверства стрельцам не простил,
И очень жестоко потом отомстил.
Свидетельство о публикации №225101100573