Метель

 
    Снег слепил глаза. Мертвая метель, без единого живого огня, застила тундру сквозным невидимым покровом. Казалось, будто мир вымер, оставив лишь эту бесконечную белую пустоту и ледяной ветер, пронизывающий до костей.
     Старик не шел, не полз, просто двигался, чтобы не замерзнуть в этой бескрайней, непонятно куда простертой пустыне. Опираясь на посох, как на весло, он выбирался, проваливаясь в очередной сугроб. Холод сковал одежду так, что он с огромным трудом разгибал руки и ноги.   
      Сколько времени прошло с тех пор, как он потерял дорогу? Несколько часов? Была ли ночь? Сколько длится день? В этой белой мгле время потеряло всякий смысл. Он помнил лишь одно – ему нужно двигаться. Двигаться, пока есть силы, пока не замерзнет окончательно.
     Он был охотником, одним из немногих, кто еще осмеливался выходить в тундру без собак . Зверь ушел, испугавшись морозов и голода, но он должен был добыть хоть что-то, чтобы дальше жить. Возвращаться в едва заметный чум, без добычи, было еще хуже, чем замерзнуть в тундре. Он никого не ждал и давно не надеялся на чудо.
      Чудес в его жизни не было. Была лишь эта проклятая метель, этот ледяной ад, который пожирал его заживо. Он спотыкался, падал, поднимался и снова шел. В голове крутились обрывки воспоминаний: тепло очага, лай собаки. Собака… эти воспоминания были единственным, что было приятным за последние годы. Собака погналась в ночь за кем-то, и сколько старик ни звал, она больше никогда не возвратилась. Остатки шерсти, немного крови – это все, что оставили от нее звери, заманившие ее в западню.
      Вдруг, сквозь пелену снега, он увидел что-то. Сначала это было лишь слабое мерцание, но оно становилось все ярче и ярче. Огонь! Живой огонь в этой мертвой тундре!
Собрав последние силы, он пробирался на свет. Он видел только огонь, который манил его, как маяк в бушующем море.
        Наконец, он добрался до места, откуда можно было разглядеть тех, кто сидел у костра, вырытого глубоко в снегу, так, что путники не сразу его обнаружат. Это был хитрый костер, вокруг которого сидели двое людей. Старик спрятал ружье под ледяной торос, а сам скатился к огню. Они были одеты в грубую одежду, их лица обветрены и изрезаны морщинами. Они смотрели на старика с удивлением и сочувствием.
       «Кто ты, старик?» – спросил один из них, его голос был хриплым от холода.
       «Я охотник, – ответил старик, задыхаясь. – Я заблудился в метели».
       Они помогли ему сесть у костра, дали горячий чай и кусок хлеба. Тепло огня постепенно возвращало старика к жизни. Он смотрел на этих незнакомцев и чувствовал огромную тревогу.
      «Мы кочевники, – сказал второй человек. – Мы тоже ищем пропитание в этой проклятой снежной пустыне».
     Так сидели молча, глядя на огонь. Метель продолжала бушевать, но теперь старик всерьез задумался. «Кто эти люди? Почему без ружей? Как они оказались в этих местах, в которых, кроме него, никто не появлялся уже несколько лет? Кочевники? Кочевники тоже не ходят по этим…»
     Его мысль оборвалась. Он посмотрел на их руки, лежащие на коленях. Они были слишком чистыми для кочевников, слишком ухоженными. И в их глазах, несмотря на обветренные лица, не было той дикой, звериной настороженности, которая присуща тем, кто выживает в таких условиях. Было что-то другое – спокойствие, почти отрешенность.
      «Вы… откуда?» – спросил старик, пытаясь придать голосу уверенности, но тот дрогнул.
Первый кочевник улыбнулся, и эта улыбка была странно мягкой, не вязавшейся с суровым обликом. «Мы пришли издалека, старик. Из мест, где снег не такой злой, а ветер не пытается украсть твою душу».
      «Но… как вы собрали этот костер? Я сам такие рою , когда рядом есть дрова, но в тундре, в  метель, дров нет».
       Второй кочевник наклонился вперед, и в его глазах мелькнул слабый, почти незаметный блеск. «Мы не ищем дрова, старик. Мы ищем… тех, кто потерялся».
      Старик почувствовал, как по спине пробежал холодок, не связанный с морозом. Он посмотрел на свои руки, огрубевшие от работы, покрытые мозолями. Затем на руки этих людей – гладкие, без единой царапины.
       «Потерялся…» – прошептал он. В его голове всплыл образ собаки, ее преданные глаза, ее последний взгляд, когда она бросилась в темноту. Он потерял ее. И теперь, кажется, потерял себя.
      «Ты ищешь что-то, старик?» – спросил первый.
     «Я… я охотник. Я должен был добыть еду. Для…» – он запнулся. Для кого? Для пустого дома, для себя, который уже давно не чувствовал вкуса еды, только холод и голод?
      «Иногда, – сказал второй, – самое ценное, что мы можем найти, это не добыча, а путь домой. Или понимание, что дома уже нет».
      Старик молчал. Он чувствовал, как тепло костра проникает в его тело, но тревога не уходила. Эти люди были не просто путниками. Они были чем-то иным. Они были частью этой тундры, но не так, как он. Они были ее хранителями, или… чем-то еще.
     «Вы… вы не люди?» – спросил он, и сам испугался своего вопроса.
Первый кочевник снова улыбнулся. «Мы те, кто помогает заблудшим найти свой путь. Иногда это путь к свету, иногда – к покою».
      Старик посмотрел на огонь. Он был живым, теплым, но теперь казался ему не спасением, а ловушкой. Он вспомнил, как его собака гналась за чем-то в ночи, за чем-то, что он не видел. 
      Может быть, она тоже гналась за ними? За этими странными, спокойными существами, которые сидели у костра, вырытого в снегу, и ждали потерянных.
      «Я… я должен идти», – сказал старик, пытаясь встать. Но ноги его не слушались. Они были скованные холодом, или чем-то еще.
     «Куда ты пойдешь, старик?» – спросил второй. «Метель не утихнет. И дорога, которую ты ищешь, может быть не той, что ты думаешь».
     Старик посмотрел на их лица. В них не было зла, но была какая-то древняя, непостижимая сила. Он чувствовал, как его собственная воля тает, как снег под лучами солнца. Он был охотником, который привык бороться ...с природой, с голодом, с холодом. Но против этой тихой, всеобъемлющей силы он был бессилен.
     «Я… я не знаю», – прошептал он, и в этом признании была вся его усталость, вся его потерянность.
    Первый кочевник протянул руку, и старик инстинктивно отшатнулся. Но рука не причинила вреда. Она просто лежала на снегу рядом с его коленом, и от нее исходило едва уловимое тепло, отличное от жара костра.
      «Ты потерял не только дорогу, старик, – сказал он мягко. – Ты потерял цель. Ты гонишься за призраками прошлого, за тенями того, что уже не вернется».
       Старик закрыл глаза. Образ собаки, ее радостный лай, ее преданность – все это было так живо, так реально. Но это было прошлое. И он, как и она, гнался за чем-то, что уже исчезло.
      «Моя собака…» – прошептал он.
«Она нашла свой покой, – ответил второй кочевник. – И ты найдешь свой. Но не в этой тундре, не в этой метели».
      Старик открыл глаза. Кочевники смотрели на него с безмятежностью, которая пугала больше, чем любая угроза. Они не были врагами. Они были… чем-то другим. Чем-то, что существовало вне его понимания мира.
      «Вы… вы ангелы?» – вырвалось у него.
Первый кочевник снова улыбнулся. «Мы те, кто помогает душам найти свой путь. Иногда это путь к свету, иногда – к покою. Ты устал, старик. Очень устал».
      Старик почувствовал, как его тело становится все тяжелее. Холод, который он так долго игнорировал, теперь проникал в самые глубины его существа. Но это был уже не тот пронизывающий холод метели. Это было… умиротворение.
      «Я… я хочу спать», – прошептал он.
«Спи, старик, – сказал второй. – Здесь ты в безопасности. Здесь ты найдешь то, что искал, даже если сам этого не знал».
      Старик откинулся назад, чувствуя, как снег под ним становится мягким, как перина. Огонь костра мерцал перед его глазами, становясь все ярче, все теплее. Он видел в нем не просто пламя, а свет. Свет, который манил его, обещая покой.
     Он больше не чувствовал холода. Не чувствовал голода. Только тишину и тепло. И где-то вдалеке, очень далеко, ему показалось, что он услышал знакомый лай. Радостный, счастливый лай.
      «Собака…» – прошептал он в последний раз, и его дыхание замерло в ледяном воздухе.
    Метель продолжала бушевать, заметая следы костра, заметая следы старика. Два кочевника, словно растворившись в снежной пелене, исчезли так же бесшумно, как и появились. Оставив после себя лишь тишину и бесконечную белую пустоту, в которой время и пространство потеряли всякий смысл.
       А где-то там, за гранью видимого, душа заблудившегося охотника, наконец, нашла свой путь.