Преодоление. Ч. 2. ТМВ. Глава 4. Рыбалка

Предыдущая глава http://proza.ru/2025/08/15/1160

               
                Тула. Козловский пруд в Горелках. Воскресенье. 30 сентября 2001 год. Раннее утро 6.01

          Ветерок, лёгким дыханием исподредка погонял по воде меленькую рябь, в целом была полная безветренность. Огромный пруд, похожий по очертаниям и размерам на стадион, ближе к берегу заросший водорослями и кувшинками, простилался в провинциальном захолустье города. Повдоль покрытого травкой прибрежья, с немалыми интервалами, рассиживались небольшими группками, по два-три человечка, удильщики рыболовы-любители. Отец и сын Мансуровы, уткнувшись созерцанием в ближайшую акваторию водоёма и праздно балакая, неотрывно глазели на поплавки. Два штырька — красненький и синенький, не шелохнувшись торчали из глади водного полотна. Пойманные: две с ладошу плотвички и один такой же карасишка — уже смирнёхонько томились в водице у бережка, на отмели, насаженные на кукан. Бесторжественно где-то около часа прошествовало, как они расположились на этом, частенько используемом и давненько облюбованном ими, месте. С пяти лет благодетель прививал мальчонке пристрастие к рыболовству. Ещё будучи несмышлёнышем-карапузом, Вадим познавал этот берег. Попервости, он исследующе с опаской бродил, не отходя далеко от родителя, но вскоре попривыкнув и заскучавши начинал отбегать немало отдаляясь. В заключение, по традиции: канючил, шебутился и капризничал — словом, мешался и шумел, создавая распоясанной неугомонностью и неусидчивостью родителю дискомфортность. Но батя, на личном примере воспитывал в сыне долготерпение. Год от года малец привыкал к упорству и терпеливости ловца рыбы поплавочной удочкой.      

              — … Въезжаешь, в чём главный плюс домашней прикормки? — придерживая рукой прижатое к бедру удилище японского спиннинга, просветительно разглагольствовал Алексей Витальевич. — Ты, сам, контролируешь состав.  А эт немаловажно!

              — Не-е пап, чо хошь утверждай, а магазинская замесь попригляднее проявится. Прикинь, её всё-таки специалисты изготавливают. — Не отрываясь взором от поплавка-пёрышка и почёсывая мизинцем за ухом, не менее делово парировал меньшак.

              — Много ты понимаешь. — Не приостанавливая разглагольствований, наставник-рыбак выдернул из воды оснастку и, начальнически осмотрев её, поплевал на наживку и, вновь закинув, возвратил в изначальную ранешнюю прогалину меж водорослей. — Магазинные смеси вчастуху содержат ароматизаторы, которые могут отпугнуть осторожного карася или карпа. А самодельная прикормка, опытом выдержанная — это натурально, копеечно и эффективно. Дед и батюшка, мои, пользовались рецептурой, я практиковал … и промахов не было.  — Так же пристально наблюдая за поплавком, бубнил отец. — А сегодня к вечеру чую, домой налегке попрёмся.

          Разговаривал Алексей Витальевич, и вглядываясь в его черты лица, в его наигранную ленцу за которой пряталась опечаленность, можно было уследить, что не это главное о чём он хочет говорить в данный час. Что-то преследовало и мучало его встревоженный ум, что-то инакое, отнюдь не о рыболовных насущностях и проблематике навязывалась тема на раскрутку обговаривания, а о чём-то более доверительном наболевшем и важном … и в то же время что-то его удерживало. Но и нечто подстёгивало! Родитель, как бы сомневался в желаемом нетерпении высказать требуемое, но и тяготился неразрешённостью. Он почесал затылок и, ухмыльнувшись, извергнул наболевшее:

              — Ты мне лучше вот что изложи: пошто «зелень» из трёхлитровой банки забрал?

          Вопрос был задан настолько неожиданно, что Вадим даже не сразу разобрал его суть. Сначала он подумал, что ему померещилось.

              — Ух-ты, глянько, стрекозы проснулись! — Отмахнувшись от насекомого, непроизвольно воскликнул парень. По мере осмысливания услышанного, лицо его запылало огнём, в черепке гулко щёлкнуло, а в глазах помутнело и как-то стало неестественным образом представляться обозрению окружающее пространство, самосознание поплыло, и Вадим ажно покосился на руки отца: «Чем это он ударил меня?!» Ошпарился он лихим вопрошением, но тут же отогнал тупняк. «Предъяву выставил. Так-таки выплыло! На чём подловился … Как? Откуда?!» От неожиданности внутренность сжалась у парня и где-то в укромном, припрятанном от самого себя, местечке, а именно в закоулках помышлений и раздумий, вспомнилось опасение, как однажды зашебаршилась в подсознании чуйка. «А ведь было ожидание, царапалось предвиденье!» Но теперь прикидываться недоумком глупо. И Вадим с туманным угрызением совестливостью и отчаяньем порешал, что с отцом «играть» надо только в открытую. «В конце концов, если отец говорит напрямую, значится — и отвечать надобно также». Но справится ли он — сдюжит ли не схитрить? Преодолеет ли страх перед экзекуцией и неодобрением?! Он изобразил вид, что вовсе не удивлён, а потому, надеясь, что не прозвучало вопрошание по-скудоумному, с шутливой игривостью переспросил:

              — Не вчухал … то вопросик ибн ответик? — а сам, упадши духом, вовсю заворачивал полушариями «во блин, засыпался не за понюшку», но в голос вопреки хотению спросил, — откеда узнал?

         Старшой не располагался к шуткам, актуальность проблематики отражалась на его хмуром и блеклом лике.

              — Отвечай. Не увиливай. — Завысил он интонацию. — У меня камера в зале была выставлена. Устанавливал на парочку дней, ручонки чесались испытать — мол, шо це за щи такие!

              — И мамка в курсах?! — почувствовавши задницей неуютность, Вадим поёрзался на стульчике и, продемонстрировав фальшивенько исполненную индифферентность, плюнул на бок.

              — Нет, я не стал докладывать. Да и саму надоумил, чтобы в ментовку на обращалась. — Взвешенно, без выражения на лике, как будто разговор проистекает по-прежнему о рыбалке, вещал отец, — мотивировал тем, что властям небезынтересно может приглянуться — откеля такой воз валютной налички в резиденции накопился? Следом налоговая … короче, не имеет смысла разжёвывать.

              — Спасибо, пап, что не сдал. — Фамильярно сорвалось с языка Вадима и … он внутренно устрашился. 

              — Не удумай, что твой антифэйс … попенгаген помиловал. — Хмыкнул отец перезабрасывая снасть. — Мамку твою пощадил, поберёг. Это убило бы её. Сам, как судишь?

          Вадим с минуту помолчал: он примерялся, раскидывал, старательно ворочал соображаловкой, будто переворачивая и перекладывая громадные булыжники, и вдруг с наскоку выплеснул:

              — Баксы, до зарезу нужны были … — сглупил поспешным откликом сын и тут же прервался. Вольдемар усиленно шевелил извилинами, но на умишко ничто не лезло. Не нащупывал он, как достойнее ответить отцу, а от Марии — ни слуху, ни духу. «Да была бы здесь — не выдашь же! Хотя предательницу» … — царапнулась мыслишка и он содрогнулся, похолодел от собственных приговоров и обличений. Пусть он почти переболел, перестрадал «Иудин поцелуй» Марии (как он сам выразился). Свыкся с мыслью об услышанном «факте» о её «замужестве». Не даром говорят: «Злые языки страшнее пистолета!» Первые трое суток, он не сомкнул очей — изводился морально и — не находил себе места. Но сейчас он выздоравливает или точней — выздоровел! Правда из робкого слюнтяя, Вадим преобразовался в холодного и циничного ловеласа. В нём, как он сам о такой в себе перемене высказался, как бы произвелась загадочная метаморфоза. За этот месяцок сердечных терзаний и мучений, он как созревший молодой петушок, перетоптал всех курочек в курятнике, если курятником — считать класс. Чуть ли не каждый день, свежевыструганный соблазнитель, раскрасавец и плейбой, приводил новенькую из одноклассниц в снятую, для любовных утех, им квартирку. Шедеврально и артистично убалтывая девиц сладкоречьем (поэтому осечек не случалось!), он изворотливо, по-наглому и стремительно попользовался доверием девчонок прежде, чем те сообразили, что их банально поимели. Влюбиться Вадим уже не мог. Теперь сглатывая слюни, чисто помешанный, он засматривался на Кису, новую литераторшу. Такое и, в зависимости от настроения, другие: Мурка, Кисуля, Пантера, Блохастая — своеобразные и диковинные прозвания, сорокалетней замужней женщине всучили ученики за лёгонький, едва заметный пушок над её верхней губой. Маргарита Васильевна личиком не прельщала Вадима, но фигурку имела отменную. Ей, как и всем другим, он тоже отомстит — затащит в постельку!

              — Давай, расшнуровывайся! — через завесу, сквозь какую-то мглу, он едва расслушал отеческий вскрик и … игнорировал.   

          Отец хладнокровно или подневольно многотерпеливо ждал (долгонько пережидал!), что сынуля — вот-вот поведает ему свою тайну. И этот шаг с позиции Вадима для него виделся сверхважным. Зрелый, прошедший кучищу выверок, перетерпеваний, проверок и передряг человек насупился, напрягся или как бы притаился и затих в ожидании. Нет, безоговорочно — ни желчностью и ни злобностью он не захлёбывался! Скорее досада и какая-то жгучая, обжигающая внутренности, а больше всего предсердие — тоска, его попирала и гремело в мозгах взывание. «Сынок! Чем же мы заслужили такое пренебрежение, такое непочтение?! Мы ж для тебя стараемся!» Алексей Витальевич задумчиво продохнул и всё-таки не удержался:

              — Расчехляйся! В чём твоя загвоздочка? Баксики, к прелестнице уплыли или сам где сплоховал опростоволосился? — подтрунивал он с кривоватым смешком. — Фройляйн, они мастерицы выманивать. Уверься, я-то знаю.

          Вадим краснел и упорно молчал, сердце его обливалось кровью. Но отец не унимался:

              — Сим-сим открывайся. Не молчи!

          Вадим сожалел о сделанном, но и признаваться о Марии — табу. Папка спросит: а где она?! — а он в незнании. Так что молчок! 

              — Не подумай, — переждав немного, внове замурмулил попечитель, — что меня скупердяйство сжирает. Я специально дожидался этой поездки, чтобы тет-а-тет обмусолить происшествие — по-нашему, по-мужицки … в конце концов по-семейному. Уповаю, что тебя не сопливое дело … ни какая-нибудь мурата, детскость с инфантильностью подписали и, так сказать, побудили угораздиться на такую … — он пару секунд тормознул, выбирая подходящее словцо и выпалил, — махинацию? — после сплюнул и от накатившей боли в грудине, сморщился, но выказывать своих переживаний собственному заблудившемуся детищу, он противился и отказывался. Однако сдерживающее усилие мимовольно выдавило из глаза, хоть и скупую, но слезинку. Причём он прочувствовал её, застрявшую в уголке, на эпикантусе — «каменюку гадючную эту!» Собеседствующий снова поморщился и быстренько двумя пальчиками помассировал межглазье у переносицы, как будто там зачесалось. На самом деле, он таким манером стёр и смахнул несвоевременную провокаторшу-слезу. Алексей Витальевич несколько раз сглатывал, таковыми действиями расталкивая глыбу, сдавившую, словно в тисках его горло. От этих усердий немного полегчало, и папаша догадался, что теперь сможет толковать без дрожи в голосе. Последующее он выпер откуда-то из глубин:

              — Мне можешь рассказать. Для меня это важно, сын. — Но увидев, что наследник в дремучем упрямстве безмолвствует, проявил желание усовестить преемника. Оказывается, он не знал его! А ведь нянькался. Было времечко с ложечки кормил, слюнки вытирал, памперсы менял … ноченьки глаз не смыкал … болел о том, чтобы выходец сытым, одетым и обутым ходил … чтобы сверстники не смеялись. Учил, натаскивал, пример подавал … и выходит, всё зря?! И в нём закипело могучее и нестерпимое огорчение, которое придало ему титаническую силу. Он загуторил, попробовав устыдить шалопая, и сам ошеломился своему мощному и полному сил голосу. — Мать-то, смотрю, совсем не жалко! Плевать на неё, да? Она же вкалывает, экономит, каждую копейку бережёт. Другие вон шубы кто норковые, кто собольи дорогущие себе приобретают … цацки всякие, а она гоняет нейроны токмо о тебе о твоём благоденствии. 

          Внешне, Вадим обретался в расслабленной позе, однако под рёбрами у него всё тряслось и клокотало … В моторе его! Нет, не в сердечишке, а где-то в самой его сути — рыдало и кричало. «Мамка! Папка! Простите обалдуя никудышного … я вас так люблю! Как я жалею о случившейся подлой краже … бес попутал!» Парняга сознавал, что молчанием своим отцу причиняет неимоверную боль. В его голове прокручивались самые страшные представления. «Бог ты мой! Он видел все мои преступные трепыхания … циничность и гнусность. Просмотрел всё, до последнего кадра … и — скрыл от мамки. Какой же я паразит и выродок!» Порицал он себя. «Что-то надо предоставлять, но и лукавить и врать скверно — а правду сказывать запрещается!» Он пораскинул кумекалкой. «А почему нельзя? Судьба сама распорядилась, поставив такие условия! Хотя, проверну решительную и решающую попытку уболтать, а не получится — покаюсь». Собравшись с силами, он залепетал: 

              — Сечёшь, пап. Это не моя поднаготная, не мой секрет. И поверь, что поступок мой тебя не покоробит; тебе не будет стыдно за сына.  — Он немного посидел, поразмыслил и добавил. — А вообще, я заработаю и — всё до копейки отдам!

          Отец расхохотался: громко, искренне и горько. Возможно даже смех его был слышен и на противоположном краю огроменного водохранилища. Он теперь вычеканивал слова, пусть глуховато, но отчётливо и утверждающе:

              — Когда? Где и как ты заработаешь, сынок?! Доверься, я не тревожусь о раскрашенных бумажках. Мне по барабану куда ты их дел, кому отдал, но вникни — я задумываюсь лишь о твоём ожидаемом успехе и процветании. Этот мир — джунгли, в которых водятся живоглоты и терпилы. Как бы тебе в будущем не обозначиться лёгкой добычей. Помни, что чрезмерная доброта привлекает паразитов. А если они учуют в тебе лохарика, то есть — благотворителя, аскета или, что ещё гаже, мазохиста-самоистязателя, ты уже не отмашешься и не отвертишься, пока до костей не обглодают. Запрограммируйся, может тебе когда-нибудь и пособит (вспомнишь батю благостным словцом!) Наперво, для преамбулы: всё тебе позволительно, но ничто не должно господствовать над тобой … и ещё: ежели представшая проблема решаема, то кипишовать незачем, а если решения нема — беспокоиться и вовсе бессмысленно; куда кривая выведет, но разруливай попадос! Заварил кашу, не жалей масла! — Алексей Витальевич наклонился и примостил уду на заранее зафиксированную рогатинку. Вдумчивым прогулялся до машины и достал из автобагажника второй раскладной стульчик. Составил его, пристроившись напротив удочки и притулившись, ехидно ухмыльнулся пробурчавши: 

              — Он заработает … ха! Ну насмешил. Ты прости за грубость, но ты привык быть иждивенцем и вряд ли, что в наиближайшую декаду изменится.          

              — Почему меня ничему не учили … отроду не подключали к своему бизнесу? — порывисто вскричал Вадим, — кореша вон вовсю подрабатывают у своих родичей. Внедряются. Обкатываются. Барсук, так ваще собственный бизняк расфорсил, распиарил. Меня зазывал, я не польстился … — Вадим откачнулся от прожужжавшего перед носом шмеля и выразил досаду, — а теперь смеёшься — хохочешь — издеваешься?!

              — А чё не примкнул-то к корешу — гордыня не позволила?! — съязвил отец.

              — А что я лажовей его и своей сметливостью не владею?! — озлобился потомок, прислушиваясь к быстрому и гулкому биению сердца, его разъедали и уязвлённость, и унижение.

              — Вадимчик, а помнишь пяток лет назад: мне пришлось в командировку срочную сдрыснуть, а мамка затемпературила и тебя послала в палатку, поторговать? — беззлобно засмеялся отец, — а ты, добряк, одной покупательнице видик японский «Хитачи» даровал, а другому — аудиоплеер корейский. Пожалились ребятёнку, у них, видите ли, финансы пели романсы … Молодчина! Я горжусь тобой …

          Было невдомёк, говорил он без подвоха или подтрунивал. Наступила мёртвая тишина, сидящие рядышком мужчины, каждый передумывал о своём. Немного окстившись и остывши Алексей Витальевич вернулся к разговору, заведя его как бы с самого начала:

              — Вадимчик, тут намечается серьёзная и, я бы сказал, первостатейная разборочка. Разбираловка! Впрочем, как страждешь называй. — Он глубоко дохнул и цыркнул сквозь зубы тонкой струйкой в воду, а затем медлительно с расстановкой в словах забормотал. — Поговоримка, сыночка, по-взрослому. Девочек поди не только тискаешь по углам? Пойми: «Жизнь прожить — не поле перейти». Возлагаю надежды, мне только кажется, что ты какой-то легкомыслящий, вертопрашный, что ли … безрасчётный или, наконец, безответственный — не от мира сего! Боюсь, что это ещё не все эпитеты, характеризующие тебя с такой неблаговидной сторонушки для проживания на этой планете. Бывал и я молоденьким и мне также казалось, что любой натяг по плечу. Но тогда и хронология, и житуха — несхожими, инакими были. Времена стабильностью отмечались! Думал: армию промаршировал, выучусь, поступлю на работу, женюсь, ребятишек с благоверной пятишник наштампуем, чтоб как раз семь «я» выплясывалось. И как завершается в романтической сказочке, типа: «Станем жить поживать, да добра наживать!»

          Его будто что-то укусило! Он встряхнулся и панически потыкался по карманам, изъял пачку сигарет и неспешно с простодушным достоинством закурил. Раза три вдохнул табачный дым — и опять затрещал, точно сам с собою:

              — Деньги … эти поганые тугрики, хоть и выстраданные, они, конечно — кровью и потом достаются. Но … ни на маковое зёрнышко мне не в жертву, тем более для тебя, сынок. Единственно, чтобы тебе на пользу, на науку выдвинулось.

          Прижигая пальцы, он с жадностью завершил заключительную затяжку от выкуренной сигареты, без удовольствия выдул из лёгких клуб дыма и безэмоционально оглядел окурок, засим выщелкнул пальцами его далече в водный простор, в сторону центра, будто что-то высчитывая в уме и взираясь куда-то в небо, забакулил с явными признаками стращания:

              — Не вздумай когда-нибудь признаться матери о содеянном. Ты убьёшь её! — он на несколько мгновений замолчал, как бы остывая и приходя в себя от взорвавшейся в утробе бомбы. Малость погодя, болезненно улыбнувшись, он вкрадчиво, но не враждебно, а с какой-то болью в лучах взгляда, потащил толкование:

              — Ты же знаешь сколько у тебя дядек и тёток, с моей и мамкиной стороны. А сколько двоюродных братьев и сестёр? Единственный из моей семьи только я оказался ловкачом (Как считают мои родственнички!). Разбогател! У меня три сестры и два брата. Они не богатые, но и не скажу, что нищие. С голоду не пухнут. Середнячки! Но их основное богатство — это их дети. Кстати, также дела обстоят и у твоей матушки. И вот парадокс! Они завидуют нам, а мы — им. Ключевое болявое поветрие в том, что мамка твоя обесплодилась, ещё когда Союз только распался. Сами виновны! Тогда, мы произвели «правильный» выбор. У нас была дилемма: или аборт и продолжение бизнеса, или куча детишек с унылостью и нищетой. Не взыщи, но так получилось Вадик, что ни братиков, ни сестричек у тебя не предвидится. И повинны в том — бесовские шуршики!

          Последнюю фразу он произнёс с яростью или с перезревшей в нём ненавистью. Он прикурил новую сигарету, капитально затянулся и — заговорил:

              — Запомни, Вадик, чтобы в этом мире кантоваться и побеждать, нужно в первую очередь одержать победу над самим собой. Самый опасный и сильный враг обитает внутри нас. Когда ты победишь себя, обретёшь важного союзника. Появится другой настрой и начнётся иная жихтаровка, откроется всепроникающая прана. Да что там! Ты взглянешь на земную юдоль другими глазами. (К тебе и отношение Вселенной преобразится.) У каждого человека есть два пути. Путь сильного — отвечающего за вымолвленные мысли и поступки, строго выполняющего поставленные пред собой предписания. И извилистая тропочка слабенького — попискивающего, что от него ни грамма не зависит … готового, без сопротивления плыть по течению, заданному ему судьбой. Ты услышал меня, сын?! — Отец повернулся к Вадиму и взял его за руку. Его купило то, что тот не лебезит, не выкручивается, а стоически и мужественно помалкивает. «Значит — мужик, а не тряпка!» Глядя сыну в глаза, он проговорил:

              — Сынок, суммочка конечно колоссальная, но забей! — хрен с ними … с долляриками. Не распрягайся. Ничего не рассказывай мне. Ты уже мужчина и сам разберёшься, как тебе пробавляться с «жистянкой». Может мы с мамкой чего и не понимаем и упустили момент. Вероятно, действительно требовалось тебя припахивать, но … всему свой срок … наверное.
   
Глава 5. Интернет-кафе  http://proza.ru/2025/10/22/1563
 


Рецензии
Интересное продолжение. Люблю рыбалку, сам рыбак, но отцу надо было рассказать. То что Вадик смолчал не делает его мужиком, однозначно, хоть по понятиям, хоть без понятий. Чёрт он и в Африке чёрт. Признался бы честно, что старая кашёлка развела...
С уважением.

Дмитрий Ляпунов 2   29.10.2025 11:40     Заявить о нарушении
Он подсознательно ещё не верит, что Мария просто так, вот взяла и - обманула его. А потом он любит её и пошёл бы на смерть ради неё. Впрочем, будущее покажет: прав он или нет. Благодарю за отклик, Дмитрий

Георгий Овчинников   29.10.2025 13:45   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.