Окончание Пятой Легенды Гор

- 10 -

 

Утро встретило успевшую не просто сдружиться – практически побрататься – разнокалиберную компанию адыгов с русскими на берегу, чуть ли не вповалку лежащими от усталости и нервного напряжения. Для кого-то новое утро стало радостным, для кого-то печальным… те, кто вновь обрёл родных-близких, с блаженной улыбкой сидели обнявшись, практически не глядя вокруг… кто-то утешал плачущую мать или соседку, ещё не нашедшую всех своих… или помогал обрабатывать рану своему и чужому… ну, как чужому: теперь все они стали ещё больше своими, чем когда-либо, включая и пришедших на помощь иноверцев.

«Вон вишь как: иноверцы, а оказались вернее и надёжнее недавних союзничков… единых по вере-от» - качали мудрыми головами оставшиеся в живых немногие из старейшин, по обыкновению собравшись в группу чуть в отдалении от остальных.

 

Николая рассвет застал обходящим группки спасённых, уже немного оправившихся от потрясения и начавших разбредаться по домам. Как внимательно и вместе с тем стараясь не нарушить уединения и личных границ, ни осматривал сидящих и лежащих на берегу, юноша среди выживших, не мог найти ни саму Надиру, ни даже её родных. Что конечно, никак не умаляло его надежды на то, что возлюбленная жива. И решимости во что бы то ни стало отыскать кого-то из её родственников, чтобы расспросить о самой девушке. И вот когда Николай, уже верно, по пятому разу обходил берег, до его слуха донёсся не то хрип, не то полу-вздох:

- С…сынок…

 

Молодой человек обернулся на оклик, перешедший в глухой надсадный кашель, и подошёл к лежащему, укрытому кем-то влажной от утренней росы разноцветной лоскутной рогожкой. Склонившись над фигурой, Николай в разгорающемся на восходе свете разглядел очертания пожилого мужчины. Тот немного приподнялся, снова с хрипом прокашлялся и, схватив юношу крепко за руку, обессиленно опустил голову, прикрыв в изнеможении веки. Николай с трудом узнал в немощной фигуре своего несостоявшегося тестя, до недавнего – крепкого нестарого ещё мужичка. Настолько того изменила буквально одна ночь. Молодой человек опустился рядом с отцом Надиры и пощупал его пульс. Рука мужчины дрогнула, словно тот хотел остановить юношу, он мотнул из стороны в сторону головой, покоившейся на циновке, и вокруг его груди стало намокать красным. С видимым усилием он вновь открыл глаза и вдруг, на удивление ровным голосом медленно заговорил:

- Николай… Спаси… спасибо тебе… вам. Вам всем и… - Казалось следующую фразу раненому было сложнее всего выговорить. – И прости… прости старого дурака.

 

Юноша не успел ничего ответить, как мужчина остановил его мягким пожатием руки:

- Ничего не говори… Мне мало осталось… А ещё надо столько… Ладно. Главное: моя Дира-джан. Найди её. Она, верно, в горы ушла с… ребятами. Не… бросайте их.

 

Николай начал уверять старика, что всё сделает… обещать, что тот ещё внуков понянчить успеет… что он, Николай, вот-вот сейчас пойдёт за помощью и они ещё ого-го… что-то ещё очень важное говорить… но тот вдруг глубоко вздохнул и замер, глядя широко открытыми глазами в бирюзово-лазоревое без единого облачка небо.

 

Молодой человек смахнул крепко сжатым кулаком непрошеную скупую слезу и другой рукой закрыл замершие навеки глаза мужчины. Постояв немного над отошедшим в мир иной, юноша ещё крепче сжал кулаки и, махнув своим, быстрым шагом направился в горы. Николай решил, что зная излюбленные горные тропки и укромные места любимой, он быстрее сыщет её пешим, нежели верхом.

 

 

Надира осторожно пробираясь по заросшей густой травой горной тропинке по направлению к селению. С рассветом она ещё раз строго-настрого наказала ребятам сидеть в укрытии как мышки и носу ни высовывать, пока не увидят её саму, или кого-то из знакомых сельчан.

 

На очередном изгибе тропы, делающей резкий уклон, за поворотом девушка увидела невдалеке внизу фигуру мужчины, поднимающегося в гору скорым уверенным шагом. Сердце её замерло от испуга, а потом… пропустив очередной удар, забилось как сумасшедшее. Николай! И красавица понеслась ему навстречу, не чуя под собой ног. Надира не думала, откуда он тут взялся, что он о ней и прочих адыгах думает, что с жителями её села, где остальные односельчане… летя, как на крыльях к любимому. И только подбежав и прямо-таки влетев в его объятия – которые оказались распахнуты ей навстречу – она охнула и поникла: все эти мысли с некоторым опозданием настигли-таки и обрушились на Надиру оглушающим громокипящим водопадом.

 

ЭПИЛОГ.

 

На селе играли пышную весёлую свадьбу. Даже старожилы не помнили, чтобы столько народу высыпало на улицы с щедрыми подарками, чтобы влиться в радостный шумный поток праздничного гулянья. Адыги и русские, казаки и турки, даже мимо проезжие не известно откуда-куда: все с удовольствием присоединялись к потоку поздравляющих молодых. Счастливый жених, которого ещё с прошлого дня взял под своё покровительство самый уважаемых аксакал села, торжественно подвёл к сияющей как солнышко, немного смущённой красавице-невесте. Тут же заиграл оркестр народных инструментов, собранный из лучших музыкантов и местных, и приглашённых из соседних сёл и даже ближайших горных аулов. В стройный музыкальный ряд влился хор разномастных голосов на удивление нимало не нарушивших ни единой неверно взятой нотой общей мелодии, а напротив настолько гармонично в неё вплетаясь, что казалось музыканты и певцы репетировали не один десяток раз. Николай –  разумеется, женихом был он – взял свою пунцовую от смущения наречённую, к радости которой примешивалась и горечь от недавней потери родных… и бережно повёл за руку к месту проведения брачной церемонии. Венчание решили проводить дважды: по обрядам обоих народов, к которым принадлежали молодые.

 

После того, как Надира встретила на горной тропке своего возлюбленного, они, даже не обменявшись приветствием и поцелуями – принялись рассказывать каждый свои новости, горячо обсуждая, что им следует предпринять в первую очередь. Выслушав краткий рассказ о произошедшем на берегу, девушка немного успокоилась… Николай не стал ей пока сообщать о смерти отца и том, что её мать пока не была найдена. Немного уняв сердцебиение и выровняв дыхание, Дира-джан предложила сначала вернуться за оставленной ею в ущелье малолетней компанией, которую девушке посчастливилось укрыть в горах, а там уже будет видно. Юноша горячо поддержал её предложение. Несмотря на недавнюю, довольно долгую разлуку и неприятный эпизод, послуживший поводом к ней, молодым людям всё ещё некогда было поговорить о собственных чувствах и обсудить дальнейшую судьбу… да и надо ли было?

 

Что ж, рассказать осталось совсем немного. После свадьбы молодожёны, сопровождаемые такой же многочисленной и разношерстной весёлой гурьбой, с песнями и танцами были торжественно препровождены чуть ли ни на руках до самого дома Николая. Что неудивительно, ведь являясь одним из главных освободителей от неминуемого плета жителей адыгейского села, юноша также удостоился высокой чести быть отмеченным и губернатором русской общины. Молодому человеку медаль за доблесть вручил самолично представитель императора России. К прискорбию Надиры, её младших сестёр и брата да и самого Николая, Мармеджан так и не сумели сыскать… кто-то говорил, что видел её прыгнувшей за борт корабля. Кто будто бы заприметил её тонущей, да не смог спасти… правды узнать так и не удалось.

 

Женившись на любимой, Николай сразу забрал младших сестёр и брата Надиры к ним в дом (благо, места всем хватало) и заботился о них, как о родных детях, которые вскоре и стали у них с супругой нарождаться. И двери их дома всегда были гостеприимно распахнуты и родственникам-односельчанам Нади, и русским подданным из их всё увеличивающейся на черноморском побережье общины. А в селе, оставленном адыгейкой по замужеству, всё чаще стала слышаться вперемежку с местным наречием, русская речь. И всё чаще звучать непривычные слуху горцев имена: Иван, Анюта, Андрей да Марья. И даже ранее совсем редкое: Наташа. Но это уже другая история…