Часть четвертая. Глава шестая

Не смотря на то, что подруги не раз предупреждали меня о скорой беде, я не в силах была бороться с желанием непременно видеть возле себя юного красавца и делить с ним на равных радость любви.

Я стала женщиной, желавшей обрести в этом мире удовлетворение большее, чем безупречное служение долгу. Я сполна должна была познать ответную любовь человека, который став моим преданным вассалом, желал выказывать мне постоянно чистые чувства бескорыстной привязанности. Это ввергало меня в пучину страсти. Благодаря искусному любовнику, теперь я могла сполна познать счастье наших отношений.

Зимородок оказался проворным малым: он приложил достаточно хитрости и сноровки, чтобы, по-возможности, скорее свидеться со мной в столице. Мы стали встречаться в моем доме под вывеской «Гнездо иволги» один раз в неделю, в день, когда указом Короля разрешалось дамам высшего ранга навещать своих родственников.

С утра я отправлялась в дом дяди поприветствовать тетушку и справиться о делах и здоровье двоюродных братьев и прочих домочадцев. Отведав угощения за общим столом, я спешила откланяться, собираясь в обратный путь. Сославшись на какое-либо дело при Дворе, на новые обязанности, возложенные на меня Королевой, я незамедлительно съезжала с дядюшкиного двора.

На самом деле я спешила в объятья любимого, ждущего меня в нетерпении на улице Бойцовых Петухов.

*  *  *

Наступили зимние месяцы и мы были рады длинным ночам; даже холод был нам верным помощником в любовных делах: в эти долгие часы мы могли греться под одним одеялом, не разнимая объятий ни на мгновенье.

Приближался праздник Нового года. Он обещал нам обоим несколько радостных часов уединения.

Я украсила свой дом ветками сосны, парными надписями с пожеланием счастья и достатка, а также фонариками в виде рыбок и цветов кувшинки. В зале я поставила узорчатую ширму, обтянутую шелком с танцующими журавлями, за ней — лаковый столик с настроенной лютней, возле которого разместилась большая бронзовая курильница в виде горы Бессмертных с деревом кассии на вершине. Большой переливчатый полог, закрывавший выход на садовую террасу, я подвязала золотыми шнурами, чтобы через раздвинутые створки можно было видеть в запорошенном снегом саду одинокое сливовое дерево с набухшими бутонами на красивых изломах раскинутых ветвей.

Я достала самую дорогую посуду: чайники для вина и для заварки чая, посеребренные старинные кубки, яшмовые чаши, миски из золотистого оникса, изящные фарфоровые блюда с богатым южным орнаментом синей эмали. Все это я расставила на красивом лаковом столике, инкрустированном перламутром; приготовила короб с горячими закусками. У каждого блюда был свой изысканный тонкий аромат: гусиные потроха в имбирном соусе, жареная нежная баранина с сочными ростками бамбука и сои, рыба, запеченная в листьях морской капусты, кисло-сладкая свинина под горчичным маринадом. Сегодня я хотела угостить моего любимого на славу. Старую служанку, присматривавшую за домом в мое отсутствие, я отправила к родственникам, чтобы она повеселилась вволю в праздном кругу.

Завершив все приготовления, я стала ждать возлюбленного. Он появился в сумерках, припорошенный легкими хлопьями снега. На нем был теплый зеленый халат на атласном подкладе, опоясанный чеканным серебряным поясом; на голове — круглая шапка с отворотами, со знаком служащего окружной канцелярии.

Он вошел в залу с сияющим взглядом, с бесхитростной юной улыбкой на свежем лице. Он принес с собой запах талой воды и серы от праздничных хлопушек. Он был неизменно прекрасен, верно от того, что с тех пор, как мы стали постоянно встречаться в нашей тихой, уединенной обители, его лица никогда не омрачала тень печали.

Я помогла Зимородку снять верхнюю одежду и проводила его к удобному креслу, стоявшему рядом с жаровней. Я поднесла милому другу чарочку подогретого вина. Он, усадив меня к себе на колени, стал пить вино маленькими глотками, делая перерыв для жаркого поцелуя. Я достала из короба приготовленные яства и расставила их на столе. Мы угощали друг друга лакомыми кусочками и, обмениваясь праздничными кубками, приговаривали: «Пусть в новом году дух Запада Белый Тигр убережет нас от тысячи напастей!»

Отведав угощения, расправив рукава платья из тончайшего хлопка, Зимородок взял в руки лютню. Он коснулся струн с большой осторожностью и с глубоким чувством запел:

Поутру свежий снег   украсил беседки в саду,
у проснувшейся сливы   изящные ветки прогнул.
Как не жалко ему холодить   нежных пальчиков,
сжатых в бутоны, -   так же рдеют они,
как кулачки моей милой,   заиндевевшей от ветра
в ожидании встречи со мной…

В волнении я слушала пение любимого: такой чистый голос  встретишь редко  даже среди юношей ученых и высокородных. Я могла предположить, что мой возлюбленный необычайных качеств и добиться славы в столице через пару лет для него будет делом пустяковым. Разве могла я предвидеть, что в скором времени мы оба пострадаем от людской злобы и зависти.

Зимородок прервал пение, отложил лютню и прижал меня к своей груди. Мы отведали еще немного яств и выпили по чарочке душистого вина, угощая им друг друга из уст в уста. Вино разогрело наши тела и наши желания. Мы отправились в спальню, протопленную жаровней, разделись и легли под кипу узорчатых одеял.

Ночь прошла в радостных играх и в томных ласках. От наших жарких объятий, верно, даже снег подтаял на крыше спальни.

Утром, едва рассвело, Зимородок поднялся, привел себя в порядок: одел новый шелковый халат, который я приготовила ему в подарок — по узорному, бледно-лиловому полю летели переливчатые зимородки с яшмовыми цветами в клювах. Он вошел в спальню со словами благих пожеланий на устах и поднес мне в подарок шкатулку, в которой лежали две золотые шпильки в форме веточек горной сливы. Мое сердце переполнилось любовью к милому другу. Я заплакала от счастья — такова была сила моих чувств к нему.

Мы отведали холодных кушаний, оставшихся от вечернего пиршества, обменялись заздравными чарками с душистым вином.

Зимородок надел теплый халат и шапку. Я вышла проводить его до ворот. Я сокрушалась о том, что в объятьях любимого время бежит слишком быстро; с каждой новой встречей чувства разгораются все сильнее и нет никакой надежды, что однажды мы уже никогда не разведем рукавов наших одежд. Я хотела быть его служанкой, каждое утро подавать ему гребень и шапку, а на закате снимать туфли и развязывать пояс. Но в этом мире всегда есть сила, которая не считается с нашими желаниями, заставляет нас вновь и вновь переживать муки разочарования и горечь неизбежных потерь.