Холод мрамора

Она сидела в баре одна и пила простой тоник. Он уже заметил, что она никогда не берёт алкогольные напитки. В руках у неё была маленькая книга, название по-французски, и на раскрытые страницы успела упасть капля. Уже третий вечер подряд он хотел подсесть к ней, но никак не решался.
Уже третий вечер она отдыхала в баре одна; днём он сталкивался с ней в лобби отеля, на террасе или в прилегающем парке, где она гуляла с мужем в инвалидной коляске и крепким мужчиной лет пятидесяти, который, по всей видимости, помогал её мужу. Он видел, что они состоятельны, возможно, даже богаты, хотя одевалась она неброско, в брюки, пиджаки и блузки тёмных или нейтральных цветов. Про её мужа сложно было сказать что-то однозначное, но он вызывал в нём стойкое чувство неприязни. Он казался моложе её, немногим больше двадцати, и его лицо, красивое и даже нежное, было испорчено подчёркнуто холодным выражением.
Говорят, влюблённые часто похожи, но эта пара, думал он, полная противоположность друг другу: тихая, спокойная, полная отрешённости она — и холодный, презрительный, раздражённый он.
Он слышал, как муж говорит ей: «Я не буду есть эту гадость, я же просил без соуса!», или: «Этот свитер ужасно колет мне шею», или: «Я не хочу гулять сегодня, у меня болит голова, и вообще мне не нравится здесь». Он удивлялся, почему чаще всего она молчит в ответ, только наклоняется, обнимает его сзади за шею и целует в волосы.
Несколько раз на прогулках он видел, как она поддерживает его, пока он сам идёт очень медленно, опираясь на костыли.
Он не мог признаться себе, что ревнует. Что вид её хрупкой фигурки с мальчишеским затылком рядом с этим холодным и капризным юношей задевает его каждый раз, когда он видит их вместе. Даже больше — сам факт, что её всё устраивает. Что она смотрит на мужа своим тихим печальным взглядом и смиренно гладит по руке. Ему казалось, он знает таких — спасительниц, которых устраивает роль жертвы. Но она не была на них похожа; что-то противоречащее этому сидело в ней.
Наконец он решился.
— Что читаете? — спросил он, чтобы как-то завязать разговор.
Она подняла на него взгляд.
— «Вечную весну» Потреля. — Казалось, её слегка раздражило, что её отвлекли.
— Я заметил, ваш муж уже третий вечер не выходит, — сказал он зачем-то.
— Отдыхает. Пишет. Ему так давно ничего не приходило...
— Где-то печатался? — поинтересовался он.
Она назвала пару альманахов, которые вышли в прошлом году.
— Не думаю, что его тексты представляют интерес для массового читателя, — произнесла она резковато. — Он всегда был слишком... не отсюда. А вы имеете отношение к литературе?
— В каком-то смысле. Я кинокритик.
— А я художница, — она отложила книгу. — Но давно уже почти не рисую. Так, немного графики, иллюстрации. У нас и без того есть деньги. Видите ли, я когда-то создала серию картин; главной моделью был мой муж. Несколько работ разошлись в частные коллекции. Ничего лучше я уже не создам... — Она немного задумалась. — Если хотите, можно прогуляться. Здесь душно, и я устала сидеть.
Она сняла с вешалки пальто; видимо, заранее собиралась погулять. Они вышли на воздух; было очень прохладно.
— А вы давно вместе? Знаете, ваш муж производит впечатление очень... холодного человека.
Она пожала плечами.
— Его мать у нас преподавала. Мы подружились, когда ему было семнадцать, а мне уже — двадцать семь. Тогда я и предложила ему попозировать. Он совсем нелюдимый был, угрюмый, весь в себе, только читал и слушал музыку. Мы просто дружили, он идеально подошёл для моего замысла: нежный мрачный мальчик с локонами до плеч и презрением ко всему во взгляде. Он и сейчас такой. — Она свернула на боковую аллею. — В девятнадцать он потащил меня под венец; я сначала думала, это не всерьёз, юношеское. Тем более, учитывая его... состояние. Мать очень боялась за него. Боялась, что я откажу, а он... Я до самого конца это всерьёз не воспринимала, даже в первые месяцы нашего брака. Мы и жили тогда отдельно; мне хотелось работать, а найти работу получилось только в соседнем городке. Через год я уволилась. А теперь мне и не надо ничего другого.
— Я слышал, что он говорит вам. Вы понимаете, что может быть по-другому: забота, нежность...
— Вы не учитываете, как ему тяжело. Это раз. И два: почему вы решили, что я буду перед вами оправдываться? — Она резко остановилась, и он увидел вдруг, что у неё стал такой же холодно-высокомерный взгляд. — Я видела, вы постоянно на меня смотрите. Вы думаете: вот пример жертвы, чей немощный муж ежедневно устраивает ей мелкие сцены. Бедняжка. Наверное, она даже не знала нормального мужчины — и не понимает ужаса своего положения.
— Послушайте, я совсем вас не знаю, — произнёс он. — Но я уже влюблён в вас. Он не виноват, он жертва, скажем так, судьбы, но ведь нельзя из-за этого свою жизнь...
— Вы думаете, можно влезать вот так в чужое существование? Приходить, словно к себе домой, и топтать грязными сапогами чужую душу? Есть вещи, на которые нельзя посягать.
— Вы несвободны духовно... Вы заслуживаете большего, — твёрдо сказал он.
— Какая несуразица, какие штампы, — она покачала головой. — Заученные бессмысленные фразы. Доброй ночи.
Она направилась обратно к отелю. Он беспомощно смотрел ей в спину, а потом пошёл следом. Поднялся на этаж, где, как он знал, был их номер. В двери была оставлена маленькая щёлка: вероятно, она ожидала, что дверь захлопнется сама, но этого не произошло.
— Ты гуляла? — услышал он тихий голос её мужа.
— Гуляла. Представляешь, ко мне подсел человек, который на нас часто смотрит. Он кинокритик. Сообщил мне, что я твоя жертва.
— А разве нет? — У него в голосе послышалась улыбка.
— Может быть. Может быть, я тебе это позволяю...
— Иди сюда.
Он заглянул в щёлку и увидел профиль её мужа, сидящего за столом на обычном стуле. Кресло стояло рядом. Увидел, как она, сев к нему на колени, исступлённо зарылась носом ему в волосы. Глаза у неё были закрыты; если бы только она открыла их, то заметила бы стоящего под дверью. Муж обхватил её одной рукой; вторую было не видно. Она сжала пальцами спинку стула так, что костяшки побелели. Её юный муж, похожий то ли на карающего, то ли на торжествующего ангела, нежно поцеловал её, когда через пару минут она подняла голову.
Он вдруг почувствовал, как странная тошнота подступает к горлу. Оторвавшись от созерцания этой пары, он сполз на пол и просидел так какое-то время. Когда на следующий день он увидел их в парке, они оба показались ему равно неприятными и холодными.
Он не мог избавиться от ощущения, что оказался втянут в какую-то игру разделённого на двоих единого существа — и даже в глубине души ни за что не признал бы, что им нет до него никакого дела, как нет дела ни до чего, кроме друг друга.

12.10.2025