роман Красавчик трилогии Благодарю... Гл. 20

Глава 20
Испытание
               
                Каких только похвал не возносят
                благоразумию! Однако оно не способно
                уберечь нас даже от ничтожнейших
                превратностей судьбы


Я приходила к Мише, как к себе домой. Даже если временами друг был не в настроении, Софья Николаевна поддерживала меня морально, делая нескончаемые комплименты: “Какие у тебя богатые волосы, прямо шапка! Миша, какая у тебя будет красивая жена”. Она хвалила фигуру, пальчики, наманикюренные ноготочки, глаза, отменный вкус и всё остальное. Миша иногда при этом куксился, но я прощала ему всё, ведь я сама столько выпендривалась прежде, теперь можно покапризничать и ему. Подавать заявку наметили в декабре, как раз заодно справим день рождения и подачу заявки в ЗАГС. Обговорили все детали. Предварительно решили устроить вечер, репетицию перед свадьбой, поскольку до этого мы ни разу не собирались с друзьями за общим столом. Устроим праздник! Пусть это будет помолвкой. Предложила Мишина мама – молодчина!

– Ира, я скоро выйду замуж за Михаила, – объявила я подруге. – Ты хочешь быть моей свидетельницей?
На вопрос она не ответила, а первым делом стала отговаривать. Я сказала, что бесполезно, дальше тянуть нельзя, у Миши уже терпение лопается. И вообще, сказала я, это не тот брак, который можно назвать легкомысленным. У нас родство душ, а не только притяжение полов, что так её возмущает. Мы интересны друг другу как личности, и на этом построена наша любовь. По-моему, я её убедила. Самое главное – я не чувствовала зависти, что мне больше всего нравилось.

Венчание – вот о чём я мечтала. Если мы поженимся, венчание станет гарантом наших отношений на всю жизнь. Миша не против. Мечта казалась трудноосуществимой, потому что в СССР сделать это безболезненно практически невозможно. Даже если найду церковь, где нас смогут обвенчать, не знала, когда это лучше сделать. В день свадьбы устанем, я физически не выдержу нагрузки. Следовательно, венчаться надо через полгода, что, кстати, более обоснованно – брак устоится, появится уверенность, что наш союз не ошибка, и закрепим его священным актом. А можно вообще через год, никаких ограничений в сроках. Но через год, судя по темпераменту и настрою Миши, я полагала, что уже буду находиться в интересном положении. Больше всего я боялась, что нас выгонят из Комсомола.

Узнала, что венчание бывает официальное, при котором выдают свидетельство и наши данные заносятся в церковные книги. В этом случае информация наверняка поступает наверх. Также проводится неофициальное венчание, без документов. Но где гарантия, что среди служителей нет доносчиков, и данные опять же не окажутся в наших доблестных органах? С тем же финалом. Если бы найти деревенскую церквушку, но как добираться до неё по бездорожью и сколько для этого потребуется времени... И неизвестно, а вдруг и там есть стукачи? Мы дорожили комсомольскими билетами и не хотели прилюдного позора в связи с отчислением из рядов Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи. Я не знала, решаться на этот шаг или нет, какие действия предпринимать, и пока находилась в раздумьях.

Оповестила Иру о венчании, спросила скорее для проформы:
– Ты крещёная?
И услышала неожиданный для меня ответ:
– Нет.
– А как же ты в церкви поёшь?
– Да у нас почти весь хор такой, – смутившись, ответила подруга.
– И церковь разрешает???
– А мы правду, что ли, говорим?
– Но Господь, Он ведь всё знает, Его же не обманешь.

…Когда Ира начинала петь в церкви, она ни во что не верила – ни в Бога, ни в чёрта. Даже иронизировала надо мной, что веруют только безграмотные старушки; и я туда же. Её стремление петь в церковном хоре объяснялось только возможностью неплохого заработка. Но я предполагала, что для души Ирины присутствие её в священном месте, пусть даже формальное, бесследно не пройдёт. Так я об этом ей и сказала. “Ну-ну, – скептически заметила она. – Это сказка, Кира! Красивая, но всё же сказка!”. Всем своим видом Ира давала понять, как я далека от действительности. Витаю в облаках. В отличие от неё, строю свою жизнь на зыбкой и неправдоподобной основе, верю в то, что придумано людьми для пожилых, чтобы они не боялись смерти. Глупенькая! – одним словом.

Но жизнь расставила всё по своим местам. Через полгода Ира уже более лояльно относилась к верующим, а ещё через полгода, когда я спросила, крещена ли она, духовно это был уже другой человек. Но пока она хранила это в тайне от всех, даже, думаю, и от родителей тоже. Судя по всему, мама Иры, как и моя, человек другой, социалистической формации, и агитация за атеизм в детстве и юношестве не прошла даром. Они отказались от религии предков и считали её пережитком и мракобесием. И в такой же строго материалистической позиции воспитывались их дети.

Но я давно, ещё с 12-ти лет, выпала из общего ряда, что произошло на фоне драматической ситуации и особого деревенского настроя, где ещё сохранялись остатки патриархальности. А вот для Иры время новых открытий началось благодаря работе в церкви. Она почувствовала на себе (хотя и не распространялась об этом) ничем необъяснимое воздействие неких духовных эманаций. Моя намечающаяся свадьба лишь подтолкнула подругу к окончательному решению такого важного вопроса в жизни каждого человека, как вера.

Узнав, что подруга не крещена, я огорчённо сказала, что, вероятнее всего, священник не разрешит, чтобы присутствовала не крещённая свидетельница, на что Ирина сразу ответила, что морально уже готова к этому шагу. Внимательно посмотрев на Иру, в её глазах прочла искренность. Но ещё раз переспросила: не поверхностное ли решение она сейчас принимает? Не надо ради нашей дружбы идти на такой важный шаг, это большой грех. Нет, ответила подруга, это вполне осознанно, она собиралась креститься, только немного позже. Невозможно передать всей гаммы ощущений, как я обрадовалась, и как возликовала моя душа после этих слов.

Просто я, как никто другой, знала подругу и её непоколебимость в некоторых принципиальных вопросах – и вдруг такой результат, к тому же мною предсказанный. Ира стала мне ещё ближе, и теперь уже не просто как подруга, а как человек, который приближается к моему уровню сознания и мышления. Мне на cамом деле никого, кроме неё, не хотелось видеть в роли свидетельницы. Всё совпало. Несколько дней после радостного сообщения меня не покидало светлое настроение.

А у подруги наступили тяжёлые дни – перед ней стояла сверхзадача: найти церковь, где крестят взрослых, чтобы креститься в рубашке. В своей церкви она узнавать ничего не могла, и даже боялась других московских церквей, вдруг информация каким-то образом дойдёт до её начальников. Мы боялись вылететь из комсомола, а Ира боялась расстаться с хором, но всё вертелось вокруг одной темы. Ей нужно искать деревенскую церковь. Просто надо знать стойкий характер Ирины: если уж она собралась вступить на духовный путь и решилась на переодевание в церкви вместе с такими же взрослыми людьми (она очень стеснительная), значит, всё продумала. Но препятствий на пути оказалось много. Подруге долго не давали возможности осуществить намеченное, на дороге возникала то одна преграда, то другая. Это была проверка. Ира с достоинством выдержала испытания и добилась-таки своего. Молодец! Теперь мы были не только подругами, но и сестрами по духу. Поздравить с крещением я смогла её позже, месяца через два.

А пока встал вопрос о помолвке, о которой я торжественно объявила Ире. Вечер должен был состояться через две недели, и мы выясняли у приглашённых, кому когда удобно. Наконец, назначили день.

За эти две недели произошло два неприятных эпизода.
Первый случился, когда мы с Мишей гуляли. Между нами опять были те милые ласковые отношения, как и в первое время. Мы шли по улице, и я чувствовала себя продолжением Миши. Он был большим, а я прилепилась к нему слева, уверенно держась за его большую руку, как дочка. На душе - состояние безмятежности и спокойствия, как в детстве… Мы разговорились о кольцах. Ещё на заре наших отношений, затрагивая эту тему, я говорила, что не люблю широкие кольца. Если человек хочет продемонстрировать, что у него есть средства, то можно купить красивый перстень. А мужчине широкое кольцо вообще ни к чему, вполне сойдёт и тоненькое.

Раньше к этому вопросу Миша относился равнодушно. У мужчин – да, сказал он, лучше тонкое, но у женщины хотя бы среднее должно быть… Когда вопрос встал перед нами уже практически, Миша стал говорить такую ерунду, что я далась диву! Во-первых, ни о каких тоненьких колечках он и слышать не желает. Главный аргумент: “Я что, нищий, что ли?”. Не хотела его обижать, но ведь сам должен понимать, что и не богатый. Зарабатывает немного, да и то проедает сколько, сам говорил – аппетит зверский, всё время себя останавливает и урезает, даже не из-за денег, а из-за комплекса. Мать зарабатывает не густо и даже на дом работу берёт. Юля не работает. Недавно рассказывал, как год назад взяли пса, а он здоровый и жрёт больше человека. Так пришлось ради друга продать настенный ковёр; вот как люди любят животных. И при этом он говорит – не бедный…

– Ты о моих деньгах не беспокойся. Я достану.
Миша говорил так уверенно, что я испугалась и вспомнила его фразу: “Александра Семёновна, пойду грабить банк…”.
Мои глаза меня выдали, и Миша произнёс более мягко:
– Ковёр продам. В конце концов, в долг возьму, а потом повкалываю, как следует, и отдам! Что у меня, рук, что ли, нет, мужик я или не мужик?
На улице я приглядывалась к людям – какие у них кольца.
– Ну вот посмотри, широких почти ни у кого нет, – выдала я через некоторое время результат социологического осмотра. – Это раньше такая мода была, в 70-е годы. Сейчас широкие уже не носят.
– И смотреть не буду, не уговаривай. Не нищий, это во-первых. И во-вторых, я хочу, чтобы издалека видели, что ты замужем.
Ясно – ревнует.

– Но ведь неудобно палец сгибать, я много пишу.
– Ничего, другие носят, привыкли, и ты привыкнешь. И даже не уговаривай, только широкое, чтобы на меня не показывали пальцем и не говорили: “Он нищий!”.
– Да не в этом дело. Если ты так хочешь показать, что богатый, можешь купить перстенёк с бриллиантиком. Маленький, изящный. Это больше ценится. 
Он затих, наверно, думая, какая же я наглая оказалась. Тогда я решила быстренько исправиться.
– И вообще, можно и без него обойтись! Золота у меня от родителей много – большой кулон на цепочке, печатка и перстень с большим камнем. Нацеплю всё это, хотя такое и не в моём вкусе, и буду ходить, раз ты так хочешь. Чтобы думали, что мы не бедные…

– Позво-оль! Позво-оль! Это тебе родители подарили! А я хочу как муж, своё!
– Так подаришь позже, вся жизнь впереди…
– Нет, сейчас! Сразу, на свадьбе. Чтобы все видели, какое кольцо я тебе одеваю, чтобы мне было не стыдно. И самое широкое, какое существует. Невзирая на деньги!
– Ты cумасшедший.
Мне показалось, что он вздрогнул. Или мне всего лишь только показалось?
Когда он успокоился, то продолжил с прежней безаппеляционностью рассуждать на тему колец, и сказал:
– Себе тоже возьму широкое. Тоже чтобы издалека было заметно!
– Если ради меня, то не надо, – произнесла я менее эмоционально, чтобы он
опять не разволновался. – Когда на тебя посмотрит какая-нибудь девушка, то ответный взгляд будет зависеть от твоей порядочности, а не от ширины кольца.

– Всё равно я хочу, чтобы издалека видели, что я женат.
– Но мужчин с широкими кольцами вообще нет.
– Почему – есть! – я видел.
Интересно – где он мог лицезреть подобное безобразие? Одного мужчину на тысячу. Один – не статистика, а недоразумение. И Миша собирается стать вторым исключением на следующую тысячу мужчин.
– Он будет мешать тебе при работе, – упорствовала я.
– Ничего, привыкну.
Та же аргументация. Как под копирку то, что только что говорил мне про ширину моего обручального кольца. Кремень.

– Мы будем выглядеть вызывающе: оба такие молодые и с широкими кольцами. Некрасиво и даже вульгарно.
– Пусть. Мне так нравится, – рьяно отстаивал он свой ничем не оправданный шик.
– А мне – нет, – в свою очередь защищала свою позицию я.
Нашла коса на камень!
– Сожалею, но тебе придётся подчиниться.
– Но ты должен прислушиваться к моему мнению тоже, у нас, кажется, равноправие.
– К сожалению, в этом вопросе уступить не могу.
– Когда мы с тобой познакомились.., – и я припомнила ему тогдашние его взгляды…
– Значит, мнение изменилось. И вообще, мы говорили о других людях, а теперь о себе… И всё, Кира, хватит. Я так сказал, значит так и будет – самые широкие и самые дорогие. Если в магазинах таких нет, достану через знакомых, с переплатой, – резюмировал любимый.

Настырный! Настроение у меня упало, какой-то он слишком зацикленный на показухе. Поскольку Миша мало зарабатывает, вначале лелеяла слабую надежду на то, чтобы он не отказался от кольца для себя, а потом, чтобы хотя бы тоненькие осилил для нас двоих. А оно вон как обернулось – хочет лезть из кожи вон ради друзей и случайных прохожих, желая всем доказать, что он богатый. Может, Миша что-то скрывает, в семье есть сбережения и он действительно далеко не бедный человек? Или надеется на отца, что тот на свадьбу отвалит солидный куш, а сейчас до поры до времени распространяться об этом не желает?

Про отца Мишу никогда не расспрашивала, в душу не лезла. В связи с женитьбой поинтересовалась – придёт он на торжество или нет? И тут я узнала всю правду о Владимирове-старшем. В этой очень порядочной семье отец оказался гулящим. До Софьи был женат, потом в его жизни появилась она. Родился Миша, в семье всё было нормально. А потом он загулял, вернулся, родилась Юля. Опять наступил период семейного счастья и благоденствия, который продолжался недолго; отец опять ушёл в самостоятельное плавание. Софья добрая, но и у неё терпение кончилось. Когда любвеобильный муж снова пришёл с повинной, гордость не позволила принять его обратно. Чем не преминула воспользоваться очередная пассия отца. Он женился, и в третьей семье родился ребёнок.

Об отце Миша много не рассказывал. Говорил только, что встречаются они редко, папаша иногда даже забывает об их днях рождения. Тем более, что детей у него четверо, так как один ребёнок родился вне брака. Многодетный отец до сих пор мыкается от одной любовницы к другой и ещё успевает пришвартовываться к посторонним. Некоторое время назад он опять хотел воссоединиться со второй семьёй, но мать поняла, что ничего путного не выйдет и отказала… Миша с гордостью говорит, что любовь родителей была самой сильной из отцовских увлечений, поэтому их двое: брат и сестра. Другие жёны и любовницы ограничились только одним ребёнком.
На свадьбу, возможно, отец и придёт, но, если честно, – признался Миша, – он не очень хочет его видеть. Отец опустился и выглядит не так, как раньше – при маме он был ухоженный и аккуратный. А то, что отец поможет деньгами – в этом Михаил даже не сомневался.

Я завела с Мишей разговор о Генеалогическом древе, спросила о его корнях. Свой Род в глубину он не знал. Только сказал, что дед был стахановцем. Даже сохранилась газета, где о его трудовом подвиге есть статья и фотография, на которой дедушка изображён во всей своей красе. Михаил долго искал газету, наконец, нашёл. Газета сороковых годов с немного пожелтевшими страницами, но в очень хорошем состоянии, нисколько не помятая. Даже удивительно, как она могла так хорошо сохраниться. Это означало, что семья дорожит семейной реликвией. На первой странице одной из центральных газет крупным планом изображён портрет красивого мужественного мужчины. Таких в кино снимают в роли героев и разведчиков. Михаил на него похож, но у деда типаж чисто русский, а у Миши какая-то инородная примесь. У предка правильные черты лица, открытый взгляд, честные, строгие и умные глаза. Густые волосы волнами зачёсаны назад, как было принято в 50-е годы. Спокойное достоинство в позе и во взгляде свидетельствуют о внешней и внутренней гармонии. Обычно такой типаж используется в плакатах. Подпись под фотографией: “Владимиров Николай Сергеевич”, и данные о том, сколько он чего выработал и какой он передовой: звания и награды.

Я затронула главный интересующий меня вопрос про генетику Рода, есть ли неизлечимые, передающиеся генетически, болезни. Михаил ответил: нет; а вообще он не в курсе. Со стороны отца практически никаких родственников не знают и не общаются. Сказав это, он задумался, и как будто тень тревоги скользнула по красивому лицу с мраморной кожей. Возможно, волнение связано с безразличием отца, или глобально – с отсутствием в его жизни настоящего отца, как у всех. Миша стал нервничать.

Причиной послужила моя дотошность? Но я хотела всё выяснить с его Родом и приступить к своему, честно обозначив свою проблему, что так же потребовало от меня определённого мужества, и подспудно я тоже волновалась. Я ничего не выпытывала против его воли. Если он хотел что-то скрыть, то мог уйти от ответа. Фон разговора стал напряжённым. Из-за какой-то чепухи буквально на пустом месте мы повздорили и расстались в плохом настроении.
Следующий эпизод произошёл накануне помолвки. На этот раз всё было настолько ужасно, что повергло меня в шок и я не могла опомниться два дня. А потом в душу стало заползать безразличие. Оно стало отвоёвывать пространство души, которое раньше было заполнено любовью.

Во второй вечер он был обиженный, в силу чего отстранённый. А мне хотелось целоваться. Я пересилила себя и стала к нему подлизываться. Не реагирует. Тогда я взяла бумагу, села на кровать и начала писать на листке каллиграфическим почерком: “Владимирова Кира Ивановна”. И приноравливаюсь, как буду расписываться. Исписала весь листок. Мишаня увидел и решил на мои художества отреагировать. Но сделал это своеобразно:
– Ещё не Владимирова. А с таким поведением, возможно, и не станешь.
– Ах, так? Разве я не имею права высказать свою точку зрения?

Напряжённое молчание повисло в воздухе. Стараюсь игнорировать настроение Миши, не поддаваться и оставаться естественной. Кто-нибудь один должен вести себя разумно, пусть это буду я. Иначе не миновать споров, которые и так изрядно подпортили нам жизнь в последнее время. Опять рисую.
– Какое мужское имя тебе нравится? – спрашиваю его.
Отмалчивается. В воздухе витают громы и молнии, я просто чувствую это кожей. Пытаясь разрядить обстановку, мирно продолжаю беседу и обычным, даже ласковым, тоном называю своё любимое мужское имя:
– Мне – Константин.

Пишу: Владимиров Константин Михайлович.
Комментирую:
– А что, красиво: Константин Михайлович. Созвучно.
– Ну-ну, давай-давай, – произносит он издевательским тоном.
Не обращаю внимания на сарказм, ведь жизни без него не представляю. Раньше я выпендривалась, теперь он… Пусть. Для нас это уже не принципиально – обратного пути всё равно нет. Желание поласкаться не проходит. В прошлый раз мы весь вечер были, как брат и сестра, в этот тоже из-за ссоры холодны. Но я-то готова идти на контакт, а ему шлея под хвост попала. Сидит надутый, как воздушный шарик, того и гляди лопнет. Вспомнила, что у прекрасной половины человечества есть свои маленькие хитрости. Как дамочки очаровывают и завлекают мужчин?

Природа каждому оружие дала:
Орлу – горбатый клюв и мощные крыла,
Быку – его рога, коню – его копыта,
У зайца – быстрый бег, гадюка ядовита,
Отравлен зуб её. У рыбы – плавники,
И, наконец, у льва есть когти и клыки.
В мужчину мудрый ум она вселить умела,
Для женщин мудрости Природа не имела
И, исчерпав на нас могущество своё,
Дала им красоту – не меч и не копьё.
Пред женской красотой мы все бессильны стали.
Она сильней богов, людей, огня и стали.

                Пьер де Ронсар

Я отложила в сторону листок бумаги. Началась тяжёлая артиллерия – мой дебют. Представила себя обольстительницей – садилась и ложилась в соблазнительные позы, изгибалась, прогибалась. Нулевой эффект. Тогда я сказала, что в комнате жарко, что соответствовало действительности, и стала снимать блузку. Мой полуобнажённый вид не возымел на любимого никакого действия. Взгляд его по-прежнему был непроницаем.

Наконец, не выдержала и сказала правду:
– Миша, иди ко мне, я ужасно соскучилась по твоим губкам. Зачем ты меня столько мучаешь?…
– А сколько ты надо мной издевалась?
– Но всё же прошло, мы помирились. То ты меня обидел, то я тебя, теперь-то у нас мир…

 Откинув одеяло, я прилегла на кровать и протянула руки навстречу Мише.
– Иди ко мне, любовь моя! – сказала я так, как пылкие любовники говорят в кино.
Миша улыбнулся, но нехорошей улыбкой. И это были ещё цветочки. За цветочками последовали ягодки, которые оказались слишком горькими.
– Сейчас как возьму, да выставлю тебя в таком виде за дверь. Интересно, что ты тогда запоёшь…

Меня как будто обухом ударили по голове.