Моя морская практика
«Море не терпит слабых, но учит каждого. Особенно тех, кто пришёл всерьёз.»
Владивосток, 1955
В 1955 году моего отца перевели по службе в город Владивосток. Портовый город жил морем, и все мальчишки мечтали о флоте, дальних рейсах и морской службе. Я не был исключением: носил клёшевые морские штаны, тельняшку и фуражку-боцманку с коротким козырьком — который, к слову, я ещё укоротил, чтобы походить на нахимовцев.
Когда я окончил седьмой класс, не раздумывая подал документы в Мореходное училище. Пока ждал ответа, решил попробовать себя в настоящем морском деле.
У моего отца в подчинении служил старший лейтенант Анисимов, а его отец был директором рыбозавода на острове имени Путятина. Там трудились с десяток траулеров, а два буксира — «Жук» и «Орлик» — перевозили улов и консервы в прицепных кунгасах в порт Владивостока. Отец попросил Анисимова, тот — своего отца, и меня зачислили юнгой на буксир «Жук». Когда судно пришло в грузовой порт, меня встретил старший брат Анисимова — Андрей, моторист на «Жуке». Он и забрал меня на борт.
Экипаж
Экипаж буксира состоял из трёх человек: капитан Степан Николаевич Грунте, моторист Андрей и матрос Иван Шлыков. А теперь к ним присоединился и юнга — я, Эдуард.
Капитан Грунте — бывший капитан дальнего плавания, списанный за пьянство — доживал до пенсии на маленьком буксире. Несмотря на свою слабость к спиртному, он был невероятно грамотным моряком и знал лоции наизусть. Иван, матрос, тоже был любителем выпить, но оставался отличным профессионалом. Моторист Андрей, которого держали как сына директора рыбозавода, не отставал от своих коллег в любви к спиртному .
В море действовал сухой закон, но когда собирали экипажи для выхода на траулеры, зрелище было не для слабонервных: буквально вповалку, на грузовиках, их собирали по домам и везли в порт.
Так началась моя морская практика.
На буксире было два кубрика: один — на четыре койки, и отдельная маленькая каюта капитана. В мои обязанности входили уборка палубы, приготовление завтрака, а иногда мне разрешали постоять у руля. В ходовой рубке — простой морской компас, рулевое колесо и рация.
Капитан Грунте в основном сидел или спал на рундуке — большом сундуке, где хранились лоции. Когда просыпался, спрашивал:
— Где идём?
Рулевой отвечал:
— Слева остров Аскольд.
— Десять румбов вправо. Так и держись.
Прошёл месяц. Я втянулся в морскую жизнь: загорел, руки огрубели от смоленых канатов. Сон давался тяжело — при качке казалось, что кровать плывёт вместе с волнами.
Особенно тяжко было стоять вахту с полуночи до четырёх — «собачку». Глаза слипаются, руль выскальзывает. Капитан, дремавший на рундуке, чувствует, что буксир виляет — и тут же пинок под зад. Чтобы хоть как-то стабилизировать руль, я придумал механизацию: набрал песок в бутылку из-под шампанского, привязал крючок и подвесил её к штурвалу — маятник помогал удерживать курс.
Регата и почти авария
В один из дней мы пришли с грузом консервов в Уссурийский залив. Сдали кунгас( это баржа), и у команды появилось несколько часов свободного времени. Меня оставили на борту, а троица ушла на берег.
В заливе шла подготовка к большой регате яхт и швертботов. Я сидел на палубе, наблюдая, как выстраиваются белоснежные парусники. Вдруг замечаю: возвращается моя троица, но как-то странно. Андрей с Иваном тащат капитана в тельняшке, клёшах и калошах на босу ногу, сами покачиваются. Посадили Степаныча на рундук, Андрей спустился в моторный отсек, Иван — удрал в кубрик и видимо уснул.
— Отдать швартовы, уходим! — рявкнул капитан, покачиваясь на рундуке.
Я побежал выполнять команду. Заглянул в моторный отсек:
— Андрей, заводи дизель, отходим!
Дизель ожил, «Жук» начал отходить. Но в рубке — капитан спит, Ивана не видно. Я переключаю рычаг на «малый ход» — никакой реакции. Залив забит яхтами. С судейского катера несётся мат:
— Эй, на буксире! Куда прёте?!
Я дёргаю «стоп-машину» — а «Жук», наоборот, ускоряется. С катера пускают ракету, орут все. Вешаю бутылку на руль, хватаю швабру, бегу на палубу, через окно машинного отделения толкаю шваброй спящего Андрея:
— Малый ход!
Бегом обратно в рубку. Ход сбавлен. Я, протискиваясь сквозь матюки и паруса, вывожу «Жук» на чистую воду.
Весь мокрый и злой, вытираю пот, постепенно успокаиваюсь. Мы проходим острова Аскольд, Рейнеке, Попов — и дальше, к Путятину. Швартовались нормально, поспали. Я наловил скумбрию, пожарил, позавтракали.
Утром получили гружёный кунгас, но с моря пришёл туман. Он не рассеивался до вечера. Когда вышли в море, вахта была не моя — я спокойно ушёл в кубрик спать.
Проснулся от резкой остановки: меня сбросило с койки. Оделся, выскочил на палубу — темно, палуба наклонена, в рубке ругань. Из моторного отсека вылез Андрей с разбитой головой, кровь струилась по щеке. Видимо, Иван заснул за рулём, и мы вылетели на камни у острова Попова.
По рации вызвали буксир. Я перевязал Андрея. Нашу вшивую команду сняли с судна и разогнали.
Я уехал домой. Там меня уже ждало письмо из Мореходного училища: «Не принимается по состоянию здоровья». Пятая графа анкеты — «здоровье» — поставила точку.
Так закончилась моя морская практика.
Свидетельство о публикации №225101201885