Глава 14. Возвращение домой

    Снег беззвучно опускался на ромбы стеклянной панели и наметал холмик на подоконнике; в камине язычки пламени весело скакали по груде больших поленьев и бросали тёплый отсвет на комнату, уже начинавшую погружаться в сумрак раннего зимнего вечера. Это была богато и со вкусом обставленная комната. На белых стенах висели картины в позолоченных рамах, на каминной полке два купидона держали венок над круглым уменьшительным зеркалом.
     Мебель была отполирована так, что пламя камина отражалось в ней, на бюро у окна был поставлен китайский beau-pot, в котором за неимением цветов, были насыпаны розовые и лавандовые листья, перемешанные с фиалковыми и ирисовыми корнями. 
    В этой приятной обстановке Сара Милдмей ожидала появления полковника Вашингтона.
     Она и сама была наряжена в розовое парчовое платье с дрезденским фартуком и в чепец из настоящих фландрских кружев, завязанный под подбородком. Она сидела у огня, отгороженная от него прозрачным шелковым экраном, на котором яркие птички порхали по ярким цветам,  делая вид, что работает, и что-то кружевное и муслиновое лежало у неё на коленях. В действительности она не спускала глаз с двери, и то разглаживала блестящую юбку, то передвигала экран, то щёлкала бриллиантовой застёжкой ожерелья.
    Наконец, дверь распахнулась; она взглянула в уменьшительное зеркало и увидела крохотную фигурку джентльмена в сером кафтане, украшенном розовыми бутонами, и в голубом плаще, который держал в руке шляпу и осматривался с видом некоторого смущения. Она бросила своё шитьё на рабочий столик и поднялась.
- Добро пожаловать в Виргинию! – закричала она, смеясь и краснея. – Вы знаете, что вы – великий герой, сэр? И что я горжусь, что вы почтили меня знакомством?
- Мадам, - ответил он. – Ваших насмешек я боюсь больше, чем французских пушек.
-О, ля-ля! – она улыбнулась и вдруг прижала палец к губам. – Я должна сознаться, что Марта зла на меня.
    Он опустил взгляд и немного поёжился при этом имени, как ей показалось.
- Она считает, - продолжала Сара, - что с моей стороны было слишком смело просить вас прийти сюда.
    Он бросил на неё взгляд.
- Так она не знает…?
- Нет!
    Он покраснел.
- Тогда боюсь, моё присутствие в доме мистрис Кастис неуместно.
- Собираетесь бежать? – поддразнила она его. – Не бойтесь. Если что, скажете, что пришли ко мне.
- Она меня не примет? – спросил он.
- Раз уж вы всё равно здесь, то почему нет? Она восхищается вами, сэр … как героем Виргинии.
    Он внимательно посмотрел на неё.
- Зачем вы сыграли со мной эту шутку? – спросил он, улыбаясь.
    Глядя на него невинными голубыми глазами, она ответила:
- Я лишь хотела иметь честь повидать вас одной из первых, сэр; вы нынче в большой моде, светским львицам за вами не угнаться, поэтому я подумала, что просто должна вас увидеть… , - она позвонила в колокольчик, - чтобы выпить с вами чаю.
- Вы очень любезны, - сказал полковник.
     Он положил шляпу и плащ на край дивана и сел сам. Сара Милдмей наблюдала за ним, нервно сжимая пальцы одной руки другой.
- Могу ли я попросить вас дать мне совет, - произнесла она.
- Совет? – повторил он.
- Да, по поводу Марты.
    Он промолчал, но посмотрел на неё очень внимательно серыми глазами.
     Мистрис Милдмей лукаво улыбнулась, отмечая про себя, как он старается себя не выдать.
- Да, хочу поговорить о Марте, - скромно подтвердила она. – И о мистере Конвее, вернее, я должна называть его капитаном Конвеем.
     Вид у него оставался непроницаемый, но она заметила, что кружева на его груди приподнялись в неровном вздохе.
- Это такая странная пара, - сказала она, глядя на пламя в камине.
- Пара? – переспросил полковник Вашингтон неестественно спокойным голосом.
- О, конечно, это ещё не решено! – ответила она. – Но если эти уговоры и преследования продлятся ещё, она, с её мягким сердцем, не устоит – слишком мягким, я думаю; галантных кавалеров просто невозможно отвадить от Марты – такое сочетание красоты  и богатства притягивает их, как мух к мёду.
- Каким образом я могу быть полезен в личных делах мистрис Кастис?
     Она прямо посмотрела на него.
- Посоветуйте, как спасти её от мистера Конвея, пока она не угодила окончательно в его тенета.
- Может быть, она благоволит ему, - кратко ответил Вашингтон.
- Сэр, я честно скажу вам, что она не благоволит никому из толпы поклонников, окружающих её, но она так угнетена и обессилена отчаянием, что, в конце концов, самый настойчивый из них её добьётся.
- Почему кто-то, такой красивый и богатый, должен быть угнетён и в отчаянии?
    Она снова посмотрела на огонь.
- Это всё гордость, - ответила она. – Это из-за неё она попала в ловушку брака с нелюбимым человеком, и ещё из-за недогадливости другого человека, который так ничего ей и не сказал, не осмелился. Понятно, ведь для этого требуется мужества поболее, чем на поле боя. Сколько сердец было разбито из-за подобной трусости. Жаль, что и сердце Марты тоже.    
     Наступило молчание. Она не решалась посмотреть на своего слушателя, который оставался неподвижен, но взглянув в уменьшительное зеркало на камине, увидела в нём, что занавесь позади полковника отодвинулась, и кто-то вошёл в комнату. Тут же Сара вскочила и с возгласом о том, что ей надо срочно поторопить нерадивых служанок с чаем, выбежала вон.
     Полковник в изумлении поднялся и, обернувшись, обнаружил себя лицом к лицу с Мартой Кастис.
   Наконец-то, он видел её не в мечтах, не во сне, а наяву, и она превосходила всё, что он мог помыслить в своём воображении. Всю последующую жизнь он помнил, какой она предстала перед ним тогда.
     Одной рукой она придерживала тёмно-красную занавесь, другая легко лежала на груди. На ней было шёлковое платье цвета лаванды с небольшим фичу (фичу или фишю - тонкая косынка или сложенный по диагонали квадратный платок из муслина, батиста или кружев, прикрывавший шею и декольте – прим.переводчика), на белом фоне которого было вышито множество розочек разнообразных оттенков.
    Её мягкие волосы были перевязаны чёрной бархатной лентой, но несколько локонов выбились и упали на шею, на щеках лежал нежный румянец, большие глаза лучились.
     Какое-то мгновение она стояла неподвижно, на лице читался то ли восторг, то ли вызов. Мгновение…, но оно навек запечатлелось в его памяти.
    Потом она выпустила занавесь и легко прошла в комнату.
-  Боюсь, мистрис Милдмей была немного невежлива, - мягко и тихо сказала она, приседая в реверансе. – Мы не настолько хорошо знакомы, чтобы так бесцеремонно похитить вас у всей Виргинии.
- Вся Виргиния не может предложить мне то, что можете вы, - ответил он, немного резко и краснея.
     Она подала ему тонкую белую руку.
- Вы на войне научились говорить комплименты? Помнится, раньше вы не были так галантны.
     Он легко коснулся губами её пальцев.
- Неужели я раньше казался таким неуклюжим?
     Марта тихонько рассмеялась.
- Ну что вы! Во всяком случае, теперь вы – знаменитый человек, - она высвободила руку и подняла на него глаза. – Полковник Вашингтон, я всегда знала, что вас ждёт успех.
     Он побледнел под загаром, который покрыл его лицо за годы походной жизни.
- Вы слишком добры, мадам, я этого не заслужил.
     Он говорил это вполне искренне. В своей скромности, свой успех он приписывал не своим личным качествам, но промахам других, которым не хватило предвидения, терпения, решимости или же ресурса. 
     Она села там, где раньше сидела Сара, и сложила руки на коленях.
- Вы бы сделали ещё больше, - сказала она, - если б вам выпал шанс.
Он ответил, пожав плечами:
- Война окончена, и я теперь обычный гражданин Виргинии.
- Мир – хрупкая вещь.
- Канада - собственность Британии, не думаю, что французы сделают попытку отбить её.
- Вы вернётесь на плантацию?
- Да, мадам, в Маунт Вернон. Мой брат Лоренс скончался, я должен управлять имением, забот у меня хватает.
- Вы рады вернуться домой? – спросила она тихо.
- Да, рад. По многим причинам.
- Ваша земля, наверно, соскучилась по вам, - улыбнулась она.
     Её тон, хотя дружеский и ласковый, вовсе не приглашал перейти границу формального общения, а безмятежные глаза невозмутимо встречали и, казалось, отклоняли его ищущий нетерпеливый взгляд.
     Он продолжал стоять и теперь двинулся к камину, остановился подле неё, помолчал, и затем заговорил с некоторой спокойной властностью в голосе:
- Мадам, случилось нечто очень печальное, когда мы стояли лагерем у Форта Дюкен. Одна леди, которую я однажды встретил много лет назад, когда приезжал в Форт Ле Бёф, пришла ко мне и поведала очень грустную повесть. Она прятала больного мужа и ребёнка, и умоляла меня о помощи, хотя очень боялась открыть место их пребывания, потому что она видела много зла как от белых, так и от краснокожих. Я пошёл с ней, и она привела меня в убогий вигвам, где лежал месье де Божё (таково было его имя), но когда мы пришли, он уже умирал. Бедная женщина опустилась подле него на колени, чтобы сказать ему, что помощь пришла, но он испустил дух в то же мгновенье. Она не перенесла этого несчастья и последовала за ним. Мы нашли там дочь месье де Божё, она была завёрнута в мундир своего отца, ей не более двух лет, мы привезли её с собой в Уильямсбург.
Она смотрела на него глазами, заблестевшими от слёз.
- Всё же она была счастлива, раз ей не пришлось пережить его!
- Вы так думаете? – быстро спросил он. - Да, то была самоотверженная любовь. У меня была причина, мадам, рассказать вам это. Я надеюсь, что вы примите участие в сироте…
     Марта нетерпеливо прервала его:
 - Почему вы не попросите миссис Вашингтон?
- Я прошу вас, - сказал он. – Я хочу, чтобы вы сделали это. Как я уже сказал, у меня очень много забот, но я собираюсь стать опекуном этой девочки и воспитать её как леди, и вы можете помочь мне в этом.
- Если таково ваше желание, - ответила Марта.
- Вы держитесь со мной так отчуждённо! – вдруг воскликнул он. – Вы не хотите довериться мне…, надеваете на себя маску светской любезности!
При этом неожиданном нарушении приличий формальной беседы, она вспыхнула и поднялась.
- Посмотрите на меня, - сказал Вашингтон, - и скажите, что это не так, если смеете.
Она не смела поднять глаз и дрожала. Он подошёл к ней ближе.
- Это правда, - спросил он, - что вы собираетесь выйти за Конвея? Вы и … Конвей! Это не может быть правдой!
- А если и так? – заставила она себя произнести.
- Не верю! Никогда не поверю! Конвей – пустое место!
Она решилась и подняла глаза.
- Мистер Конвей ничего не значит для меня, - сказала она.
- А кто значит?
Она положила руку на грудь, словно пытаясь одновременно защитить и утишить своё сердце.  Он по-прежнему не спускал с неё испытующего взгляда.
- Почему вы так жестоко отослали меня прочь тогда? – спросил он. – Скажите честно на этот раз.
Она покачнулась.
- Нет, это вы … вы скажите, что вы … что вы имеете в виду, полковник Вашингтон.
- Вы знаете, что я имею в виду, - сказал он твёрдо.
Она попыталась взглянуть на него.
- Нет, я не знаю! Или … нет! Я знаю … себя.
    Его взгляд погас, и он отошёл от неё.
- Вы опять собираетесь прогнать меня, - сказал он сурово. – Глупо было с моей стороны ждать чего-то иного. Зачем мне опять видеть ваше … равнодушие?
- Полковник Вашингтон, - сказала она, - я не равнодушна. Правда, нет. Разве вы забыли, - её голос задрожал, - как я желала вам всего самого лучшего, вам и вашим отрядам? Ради Виргинии…
- О да! Вы так патриотичны! – горько сказал он.
    Наступило молчание. Полковник отправился за своим плащом и шляпой. Она стояла перед камином, и отсвет окрашивал её нежное лавандовое платье в золотисто-розовые тона.
- Привезите же мне эту маленькую девочку, - сказала она.
     Он остановился.
- Нет! Я не привезу её чужому человеку!
- Почему чужому? Вы же привезёте её мне…
     Он бросил плащ на место и вернулся к ней.
- Марта! – воскликнул он.
     Она снова пошатнулась.
- Нет! Нет! Не говорите ... не говорите ничего! Идите … уходите! Вы знаете правду теперь. Вы всегда её знали. Я не буду отрицать очевидного. Но оставьте меня теперь!
Она закрывала лицо руками и отворачивалась от него.
Он провёл рукой по глазам.
- Могу ли я вернуться?
- Когда хотите, в любой момент, всегда. И навсегда.