Дядя Лёша Океанов

Дядя Леша Океанов сидит у самой кромки воды на берегу моря и медленно смотрит вдаль. Он умостился среди камней и плавняка на обломке изъеденной стихиями доски. В броднях, стеганой линялой телогрейке и серой кепке, чуть сутулый, он сам похож на большой, торчащий из земли валун. Тело его одряхлело и высохло от времени, кожа просолилась и сморщилась, но взгляд остался пронзительным и ясным.

День выдался солнечным и тихим, на море — штиль, и слышно даже, как в глубине заплетаются стеблями сонные ленивые водоросли.

Одну руку дядя Леша опустил в прозрачную воду, перебирая легонько песок и мелкую гальку. Оттого морю щекотно, и оно плещется и шебаршит. Иногда дядя Леша достает со дна некрупный, сияющий от влаги камешек и небрежно бросает его подальше в переливающуюся гладь. Камень испуганно ухает, падая в воду, и пускает пузыри.

Недалеко от берега покачивается дядилешин карбас. Море незаметно торкает его в бока, и он нехотя кряхтит и обиженно хлюпает носом. Рядом с карбасом, на баклыше, уселись две огромные белые морские чайки. Чайки изредка поглядывают на дядю Лешу, словно ожидая какого-то сигнала. Но сигнал все не поступает, и чайки начинают нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, топорщить перья и осторожно переспрашивать друг друга: «Тот?» — «Кто тот?»

Время от времени какая-нибудь из чаек не выдерживает и принимается истошно вопить: «Дай! Дай! Дай! Ах-ха-ха-ха-ха!», словно проверяя нервы старика. Тогда дядя Леша поворачивает голову в сторону баклыша, показывает чайкам скрюченный тощий палец и строго говорит осипшим тихим голосом: «Цыц! Не пора ишше!»

Дядя Леша Океанов давно и безнадежно оглох. Он не слышит ни человеческой речи, ни шума машин. Он слышит только голоса моря. Он помнит наизусть все корги и мели вокруг и знает все рыбные места. Дядя Леша сидит и ждет — когда море шепнет ему заветное слово.  И, услышав наконец-то его, быстро поднимается и многозначительно произносит: «Эвона, где!» Чайки срываются с насиженных мест и устремляются в указанную сторону. Дядя Леша спешно выбирает из воды тонкий линь, подтягивая свой карбас к берегу, забродит в воду и ловко переваливается через борт. Он с грохотом выбирает якорную цепь, заводит в несколько толчков старенький тарахтящий дизель и правит стоя в открытое море. Вскоре силуэт его карбаса превращается в темную точку на горизонте и исчезает из вида. Лишь две большие белые птицы, реющие в чистом небе, зорко следят за ним с высоты.