Кетаминь. Мы из Секты. Кровь 1
Ты в глубине тьмы царствовал,
Теперь Ты в глубине святыни человеческой
Пучин отверженных разрушенного Ада,
В высоких замыслах теперь твоих моя услада.
Дух вечно мыслящих, будь милостив ко мне!
Прими под крыло своё, прими под Древо Знанья,
В тот час, когда, как наш Храм, как жертвенное зданье,
Лучи своих ветвей оно распространит,
И вновь, Твою корону сияньем осенит!
Владыка знаний, свободы и сознанья!
Аминь.
Кровь 1. Секта. Мы из Дайко.
Четвёра огромных парней в деловых костюмах ворвались в наш дом — точнее, в то место, которое мы называли своим домом. Один из них поглядывал в окно, второй присматривал за дверью, остальные двое пытали наших родителей, руки которых были связаны за спинами.
— Кто это? — урод тыкал светящий экран смартфона моему отцу в лицо.
— Я не знаю, кто это, — ответил тот.
— Не знаешь? — он ударил его по лицу. Лу захныкала; я зажала ей рот рукой, чтобы она не выдала нас. Мы прятались за столом.
— С чего бы я вообще должен их знать?
— Вы тут, черви, все друг друга знаете. Мои источники сказали, что эти люди — из твоих, а мои источники никогда не ошибаются. Ты ведь хочешь сохранить свою жалкую жизнь или жизнь своей тупой девки? Тогда просто приведи мне этих двоих сюда. И ты свободен.
— Как я, по-твоему, должен это сделать?
— А меня это уже не волнует. Это твои проблемы, сраный отброс. Была бы моя воля — я бы скинул на ваш район ядерную бомбу. Он опухоль нашего города, а вы в нём — опарыши. Жалкие опарыши, которые питаются гнилью. Понимаешь, о чём я, гавноед? — он приставил отцу к голове пистолет.
— Думаешь, это что-то изменит? Опарышами мы стали из-за вас, так-то, — отец глупо захохотал.
— Из-за нас? Город, который мы строим, даёт вам объедки, чтобы вы, тут животные, с голоду не сдохли. Вы должны молиться на нас. Мы — ваши боги, а вы… вы просто жалкое дерьмо, — тот, что был у окна, занервничал. — Он сказал:
— Шеф, тут какая-то суета снизу, надо бы поторопиться.
Я думала, как можно выйти из этой ситуации, но меня будто парализовало от страха. Лу вцепилась в мою кожу так сильно, что казалось, она сейчас разодрёт её ногтями до крови.
— Что там происходит?
— Не знаю, какие-то придурки в масках стали собираться. Будто кого-то ищут.
— Тут весь район — придурки в масках, которые что-то ищут.
— Свидетели нам не нужны.
— Это точно, свидетели нам не нужны, — подтвердил другой. Он убрал пистолет от головы отца и подошёл к матери, зажёг ей яркий экран смартфона в лицо; ублюдок повторил свой вопрос.
— Может, ты расскажешь мне, кто это? Просто приведите мне этих людей сюда, и никто не пострадает. Ни вы, ни свидетели, — сказал он.
Мама дрожащим голосом ответила:
— Это невозможно.
— Невозможно, а так? — он снова поднял ствол и навёл его прямо в лицо отца.
— Это невозможно, потому что люди, которые носили эти маски, мертвы. Кто-то забрал их маски и надел на себя.
— Трупы воскресают, так значит? — один из них закурил вонючую сигарету и засмеялся.
— Шеф, она ведь разводит тебя, — произнёс кто-то в сторонке. Лу вцепилась в руку так сильно, что та начала синеть; я молилась о том, чтобы всё это как можно быстрее закончилось.
— Разводишь меня, сучка? Со мной в такие игры лучше не играть.
— Я никого не развожу. Люди, которые носили эти маски, мертвы. Их кроссовки висят на проводах в двух кварталах отсюда — можешь сам взглянуть.
— Какие нахрен кроссовки? Что ты, гнида, несёшь? — он звонко ударил её по лицу. Лу, увидев это, хотела вырваться из нашего убежища и напасть на ублюдка, но я прижала её к себе так сильно, насколько хватило сил. Отец попытался встать со стула, но двое верзил тут же уложили его обратно. Он сказал:
— Послушайте, она права: никто никому не врёт. Эти маски принадлежат людям из нашей секты, это правда, но эти люди мёртвы. Мы не имеем к этому никакого отношения — вы взяли не тех. Я сам лично видел их трупы.
— Значит вы после смерти своих собратьев их масками в супермаркете торгуете? Нет у вас ничего святого, так ведь?
— Я не знаю, кто эти люди и откуда они достали маски «Дайко», но мы никакого отношения к ним не имеем, — он снова приставил ствол.
— Где эти маски? Принеси мне маски.
— Каким образом я должен это сделать?
— Значит найди того, кто сможет это сделать.
— А не пошёл бы ты на хрен, здоровяк? — отец презрительно плюнул ему в лицо. От неожиданности тот отступил на пару шагов, но, вытершись рукавом, яростно ударил его рукояткой пистолета по лбу. Отец упал на спину вместе со стулом.
— Значит так, ты у нас смелый? Хочешь играть по-плохому? Да я тебе ногти сейчас вырву, — закричала мать.
— Оставьте его, я найду вам эти маски, просто не трогайте его.
— Найдёшь? А вот твой парень думает, что это невозможно. И где же ты их найдёшь?
— Мне нужно сделать пару звонков. Вы взяли не тех.
— Тех или нет — все вы мразота, тут одинаковые. Толку с вами нянчиться? — парень возле окна сказал.
— Шеф, пора заканчивать, время, — проговорил кто-то. Стул с отцом поставили на место, ублюдок со стволом хитро улыбнулся.
— Слышите, что он говорит? «Время». А время — это деньги, а денег, как известно, всегда мало.
Отец со всей силы ударил его пяткой в колено и заорал нам:
— Бегите!
Я перевернула стол, за которым мы прятались, схватила Лу за руку — и мы побежали к другому окну, к которому подходила пожарная лестница. За спиной слышались крики и выстрелы.
— Шеф, смотри, ещё одни!
— Ах вы мразота, куда побежали? — Я вытолкнула Лу в окно и вылезла сама; над моим ухом резко рассекла воздух одна из выпущенных пуль. Я знала: спуститься на улицу мы просто не успеем — нас скорее застрелят, поэтому мы выбили окно и залезли на второй этаж.
— Где они?
— Шеф, кажется, они влезли на второй этаж.
— Ну так беги за ними, придурок, какого хера ты тут стоишь?
Эти коридоры я изучила с самого рождения. Зайдя в лабиринт здания, потерявшегося в нём сектанта найти было практически невозможно — если ты, конечно, не один из нас. Мы побежали к чёрному выходу и выскочили в переулок. Лу рыдала.
— Их убили? Маму и папу убили? — спросила она. Мне было нечего ответить. Я знала лишь одно: чтобы спасти жизнь своей сестры, нам нужно спрятаться. Спрятаться в таком месте, где нас никто и никогда не найдёт.
В переулке показался чёрный силуэт. Подойдя ближе, я увидела маску зайца.
— Какого хрена у вас происходит? Я слышал выстрелы, — спросил он.
— Каа, нам нужно бежать, нам срочно нужно бежать.
— Бежать? Куда бежать? Что за дерьмо?.. — Лу совсем раскисла и стала терять сознание. Мы с Каa схватили её за талию и потащили по переулку.
— Нам нужно спрятаться. Там, где Лу будет в безопасности.
— Что с ней? Она ранена? — Я осмотрела Лу, убедившись, что крови нет и что с ней в порядке.
— Кажется, цела.
— А ты как?
— Я в порядке.
— Хорошо, кажется, у меня есть идея, — мы завернули за угол и протащили Лу без сознания ещё пару кварталов. Эти воспоминания у меня будто из сна: всё, что я помню дальше, — перед нами возникла дверь в подвал дома. Каа со злости открыл её с ноги.
У входа стоял робот по имени Железяк, который нелепо танцевал под глупую музыку. Он остановился, взглянул на нас, сдвинул плечами и, прибавив громкости, начал дальше плясать. Каа завопил:
— Железяк, где Док?
Железяк прикрутил музыку.
— А кто спрашивает?
— Какого хрена? Я был у вас утром.
— Но ведь уже ночь, не так ли?
— И что это меняет?
— Стало темно, — Каа закатил глаза и понял, что с роботом спорить бессмысленно. — Это я, Каа. Спрашивает Каа.
— Каа значит? Док у себя… в операционной.
В операционной воняло дымом от трав; Док пил медицинский спирт, разбавленный колой из автомата. Он стерилизовал свои скальпели и, не отрываясь от дела, взглянул на нас.
— Что это ещё за новости?
— Док, нам нужно спрятаться у тебя. На время.
— Я вам что, гостиница? Или может я твоя бабушка, чтобы ты ко мне в гости заезжал пожить? — сказал он.
— Нас преследуют. Нас хотят убить.
— И вы, тупые малолетки, приперлись ко мне? Замечательная идея. Да мои инструменты стоят дороже вашей жизни.
— Но… нам больше некуда…
— За вами был хвост? — я растерялась.
— Нет, хотя я… я не уверена… — я произнесла.
Док безразличным взглядом посмотрел на Лу.
— Что с ней?
— Потеряла сознание. Не знаю.
— Положите её на стол, — он указал скальпелем на операционный стол и включил свет. Мы с Каа сделали, как он сказал.
— С ней всё будет в порядке?
— Откуда мне знать? Я врач, а не провидец.
Док подошёл к Лу, снял с её лица маску, порылся в аптечке и дал ей понюхать нашатырь. Лу очнулась, явно не понимая, где находится; она начала мямлить, будто в бреду:
— Где я? Где мама и папа?
Док ухмыльнулся:
— Повезло тебе. Живая. Хотя тут уже фиг разберёшься — повезло это или наоборот.
— Где Нава? — я подошла к сестре и взяла её за руку.
— Всё хорошо, Лу, мы в безопасности.
— Это всё мне приснилось? — по моим щекам потекли слёзы.
— Не знаю, Лу.
— Каа? И ты тут, — Каа промолчал, а потом обратился к Доку:
— Док, им нужно некоторое время побыть здесь. Ты ведь видишь, какая ситуация.
— У всех ситуация, а мне что с этого?
— Я тебе заплачу.
— Заплатишь? Ты даже Железяку денег должен.
— Ты выгонишь их на улицу? — Док посмотрел на Лу безразлично, затем на меня; он окинул взглядом свой операционный кабинет.
— Ладно, вы можете остаться у меня в кладовке. Но если пропадёт хоть один грамм спирта — вылете на улицу, ясно?
— Спасибо, Док, — я прошептала.
— Железяк! Иди сюда, придурок обкуренный, — в коридоре послышались шаги; в комнату вошёл робот и низко поклонился.
— Гражданин Док, господа присутствующие! Чем могу служить?
— Эти двое поживут у нас некоторое время в кладовке. Найди им одеяла, матрасы... или что там ещё.
— Подушки.
— Да-да, подушки.
— Человеческие подушки.
— У нас ведь есть подушки? — Железяк хихикнул, повторив последнюю фразу, и ушёл в кладовку.
— Человеческие подушки, — повторил Док. — Не высовывайтесь и не мешайте мне работать. Можете оставаться столько, сколько нужно. Будете помогать Железяку с работой.
Я покорно кивнула.
— А ты Каа?
— Да.
— Ничего. Будешь мне должен. От тебя только одни проблемы.
Мы зашли в кладовку, в которой жутко воняло спиртом. На полках валялись инструменты в крови — некоторые были ржавыми и давно непригодными для работы. Лу держала меня за руку и спросила:
— И где мы будем спать?
Я посмотрела на Каа и повторила её вопрос:
— И где мы будем спать?
Каа задумчиво почесал голову.
— Где-то здесь... Сейчас что-то придумаем.
Робот Железяк вернулся через пять минут с двумя матрасами, на которых виднелись жёлтые и бурые пятна. Они въелись в ткань так глубоко, что отстирать их было уже невозможно. Один из матрасов был порван, из него торчал синтетический пух.
— Принимаем подарки, господа сектанты, — сказал Железяк.
Каа посмотрел на него недоумевающим взглядом:
— А получше ничего нет?
— Получше — только в гостинице.
Каа взял матрасы, прогнал крысу и стал стелить их на пол под полки, где лежали медицинские инструменты. Он бормотал себе под нос:
— Тупой, обдолбанный робот...
Лу села в углу, обняв колени. Через пять минут Железяк принёс одеяла и подушки. Посмеялся и сказал:
— Убежище для мармеладок готово.
Лу заплакала и тихо спросила:
— И что дальше?
— Надо созвонить всех наших. Возможно, сможем найти тех уродов, — ответил Каа.
Я села на влажный грязный матрас.
— А если они ещё там?
— Тогда они пожалеют об этом.
— Я пойду с тобой.
— Нет. Вам нельзя выходить отсюда пару дней, а может, и недель. Вы свидетели — они будут вас искать.
— Думаешь, они перестанут нас искать через неделю?
— Ты же не оставишь Лу одну? — сказал он, глядя на меня.
Лу всё ещё рыдала в углу.
— Они должны пожалеть о своём поступке.
— Я надеюсь на это, — ответила я.
Каа вышел из кладовки и стал набирать номера, рассказывая людям из «Дайко» о том, что произошло. Он попросил нас ещё раз никуда не выходить и ушёл на улицу. Мы с Лу сидели в кладовке и ждали новостей.
Я вышла наружу, чтобы осмотреться. Мрачный, влажный подвал с ржавыми текущими трубами, тянущимися вдоль стен, и тусклым светом не предвещал ничего хорошего — хотя подобная обстановка мне была с детства привычна.
Робот Железяк гонялся за жирной крысой, которая украла его гриндер. Док уже плотно напился и похрапывал в углу, бормоча медицинские термины себе под нос. Я вернулась в кладовку и, обняв Лу, начала ждать.
Как вдруг двери открылись. Я подняла взгляд, надеясь увидеть Каа — но у двери оказался тот, кого я искренне, всей душой ненавижу.
— Вы ещё… что за крысы? — пришёл ассистент Дока; за ним прибежал Железяк.
— Мармеладки теперь живут у нас, — сказала я.
— Док разрешил нам остаться на некоторое время.
— С чего бы это вдруг? На органы вас пустить? — ассистент усмехнулся.
— Если не веришь — спроси у Железяка.
Железяк подтвердил: — Это правда, Док разрешил остаться.
— Ладно, сидите, малолетки, — он взял банку медицинского спирта и ушёл.
Каа пришёл через час — не один: с дядей Чарли и тётей Евой. Ева была сестрой моей матери; по странной случайности они с Чарли носили маски драконов. Ева обняла нас с Лу:
— Слава богу, вы живы.
— Ну как там родители? — я прошептала, глядя на неё с надеждой. Она ответила одним взглядом — и это убило мою надежду.
Чарли спросил:
— Кто это был? Как они выглядели?
— Не знаю, какие-то люди в костюмах. Они ворвались в дом и схватили родителей. Мы с Лу успели спрятаться.
— В костюмах? Ты имеешь в виду, что они не из секты?
— Нет, не из секты, они выглядели как будто… — Лу добавила.
— Из офиса, — подтвердила я.
— Да, из офиса, — Чарли присел, почесав голову. — Это ещё что за дерьмо? Какого хрена — офиса?
К нам подошёл ассистент, попивая синеватую жидкость из колбы; он выслушал и сказал:
— Да что тут непонятного? Ваши кого-то не того мочканули, а их родители за это ответили. Детективы сраные. Кровь за кровь — такие правила.
Чарли задумался.
— «Дайко» так не промышляет, — проворчал кто-то.
— Значит, ты плохо знаешь «Дайко». Ищите крысу среди своих и не трахайте мне мозги, — ассистент допил синюю жидкость и ушёл.
— Вот так дела, — вздохнул Каа тяжело. — Ну и что будем делать?
Лу хныкала.
— Они сказали… что те, кто на видео, мертвы, — Чарли вдруг привстал.
— Что ты имеешь в виду? — я перебила его.
— Они показывали им видео. Мама сказала, что те, кто на видео, мертвы. Кто из «Дайко» недавно погиб?
— Джесси и Син.
— Где их маски? Кто-то видел их сраные маски? — Каа держался за голову обеими руками.
— Мать твою, что это значит? — ассистент подошёл с новой колбой; на этот раз жидкость была зелёной.
— Кто-то взял маски ваших друзей и совершил в них преступления, чтобы вас подставить. Что тут непонятного? Тупые сектанты, — хихикнул Железяк.
— Ха-ха, сектанты, — добавил ассистент.
— Хрен вы кого найдёте. У нас полиция сама никого не может найти, а тут такое. Делайте что хотите — мне безразлично, — проворчал кто-то ещё.
Ева предложила:
— Может, посмотрим камеры?
Чарли пожал плечами: — А смысл?
— Возможно, найдём их лица.
— И что дальше? — спросил ассистент.
— Ты предлагаешь оставить всё как есть? — прошептала Лу.
Все обратили на неё внимание.
— Они из корпорации, — сказала она тихо.
— Что? — Лу произнесла это уже более сдержанно.
— Они из корпорации. Я видела его зажигалку — такие выдают тем, кто работает на корпорации. Однажды мы с Навой ограбили машину одного делового парня; у него была такая же зажигалка. Он работал на корпорацию, — сказал Чарли.
— Вот так дела, — продолжила Лу.
— А ещё у них были костюмы. Деловые костюмы, с галстуками, — кивнул Каа.
— Всё сходится, — сказала я.
— Но это ведь ничего не меняет. Совсем ничего.
— У нас есть зацепка. Это много меняет.
— Мы не уверены, что это вообще зацепка. Этой зажигалкой мог пользоваться кто угодно. Если их выдают тем, кто работает на корпорации, это не значит, что пользоваться ею обязаны только они, верно? — к нам снова подошёл ассистент; в этот раз жидкость в колбе была уже красной, он был явно пьян.
— Почему бы вам не проверить все камеры возле магазинов? Если найдёте их лица, то сможете пробить по базе — и проблема решена, — сказал Чарли.
— Работников корпорации нет в базе, — ответили ему.
— Значит теория о том, что они работают на корпорации, может быть верна, — произнёс я. Мне не хотелось в это верить, но ублюдок говорил логично.
Чарли встал, подводя итог:
— План такой. Все наши уже в курсе. Вы с Лу пару дней побудете здесь, пока всё не уляжется, а мы постараемся нарыть как можно больше информации. Вот дерьмо, — продолжил Каа.
— Мы найдём этих уродов. Они никуда от нас не денутся, — пообещала Ева, прижимая Лу, которая была полубессознательна. Они посмотрели на нас с сочувствием. Каа подошёл ко мне:
— В такой день… мне очень жаль, — сказал он и протянул подарок, завернутый в дешевую бумагу. Я ничего не ответила, лишь проводила их взглядом к двери. Они ушли.
Ассистент за первый час работы напился и лёг спать. Я села в углу кладовки и распаковала подарок — в нём был острый выкидной нож. Лу посмотрела на меня:
— Что это?
— Каа подарил.
— Каа хороший.
— Ага.
— И сколько мы тут ещё будем сидеть? — спросила она.
— Ты сама слышала: пока всё не уляжется.
— А когда всё уляжется?
— Дядя Чарли и тётя Ева скажут.
— Здесь воняет.
— Другого места у нас нет, Лу. Нам некуда идти.
— Что теперь будет с нами? Что будет с «Дайко»?
— Я не знаю.
По её щекам покатились слёзы.
— Ничего не будет. Тебе нужно поспать. Мы найдём тех, кто это сделал, и отомстим, — сказала я.
В углу кладовки за нами наблюдала огромная крыса; будто понимая, о чём мы говорим, она смотрела на нас с жалостью. Неужели это конец? Ответа у меня не было. Мы с Лу были живы; в глубине души осталась надежда, что всё это сон и я вот-вот проснусь — проснусь, и всё будет как прежде. Но это был не сон, и проснуться не удалось.
Лу затихла и засопела под одеялом. Я закрыла глаза и провалилась в сон. Этот сон невозможно забыть: мы с родителями стояли в центре города, рядом проходили люди, но никто не обращал на нас внимания. Никто не боялся нас и не прятался — мы были обычными людьми, не сектантами. Мы стояли возле величественного готического храма, и всем было на нас плевать; нам же было наплевать на остальных.
Я не знаю, сколько времени проспала, но за это время батарея моего смартфона полностью разрядилась. Я встала, чтобы найти зарядку, и вышла из кладовки.
На операционном столе лежал посиневший от холода труп. Его грудь и живот были разрезаны буквой «Y» — все внутренности были на виду. В воздухе стояла невыносимая вонь.
Робот Железяк рассказывал трупу о своих любимых сортах травки:
— Пёрпл Куш, Нозер Лайт, Лемон Сканк... Это мне по вкусу, но дорого. Балсаты продают Магнезию, но она так себе — воняет подошвой. Понимаешь, я в этом плане своего рода эстет: мне нужно, чтобы всё было идеально. До мелочей.
— Железяк.
— Мармеладка?
— Где я могу зарядить телефон?
— Хм... тебе нужен провод?
— Хотелось бы.
Железяк помахал мне рукой, показывая, чтобы я следовала за ним.
Я подошла к столу. Лицо трупа было синее, покрытое вздувшимися венами. Его пустой взгляд пугал — труп человека напоминал вонючего, отключённого робота.
Железяк открыл ящик стола, начал копаться в нём и, наконец, достал комок проводов. Передал их мне.
Я осмотрела клубок, пытаясь убедиться, что среди них есть нужный.
— На улице ночь, — сказал он, показывая пальцем вверх. — Сектанты спят.
— Как видишь, не все.
— Док тоже спит.
— А почему ты не спишь? —
Он хихикнул.
— Не умею.
— Хочешь, я тебя научу?
— Научишь?
— Да.
— Научи.
— Спать — это будто бы забывать о том, что ты есть. Ты когда-нибудь пробовал не думать ни о чём?
— Я и так ни о чём не думаю.
— Но ты ведь понимаешь, что ты думаешь?
— Что значит — понимать?
— Вот это беда. Видно, Док тобой вообще не занимается.
— Я его коллега.
— Нет, ты его обслуга.
— Я работаю с ним.
— Нет, ты работаешь на него. Да ещё и бесплатно. Сколько он тебе платит?
— Платит?
— Да, какая у тебя зарплата? —
Железяк растерянно огляделся, будто проверяя, что все спят, и шёпотом ответил:
— Миллион.
Это меня рассмешило.
— Миллион? Это в день или в неделю?
— Некрасиво считать чужие деньги.
— Ладно, не обижайся, чего ты.
— Я занят.
Он демонстративно отвернулся и пошёл рассказывать истории трупу.
Я нашла розетку, чтобы зарядить смартфон и посмотреть, что происходит в сети.
Какой же у меня был шок, когда я это увидела.
В сети не происходило ничего.
Все жили своей жизнью — для остальных людей это был обычный, ничем не примечательный день.
От этого я почувствовала себя ещё хуже.
Неужели всё может быть так пусто? Душу окутала грязь.
Я отложила смартфон в угол и подошла взглянуть на себя в зеркало.
Старый зелёный анорак, который был на пару размеров мне больше, висел как мешок; из-под капюшона на меня пялилась маска демона Оками. Маски сектантам делает жрец при посвящении. Говорят, жрецы видят людей насквозь, и каждая маска имеет своё значение.
Моя маска, Оками, значила «волчица, умеющая заглядывать в человеческие сердца» — по крайней мере так мне сказал жрец. Лу носила маску демона Кицунэ; её маска была в форме морды лисы. Родители говорили, что демон Кицунэ — это лиса, умеющая принимать человеческое обличье; она владеет магией.
Как и почему жрец выбирает маски — никто толком не знает. Это стало традицией, о которой никто не задаёт вопросов. Лу любит говорить, что шаманы видят наши прошлые жизни. Неужели мы все когда-то были демонами?
Одинаковых масок в трущобах нет, хотя есть те, что изображают одинаковых демонов или существ. Я слышала, что некоторые балсаты сами разукрашивают свои маски, рисуя на них символы принадлежности к семьям или знаки, означающие преступления, которые они совершили. В «Дайко» такой традиции нет — хотя, возможно, это было бы забавно.
От трупной вони у меня закружилась голова — хотелось убежать. Неужели Док к этому привык? Неудивительно, что он каждый день пьян.
Я просмотрела аккаунты практически всех людей из «Дайко» — все молчали. Никто даже не написал ни слова о моих родителях.
«Хорошая смерть может быть только после хорошей жизни», — так говорил отец. А мы с семьёй даже и пожить не успели, не то чтобы пожить хорошо. Этот город — сраная помойка, а люди в нём — крысы.
По щекам потекли слёзы. Я отложила смартфон и пошла в комнату к единственному, кто ещё не спал. Он всё так же рассказывал истории мёртвому:
— А ещё я вчера видел пса. Без уха. Ты можешь себе такое представить? Обычно у них два уха...
— Железяк, а у тебя есть смартфон? — спросила я.
— Нет, но у меня есть брокколи, — он подошёл к холодильнику и действительно достал пакет с брокколи.
— А как же ты узнаёшь новости?
— А зачем мне новости? Мне посетители всё рассказывают, — он указал пальцем на труп. — И что из последнего ты слышал? — прошептал он.
— Они боятся вампиров, — шёпотом ответила я.
— Кто «они»?
— Люди.
— Почему?
— Не знаю. Вампиры злые.
— А люди разве не злые?
— Люди строят дома.
— Они строят их для себя.
— И для вампиров.
— Это не имеет логики.
— Ты хочешь брокколи? — протянул он пакет. Я чувствовала голод, но в такой момент от еды меня бы просто стошнило.
— Нет, спасибо.
— Девочки любят брокколи.
— Ага, и куклы с бантиками.
— У тебя есть кукла?
— Нет, у меня были другие игрушки.
— Какие? — я в шутку показала ему нож, который мне подарил Каа.
Железяк крикнул: — Скальпель!
— Нет, это нож.
— Он острый?
— Я пока ещё не проверяла.
— Проверь, — он показал пальцем на труп.
— Это разве не слишком? — прошептала я.
— Бояться нужно живых, а не мёртвых, — так говорит Док.
— Раз он мёртвый, то почему ты с ним разговариваешь? — спросила я.
Он посмотрел на меня с изумлением.
— Он меня понимает.
Я подошла к мертвецу и воткнула нож ему в ногу, а потом тут же вытащила. На лезвии не осталось крови. Непривычное чувство — бить человека ножом мне приходилось не впервые, но обычно после этого всю комнату заливает кровь.
— Кем он был?
— Кто?
— Этот парень. Что лежит на столе.
— Печёнкой.
— Печёнкой?
— Его привезли, чтобы достать печёнку. Это орган. Человеческий.
— Я знаю, что такое печёнка. Кем он работал?
— Отращивал печёнку.
— Глупость какая. И что потом?
— Что потом?
— Куда вы денете тело?
— Железяк отвозит тела. В чёрных пакетиках. На катафалке.
— Разве роботы могут получить права?
— Что такое «права»?
— Ясно.
Я пошла в кладовку и забрала смартфон у спящей Лу, чтобы зарядить и его. Нагло залезла ей в карман и достала чёрный прямоугольник с трещиной на экране. Она спала так крепко, что ничего не почувствовала. Я нажала на кнопку — никакой реакции, аккумулятор был полностью разряжен.
Поставив смартфон Лу на зарядку, я задумалась, что делать дальше. Я знала, где родители хранили накопления. На сколько нам с Лу хватит этих денег? Безопасно ли будет и дальше жить в том помещении, которое мы считали домом?
Хотя... не думаю, что у нас когда-то был дом. Это место скорее напоминало убежище — место, где можно спрятаться или просто безопасно поспать.
Я подумала, что неплохо было бы найти работу, со временем накопить на собственное жильё, где всё будет по моему, где вещи стоят на своих местах. Но потом вспомнила, кто я и откуда.
Неужели из этого болота никогда не выбраться?
Дядя Чарли, когда ему предлагали легальную работу, всегда говорил: «Мне слишком давит моя маска». Но это ведь не значит, что мы все должны быть как он? Как ни крути, «Дайко» — это клеймо в глазах тех, кто живёт за пределами гетто.
Почему люди не могут быть добрыми?
Странная жизнь.
Я зарядила смартфон и легла спать рядом с Лу. Самый грустный вид одиночества — это одиночество вдвоём.
На следующий день к нам пришёл Каа.
— Ну как вы? — спросил он.
Лу сидела в углу и молчала. Она боялась выходить из кладовки. Каа принёс нам еду.
— Как видишь. Ничего нового.
— Понимаю, — сказал он и вручил мне пакет со сладкими батончиками и газировкой из автомата.
— Что говорят на улице?
— Новости так себе. Никто ничего не знает и ничего не слышал. Сама понимаешь, стрельба — не то событие, которое здесь могут запомнить.
— А призраки? Ты говорил с призраками?
— Да. Они видели людей в костюмах, и да — эти люди действительно, похоже, работают на мультикорпорацию. Но новых зацепок у меня нет.
— А что говорят Чарли и Ева?
— Они заняты какими-то делами. Это связано с церковью.
— С церковью?
— Да.
— Что за дерьмо происходит? Какие дела у «Дайко» могут быть с церковью?
— Я сам пытаюсь во всём разобраться, — ответил Каа.
От его слов я впала в ступор.
— Вы мне что-то не договариваете, так?
— Я сам толком ничего не знаю. Слишком много свалилось в один момент. Чарли говорил о какой-то сделке, о большой прибыли для «Дайко».
— О сделке? С церковью?
— Они и раньше брали у нас кет.
— Тебе не кажется, что всё это может быть как-то связано?
— Я не нахожу связи. Но если у тебя есть какие-то мысли — скажи мне.
— Сейчас у меня нет мыслей.
— Поговори с Чарли, он тебе всё расскажет. Лу совсем плохо?
— Как видишь.
— Она поправится.
— Надеюсь.
Каа ушёл. Некоторое время нам пришлось провести в жутком логове Дока и наблюдать за их работой. То ещё зрелище — крики, отрезанные конечности, органы. Док занимался усовершенствованием человеческих тел, ставил киберимпланты. Интересно, какой капитал он успел себе сколотить?
Скажу честно — процедура эта не из дешёвых. И если Док действительно богат, то почему он живёт в этой дыре?
В то время мне было трудно понять его логику. В тот период жизни мне казалось, что деньги могут решить все мои проблемы. Это оказалось ложью.
Деньги не решают проблемы — они их создают.
Лу ничего не ела пять дней и ни с кем не разговаривала. Я питалась джанк-фудом, который приносили Каа и Чарли. То, что готовил Железяк для Дока и ассистента, я есть стеснялась — да и, честно говоря, побаивалась.
Чарли сказал, что церковь хочет сотрудничать с «Дайко», что мы теперь будем поставлять им большие партии кета. Это должно было принести секте гигантскую прибыль.
Я сразу почувствовала, что в этом деле что-то нечисто.
Хотя Каа и Чарли твердили обратное, да и все в «Дайко», кажется, были в восторге от этой идеи.
Деньги делают больно.
Через несколько недель мы с Лу впервые вышли на улицу. Первое, что мы увидели — огромного призрака, который плыл по воздуху нам навстречу, держа гигантский тесак. Он безразлично миновал нас.
Пройдя пару кварталов, мы увидели кроссовки наших родителей, висящие на проводах.
Это означало, что член секты умер.
Это значило, что чужим здесь не рады.
Кроссовки вешали на провода как оберег от людей в погонах — в знак того, что душа умершего сектанта навсегда останется в гетто и будет охранять своих братьев и сестёр.
Лу на кроссовки отреагировала безразлично. Кажется, и так всё было понятно.
С того дня прошло уже больше десяти лет, но вспоминая его, я до сих пор не могу сдержать слёз.
Меня зовут Нава.
Я из секты.
И на мой четырнадцатый день рождения Псайко подарил мне смерть моих родителей.
Свидетельство о публикации №225101200440