Спор о вере. 5 июля 1682 года

В Москве этим летом, сложилась картинка,
Служивым уплачена вся недоимка.
Стрельцам, бунтовавшим, того было мало,
На столбе, на каменном, листьях металла,
Доступны для чтения с разных концов,
«Заслуги» мятежных московских стрельцов.
Царствуют двое царей на престоле,
Но церковь тогда пребывала в расколе…

Никона нововведеньям не рады,
По-разному в церквях проходят обряды.
Паства реформами недовольна,
Стрельцы повели себя своевольно.
Даже, когда же на Москве бунтовали
Старинную веру вернуть предлагали.

Об этом писали старинные книги,
Хованский и здесь выплетает интриги.
Никиту лишенного сана избрал,
Затем, чтоб к волненью народ призывал.

Шесть старцев, с Никитой-попом во главе
Вдруг появились в июльской Москве.
Сопровождая Никиту-попа,
Раскольников в Кремль просочилась толпа.

Священники местные их окружили,
В Кремль не пускали, и даже побили.
Набросились яко же злобные псы,
Хватали они старика за власы.

Стрельцы-староверы тогда прибежали,
Московских священников грубо толкали,
На красно-крыльцо чернецы те прорвались,
И споры о вере в Кремле состоялись.

Встречает раскольников и Пустосвята,
Свод расписной Грановитой палаты.
С собой принесли они в царски покои,
Книги, иконы, кресты, анелои.

В палате их ждал патриарх Иокаим,
Архиерей Афанасий был с ним.
Были в палате и сестры-царевны
Софья и Марья, Алексеевны,
Была и царица Наталья, вдова,
И тетушка, Татьяна Михайловна.
С тетушкой, Софья трон занимали,
Что братьям Петру и Ивану собрали.

Когда же в палату вошли чернецы,
От разных приказов здесь были стрельцы,
Князь был, конечно, Василий Голицын,
Да, важных немало дворян из столицы.

Стрельцов караул чернецов тех впустил,
Патриарх Иоаким староверов спросил:
С вопросом каким в стольный град прибывают,
Что же пришедшие старцы желают?

Святейшему дерзко ответил Никита.
Твердил, как железом по камню отбитом:

К великим царям-государям идем,
Величеству ихнему бьем мы челом,
Долгий в Москву мы проделали путь,
Благочестие древнее чтобы вернуть.
Просить будем милости царской, державной,
Об исправлении веры святой, православной.
Ждем царского праведного мы рассмотрения,
Обычаев древних мы ждем возвращения.
В писанье святом исправлять разногласия,
Чтоб церкви Божии были в согласии.
За сим, мы на диспут о вере пришли,
Царям челобитную мы принесли.

Служебник раскольничий долго листали,
В нем опечаток немало сыскали.
Старцам, Святейший, сказал в возраженье,
Что им не пристало вносить исправленья.

Обиду великую всем учинили,
В ереси даже царей обвинили.
Раскольники, доводов не принимают,
Руки, двуперстно сложив, поднимают.

«Токмо так!» всей нестройной толпою кричат,
Даже по полу лаптями стучат.

Наполнилась шумом и гамом палата,
Но мало казалось того Пустосвяту,
Он патриарху посмел заявить:
Не о грамматике нам говорить,
Мы диспут ведем о церковных догматах.

За это Никиту назвал «Пустосвятом»,
Отец Афанасий, из Холмогор,
С расстригой Никитой, решив, вступить в спор:
Затеял расстрига, ты спор схоластический,
А разум имел бы, хотя б, грамматический.

Никита рукою с крестом потрясал,
В ответ Афанасию дерзко сказал:
Зачем ставишь ногу ты над головой,
Я с патриархом говорю, не с тобой!
К архиепископу он подскочил,
И Афанасия на пол свалил.

Портрет Афанасия ведь сохранился,
Заметно, священнослужитель побрился.
На архиерея Никита кричал,
Вцепился, и полбороды, оторвал.

Увидев такое, царевна привстала,
Боярам и архиереям сказала:
Смотрите, что делает этот Никита,
Архиерей перед нами был битым,
Нас бы чернец и подавно убил,
Гордынею разум он свой помутил!

Дланью длань остановлена вмиг…
Прений не вышло, лишь ругань и крик.
Стража Никиту с трудом, удержала,
Рясу измяла и ворот порвала.

Раскольники как из дворца выходили,
Громко кричали всем: «Мы побелили!»
Народу в толпе чернецы рассказали,
Креститься по-старому, де приказали.

Лишь, чернецы, увели Пустосвята,
К пирушке, стрельцам, уж готова палата.
Для выборных лиц, от стрелецких полков,
Стол, яствами полный, накрыт и готов.

В палатах кремлевских стрельцы ели-пили,
И благочестию тем изменили.
Ведь, царскою милостью, то угощенье,
Сильнее, чем всех чернецов, убежденье.

Стрельцы, вы царство Российское наших отцов,
Не променяйте на тех чернецов.
Об этом царевна стрельцам говорила,
Выборных не бунтовать убедила.

Стрельцы же хмельные ковши наполняли,
Софье-царевне на то отвечали:
Уж, коли в обрядах имеется спор,
Решают пускай, патриарх и Собор.

Стрельцы, что толпою у входа стояли,
Расправою выборным тем угрожали.
Но вышел к служивым плюгавый ярыжка,
Под мышкой державший измятую книжку.

Стрельцам на закрытую дверь указал,
Тихо, в пол голоса страже сказал:
Служивые к погребу пусть поспешат,
На десять стрельцов будет пива ушат.
Меру им меда нальют, и вина,
Как только ушат тот осушат до дна.

Сначала, конечно, стрельцы усмехнулись,
Но позже на тайную дверь обернулись.
Отчетливо слышали бородачи,
Как в ржавом замке заскрипели ключи.
И к угощенью от царских щедрот,
Туда потянулся служивый народ.

Повсюду мелькали цветные кафтаны,
То стражники бегали, как тараканы.
Гонимые жаждою, рыскали всюду,
В кремлевских палатах искали посуду.

Думать о вере они перестали,
Покуда хмельные ковши поднимали.
Как только стрельцам стало нечего пить,
Взялись староверов служивые бить.

Не будут за старую веру стоять,
Посадским и старцам решив отказать.
Так вышло, что эти шесть старцев-отцов,
Не получили поддержки стрельцов.

Стражу, кремлевских попов, разозля,
Толпой староверы ушли из Кремля.
Над головой поднимая кресты,
Кричали всем: «Тако слагайте персты!»

Отправились к церкви Спаса в Чигасах,
Что рядом стоит у Титова приказа.
Молебен по старому чину служить,
В колокол медный об этом звонить.

А после заутреней, сотня стрельцов
Пришла арестовывать «старцев-отцов».
Стрельцы Пустосвята Никиту схватили,
На Лобное место его притащили.
Как вору ему оглашен приговор,
Лишь только сверкнул над главою топор.

Тех, кто с Добрыниным был, похватали,
Под строгий надзор, в монастырь всех сослали.
Кому-то, случилось в дороге сбежать.
Но власти их даже не стали искать.