4. Волхвы
В 1071 году в окрестностях Ростова произошел голодный бунт. Небывалая засуха, лесные пожары, неурожай, голод и, как следствие, астрономические цены на продовольствие погнали народ в церковь. Однако ни молитвы, ни земные поклоны спасения не давали: над головами молящихся не разверзлись хляби небесные, и не пролилась на землю благодатным дождем небесная манна. Отчаявшиеся люди, разуверившись в христианском Боге, стали повсеместно вновь возвращаться к забытым кумирам прошлого. Нелегальные волхвы, доселе смирно сидевшие в своих потаенных лесных святилищах, воспрянули духом, повыползали на свет божий и начали звать людей к неповиновению, к бунту, к грабежам. В Ярославле чернь разнесла в щепки дворы богачей в поисках хлеба. Местная знать уцелела только потому, что успела запереться в Детинце. Однако найденной таким способом провизии на всех не хватило, и толпа из 300 человек, ведомая двумя волхвами, отправилась вверх по Волге к Белоозеру, грабя по дороге деревни и села и обрастая новыми толпами голодных крестьян. Под Белоозером бутовщиков настиг воевода Янь Вышатич, собиравший в тех местах дань для Святослава Черниговского. Воевода приказал белоозерцам выдать ему волхвов, но ответа не получил и сам полез со своим отрядом в лесную чащу, где укрылись основные силы неоязычников. В лесу произошла свалка, в ходе которой погиб священник, сопровождавший княжеских ратников, но поймать волхвов и зачинщиков беспорядков воеводе не удалось. Янь вернулся в Белоозеро и повторил свой приказ, угрожая в случае неповиновения зазимовать в городе. Белоозерцы тут же пошли на попятный. Им самим есть было нечего, а тут еще пришлось бы целый год кормить целую ораву прожорливых княжеских дружинников, и все из-за каких то там волхвов. Горожане обманом заманили на «сходку» зачинщиков восстания вместе со жрецами и всей компанией выдали их воеводе. Янь Вышатич велел повесить волхвов на дубе, а остальных пленников утопил в озере.
В том же беспокойном году объявился волхв и в самом Киеве. Он предсказывал, что Днепр потечет вспять, и все земли переместятся, если горожане не обратятся к богам своих предков. Однако город, только что переживший революцию и репрессии, остался глух к этим проповедям. Волхва подняли на смех и выгнали из города взашей. В Новгороде языческих «агитаторов, горлопанов, бунтарей» слушали с куда большим сочувствием. При огромном стечении народа волхв последними словами ругал христианскую веру и, объявив себя прорицателем, предсказывал новгородцам кучу всяческих неприятностей и бед. Новгородский епископ с крестом в руках одиноким памятником торчал на некотором отдалении от толпы, тщетно призывая к себе христиан. Его никто не слушал. Только появление Глеба Святославича спасло в тот день город от мятежа. Готовую вот-вот взорваться толпу князь усмирил весьма своеобразно, можно сказать, играючи. Вступив в беседу с волхвом, он вполне серьезно попросил того предсказать будущее хотя бы на ближайшие сутки. Волхв на это предложение живо откликнулся и успел даже произнести: «Я сотворю многие чудеса.. », после чего упал на землю с раскроенным черепом. Пока князь стирал мозги и кровь агитатора с лезвия своей секиры, народ разочаровано расходился по домам. Вышло так, что они битый час слушали проповеди шарлатана, не сумевшего даже предсказать свою собственную судьбу.
Только к 1072 году Ярославичам удалось восстановить на Руси порядок. При этом одними только карами и массовыми казнями дело не обошлось. Пришлось срочно вносить поправки в российское законодательство. Ярославова «Русская Правда» уже не отвечала реалиям нового времени. Новый свод законов Изяслав, Всеволод и Святослав разрабатывали сообща, подключив к этому наиважнейшему делу воеводу Коснячко и ряд других киевских бояр. Помимо большого числа других всевозможных добавлений и поправок вводился и новый порядок судопроизводства, впервые появился институт свидетелей и свидетельских показаний.
2 мая 1072 года в ознаменование замирения Земли Русской и полной победы над язычниками великий князь Изяслав повелел соорудить в Вышгороде особую церковь, в которую были перенесены останки Бориса и Глеба. Раку с останками Бориса Ярославичи сами несли к месту нового захоронения. Под нажимом братьев митрополит Георгий, грек по происхождению, с явной неохотой признал святость первых российских мучеников. Руси, не успевшей еще до конца искоренить всех кумиров, срочно требовались свои, «местные» святые.
Свидетельство о публикации №225101200580
