Избранный. Глава 2

ИЗБРАННЫЙ

Глава 2

***
Ночью Семёнову приснился сон, будто он лежит в гробу вместо Славы. Вокруг него тьма и холод. И толпы ряженных, безмолвных людей со знакомыми лицами. Он не может двинуть ни рукой, ни ногой, чтобы согреться. Ему хочется объяснить кому-то, кто упек его сюда, что это глубокая, если не сказать, просто кощунственная ошибка, и что он занимает не своё, а чьё-то чужое место.

Окружающие смотрят на него пустыми, равнодушными глазницами, соглашаясь, наоборот, в обратном. Место в гробу по праву его, Семёнова, и вполне заслуженно. Ему хочется крикнуть, что это не так, он открывает рот и напрягает связки, но звука нет. Из открытого рта слышиться лишь шипение, как от баллона с газом.
Ещё ему хочется пить. Чья-то сердобольная рука, сжалившись, подносит ковш с водой. Вода льётся прямиком в рот. Он делает судорожные, большие глотки, но напиться не может. Вода не имеет привычного вкуса. Вообще не имеет вкуса. Она ни холодная, ни тёплая, течёт сквозь него и при этом не удаляет жажды.

Проснувшись, Семёнов вдруг понял, что смысла в общепринятой системе человеческих ценностей нет от слова "совсем". Всё на Земле, как  утверждали древние, получалось, суета и томление духа. Усилия человека не только тщетны, но и бессмысленны. Сколь не воспитывай в себе добродетели, сколько не учись, сколько не изучай труды философов — всё бесполезно и всё равно умрёшь грешником. Родишь детей, воспитаешь их достойными гражданами своей страны или, наоборот, недостойными — конец у родителей один. Могила. Даже в том случае, если не оставишь потомства.

Семёнову мир вдруг представился злым и сутяжным. "Зачем размножать себе подобных, - печально размышлял он, думая о своём не родившимся потомстве. - Заранее облекая чистых и невинных младенцев на беспросветную и бесцельную жизнь."
А опыт — самое смешное, что есть в жизни человека. Когда его оказывается достаточно, чтобы обеспечить себя спокойной, безбедной старостью, оказывается уже ненужным, по причине скоропостижности самой жизни обретшего опыт."

Семёнов пил водку по вечерам, после рабочего дня, и всё больше склонялся к мысли, что смысл человеческой жизни, как ни крути, только в боге. В его приятных и сладких обещаниях про жизнь вечную, про самый справедливый, честный, главное,  беспристрастный суд во всей Вселенной. Где с каждого спросится по его деяниям и по труду, а воздастся, как при коммунизме — по потребностям.

В один из вечеров, подитоживая прочитанное из общедоступных догм и знаний, Семёнов понял, что определился. Свою неприкаянную душу решено было присовокупить к той части населения, которое беззаветно, и при этом абсолютно бездоказательно верило в великое таинство воскресения человека после его кончины в бренном мире. Царство небесное, вопреки библейским законам, следуя веяниям времени, приобреталось не усилиями, а окроплением особенной водой в храме, приобретением нательного крестика, с последующим ношением и самым простым, подкрепленным только словом, обещанием своей доброй воли всевышним силам.

Семёнову это напомнило вступление в комсомол.

"Лучше уж так. Хуже не будет.", - подумал про свою затею Семёнов, взвесив все "за" и "против", окончательно решив про себя, что он всё же, скорее, больше заслуживает в последующем райской жизни, чем пребывание в аду.
" Нужно верить во что- то светлое. Даже если это обман. - уговаривал себя Семенов, когда курил на лоджии, рассматривая звезды в ночном небе. - Верили же родители, что когда- нибудь наступит коммунизм.. "

Для крещения он наметил один из выходных дней. Долго выбирал храм и, наконец, определился с местом для покаяния.

Ночью, перед самим обрядом, Семёнов плохо спал. Сказалось моральное напряжение от избытка мыслей. Шутка ли — придти к богу осознанно, через понимание неопровержимых умозаключений, а не для решения бытовых проблем или в качестве оберега.

Утром он тщательно вымылся и побрился. Надел белоснежную рубашку и лучший костюм. Когда гладил брюки, заметил, как пробивает его мелкий мандраж. Он присел и в последний раз подумал о предстоящем обряде.

"Вот Славка удивится, когда встретимся..." — внезапная мысль посетила его. — "Ну а что? Не зря же его отпевали..."

Наконец, решился, громко и с силой выдохнул через ноздри воздух и резко встал, хлопнув себя ладонями по голым бёдрам.

В храме было людно и душно. Семёнов пытался найти такое место, где он мог бы настроиться на встречу с богом.

Прибывающий народ суетливо толкал его, не давая сосредоточиться. Он смотрел поверх голов, пытаясь взглядом зацепиться за то, что, по его мнению, поистине выглядело бы святым и давало гарантии на путёвку в новую жизнь. Взгляд его всматривался в потемневшие лики святых с тусклых икон. Солнечный свет рассекал верхнее пространство, обнажая клубящуюся пыль и сколы отвалившейся краски с образов и стен.

Какие-то две злые бабки прицепились к нему, переставляя его с места на место, как манекен в торговом центре.

Наконец, сверху послышалась музыка и голоса певчих. Новообращённых толпой подвели к алтарю. Дальше Семёнов не помнил. Настройки сработали,  сказалось напряжение предыдущих дней. Его словно отправили в лёгкий нокдаун. Всё вокруг него закружилось и слилось в один сплошной гул. Сердце, как неродное, застучало в груди в унисон звона колоколов снаружи, отдаваясь в висках.

Священник в красивом облачении кистью оросил его голову водой. Ему повесили простенький крестик на шею. Он что-то целовал и блаженно улыбался. Капли святой воды стекали по его счастливому лицу.

Потом его время вышло. На месте, где он только что стоял, также блаженно теперь улыбались  другие люди. Он смотрел на них, как на себя со стороны. Видел, как кропят их водой, как надевают точно такие же простецкие оловянные нательные крестики.

Семёнов поглядел вверх. Ему хотелось нереального, мистического, почти сказочного чуда для завершения всего процесса. Чего-то не хватало. То ли голубя, который должен был слететь с самого верха купола, то ли язычка пламени, про который он где-то читал...

Но ничего такого не произошло.

Толпа подхватила его и вынесла к месту, где обычно верующие оставляют записки с прошениями.

Он тоже машинально взял листочек и карандашик, повинуясь, скорее, общим традициям, поглядел на икону и написал всего три слова. Затем тщательно сложил и, обернувшись, чтобы никто не заметил, зачем-то поцеловал бумагу и сунул её в середину пачки, чтобы письмо не лежало сверху, и почти сразу же выскочил из храма.

Присев на скамейку, он с радостью расстегнул верхние пуговицы рубашки и благодушно расслабился. Из открытых ворот храма доносилось песнопение. Он оглядел церковь. Взгляд скользнул по стенам до самого верха и остановился на кресте, возвышающимся на самой высокой маковке. Ему захотелось перекреститься, но он забыл, в какой последовательности нужно это делать.

"Вот и всё, Семёнов! — сам себе сказал он. — Теперь ты причислен к..." — мысль запнулась и заплутала в поисках выхода.

Не найдя подходящего ответа, он махнул рукой, расслабленно закинул ногу на ногу и вытянулся спиной вдоль спинки скамьи.

"Душно только как-то...", — опять подумал он, подытоживая одной фразой только что произошедшие с ним события.

- В храме всегда душно. Даже зимой. Это тебе не Мальдивы! — Раздался позади него голос. — Поэтому мы там редко бываем. И не "причислен", а "поставлен на довольствие"...

Семёнов резко повернулся на голос, но вокруг него никого не было, если не считать девочки, сидевшей на противоположном конце скамейки, занятой сборкой кубика Рубика.

- Какое ещё "довольствие"? — машинально и несколько испугавшись, спросил вслух Семёнов, озирая пространство.

- Ну, не продуктовое же! — опять послышался всё тот же голос.

Он замотал головой по сторонам в поисках кого-то ещё, кто бы мог это сказать. Но ни слева, ни справа, ни сзади никого, кроме всё той же маленькой девочки, не было.

- А с записочками нужно поаккуратнее. — неожиданно поучительно заметила девочка, грозя пальчиком кубику. Семёнов только сейчас серьёзно посмотрел в её сторону, мимоходом скользнув по ней взглядом. Девочка как девочка. Ничего особенного. Розовое платьишко с пояском, каштановые волосы под каре, белые туфельки и такие же белые гольфики с нитяными бретельками. Её фраза снова прозвучала неестественно и слишком по-взрослому.

- Ты же сам написал в записке, что хочется чуда... — удивившись, хмыкнула девочка и продолжила с детской укоризной в голосе: — Так чего теперь удивляться?

Семёнов смотрел на свою соседку и не понимал, что происходит. Казалось, ничего необычного. Дети имеют обыкновение разговаривать с игрушками и даже с самими собой. Вот и эта девочка была занята своим делом, не смотрела в его сторону и тоже разговаривала сама с собой или что-то объясняла своему кубику Рубика. И тем не менее, её ответы были сказаны ему. В этом не могло быть никаких сомнений.

Семёнов сглотнул, быстро скинул ногу с ноги и убрал руку со спинки. Ресницы его быстро-быстро захлопали. Он сидел совсем ошарашенный от происходящего. На минуту ему показалось, что он либо сильно пьян, либо спит.

- Да нет! — Уверенно сказала девочка, предвосхищая мысли Семёнова, и покачав ножками: — Какой сон? Это только в детском саду спят в это время. "Херес" в церкви тоже нормальный, не бодяга какая-нибудь. Да и объём не тот, чтобы захмелеть взрослому мужчине.  Человеку с твоим ростом и массой в восемьдесят килограммов, чтобы прилично захмелеть, такого нужно выдуть как минимум бутылку и без закуски. Опять же, в хорошей компании с противоположным полом, исключительно с блондинками...

Девочка коротко стрельнула взглядом, соизмеряя сказанное на деле, недоверчиво смерив Семёнова взглядом.

- И с голубем фокусов давно не проводят! — Его маленькая соседка впервые оторвалась от кубика и уже более внимательно осмотрела Семёнова, словно оценивая, можно с ним продолжать беседу или нет. — Это же не цирк, в конце концов!

Закончив фразу, она пожала плечами.

Семёнову слегка поплохело, и он замотал головой. На секунду ему показалось, что они поменялись ролями. Он, по какой- то ему непонятной причине вдруг, стал маленьким, а девочка оказалась в роли его воспитателя.

Девочка  тем временем,  соскочила со скамейки, и оставив  игрушку, совсем как взрослая, поправила юбочку.

- Это нормально, не переживай! Так иногда бывает! — доброжелательно сказала она, успокаивая его.

Затем она подошла поближе, не переставая рассматривать Семёнова. Ему показалось, что ей всего около десяти-двенадцати лет.

- Ты почти угадал! Я — Алиса! И мне скоро двенадцать! — Почему-то обрадовалась она, представляясь, и он не понял, за что. То ли за его верные предположения, то ли за саму возможность познакомиться. Через секунду обречённо добавила, предвосхищая его мысли, отчётливо нажимая на ударение на первом слоге:

- Только не Селезн;ва, а С;лезнева...

- Семёнов. — Протянул руку Семёнов для знакомства, представившись, и снова испуганно огляделся по сторонам, не видит ли кто его сумасшествия: — Семёнов, а не Семенов.

- Почему "Семёнов"? — Засмеялась Алиса совсем по-детски и наивно смерила его взглядом.

- Потому что с детского садика так все называют... — Его рука продолжала висеть в воздухе.

- Очень интересно. Но мне кажется, тебе просто не нравится собственное имя! — весело ухмыльнулась Алиса и вдруг быстро сунула свою ладошку в его руку.

В следующую секунду по Семёнову пробежал самый настоящий ток. Его будто обожгло и он инстинктивно, тотчас, выдернул свою руку. Но за то короткое мгновение, за те считанные секунды, когда их руки коснулись, в его мозгу невероятным образом явственно, будто своя, пронеслась чужая и при этом совершенно недетская жизнь совсем незнакомой ему девочки.

- Простите... — Алиса, чувствуя себя виноватой за приченные неприятные ощущения, перешла на официальный и спрятала руки за спину: — Просто было немного любопытно и захотелось узнать о вас чуточку побольше...

Семёнов разглядывал свою руку и чувствовал себя раздетым или совершенно голым. Каким-то непонятным для него образом, только что кто-то соприкоснулся с его жизнью и вывернул наизнанку далеко спрятанное.  Такого с ним ещё не было.

- Так! На чём мы остановились? — вернулась Алиса к разговору через минуту, как ни в чем не бывало. Её серые глаза совсем по-взрослому смотрели на него. Она придвинулась поближе и сложила руки на груди:

- И зачем тебе понадобился бог?

Семёнову показалось, что он на парткомисии во времена службы в армии или перед выездом за границу, когда страна была ещё нерушима и неделима.

- Ты кто? — заикаясь, спросил Семёнов, приходя в себя и вытирая внезапно проступивший пот со лба от избытка событий. Желания разговаривать с незнакомой девочкой, почти ребёнком, пусть даже с аккуратной чёлкой и красивых гольфиках, у него не было совсем, тем более на такие серьёзные темы про высокие материи.

Семёнов огляделся по сторонам ещё раз, чтобы убедиться, в порядке ли он, и облизал пересохшие губы.

- Что вообще здесь происходит? — наконец, выдохнул Семёнов.

- Ничего особенного. Обряд инициа...циа...ализации... — С трудом выговорила Алиса сложное для себя слово.

- Чего? — Семёнова опять качнуло в сторону.

Девочка тяжело вздохнула:

- Эх... Какой ты глупый. Инициализация — это когда устройство или программу приводят в состояние готовности к использованию...

- Ничего не понимаю! — почти завыл Семёнов. — Что со мной?! Где я?!

Он поймал себя на мысли, что во чтобы то ни стало хочет добиться правды, если даже потребуются крайние меры и для этого придётся взять его маленькую, непонятную собеседницу и хорошенько встряхнув, выяснить, что же всё-таки происходит на самом деле. Его не покидали мысли, что кто-то то из его близких разыгрывает с ним клоунаду.

- Попросту говоря, ты в разработке. По нашему, по земному, это называется Крещением. А на самом деле это подготовка кого-либо к работе, определение параметров... — Не обращая внимания на пунцовое лицо Семёнова, продолжила своё объяснение Алиса.

- Параметров?! — Семенов потряс головой.

- Ну да... — шмыгнула носом Алиса.

- Но зачем?! — снова удивился Семёнов.

- Не знаю... — Алиса отковырнула отметок старой краски со скамейки и неожиданно пристально посмотрела прямо в глаза Семёнову: — Просто тебя выбрали.

- Кто? Как такое возможно? — Семёнов ничего не понял из сказаного.

- Бывает. Ты забавный, но чуточку глупый..— опять шмыгнула носом Алиса и посмотрев куда-то вверх, безнадёжно добавила: — Там никогда не объясняют. Никто не знает, почему выбирают и для чего. Иногда их выбор кажется странным. Сегодня выбрали тебя. Завтра- кого- то другого.

Она с сочувствием посмотрела на него.

Семёнов обхватил голову руками и почти застонал.

- Не плачь, Семёнов. — Алиса погладила его по макушке: — За небольшим исключением, тебя ждут интересные приключения...

- Какие ещё приключения? — он повернулся в её сторону.

- Разные! — она одобрительно покачала головой: — Местами даже страшные.
Я тебе завидую. Возможно, ты даже останешься в живых и победишь всех врагов...

- Ну спасибо. Я ничего не просил, не было такого в записке! Ни приключений, ни врагов, не инициализации..- Семенов твёрдо рубанул воздух рукой. - Какая-то фигня происходит...

- Ничего не выйдет. - Спокойно сказала Алиса, угадывая его действия.

- Но почему? - Семёнов пробовал нащупать оловянный крестик, чтобы снять его с шеи.

- Это не поможет. Дело не в крестике. - Она опять забавно шмыгнула носом. - Ты избранный. У избранных нет обратного пути. Это как твоя фамилия. Можно её сменить, но в душе ты всегда будешь Семёновым..

- Почему я-то? Я такой же, как и все! Ничего необычного! - Семёнов расставил руки, показывая ими на людей, собравшихся возле храма. - Ничего ст;ящего, одни дурацкие вопросы в голове!

- Угу. - кивнула Алиса, согласившись. - Много вопросов. Правильных вопросов.

- Дурдом какой-то! - Семёнов снова присел на скамейку.

Алиса придвинулась к нему почти вплотную и, придерживая руку возле рта, чтобы никто не услышал, шёпотом сообщила:

- Это даже намного хуже, чем ты думаешь!

Он отпрянул от неё,