Анна Монс

Красива, прелестна, немного жеманна,
Жила на Кукуе, красавица Анна.
Не знаем, как выглядит девушка эта,
Ведь Анны, не сохранилось портрета.

Лишь современников воспоминанья,
Хранят красоту ее, очарованье.
Немного она говорила в прононс,
Звали красавицу Анною Монс.

Однажды, Лефорт закатил там пирушку,
В медовую, Петр попался ловушку.
Вот юный царь назначает свиданье
Своею возлюбленной, девушке Анне.

Сладки поцелуи, объятия жарки,
Петр, царские, девушке делал подарки,
Портрет свой в кулоне решил подарить,
Чтоб Анна могла возле сердца носить.

Анною Монс, так был царь увлечен,
На средства казны, был построен ей дом.
Тот дом двухэтажный еще сохранился,
Пусть старый фасад его весь облупился.

Монсиха. Вслед ей шипели бояре.
Разрушила, курва, семью государя.
Очень хотели, супруга и мать,
Женщину эту подальше сослать.

Позже, вернувшись из-за границы,
На Анне, царь Петр собирался жениться.
Жену он заставил постриг принять,
Чтоб, в монастырь ее женский сослать.

Но, встретило это царево решение,
Непонимание и осуждение.
«Кукуйской царицею» девицу прозвали.
Ей вслед нехорошее люди кричали.

Кукуйская немка и еретичка
Очень не нравилась знати столичной.
В хоромах, бояре, князья возмущались,
Люди простые на рынке шептались.
Намерение то осудил патриарх,
На Анне не станет жениться монарх.

С царем фаворитка как с мужем жила,
У всех за протекцию взятки брала.
Так десять лет продолжался роман,
Но вскоре, в амурах, раскрылся обман.

Отсутствие чувств сохранили чернила,
Известно, что Анна царя не любила.
Красавица Анна с судьбой примирилась,
Властителю просто она покорилась.

Вниманья любимой Петр не уделял,
С посольством, в Европе, когда пребывал.
Тогда ж появился у Анны избранник,
Франц Кенигсек, саксонский посланник.

Франца и Анны тайну любви,
Невские воды раскрыть помогли.
С трапа Франц в невские воды упал,
Когда в Шлиссельбурге с царем пировал.
Весенняя, тело, вода унесла,
Посланника, смерть от конфуза спасла.

В дом Кенигсека пришел офицер,
Суровый, и, светских лишенный манер.
Бумаги посланника все он изъял,
Ведь личный, царя, он приказ выполнял,
В суму положил, все проверил по списку,
Сразу, Петру, он вручил переписку.

Царь выложил все на один из столов,
Запах повеял французских духов.
Средь писем амурных нашел он кулон,
В который был локон знакомый вложен.

В неверности Анна уличена,
Перед царем на коленях она…
В гневе великом царь Петр пребывал,
И фаворитку свою наказал.

С глаз своих, Анну, велел он прогнать,
И под домашним арестом держать.
Дабы она осознала вину,
Дом и именья вернули в казну.

А после, еще, закатил Петр скандал,
Кулон свой, с портретом, у Анны забрал.
Три года ее под арестом держали,
В кирху, молиться, не отпускали.

Вновь, поворот, в ее жизни случился,
Прусский посол в Анну крепко влюбился.
Барон Кайзерлинг, престарелый, хромой,
Анну, надеялся, сделать женой.

Под париком он скрывал седину,
А, Анна, хотела покинуть страну.
Платье на свадьбе, как у принцессы,
Титул у Анны теперь баронессы.
Наверно, об этом, ей раньше, мечталось,
В кирхе с бароном она обвенчалась.

Со свадьбы, три месяца только пройдут,
В Германию, кони карету везут.
Все сетовал муж на распухшие ноги,
Скончался, барон Кайзерлинг, по дороге.
Вдове он оставил лишь кучу долгов,
Да волокиту продажных судов.

Тут снова мужская маячит фигура,
Анну, стрела поражает амура.
Швед пленный, что званием был капитан,
Анна считала, что богом ей дан.
Подарками Анна его осыпала,
Имущество все на него отписала.
Наследства избраннику не получить,
Все Анны родные смогли отсудить.

А в заключенье истории той,
На сцену выходит брат Анны меньшой.
Просился на службу принять ко двору,
Скоро, о том, доложили Петру.
Красивый и холеный, чисто побритый
Он стал камергером царицыной свиты.

Меж ним и царицей как искра прошла,
Обоих пронзила Амура стрела.
Роман, тот, имеет печальный финал,
Главу, он, от этой любви потерял.

Петр, в Монса объятьях, царицу застал.
Ах, как же, царь русский, тогда бушевал.
За то, с царицей амуры крутил,
Ревнивец жестоко ему отомстил.
Царь младшего Монса отправил на плаху,
И смерть свою Вильям там принял без страху.

Слухи потом в Петербурге ходили,
Что голову Монса тогда сохранили,
В сосуде особом, стеклянном, большом,
Наполненным доверху хлебным вином.