Троицкое сидение. 8 августа 1689 года

Буквально начало киноромана…
Крепости стены в дымке тумана.
Всадники спешились возле ворот,
В ворота стучат, но никто не идет.

Вновь на воротах грохочет кольцо,
Привратника сонное видно лицо.
Царь!
Монах даже лба покрестить не успел,
Царь Петр в калитку буквально влетел.

К архимандриту в покои входил,
В обители древней защиты просил.
Ворвался в обитель он, чуть рассвело,
Что же той ночью произошло?

Кризис в династии был феодальной,
Ивана с Петром была власть номинальной,
Царь старший, Иван, очень сильно болел,
Править державой совсем не хотел.

В правленья страной не вникал он дела,
Однако, семья у Ивана была.
Пусть ноги с трудом отрывал от земли,
Три дочери в царском семействе росли .

Царь Петр, что младший Ивана был брат,
Уж год, как на Евдокии женат,
А это семнадцатом веке-столетье,
Считалось уже совершеннолетьем.
Не было даже крупицы сомненья,
Что ожидали в семье прибавленья.

Семь лет уже братья-цари на престоле,
Династия же, пребывала в расколе…

Как отроков-братьев на царство венчали,
Софью бояре регентом избрали.
С этой поры величалась она:
Государыня, Царевна и Великая княжна.

Как регентша, Софья, страной управляет,
С Польшей Мир вечный она заключает.
Но правят, фактически, два фаворита,
Василий Голицын и дьяк Шакловитый.

Пусть братья-цари, даже по малолетству,
На троне двухместном сидят по соседству.
Как юным царям на вопрос отвечать,
Софья в окошко, могла пошептать.

Но годы идут, и Петруша взрослеет,
Пусть небольшое, но войско имеет.
Уверенно роты потешных шагают,
Умеют рубиться, и метко стреляют.
Не то, что стрелецкая старая рать,
Способная лишь на Москве бунтовать.

Смеются вельможи: царевы игрушки,
Но крепость на Яузе есть, а в ней пушки.
А если Петра кто-нибудь прогневит,
В них пареной репой из пушки палит.

Конфликт разгорался пожара скорей,
У брата с сестрой, Алексея детей…
Вот так, в напряжении жила эта пара,
Ведь ждали они друг от друга удара.

Фигура всплывает из Софьиной свиты,
Дьяк важный и хитрый, зовут Шакловитый.
С подручными вместе людей похищал,
Держал их в темнице и дыбой пытал.
В лес, в Марьину рощу потом отвозил,
Секирой и плахой несчастным грозил.

Многих стрельцов при оружье собрал,
Письмо подметное средь них зачитал:
Потешные скоро на Кремль нападут,
Ивана-царя, и царевен убьют.
Призвал Шакловитый служивый народ,
В Преображенское, выйти в поход.

Бумаги о том двести лет пролежали,
Их лишь в девятнадцатом веке издали.
Теперь это дело немногим знакомо,
А это четыре увесистых тома.

В Преображенском, уж спать все легли,
Но вести дурные стрельцы принесли.
Петру донесли, Шакловитый, злодей,
В село подсылает надежных людей,
Двор собирались они подпалить,
А выбежит, кто, тех колоть и рубить.

О том перебежчик царю рассказал,
Дословно злодеев слова передал:
Петра, «медвежонка» де надо убить,
Царицу Наталью в монашки постричь.

В исподнем, царь в ближайший лесок ускакал,
Его Алексашка с трудом разыскал.
Чуть позже, в лесу денщики их догнали,
Штаны, сапоги и кафтан передали.

В небе ночном полыхнула зарница,
С ветви в испуге шарахнулась птица.
В бешеной скачке под грохот копыт,
В Святую обитель четверка летит.
Мчались они, и коней погоняли,
Лишь поутру к Лавре святой прискакали.

Чуть позже, Петру поклонились гонцы,
Сказали, идут по дороге стрельцы,
Их Сухарев, стольник, колонной ведет,
От Сретенских, от самых, московских ворот,

Полк тот, единственный, из девяти,
К Петру на подмогу смог в Лавру прийти.
Единственный полк, что не бунтовал,
В буйстве участия не принимал.

Следом, и гвардия маршем идет,
Штандарты развернуты, песни поет.
Потешные взяли семью под охрану,
Вслед за царем вышли в путь очень рано.

Где-то вдали протазаны мелькают,
То Франца Лефорта солдаты шагают.

То в горку, то вниз, огибая овраги,
Добрые кони везут колымаги.
Из самой Москвы, из державной столицы,
Едут бояре, Петру поклониться.

Зотов Никита уж пишет указ,
Который направят в Стрелецкий приказ.
Всем командирам полков из столицы,
Без промедления в Лавру явиться.

Одежды старинные Петр одевал,
Службы церковные все посещал.
Свободное время с семьей проводил,
Даже с друзьями табак не курил.

На башню тогда юный царь залезал,
Уток в пруду монастырском стрелял.
Если в Обители Троицкой были,
Видели утку, на башне, шпиле.
Высокую башню «Утиной» прозвали,
Легенду об нам там рассказали.

Власть Софья надеялась не потерять,
Стрельцам запретила Москву покидать.
Ослушникам главы грозилась рубить,
Коль в Лавру к Петру пожелают отбыть.

Сторонников Софья-царевна теряла,
И безысходность свою понимала.
Просила Петра гнев его отложить,
Старые ссоры, обиды забыть.

В Сергиеву Лавру бояр отправляла,
Но с ними ответа не получала.
Решила Святейшего к брату направить,
На замирение чтобы наставить.
Владыка в святую обитель добрался,
С Петром говорил, да и в Лавре остался.

Постельница поутру ей донесла,
Пехота бутырская тоже ушла.
Вывел наемников Патрик Гордон,
Сам же к Петру поспешил на поклон.

Боярская знать покидала столицу,
Ушел от царевны Василий Голицын.
В, именье, в Медведках, его задержали,
Царский указ от Петра зачитали:

Боярства, имущества, князя лишить,
Но княжеский титул ему сохранить.
Опальными стали и князь, и семья,
Сослали их северные края.

Богатством был славен Голицына дом,
Стоял этот дом рядом самым Кремлём.
Как князя Голицына в ссылку сослали,
Имущество в доме дьячки описали.

За годы, имущество то растащили,
Но опись в архиве для нас сохранили.
Смотрит на нас с пожелтевших страниц,
Список занятных и редких вещиц.
Диковинам этим нашли применение,
Их сдали в Лефортов дворец, на хранение.

Из окружения Софьи всплывает,
Фигура, что полк Стремянной возглавляет.
То Цыклер Иван, стольник, сын Елиеев,
К Петру бить челом уезжает скорее.
Ведь Цыклера Софья надёжным считала,
Полк лучший, стрелецкий, ему доверяла.

Почувствовал Цыклер, меняется власть,
Чтобы на плаху ему не попасть,
Он в Лавру к Петру вывел полк Стременной,
А Шакловитого, сдал головой.
Хотел Шакловитого место занять,
Стрелецкий приказ под начало принять.

В надежности, Цыклер царя уверял,
Но Петр перебежчику не доверял.
Сам Цыклер, а он карьерист по натуре,
Назначен царем воеводою быть в Верхотурье
В дальнюю крепость отправился он,
От дрязг, от боярских в Москве отлучен.

Тут грамота к Софье приходит Петрова,
О примирении, нет в ней ни слова.
Петр, в грамоте той повелел указать,
Ему головой Шакловитого сдать.

В железо, его, заковать как злодея,
В Обитель доставить как можно скорее.
Князь Прозоровский, с ним сильный конвой,
Везут арестанта в телеге простой.

Софья.
Печальны царевны дела.
Брошена, предана всеми была.

В Лавру поедет она из столицы.
Надеялась, с братом Петром примириться.
Посланцы Петра трижды к ней приезжали,
Просили вернуться, из луков стреляли.
Так дело рассыпалось все наяву
И Софья ни с чем возвратилась в Москву…

Вскоре Иван Троекуров прибыл,
Решение братьев-царей ей вручил.
Где Петр с Иваном, в форме самой учтивой,
Сестру от престола совсем отлучили.
Коль о крамоле им станет известно,
То, с ней, поступить, обещали нечестно.

Потребовал Петр от Софьи-сестрицы,
В дальний Путивль, в монастырь удалиться.
Потом, в Новодевичий Софью вернул,
Крепкий, приставив, к сестре караул.

Ведь стены, что тот монастырь окружили,
При Софье-царевне построены были.
Три церкви, и несколько красных палат,
В память правления Софьи стоят.

Всем, с повинной, явившимся в Лавру стрельцам,
Даровал царь, монаршие прощенье.
Шакловитому Федьке, смутьяну-вору,
Полагалось главы отсеченье.
Немало людей не сносили голов,
Сильвестр Медведев, монах-богослов…