Моляр-Шестерка

(Триптих: история одного зуба)

Аннотация

«Моляр-Шестерка» (Исповедь старого моляра) — это необычный и глубоко личный триптих Джахангира Абдуллаева, представляющий историю человеческой жизни через исповедь её молчаливого свидетеля: старого моляра-шестёрки.
Повествование ведётся от лица зуба, который с самого рождения находится рядом со своим «хозяином» — человеком. Разделённый на три части («Исповедь старого моляра», «Неумолимое время», «Прощание»), рассказ превращает костную ткань в мудрого философа, который помнит школьные экзамены, первую любовь, радость, упрямство и боль своего человека.
Это история об упрямой верности, совместном старении и неразрывной связи. Несмотря на советы врачей об удалении, Шестерка и его хозяин держатся друг за друга, ставя верность и совместную историю выше прагматичной необходимости. Произведение предлагает взглянуть на понятия долголетия, памяти и смысла жизни через призму одного маленького, но несгибаемого зуба, который знает, что даже после физического ухода он останется частью истории и памяти своего человека.


Эпиграф

Не всякая кость мертва. Бывают и такие, что помнят, чувствуют и ждут.
— народная стоматологическая мудрость



Часть первая. Исповедь старого молярА


Меня зовут Шестерка. Не номер, а судьба. Левый нижний ряд, ближе к сердцу.
Я родился вместе с ним — с моим человеком. Тогда всё было белое: и эмаль, и улыбка, и мир.
Впервые обо мне заговорили, когда ему было пятнадцать. Школьный дантист в белом халате, с лицом, пахнущим гвоздичным спиртом, покачал головой и сказал:
— Удалить бы.
Удалить!
Как будто я был какой-то ненужный придаток, кусок кальция, который мешает жить.
Но он, мой мальчишка, пожал плечами — и оставил меня. И с тех пор я жил. Грыз яблоки, орехи, солнечные семечки, кусал карандаши перед экзаменами. Слышал его смех, когда впервые влюбился, и его тихое сжатие челюстей, когда не знал, как сказать прощай.
Я всё это чувствовал — ведь я рядом, я внутри. Я был частью его воли, его упрямства.
Годы шли. Мы старели вдвоём. Он — с первыми морщинами, я — с первыми трещинами. Иногда, признаюсь, ноющие вечера давались тяжело. Но он не предавал. Даже когда врачи советовали:
— Лучше удалить, зачем мучиться?
Он улыбался и отвечал:
— Не трогайте. Этот зуб — мой ветеран.
И я гордился.
В 2016 году он пришёл ко мне с дрелью и зеркальцем, всё ещё тот же — только взгляд стал мягче, и сердце — осторожнее.
Мне поставили пломбу — серебряный щит, мой новый доспех. Я чувствовал, как инструмент звенит, как свет режет глаза, и думал: «Вот и ещё один бой мы выиграли».
Иногда я слышу, как соседи — молодые премоляры — хвастаются блеском, но в глубине души завидуют моей стойкости. Я — единственный, кто видел всё. И его детство, и зрелость, и осень.
Я знаю: время придёт и за мной. Но пока он смеётся, ест яблоко и не боится кусать жизнь — я жив.


Часть вторая. Размышления старого зуба


Иногда, когда всё тихо — ночь, тишина, хозяин спит, я слушаю, как сердце отбивает ритм где-то рядом. Мне кажется, что я тоже дышу. Не лёгкими, а памятью.
Я многое повидал. Он грыз через меня хлеб трудных лет, скрипел от злости, когда не ладилось, и смеялся до боли в челюсти, когда рождался сын.
Я знал его лучше, чем зеркало: зеркало видит лицо, а я — то, что за лицом. Сила, страх, упрямство, нежность — всё проходило через меня.
Я слышал, как он клялся, как шептал: «терпи», как молчал в те годы, когда слово могло стоить дорого. И я терпел вместе с ним. Может быть, поэтому я всё ещё жив. Ведь зубы, как и люди, живут не кальцием — верностью.
Я не белый, не ровный, но я настоящий. И если бы у человека была душа в кости, она, наверное, выглядела бы так, как я — чуть потемневшая от времени, но не сломленная.
Иногда я чувствую боль. Но не жалуюсь. Боль — это напоминание, что я всё ещё здесь. Что есть работа, есть нагрузка, есть жизнь.
Я знаю: однажды он снова придёт к стоматологу. Доктор посмотрит снимок и, возможно, вздохнёт:
— Этот зуб давно пора убрать.
Но пусть не торопится. Я не хочу уходить первым. Хочу стоять, пока он стоит.
Пусть мы оба немного стерлись, пусть наши корни уже не такие крепкие, но пока он живёт — я живу в нём.


Часть третья. Прощание


Последнее время я чувствую, что сила уходит. Немного шатко стою в десне — как старик на пороге, который всё ещё хочет быть нужным. Иногда прикушу хлеб — и в глубине где-то треснет, словно в сердце. Я не жалуюсь. Просто знаю: пришло время задуматься о вечном.
Хозяин всё тот же — хоть и стал медленнее жевать, но с тем же упорством. Он любит горячий чай, хлеб с маслом, и всё ещё грызёт семечки, как в детстве. Иногда я слышу, как он говорит жене:
— Вот держится мой старик… до сих пор.
И улыбается. А я будто теплею изнутри: он помнит, он ценит.
Ночами я думаю о том, как удивительно устроена жизнь. Ты начинаешь как безымянная косточка, а становишься частью памяти, частью истории другого существа.
И если он вспомнит обо мне добрым словом — значит, я прожил не зря.
Может быть, когда-нибудь я всё-таки уйду. Спокойно, без боли. Пусть кто-то скажет: «Удалили шестерку». Но я знаю — меня не удалят из его жизни. Я останусь в каждом его слове, в каждой улыбке, в каждом глотке воды. Потому что я — часть его пути.
И если в этом мире есть бессмертие, то оно, возможно, именно таково: в том, чтобы прожить до конца, верно и тихо, в глубине челюсти, где бьётся маленькое, но упорное сердце — зуба.