Новый сборник М. Петровых в Ярославле

2 октября 2025 года. Анастасия Головкина. Презентация книги Марии Петровых «Из тайной глуши» в Библиотеке им. М.Ю. Лермонтова г. Ярославля.

***

Я очень рада столь скорому возвращению в Ярославль и что повод для возвращения все тот же: новая публикация из личного архива Марии Петровых. В прошлом году я презентовала здесь мои документальные работы, посвященные судьбе второго мужа Марии Сергеевны, Виталия Дмитриевича Головачева. А в этом году вышел сборник стихов Марии Петровых, который завершает эту серию публикаций и приурочен к столетию знакомства Марии Сергеевны с Виталием Дмитриевичем.
Здесь действительно есть что отметить. Обнародование документов из личного архива Марии Петровых продвигалось мучительно медленно. Связано это прежде всего с тем, что в семье Петровых с особым трепетом относятся к частной жизни и личной тайне. И вот теперь наконец можно сказать, что в работе с архивом Марии Сергеевны произошел качественный сдвиг.
За последние годы мне удалось в самых существенных чертах восстановить картину ее личной жизни. Удалось определить круг ее конфидентов, круг лиц, с которыми она действительно говорила на личные темы. А это крайне важный момент. Сама Мария Сергеевна о своей личной жизни почти ничего не рассказала. Ни в дневниках, ни в автобиографиях. Но зато после ее смерти появилось немало охотников порассуждать на эту деликатную тему. А кто из этих рассказчиков мог реально что-то знать, было не вполне понятно. Поэтому вопрос о надежности источников стал для меня основным, когда я всерьез занялась биографией Марии Петровых.
Значительную часть недостающей информации я почерпнула из переписки Марии Сергеевны с ее старшей сестрой Екатериной Сергеевной, которая на протяжении всей жизни была самым близким ей человеком. И Вы знаете… Бытует расхожее мнение, будто Мария Петровых не любила писать письма. Ну, это кому как. Ее переписка с Екатериной Сергеевной насчитывает сотни единиц. Оказывается, Марии Петровых и биограф не особо нужен; она сама о себе очень интересно рассказывает. Поэтому следующую часть ее биографии, которая охватит зрелый период ее жизни, я решила оформить в виде биографии в письмах.
А пока достоверных сведений было мало (к сожалению, этот период растянулся на десятилетия), фигура Марии Петровых обволакивалась всевозможными легендами. Причем многие из них звучат вполне правдоподобно. Думаю, именно в этом причина того, что не так много нашлось желающих копать глубже. Я не буду сейчас разбирать здесь все легенды, которые накопились с середины сороковых годов прошлого века. Думаю, сама логика жизни, которая вытекает из документальных материалов, постепенно расставит все по своим местам. Остановлюсь лишь на одном заблуждении, наиболее серьезном, которое касается истоков творчества Марии Петровых. Состоит оно в том, что будто бы стихи Марии Сергеевны можно читать как этакую зарифмованную автобиографию. Вот что в стихах мы читаем, то и в жизни у нее было.
Такой подход я считаю абсолютно бесперспективным хотя бы потому, что Мария Петровых – последователь определенного литературного направления, – за ним закрепилось название «школа гармонической точности». А у любой школы есть своя традиция, и личный опыт автора в той или иной мере всегда поглощается традиционной темой и фразеологией. (В противном случае мы не можем уже говорить о школе.) Многие лирические стихотворения Марии Петровых вполне укладывается в традиционные формулы элегической печали: одиночество, безнадежная страсть, тщета славы, бренность бытия и обращение к природе как единственному источнику утешения. В такой ситуации, чтобы вычленить здесь нечто биографическое, нужно сначала изучить фактическую сторону жизни автора, а потом уже смотреть, как эти события повлияли на его творчество.
Необходимо также учитывать, что Мария Петровых обладала даром перевоплощения. Ее страсть к театру – не простое интеллектуальное увлечение. Наблюдая за работой актеров, она расширяла границы собственного авторского сознания. Наиболее явно ее лицедейские возможности проявились в стихах, написанных от мужского лица. Здесь же стоит упомянуть способность Марии Сергеевны к искреннему сопереживанию. Сама она мало кому открывала душу, а с ней делились очень часто. Даже когда самой ей было очень плохо, она откликалась на чужую сердечную боль. Люди приходили к ней убитые горем, а уходили, как после разговора с хорошим психологом. И этот чужой опыт авторское сознание Марии Сергеевны тоже поглощало и перерабатывало. Иными словами, в ее стихах могут быть изображены реальные события и переживания, но не из ее жизни. И опять мы приходим к тому, что для понимания жизненного пути Марии Сергеевны нам нужно собирать факты. Благодаря уцелевшей переписке у нас появилась такая возможность. Как только я закончу собственное исследование, архив будет передан на государственное хранение и доступен для всех желающих.
Но для любого биографа, как мне кажется, важны не только факты, а еще и некий ключ к пониманию биографии. Какие-то наиболее яркие черты характера изучаемого деятеля или какие-то знаковые события в его жизни, которые определили именно эту, уникальную, неповторимую судьбу.
Мне удалось выявить такие события в жизни Марии Петровых. И все они так или иначе связаны с проблемой морального выбора.
Первое событие произошло еще в Ярославле осенью 1918 года. Большевики развернули тогда кампанию по реквизиции имущества буржуазных слоев. Под раздачу попали близкие родственники Маруси, Иван Дмитриевич и Елизавета Дмитриевна Вилинские (ее двоюродные дедушка и бабушка). Представители новой власти заподозрили их в попытке утаить часть имущества от изъятия и обошлись с ними по законам военного времени: без суда и следствия их вывели на болото и пристрелили. Узнав об этом, Маруся испытала сначала тяжелейший шок, а затем – мучительное противоречивое чувство. Умом она понимала, что не в ее силах было защитить Вилинских от бригады здоровых мужиков с оружием, да еще и облеченных властью. Но с другой стороны, находиться рядом со злом и ничего не делать казалось ей безнравственным. Именно тогда Мария впервые познала муки гражданской совести, которые позднее получат отражение в ее поэзии.
К середине 1920-х годов семья Петровых окончательно перебралась в Москву. Маруся поступила на Литературные курсы, и здесь познакомилась с Виталием Головачевым. Эту встречу я также отношу к поворотным событиям в жизни Марии Петровых.
На первых порах Марусю и Виталия сблизила общность прошлого: семья Головачевых тоже пострадала от репрессий. Но если Маруся все пережитое ощущала больше сердцем, то Виталий свои переживания облекал в словесную форму. Он увлекался Марксом и сам писал статьи на политические темы. У него были большие задатки общественного деятеля. И как личность к моменту знакомства с Марусей он уже полностью сложился. В ранней юности он достиг такого уровня духовной зрелости, какого не всем суждено достичь и к преклонным летам. А на последних курсах института он сделал шаг, на который Мария за всю свою жизнь так и не решилась: примкнул к оппозиции и открыто выразил свое несогласие с политикой новой власти. Вскоре он был арестован и получил свой первый лагерный срок.
В глазах Марии это был гражданский подвиг, некий идеал гражданской позиции, который она пронесла через всю свою жизнь до глубокой старости. Чертами Виталия она наделила своего лирического героя 1940-х годов, изображая его недосягаемым, неземным, достойным преклонения. А в ее поздней лирике Виталий присутствует как голос совести, который время от времени тревожит ее вопросами: «Что же ты молчишь? Почему до сих пор бездействуешь?»
Обостренное чувство ответственности было свойственно Марии Сергеевне от природы, но оно не приобрело бы форму таких настойчивых и конкретных моральных требований к себе, если бы перед глазами у нее не было живого примера. Я считаю: что идейное влияние Виталия Головачева на Марию Петровых по своим масштабам сопоставимо с литературным влиянием на нее Пушкина и Пастернака.
Однако это совершенно не объясняет, почему Мария решила выйти за Виталия замуж. А это ведь был не какой-то порыв на волне сиюминутных эмоций. К Виталию она долго и мучительно уходила от своего первого мужа, поэта Петра Грандицкого, с которым вроде бы тоже была духовная близость и общность интересов.
В семье эта тема обсуждалась очень ограниченно. Из скупых рассказов старших можно было понять только то, что к Виталию Мария испытывала более сильные чувства. Само по себе объяснение вполне понятное. В молодые годы стремление к более ярким переживаниям, наверное, одна из самых частых причин смены партнера. Но ведь как раз на проявление чувств у Маруси с Виталием было очень мало времени. Значительную часть своей взрослой жизни Виталий провел за решеткой. И тем не менее, несмотря на длительные периоды разлуки, его отношения с Марией год от года только укреплялись. Значит, Виталий обладал какими-то качествами, которые позволяли ему поддерживать огонь на расстоянии.
Пожалуй, наиболее яркая черта личности Виталия – это его очень высокий жизненный тонус. Просто диву даешься, сколько успевал он сделать в единицу времени. В бытность свою сотрудником завода «Комсомолец» Виталий одновременно работал в заводской библиотеке, писал статьи для местной печати, преподавал русский язык, вел литературный кружок, готовился к поступлению в пединститут и еще когда-то ухитрялся читать запрещенную литературу и зарабатывать новый тюремный срок. И все это происходило в самый счастливый период совместной жизни с Марией. То есть ей он тоже успевал уделять достаточное количество внимания.
За полгода до гибели, на этапе из Медвежьегорска в Соликамск, Виталий начал изучать армянский язык. Познакомился с армянином из числа этапируемых и попросил его стать своим репетитором. А вы наверняка представляете себе условия этапирования осужденных: скученность, антисанитария, нехватка еды, а иногда и воды. И вот в таких вот условиях Виталий начал изучать иностранный язык новой для себя языковой группы. Тут уже не скажешь даже, «сильный», «энергичный», «неутомимый». Тут уже речь идет о некоей сверхэнергетике, временами на грани человеческих возможностей.
А Мария, наоборот, вечно страдала от нехватки жизненной энергии. Она была человеком очень сильных эмоций, с богатым воображением, но именно физический тонус был у нее всегда несколько снижен. В этом и заключается секрет ее привязанности к Виталию: он притягивал ее своим темпераментом, своим избыточным энергетическим зарядом, которого хватало на двоих. Несмотря на расстояние, Мария ощущала физическое присутствие Виталия, и оно придавало ей силы. А когда его не стало, она тоже начала медленно угасать. Сначала пострадала ее эмоциональная сфера. За год она выгорела до такой степени, что утратила способность плакать. А потом появились уже чисто физические симптомы: вечный грипп, сердечные приступы, бесконтрольное снижение веса. И длилось это не один год.
Но когда Виталий был еще жив и отбывал свой последний срок, Мария пережила стремительный рост и как личность, и как художник. В эти годы она пишет объемный цикл стихов о разлуке с любимым. И тогда же в ее поэзии впервые появляются две взаимосвязанные темы: неспокойная гражданская совесть и муки молчания. А после гибели Виталия к ним добавляется тема душевного истощения: утрата слез, потеря ощущения полноты жизни.... И все это вместе образует сквозную линию творчества Марии Петровых, которая берет свое начало в первой половине 1940-х годов и не теряет своей силы вплоть до конца 1970-х.
Как внимательный читатель Марии Сергеевны, я эту линию всегда интуитивно ощущала. Но окончательна она прояснилась для меня только в ходе работы с ее архивом. И как заключительную часть моего исследования я опубликовала эту подборку стихов отдельным изданием.