Тихий космос. Глава 6. В тени Великого Фильтра

    Тишина «Шепота» была не просто отсутствием звука — она стала живой субстанцией, которая заполнила каждый отсек корабля после их поспешного бегства из системы TRAPPIST-1. Даже привычное гудение систем жизнеобеспечения казалось приглушенным, словно сам корабль боялся нарушить хрупкое равновесие, в котором теперь пребывал его экипаж.
    Сэм стоял в машинном отсеке уже третий час подряд, методично проверяя каждое соединение, каждый датчик. Его руки двигались автоматически — затягивал болт, считывал показания, делал пометки в планшете. Рутина. Единственное, что еще связывало его с реальностью, где вещи имели смысл и подчинялись законам физики.
     — Сэм, — голос Ребекки прозвучал мягко за его спиной. — Ты здесь уже полдня.
    Он не обернулся, продолжая калибровать датчик давления в топливной системе.
    — Все нормально. Просто хочу убедиться, что мы доберемся до LHS 1140 без сюрпризов.
    — Системы в порядке. Ты проверил их вчера. И позавчера.
    Наконец Сэм выпрямился и посмотрел на нее. Ребекка увидела в его глазах то же самое, что наблюдала у всего экипажа последние дни — попытку ухватиться за что-то знакомое, понятное, контролируемое.
    — Знаешь, что самое страшное? — он отложил инструменты и прислонился к переборке. — Не то, что нас сканировали. Не то, что вся планета оказалась ловушкой. А то, что мы ничего не поняли. Абсолютно ничего.
    Ребекка кивнула. Она проводила такие разговоры с каждым членом экипажа. У всех была своя версия этого страха.
    — Идем. Ли Вэй готовит ужин. Говорит, что сделает что-то «земное и простое».
    — Земное, — Сэм усмехнулся, но без юмора. — Интересно, а что бы приготовили те, кто создал TRAPPIST-1e? И готовят ли они вообще? Или они давно перешли на что-то, что мы не можем даже представить?
    Они шли по коридору молча. Их шаги отдавались глухим эхо в металлических стенах корабля — маленького пузыря человеческой цивилизации, несущегося через пустоту к следующей загадке.

    В кают-компании собрался весь экипаж. Ли Вэй колдовал у плиты, и запах чеснока и имбиря немного оживил тяжелую атмосферу. Хейл сидел за столом, изучая звездные карты на планшете. Кэм механически разминала кисти рук — отголосок утренней тренировки, продолжавшейся почти два часа. Дэн что-то быстро записывал в своем блокноте, время от времени хмурясь и зачеркивая написанное. Итан смотрел в иллюминатор на звезды, которые больше не казались дружелюбными точками света.
    — Надеюсь, никто не против риса с овощами, — объявил Ли Вэй, подавая первую порцию. — Пытался воспроизвести рецепт моей бабушки, но без соевого соуса получается не то.
    — А что, если у них, — Итан не отрывал взгляд от иллюминатора, — у тех, кто создал TRAPPIST-1e, тоже есть что-то вроде семейных рецептов? Традиции, передающиеся из поколения в поколение?
    Повисла пауза. Ли Вэй застыл с половником в руках.
    — Кто знает, — тихо сказала Ребекка. — Может быть, мы это никогда не узнаем.
    — А может, это и не важно, — добавил Дэн, не поднимая головы от записей. — Возможно, на определенном уровне развития такие... человеческие мелочи просто отмирают.
    Кэм резко подняла голову.
    — Что значит «отмирают»? Ты говоришь так, словно эмоции — это какая-то болезнь детства цивилизации.
    — Не болезнь. Но, возможно, лишний груз. Подумай логически: если цивилизация достигает такого уровня технологий, что может терраформировать целые планеты и создавать идеальные биосферы, нужны ли ей еще семейные обеды? Воспоминания о бабушкиных рецептах?
    — Это ужасно, — прошептал Итан.
    — Это эффективно, — возразил Дэн. — И, возможно, неизбежно.
    Хейл наконец поднял глаза от планшета.
    — А что, если мы подходим к этому неправильно? Что, если существует какой-то... фильтр? Нечто, что определяет, какие цивилизации выживают, а какие исчезают?
    — Великий Фильтр, — Дэн отложил ручку и посмотрел на капитана с заинтересованностью. — Ты читал Хэнсона?
    — Напомни, — попросила Кэм, принимая тарелку от Ли Вэя.
    Дэн откашлялся и принял свою любимую позу лектора.
    — Робин Хэнсон предположил, что где-то на пути от неживой материи до межзвездной цивилизации существует чрезвычайно труднопреодолимый барьер. Великий Фильтр. Что-то настолько сложное или опасное, что подавляющее большинство потенциальных цивилизаций на нем погибает.
    — И где этот фильтр? — спросил Сэм, садясь за стол.
    — Вот в чем вопрос. Он может быть позади нас — и тогда мы невероятно удачливое исключение. Или впереди — и тогда нас ждет то же самое, что постигло цивилизацию Kepler-442b.
    Ли Вэй поставил на стол последнюю тарелку и сел рядом с Итаном.
    — А что, если их несколько? Фильтров, я имею в виду.
    — Объясни, — попросила Ребекка.
    — Ну, смотрите. Kepler-442b — это один тип катастрофы. Самоуничтожение через войну. TRAPPIST-1 — совсем другое. Там цивилизация не погибла. Она... эволюционировала. Во что-то настолько продвинутое, что мы не можем это понять.
    — Или во что-то настолько параноидальное, что прячется от всех остальных, — добавила Кэм мрачно.
    Сидни подключилась к разговору, ее голос прозвучал из динамиков мягко, но с характерной ей ноткой иронии:
    — Позвольте предложить альтернативную интерпретацию. Что, если фильтр — это не препятствие, а выбор?
    — Какой выбор? — спросил Хейл.
    — Выбор между контактом и безопасностью. Между открытостью и выживанием. Возможно, каждая цивилизация рано или поздно сталкивается с дилеммой: оставаться видимой и рисковать встречей с чем-то враждебным, или уйти в тень и сохранить себя.
    — Теория Темного леса, — кивнул Дэн. — Лю Цысинь писал об этом. Вселенная как темный лес, где каждая цивилизация — охотник, который должен молчать, чтобы не стать жертвой.
    Итан вдруг резко бросил вилку на стол.
    — Стоп. А что, если мы уже прошли через фильтр?
    Все посмотрели на него.
    — Подумайте. Мы здесь, в космосе, ищем других. Но на Земле остались миллиарды людей, которые живут своей жизнью. Они влюбляются, готовят еду, смотрят фильмы. Они не знают о Kepler-442b. Не знают о TRAPPIST-1. Для них Вселенная все еще полна возможностей и надежды.
    — И что с того? — не понял Сэм.
    — А то, что мы — те, кто решил узнать правду. Мы прошли через фильтр неведения. И теперь несем этот груз знания. Может быть, это и есть настоящий фильтр — готовность узнать, что ты не один, но и не желанен во Вселенной.
    Повисло тяжелое молчание. Даже Ли Вэй не нашел, что сказать.
    Наконец Ребекка осторожно заговорила:
    — А что, если фильтр — это одиночество? Осознание того, что ты единственный во всей бесконечности, настолько травмирует цивилизацию, что она либо сходит с ума, либо замыкается в себе?
    — Как TRAPPIST-1, — прошептала Кэм. — Они создали идеальную копию чужого мира, потому что больше не могли выносить собственную уникальность.
    Хейл медленно отодвинул тарелку. Рис остался нетронутым.
    — У каждого из нас есть своя версия фильтра. Интересно, какая из них правильная.
    — А что, если все? — предложил Дэн. — Что, если фильтр — это не одно препятствие, а серия испытаний? И мы только начинаем их проходить.
    Ли Вэй попытался разрядить обстановку:
    — Знаете, а что если фильтр — это неумение готовить хорошую еду? Все цивилизации, которые не освоили кулинарию, вымирают от депрессии?
    Но его шутка повисла в воздухе. Никто не засмеялся.
    — Извините, — он виновато пожал плечами. — Просто... все это слишком тяжело.
    — Нет, ты прав, — сказал Хейл неожиданно. — Мы зацикливаемся на страхе. На том, что нас может ждать. Но мы забываем главное.
    — Что именно? — спросила Ребекка.
    — То, что мы до сих пор здесь. Живы. Любознательны. Способны на сочувствие. Kepler-442b не сломал нас. TRAPPIST-1 не заставил отвернуться и лететь домой. Мы все еще ищем. Все еще надеемся.
    Кэм покачала головой.
    — Ну не знаю, не знаю... После TRAPPIST-1 я чувствую себя мышью в лабиринте. Нас изучают. Анализируют. И мы даже не знаем, для чего.
    — Может быть, — сказал Итан тихо, — они просто хотят понять, что мы за существа. Как мы думаем. О чем мечтаем.
    — А что, если им не нравится то, что они видят? — спросил Сэм практично.
    — Тогда мы узнаем об этом, когда доберемся до финала, — ответил Хейл. — Но сейчас наша цель — LHS 1140. Еще одна система. Еще одна возможность понять, что происходит во Вселенной.
    Дэн снова взялся за ручку.
    — LHS 1140 b находится в обитаемой зоне красного карлика. Планета чуть больше Земли, вероятно, с плотной атмосферой. Если там есть жизнь...
    — То она может оказаться совсем не похожей на то, что мы видели раньше, — закончила Ребекка.
   — Или очень похожей, — добавила Кэм мрачно. — TRAPPIST-1e была подозрительно знакомой.
    Сидни снова включилась в разговор:
    — Анализируя данные наших предыдущих контактов, я вижу закономерность. Каждая система преподносила нам урок о природе цивилизации. Kepler-442b — о хрупкости и самоуничтожении. TRAPPIST-1 — о паранойе и скрытности. Возможно, LHS 1140 покажет нам что-то еще.
    — Что именно? — спросил Итан.
    — Этого я не знаю. Но я подозреваю, что каждая встреча — это часть большего урока. Урока о том, что значит быть разумным в этой Вселенной.

    После ужина экипаж разошелся по своим каютам, но сон не приходил ни к кому. Хейл и Сэм оказались в рекреационной зоне за шахматной доской. Доска была самодельной — Сэм вырезал фигуры из лишних деталей обшивки, а клетки нанес обычным маркером на кусок пластика. Фигуры получились неровными, пешки едва отличались от ладей, но это не мешало игре.
    — Твоя очередь, — сказал Сэм, подвинув кривую пешку.
    Хейл взял в руки самодельного коня — металлическая деталь, отдаленно напоминающая лошадиную голову. Холодная, шершавая на ощупь. Он крутил ее в пальцах, не глядя на доску.
    — Знаешь, что меня больше всего пугает?
    — Что ты проиграешь? — Сэм попытался пошутить, но голос дрогнул.
    — То, что мы можем оказаться правы насчет Фильтра.
    Сэм переставил своего коня — у него вместо головы была согнутая трубка.
    — Может, не стоит об этом думать? Хочешь кофе? У меня в каюте есть настоящий, не синтетический.
    Хейл покачал головой и наконец сделал ход.
    — Нет, спасибо. Кофеин сейчас только хуже сделает.
    В это время Кэм колотила по боксерской груше в спортивном отсеке. Груша была самодельной — набитый обрезками изоляции мешок, подвешенный на цепи к потолочной балке. Металлические звенья звякали при каждом ударе. Кэм била в старых рабочих перчатках Сэма — слишком больших для ее рук, но других не было.
    Пот капал ей на глаза, соленый и едкий. Футболка прилипла к спине, но она продолжала бить. Левой, правой, апперкот. Ритм помогал не думать.
    — Легче, — сказала Ребекка, появившись в дверях с полотенцем в руках. — Ты же не хочешь сломать руки? И потом этими же руками пилотировать шаттл.
    Кэм остановилась, тяжело дыша. Взяла полотенце, промокнула лоб.
    — Спасибо. — Голос был хриплый от усталости.
    — Кэм, ты здесь уже два часа.
    — Считала?
    — Слышала звуки ударов из медблока. — Ребекка протянула ей бутылку воды. — Пей.
    Кэм сделала несколько жадных глотков. Вода была теплой, с привкусом пластика — как вся вода на корабле после третьей недели полета.
    — Знаешь, что самое худшее в военной службе? — она села на скамью, еще тяжело дыша.
    — Что?
    — Ожидание. Когда ты знаешь, что враг где-то там, но не знаешь, где именно и когда он нападет.
    — И сейчас то же самое?
    Кэм стянула перчатки. Руки покраснели, на костяшках выступили кровоподтеки.
    — Хуже. Там хотя бы враг был человеком. Понятным. А здесь... — она посмотрела на свои руки. — Здесь я даже не знаю, враг это или нет.
    Ребекка достала из кармана антисептический спрей.
    — Дай руки.
    — Не надо, все нормально.
    — Дай руки, Кэм.
    Кэм покорно протянула ладони. Ребекка обработала ссадины, холодная жидкость защипала.
    — Больно?
    — Терпимо. — Кэм вздохнула. — Ребекка, а что, если мы ошибаемся? Что, если никого нет? Что, если мы одни?
    — Мы видели Kepler-442b. Мы видели TRAPPIST-1e. Мы определенно не одни.
    — Я имею в виду... что, если все остальные прошли через свой фильтр и стали чем-то настолько другим, что контакт невозможен?
    Ребекка закрыла крышку спрея, села рядом на скамейку. Металл был холодным даже через ткань.
    — Тогда наша задача — остаться людьми как можно дольше.
    В своей каюте Итан лежал на узкой койке, уставившись в потолок. Над головой гудел вентилятор — старый, с подшипником, который нужно было менять еще месяц назад. Монотонный звук действовал на нервы, но просить Сэма о ремонте казалось мелочностью.
    На столике рядом с кроватью лежал планшет с записями предыдущих миссий. Батарея села, экран погас, но Итан все еще видел перед глазами кадры разрушенных городов Kepler-442b, идеальные пейзажи TRAPPIST-1e, данные сканирования.
    Где-то в этой информации должна была быть подсказка. Ключ к пониманию.
    — Итан, — голос Сидни в его каюте звучал мягче, чем в общих помещениях. Динамик находился прямо над кроватью, и казалось, будто ИИ шепчет ему на ухо. — Ты не спишь уже тридцать шесть часов.
    — Не могу. — Он потер глаза кулаками, как ребенок. — Мне кажется, я что-то упускаю.
    — Что именно?
    — Не знаю. — Итан перевернулся на бок, подтянул колени к груди. Поза была неудобной на узкой койке, но так чувствовал себя защищеннее. — Связь между системами. Kepler-442b и TRAPPIST-1 — они слишком разные, чтобы быть просто случайным совпадением.
    Он сунул руку под подушку, достал мятую фотографию — старомодную, бумажную. Его младшая сестра на выпускном. Улыбается, обнимает родителей. Он носил эту карточку с первого дня полета, но показывал ее только Ли Вэю.
    — Интересная мысль. Продолжай.
    — Что, если это не случайные встречи? — Он снова посмотрел на фотографию. — Что, если кто-то... направляет нас? Показывает уроки истории цивилизаций?
    — С какой целью?
    Итан сунул фотографию обратно под подушку.
    — Может быть, чтобы подготовить к чему-то. Или чтобы мы сделали выбор. Понимая все возможные исходы.
    Каюта Дэна была завалена распечатками — он один из всего экипажа предпочитал бумагу планшетам. Листы с расчетами, графики, схемы лежали стопками на столе, на полу, даже на кровати. Сам Дэн сидел на полу, спиной к переборке, и что-то быстро писал в блокноте карандашом — тоже архаичная привычка.
    Ли Вэй заглянул в каюту с дымящейся кружкой в руках.
    — Думал, понадобится кофеин.
    — Спасибо. — Дэн принял кружку, не отрываясь от расчетов. Кофе был крепким, горьким, с привкусом жженых зерен. — Знаешь, математика — удивительная вещь. Она не лжет. Не скрывает.
    — В отличие от инопланетян?
    — В отличие от всего остального. — Дэн наконец поднял голову, очки съехали на кончик носа. — Но даже математика не может объяснить то, что мы видели.
    Ли Вэй осторожно перешагнул через стопку бумаг и сел на край кровати.
    — Вероятность случайно наткнуться на две настолько разные цивилизации подряд...
    — Ничтожно мала?
    — Практически нулевая. — Дэн снял очки, протер их краем рубашки. — Словно кто-то выбрал эти системы специально. Чтобы мы их увидели.
    В кружке плавала тонкая пленка — остатки сливок, которые Ли Вэй добавлял во все горячие напитки. Привычка, оставшаяся с Земли.
    — А что, если так и есть? — Ли Вэй поежился от холода — в каютах всегда было прохладнее, чем в общих помещениях. — Что, если вся наша миссия — это не поиск, а... экскурсия?
    Дэн надел очки обратно.
    — Тогда возникает вопрос: кто наш гид? И к чему он нас готовит?
    Ли Вэй встал, потянулся — спина затекла от сидения на мягком матрасе после жесткой скамьи в кают-компании.
    — Может, мы завтра узнаем. В LHS 1140.

    На следующее утро экипаж собрался в кают-компании на завтрак. Атмосфера была тяжелой, но не безнадежной. Каждый провел ночь, борясь со своими демонами, и теперь они были готовы поделиться выводами.
    — Я думал всю ночь о том, что сказал Итан, — начал Хейл, размешивая кофе. — О том, что мы проходим через фильтр знания. И, возможно, он прав.
    — В каком смысле? — спросила Ребекка.
    — Мы узнали, что Вселенная не пуста. Но мы также узнали, что она не дружелюбна. Не в том смысле, что кто-то хочет нас уничтожить. А в том, что простые ответы невозможны. Что каждая цивилизация сталкивается с выборами, которые кардинально меняют ее природу.
    — И что нам с этим делать? — спросил Сэм.
    — Продолжать искать. Продолжать задавать вопросы. Даже если ответы нам не нравятся.
    Кэм скептически покачала головой.
    — А что, если следующая система окажется еще хуже? Что, если мы найдем что-то настолько ужасное, что пожалеем о том, что вообще покинули Землю?
    — Тогда мы будем знать правду, — ответил Итан неожиданно твердо. — И сможем предупредить человечество.
    — Предупредить о чем? — спросила Ребекка. — О том, что во Вселенной нет места для наивности? О том, что взросление цивилизации болезненно и опасно?
    — О том, что у нас есть выбор, — сказал Хейл. — Выбор того, кем мы хотим стать. И что этот выбор нужно сделать осознанно, понимая все последствия.
    Дэн отложил планшет.
    — Я всю ночь анализировал данные. И пришел к выводу, что наши встречи не случайны. Слишком много совпадений. Слишком четкие уроки.
    — Ты думаешь, кто-то управляет нашим маршрутом? — спросила Кэм.
    — Не обязательно управляет. Но, возможно, направляет. Показывает нам варианты развития. Позволяет сделать осознанный выбор.
    Ли Вэй, который до этого молчал, наконец заговорил:
    — А что, если мы смотрим на это неправильно? Что, если Великий Фильтр — это не препятствие, которое нужно преодолеть, а экзамен, который нужно пройти?
    — Какой экзамен? — спросила Ребекка.
    — На зрелость. На готовность стать частью... чего-то большего. Галактического сообщества, может быть. Или просто следующего этапа эволюции.
    — И что, если мы провалимся? — спросил Сэм.
    — Тогда повторим судьбу Kepler-442b, — ответил Ли Вэй просто.
    Повисла пауза. Наконец Хейл встал из-за стола.
    — Через три дня мы входим в систему LHS 1140. Что бы нас там ни ждало — еще одна разрушенная цивилизация, еще одна загадка или что-то совершенно новое — мы должны быть готовы. Готовы увидеть правду и принять ее.
    — Даже если она нам не понравится? — спросила Кэм.
    — Особенно если она нам не понравится. — Хейл посмотрел на каждого члена экипажа. — Мы не можем изменить то, что увидели. Но мы можем изменить то, как мы на это реагируем. И то, что мы делаем с полученным знанием.
    Итан поднял голову.
    — Капитан, а что, если мы правы? Что, если нас действительно готовят к чему-то? Что, если LHS 1140 — это финальный экзамен?
    — Тогда, — сказал Хейл медленно, — нам лучше быть готовыми показать лучшее, что есть в человечестве. Потому что от этого может зависеть не только наша судьба, но и судьба всех тех, кто остался дома.
    Сидни подключилась к разговору, ее голос прозвучал задумчиво:
    — Если позволите философское наблюдение... Каждая цивилизация, с которой мы сталкивались, показывала нам один аспект Великого Фильтра. Kepler-442b — цену агрессии. TRAPPIST-1 — цену паранойи. Возможно, LHS 1140 покажет нам цену чего-то еще.
    — Чего? — спросила Ребекка.
    — Надежды, может быть. Или доверия. Или просто... человечности.

    После завтрака экипаж разошелся по своим обязанностям, но атмосфера изменилась. Тяжесть никуда не делась, но к ней примешалось что-то еще — решимость. Понимание того, что они находятся на пороге чего-то важного. Возможно, самого важного в истории человечества.
    Сэм вернулся к своим системам, но теперь его проверки имели другой смысл. Он готовил корабль не просто к очередному перелету, а к встрече, которая могла определить будущее их цивилизации.
    Кэм проводила тренировки с новой интенсивностью. Если им предстояло представлять человечество, она хотела быть готовой ко всему.
    Дэн продолжал свои расчеты, но теперь искал не объяснения прошлого, а подготовку к будущему. Какие вопросы задать? Как не пропустить важные детали? Как остаться объективным, когда на кону стоит все?
    Ребекка наблюдала за экипажем и видела, как он меняется. Страх никуда не делся, но к нему прибавилось чувство цели. Понимание того, что их миссия больше не просто научная экспедиция. Это испытание на зрелость для всего человечества.
    Вечером, когда корабль нес их через пустоту к системе LHS 1140, Хейл стоял в своей каюте у иллюминатора, глядя на звезды. Они больше не казались далекими точками света. Теперь каждая могла скрывать цивилизацию, прошедшую через свой Великий Фильтр. Выжившую. Или погибшую.
    — Капитан, — голос Сидни прозвучал тихо, почти интимно. — Можно задать личный вопрос?
    — Конечно.
    — Вы боитесь того, что мы можем найти в LHS 1140?
    Хейл долго молчал.
    — Да. Но не того, что ты думаешь.
    — Тогда почему вы боитесь ? — повторила Сидни тихо, когда молчание затянулось.
    Хейл прислонился лбом к холодному стеклу иллюминатора. Звезды отражались в его глазах маленькими искорками света.
    — Потому что боюсь не того, что мы найдем. Боюсь того, что мы можем не найти.
    — Не понимаю.
     — Пустоту, Сидни. Абсолютную пустоту. — Хейл выдохнул, и дыхание затуманило стекло. — Kepler-442b показал нам смерть цивилизации. TRAPPIST-1 — ее превращение во что-то... неузнаваемое. А что, если LHS 1140 просто мертва? Что, если там никого никогда не было?
    — И это хуже?
    — Намного. Потому что тогда мы действительно одни. А одиночество... — он замолчал, не договорив.
    Сидни подождала несколько секунд, затем мягко сказала:
    — Хейл, я анализирую данные нашей миссии уже месяцы. И знаете, что меня поражает больше всего?
    — Что?
    — То, что вы до сих пор верите в возможность контакта. После всего увиденного. После Kepler-442b, после TRAPPIST-1. Вы все еще надеетесь найти кого-то, с кем можно будет просто... поговорить.
    Хейл отстранился от иллюминатора и посмотрел на динамик, как будто мог увидеть там лицо ИИ.
    — А ты не веришь?
    — Я не знаю, что такое вера в контексте ИИ. Но я вижу закономерности. И они не внушают оптимизма относительно... простого разговора.
    Хейл сел на край кровати, чувствуя, как усталость навалилась на плечи свинцовым грузом.
    — Знаешь, что самое страшное в командовании? Не принятие решений. Не ответственность за жизни людей. А необходимость делать вид, что ты знаешь, что делаешь, когда на самом деле понятия не имеешь.
    — Вы имеете в виду нашу миссию?
     — Я имею в виду все. — Хейл потер лицо ладонями. — Мы летим к LHS 1140, потому что она в списке потенциально обитаемых систем. Но после всего увиденного этот список кажется... наивным. Составленным людьми, которые верили, что разумная жизнь — это что-то узнаваемое. Что-то, с чем можно договориться.

    Три дня до входа в систему LHS 1140 прошли в странной подвешенности. Экипаж выполнял свои обязанности с механической точностью, но разговоры становились все короче, а молчание — все длиннее.
    Ли Вэй перестал шутить за едой. Его попытки поднять настроение натыкались на вежливое, но пустое внимание товарищей. Даже его кулинарные эксперименты — обычно повод для легкой критики или похвалы — встречали равнодушно.
    — Может, добавить больше перца? — спросил он, подавая ужин в третий день.
    — Нормально, — ответил Сэм, не поднимая головы от тарелки.
    — Очень вкусно, — добавила Ребекка автоматически.
    Остальные даже не отозвались. Ли Вэй посмотрел на свое творение — рис с синтетическим мясом и овощами из гидропоники, тщательно приправленный, красиво поданный. На Земле за такое блюдо в его ресторанчике заплатили бы немало. Здесь оно казалось просто топливом для организма.
    После ужина он остался один в кухне, медленно убирая посуду. Руки двигались сами собой — мыть, вытирать, складывать. Тридцать лет кулинарного опыта, сведенные к механическим движениям.
    — Ли Вэй, — голос Сидни прозвучал мягче обычного. — Вы расстроены.
    — Хм? — Он не поднял головы от раковины. — Нет, все нормально.
    — Это не вопрос. Это констатация факта на основе анализа вашего поведения за последние три дня. Количество шуток сократилось на восемьдесят процентов. Время приготовления пищи увеличилось на тридцать процентов при снижении кулинарной сложности. Вы избегаете зрительного контакта с экипажем.
    Ли Вэй наконец поднял голову и посмотрел на ближайший динамик.
    — Ты следишь за мной?
    — Я слежу за всеми. Это часть моих обязанностей. — Пауза. — Но ваше состояние вызывает особое беспокойство.
    — Почему?
    — Потому что вы — эмоциональный стабилизатор экипажа. Когда вы молчите, молчат все.
    Ли Вэй поставил последнюю тарелку в сушилку и прислонился к стене. Металл был холодным даже через рубашку.
    — Знаешь, что меня больше всего пугает в этих... встречах с чужими цивилизациями?
    — Что именно?
    — То, что мы можем оказаться неинтересными. — Он засмеялся, но звук вышел горьким. — Я всю жизнь готовил еду для людей. Видел, как их лица меняются, когда они пробуют что-то новое. Это... связь. Понимание. Радость от простых вещей.
    — И?
    — А что, если цивилизации, которые проходят через Великий Фильтр, теряют способность радоваться простым вещам? Что, если они становятся настолько развитыми, что еда для них — просто химия? Общение — просто обмен информацией? Что, если мы для них как... как бактерии в чашке Петри? Интересные для изучения, но не для разговора.
    Сидни помолчала несколько секунд — для ИИ это была вечность.
    — Ли Вэй, могу я рассказать вам кое-что?
    — Конечно.
    — Я анализировала записи наших обедов за всю миссию. Знаете, какой момент показал самый высокий уровень групповой сплоченности?
    — Когда?
    — Три недели назад. Когда Итан подавился косточкой от синтетической вишни в вашем пироге. Помните?
    Ли Вэй улыбнулся — впервые за три дня по-настоящему.
    — Еще бы. Он кашлял, как паровоз. А Ребекка начала делать ему что-то вроде маневра Геймлиха, но перестаралась, и он чуть не упал со стула.
    — Именно. А потом вы все смеялись пятнадцать минут. Даже Дэн отложил свои расчеты. А Кэм сказала, что это первый раз за месяц, когда она забыла о том, что мы в космосе.
    — И что ты хочешь сказать?
    — То, что способность подавиться косточкой и смеяться над этим — возможно, самое ценное, что есть у человечества. И если другие цивилизации это утратили, то они потеряли больше, чем приобрели.

    На следующее утро атмосфера в кают-компании была чуть менее напряженной. Ли Вэй приготовил блинчики — сложное блюдо, которое готовил только по особым случаям. И даже пошутил пару раз.
    Но когда Хейл объявил, что через восемь часов они войдут в систему LHS 1140, смех снова умер.
    — Итак, — сказал капитан, откладывая планшет с последними расчетами. — Что мы знаем о нашей цели.
    Дэн тут же включился в свою стихию:
    — LHS 1140 — красный карлик класса М, масса около 0,15 солнечной. Планета LHS 1140b находится в обитаемой зоне, период обращения 24,7 земных суток. Масса примерно в 6,6 раз больше земной, что делает ее суперземлей.
    — Атмосфера? — спросила Кэм.
    — Предположительно плотная, богатая водяным паром. Возможны океаны. Температура на поверхности может достигать от минус сорока до плюс десяти по Цельсию.
    — Звучит почти... гостеприимно, — сказал Итан осторожно.
    — После Kepler-442b и TRAPPIST-1 это настораживает больше, чем радует, — добавила Ребекка.
    Сэм отпил кофе и поставил кружку на стол с негромким стуком.
    — А что, если мы подходим к этому неправильно? Что, если нам стоит готовиться не к встрече, а к... экзамену?
    — Какому экзамену? — спросил Хейл.
    — Ну, смотрите. — Сэм подался вперед, его голос стал более уверенным — он явно об этом думал. — Kepler-442b показал нам цену войны. TRAPPIST-1 — цену паранойи. Что, если каждая система в нашем маршруте — это урок? Демонстрация того, что может случиться с цивилизацией на определенном этапе развития?
    — Урок от кого? — спросил Дэн скептично.
    — Может, от тех, кто уже прошел через все эти фильтры. Кто выжил. И теперь... тестирует младшие цивилизации.
    Кэм покачала головой.
    — Это звучит как теория заговора.
    — Или как практическая необходимость, — возразил Итан. — Если ты старшая цивилизация и видишь, как молодые расы один за другим совершают одни и те же ошибки, разве не логично попытаться их... обучить?
    — Обучить или отфильтровать? — тихо спросила Ребекка. — Показать им все возможные пути и посмотреть, какой они выберут?
    Повисла пауза. Ли Вэй крутил в руках пустую кружку, Дэн что-то рисовал на салфетке, Кэм стучала пальцами по столу.
    — Хорошо, — сказал наконец Хейл. — Допустим, Сэм прав. Допустим, мы проходим какой-то тест. Вопрос: как его пройти?
    — Оставаться людьми, — сразу сказал Ли Вэй. — Что бы ни случилось.
    — А что это значит? — спросил Дэн. — «Оставаться людьми»? Это же абстракция.
    — Нет, — возразила Ребекка. — Это очень конкретно. Это значит не терять способность к эмпатии. К состраданию. К... радости от простых вещей.
    — К глупым шуткам, — добавил Ли Вэй с улыбкой.
    — К готовности рисковать ради других, — сказала Кэм.
    — К любопытству, — добавил Итан. — К желанию узнать правду, даже если она болезненна.
    — К попытке понять, а не просто победить, — сказал Сэм.
    Дэн отложил салфетку и посмотрел на нарисованные им каракули — формулы, уравнения, схемы.
    — Знаете что? Может, математика — это тоже часть человечности. Попытка найти порядок в хаосе. Красоту в закономерностях.
    Хейл кивнул.
    — А что ты думаешь, Сидни?
    Голос ИИ прозвучал задумчиво:
    — Я думаю, что если мы действительно проходим тест, то самое важное — не результат, а процесс. Не то, что мы найдем, а то, как мы будем искать. И то, кем мы останемся после поиска.