Элли из Мэриленда

- Степаныч, ну ты чего? Садись давай, ехать надо. Пока доедем, разложимся, поесть толком не успеем. Лучше бы в пловную зашли в Заполье, пообедали бы не спеша. Дался вам с Генкой этот магазин!
Грузный Василий Степанович, одетый в рабочую спецовку, отрешённо смотрел вдоль дороги.
- Степаныч, ау!.. Ты с нами?
Водитель поводил рукой перед его лицом, щёлкая пальцами. Василий Степанович, добежав глазами до поворота, тряхнул головой и вернулся в нетерпеливо призывающую его к себе реальность.
- Видел, какая поехала? - сказал он, влезая в кабину оранжевого фургона с красной полосой и надписью «Аварийная служба», - на велосипеде?
- А-а-а, я её раньше видел. Чудная какая-то.
- Дачница, небось, - равнодушно сказал молодой напарник Генка, - из Москвы. Там полно таких, прибабахнутых.
И начал рассказывать о своих мытарствах с оформлением ипотеки.

Василий Степанович молчал. Перед его мысленным взором стояла только что увиденная картинка: по краю дороги едет на велосипеде женщина. Скрывается за поворотом. Всё.

Казалось бы — ну, и что? Лето, многие ездят на велосипедах, и дачники, и местные. Но его это короткое видение пронзило до глубины души. Даже прохватил ознобом подзабытый уже азарт охотника, волнение, вдруг вспыхнувшие воспоминания о несбывшихся, юношеских ещё желаниях.

Он тогда вернулся из армии — высокий, широкоплечий, с усами. Десантура, голубые береты, элита! Парадная форма, дембельский альбом, чемодан — всё по высшему разряду. От девок отбою не было. А та, что его провожала, обещала ждать и дождалась, показалась вдруг какой-то бледной, неинтересной, даже странно было вспоминать, как целовались, прощаясь, как ждал её писем, как мечтал о встрече. Встретились — и ничего не ёкнуло. У него. Она-то была счастлива, всё жалась к нему, смотрела влюблёнными глазами, ждала. Они договорились ещё два года назад, что он вернётся, и они сразу поженятся. И родители ждали. И её, и его. Не дождались. Он не рвал с ней, просто сказал, что не готов жениться вот так, сразу, просил подождать. Старался спустить всё на тормозах. Устроился на работу, всё свободное время проводил в компаниях, с друзьями, с девчонками. Кино, посиделки с гитарами и вином, танцы под модную зарубежную музыку, катания на мотоциклах, поездки в Москву — погулять и развлечься. Она поначалу тоже была с ними. Потом отстала. У него как камень с души свалился. Виделись всё реже и реже. Так и сошло на нет.

И была в то лето в  их посёлке девчонка, из дачников, на которую он запал с первого взгляда и чьё внимание к себе изо всех сил старался привлечь. Но безуспешно. Она жила в старой, «дачной», части посёлка, где были двухэтажные дома с башенками и большими террасами с разноцветными стёклами на полугектарных лесных участках, обнесённых высокими глухими заборами. У неё была своя компания. Вроде всё то же самое — велосипеды, мотоциклы, магнитофоны, кино, гитары, песни, купание, костры. Но всё другое. Другие разговоры, другие песни, другие отношения.

Вот те дачники, что жили в их рабочем посёлке, - те, кто снимали и кто приезжал к своим бабушкам и родственникам, были проще, понятнее, водились с местными. Бывало, что и дрались, но в целом вместе весело проводили каникулы. Эти же держались особняком. Их даже не задирали — у них родители не чета поселковым, кто в чинах, кто при высоких должностях, все со связями.

Однако, пруд с насыпным песчаным берегом, опушка леса, кинотеатр, прозрачная берёзовая рощица рядом с ним, магазины на станции, где продавали сладости и мороженое, - общие, одни для всех, так что, компании молодёжи время от времени пересекались и даже проводили какое-то время рядом, соблюдая нейтралитет.

Сейчас Василию Степанычу вспомнилась та девчонка на берегу пруда на полотенце, она же в сарафанчике на велосипеде, сам велосипед, капризно изогнутые губы, что-то говорящие не по-нашему, незнакомая артикуляция, в которой чудилась насмешка. Над ним.

Это словно тонкой кисточкой прорисованное лицо в облаке светлых пушистых волос он жадно целовал во снах и выискивал взглядом наяву.
Не мог оторвать глаз от стройного бело-розового тела в крошечном купальнике. Дико хотелось сгрести его в охапку и прижать к своему — крепкому, разгорячённому, так, чтобы хрустнули хрупкие косточки и она восторженно пискнула. И он, стараясь держаться в поле её зрения, выделывался, как мог: картинно плавал, нырял, доставал на спор со дна мелкие предметы, прохаживался по песку, демонстрируя рост и мускулатуру, делал упражнения на турнике, высоко подпрыгивал и мощным ударом гасил самые трудные мячи, играя в волейбол. Ну, разуй же ты глаза, посмотри, я какой! Не чета твоим городским хлипким приятелям. Но она не проявляла никакого интереса. Зато её компанию Васины экзерсисы веселили и развлекали, и один раз он услышал насмешливое:
- Первый парень на деревне!
- А в деревне один дом!
И дружный смех, в котором он различил и её голос.
Его тогда удержали ребята и девчонки, а не то быть бы драке. Хотя, что обидного? Он действительно был в то лето первым парнем и искренне ожидал, что любая приглянувшаяся девчонка с визгом бросится ему на шею.

Как-то, в очередной раз проходя мимо их компании, он остановился около неё — ноги расставлены, руки бугрятся бицепсами и трицепсами, грудь колесом. Кто-то из парней хихикнул. Две девушки посмотрели оценивающе и перекинулись парой фраз, он не разобрал. Она — о, вот и имя всплыло в памяти, такое нежное и нездешнее: Неля — читала книжку, лёжа на животе и болтая согнутыми в коленях ногами. Он сделал шаг в сторону, и его тень легла на страницы. Она подняла голову.
- Интересно? - спросил он, глядя вниз. Спина покрыта лёгким загаром и песчинками, волосы на лбу прижаты козырьком на резиночке. Текст напечатан не нашими буквами. - Учебник, что ли?
Она показала ему обложку и что-то сказала не по-русски. Со смешком откликнулся какой-то парень, лениво произнесла длинную фразу крупная красивая девушка, Неля повернулась к ним и стала что-то оживлённо говорить. В ответ посыпались реплики, раздался смех. Она потянулась за чьей-то рубашкой, накинула её на себя и осталась на правом боку, лицом к своим.
Василий стоял за её спиной, не зная, что сказать, что вообще делать. В школе он учил немецкий, вернее, «проходил мимо немецкого», и не мог на слух определить ни один иностранный язык. Что они говорят? В душе вспыхнула злость на мать с отцом. За его учёбой не следили, не проверяли уроки, не требовали хороших оценок, не ругали за прогулы, как это делали родители многих ребят. Ставят тройки, перетаскивают из класса в класс — и хорошо. Чтобы стать слесарем, электриком, шофёром, больше и не надо. А там армия ещё ума добавит. А он, дурак, радовался. Немецкий у них вела молодая учительница, мать-одиночка из соседнего села. Отец каждую весну бесплатно пахал ей огород, обеспечивая своему оболтусу в году трояк, а себе с матерью — спокойствие. А эти тарахтят, как из пулемёта, смеются. А он  стоит весь такой из себя, а ответить не может. Уйти молча — значит, признать поражение. Свои-то ребята тоже ведь глаз с него не спускают. А он привык, что последнее слово всегда за ним. Наконец, кто-то из парней перешёл на родную речь и снисходительно отпустил стоящего столбом неотёсанного деревенского простака, которых они называли «аборигенами»:
- Иди, Вася, гуляй, купайся.
Она даже не шевельнулась. А ведь знает, что всё из-за неё. И он отошёл, с разбега прыгнул в воду, долго нырял, плавал, пока не выдохнул из себя всю злость, потом вылез на берег и растянулся на песке, обнимая сразу двух подсунувшихся девчонок.

Довольно часто он видел её на велосипеде. Обычно в компании, а иногда с кем-нибудь вдвоём. Смотрел из окна или сидя на лавочке у калитки. Из того старого дачного посёлка куда ни ехать — обязательно мимо его дома. Заметив, что она появляется то с подружкой, то с разными мальчишками, он сделал вывод, что постоянного парня у неё нет. Тогда вообще не понятно.

Однажды он обогнал её, идущую со станции, на своём велосипеде. У неё в руках была хозяйственная сумка. Он удивился. Ему казалось, что такие девушки не ходят в магазин за продуктами и вообще ничего тяжелее учебника по иностранному языку не поднимают. Из сумки вкусно пахло копчёной колбасой, выглядывали какие-то разноцветные упаковки. Точно не из их магазина. Из Москвы везёт. Он остановился, предложил помочь, подвезти. Она вежливо отказалась. Он настаивал, уже представляя, как, пристроив сумку на багажник, посадит её на раму перед собой и медленно поедет, держа её почти в объятиях и касаясь лицом пушистых волос. В голосе и взгляде дачницы промелькнуло раздражение.
- Не нужно, спасибо. Я сама.
- Ну, давай, хоть сумку донесу.
- Не надо.
Она переложила сумку в другую руку и пошла по обочине, сторонясь его.
Не хочет — понял Василий. Действительно не хочет. Не понял только - почему? И главное, он видел, что сумка тяжёлая, а идти ей далеко. Вот упрямая!
- Бери мой велик, сумку к багажнику пристегнём, доедешь до дома, а я подойду и заберу.
Она остановилась, посмотрела ему прямо в глаза.
- Не нужен мне твой велик. Сам на нём кати. Что ты возле меня плетёшься?
- Помочь хочу, - терпеливо объяснил Вася, - на велике быстрее и легче.
- Я всё равно не смогу на нём ехать, - сказала Неля, - неужели ты не понимаешь?
- Нет, - растерялся он, - почему не сможешь?
- Потому что он мужской. А я, если ты заметил, в платье. И отстань уже, наконец!
Она быстрее зашагала вперёд. А до него только сейчас дошло, что он всегда видел её на голубом девчачьем велосипеде с низко открытой, плавно изогнутой рамой. И каталась она на нём в платье, сарафане, юбке. Потому что ей не нужно было закидывать ногу, чтобы сесть на сиденье. Этим она отличалась от других девчонок, которые катались в брюках, шортах, бриджах, потому что такой велосипед был только у неё.

Вот что врезалось тогда в память и вспомнилось сейчас, при виде этой женщины, скрывшейся за поворотом — такой же велосипед с цветными сетками, закрывающими до середины колёса, он ещё всё гадал, вязаные они или плетёные и зачем нужны, неужели только для красоты? И необычная посадка женщины — она сидела с прямой спиной, легко держа высокий причудливо изогнутый руль. Та Неля ездила так же. А все катались на дорожных или спортивных велосипедах, сильно наклонившись вперёд, с упором на руки.

Им тогда овладело непреодолимое желание - добиться, завладеть. Любой ценой. Зачем? Чтобы насладиться? Чтобы отомстить? Он и сам не знал. Может быть, чтобы насладиться отмщением. За пренебрежение. За высокомерие. За то, что он ей не ровня.

То лето закончилось ничем. Хотя он упорно её преследовал и уже готов был даже силой затащить в какое-нибудь укромное место. Но она, если и появлялась где-то одна, то рядом непременно оказывались какие-то люди. Над ним стали даже смеяться в посёлке. А в начале августа она уехала — он слышал, что с родителями на юг.

В следующие два-три лета она приезжала редко, только на выходные и одна по посёлку не ходила, всегда с кем-то. Он даже вычислил за это время двух предполагаемых ухажёров и лелеял планы, как переломать им ноги у неё на глазах, чтобы она поняла, что он ни за что не отступится, и оценила силу его чувств. И сдалась наконец. Он видел в кино — два рыцаря дрались из-за дамы и она досталась победителю.

Но друзья, которые всерьёз опасались, что Васька из-за этой фифы натворит делов, - крышу-то ему снесло капитально — удержали, отвлекли. Спасли и его - возможно, от тюрьмы, и её от вполне вероятного насилия, и неизвестного, ни в чём не повинного парня от перспективы быть покалеченным. Так что, обошлось. А потом она перестала появляться в посёлке, да и вся её компания тоже, со старых дач приходили на пруд и на опушку совсем другие ребята. А потом Василий женился.

Молодая жена, работа, хозяйство, родившийся через полгода после свадьбы первенец, казалось, вытеснили из головы образ девушки с гордо поднятой пушистой головкой, восседающей в сарафанчике на велосипеде с цветными сеточками.

А нет. Оказалось, не вытеснили, а только временно потеснили.

Жили Василий с женой хорошо, в любви и согласии. Держали большое хозяйство, работали. Воспитывали уже двоих сыновей. Жена была крупная, кровь с молоком, расторопная, жаркая, весёлая. Спросили бы у него: любишь свою жену? - он бы удивился. Конечно, любит. Недаром же выбрал её из большого числа других, которые с радостью пошли бы за него. Отличная хозяйка, верная, ласковая жена, заботливая мать, да и сама видная, фигуристая, всё при ней. Бывало, за день на пару окучивали десять соток картошки, потом он топил баню, она готовила ужин. И, уставшие, чистые, сытые — на сеновал. Утром тесть только посмеивается:
- Вот же ж молодежь — сено после них не соберёшь, всё разметали!
Казалось бы, что ещё нужно для счастья?

И свои, чисто мужские, радости у Василия были. Рыбалка, футбол, посиделки в гараже с друзьями. Жена не возражала, понимала — мужику нужна отдушина. Ворчала иногда, но беззлобно, и он не обижался, понимал: для порядку.

И женщины на стороне бывали. Но про это жена ни сном ни духом. Он работал электриком в разных организациях — с ночными и суточными дежурствами, выездами на аварии, халтурами. Так что, была возможность и гульнуть, и скрыть. И если какая бабёнка намекала, что не прочь, он никогда не отказывался.

Со временем Вася закабанел, поуспокоился, казался большим добродушным медведем. Жена, помнившая, каким он был в молодости,  и всё время опасавшаяся, как бы его не потянуло на сторону, расслабилась и наслаждалась их размеренной, хорошо налаженной семейной жизнью. Вот правильно говорят, что мужик должен до свадьбы нагуляться, перебеситься, тогда и семье ничто не будет угрожать.

Дом их был полная чаша. И всё время что-то пристраивали, улучшали, покупали. Машину поменяли на иномарку, сыновьям оборудовали к школе большую детскую в два окна, разделили пополам стеллажами. Вроде и вместе, но в то же время и отдельно. Купили видеомагнитофон, брали в прокате кассеты, смотрели по вечерам вместе фильмы. Дети любили мультики, кино про собаку Бетховена, они с Васей — наши комедии, жена прихватывала ещё импортные - американские, французские. Попалась пара-тройка чёрно-белых, похоже, сороковых, а может, и тридцатых годов, весёлые, смешные, лёгкие, с красивой музыкой. Жене понравились. Они даже посмотрели их по второму разу. Потом сдали, набрали новых.

Не сразу жена заметила, что с Васей что-то не то. Он стал молчалив, рассеян, отвечал часто невпопад. Спросишь его о чём-нибудь, а он смотрит сквозь тебя пустыми глазами и словно не слышит. Потом встрепенётся, буркнет что-то и уйдёт. Вечером спать ложиться, а у него дела какие-то.
- Ты ложись, я скоро приду.
Жена за день умается, засыпает быстро, крепко. Ночью повернётся — муж рядом, обнимет его и спит дальше. Но через какое-то время забеспокоилась.

Мужнины ласки стали редкими, вялыми, словно через силу. Первая мысль была — не завёл ли кого на стороне? Да непохоже, всё свободное от работы время дома. Но лицом потемнел, какой-то напряжённый, будто думает постоянно о чём-то. Может, заболел? Нет, говорит, всё нормально, здоров. Что тогда? И чем он занят в то время, когда должен спать в супружеской постели, обнимая жену? Теперь ведь иногда ночью проснёшься, а его нет. Она выйдет в коридор, а под закрытой дверью большой комнаты слабый свет. Она раз дёрнула дверь, а он сидит на диване перед выключенным видиком. Посмотрел на неё так, что стало страшно. Больше не заглядывала. Но мысли-то мучают. Неладное что-то происходит. Может, к порнушке пристрастился? Почему? Зачем? Взрослый мужик, женатый. И уж с чем-чем, а с бабами у него проблем никогда не было.

Сон отшибло напрочь. Жена женщина энергичная, решительная, решила выяснить. Тут как раз Василий привёз большой арбуз, ели его после ужина во дворе, за уличным столом. Вечер был тёплый, тихий. Завтра выходной, рано не вставать. Дети радовались, пулялись скользкими семечками. Раньше мама не разрешала арбуз перед сном.

Ночью она лежала в кровати одна, чутко прислушиваясь. Муж был в другой комнате. Арбуза поел от души, надо только немного подождать. Наконец, скрипнула дверь, застонала половица в коридоре под тяжёлыми шагами. Звякнула щеколда. Муж вышел во двор. Она выскользнула из-под одеяла, босиком прокралась в большую комнату. Видак включен, поставлен на паузу. Она сразу узнала фильм. Комедия. Одна из тех, старых, чёрно-белых. Странно. Они же сдали те кассеты. Значит, Вася её снова взял и смотрит тайком, один? Почему? Вернулась, легла. Через какое-то время, когда он вернулся в дом и снова закрылся в той комнате, встала по нужде, по пути приложилась ухом к щели между дверью и косяком. Полная тишина. А свет от экрана пробивается. Он что, смотрит музыкальную комедию без звука? Вообще непонятно. Потом она ещё несколько раз повторяла свои вылазки и убедилась: Вася в одиночестве смотрит без звука один и тот же фильм, старую чёрно-белую комедию. Ей стало как-то не по себе.

Когда в первый раз поставили ту кассету и на экране замелькали титры на иностранном языке и зазвучала несовременная весёлая музыка, Василий скрестил в щиколотках далеко вытянутые ноги, подсунул под спину подушку и прикрыл глаза, намереваясь подремать под  допотопную киношку, которую выбрала, видимо, жена. А может, дети. Он не любил такие старые, тем более, зарубежные, тем более, музыкальные. Но музычка была бодрая, задорная, исполняемая, похоже, большим оркестром, и он прислушался. На фоне музыки зазвучали голоса героев, то говорящих, то поющих на непонятном языке, на них накладывался монотонно бубнящий без выражения уже по-русски гнусавый голос переводчика. Василий поморщился, приоткрыл один глаз.

Прямо на него ехала на велосипеде хорошенькая барышня, похожая на повзрослевшую Нелю. Он её сразу узнал. Стройная фигурка в летнем платье с оборками, соломенная шляпка, кокетливо сидящая на светлых пушистых волосах. А главное — велосипед! С низко открытой, изящно выгнутой рамой, колёса до середины прикрыты — вязаными?.. плетёными?.. - сеточками. И сидела героиня с прямой спиной, едва касаясь кончиками пальцев высокого блестящего руля с большим клаксоном. Она ехала по тротуару мимо старинных особнячков, ветер развевал подол лёгкого платья, мелькали тонкие ножки в ажурных чулочках. Девушка улыбалась, что-то напевала и смотрела на Васю, словно улыбалась и пела ему.

Его как будто ударили кулаком под дых. И от этого удара упокоившиеся, казалось, на дне души былые чувства и желания всколыхнулись и зловонной пеной, как перестоявшая брага, неудержимо стали подниматься вверх, вызывая изжогу в горле, жжение в глазах и помутнение в мозгу.

Он подсел на этот фильм, как на наркотик. Купил кассету, спрятал и смотрел ночами один, тайком, когда все спали. Кино старомодное, милое, лёгкое. Героиня всё время попадала в какие-то комичные ситуации, но, нисколько не смущаясь этим, весело катила по улицам красивого провинциального городка навстречу своему счастью. Василий смотрел и видел в ней ту, летнюю дачную Нелю. На том же велосипеде. Так же говорящую не по-русски, чтобы поставить его в глупое положение и повеселить этим своих приятелей. Не принимающую его искреннюю, от всей души помощь. Отвергающую его любовь. Сейчас ему казалось, что он всегда любил её, с того самого лета.

Взрослый мужик, отец двоих  сыновей, сильный, немногословный, грубоватый, много работающий и хорошо зарабатывающий, перебравший на своём веку немало женщин, с радостью падавших в его объятия, вновь почувствовал себя молодым, плохо образованным деревенским парнем, который стоит, как дурак, перед девчонкой-дачницей, лежащей на полотенце в соблазнительном купальнике. Смотрит на губы, с которых слетают незнакомые ему слова, вызывающие смех у её приятелей. Вся компания лениво перебрасывается этими словами, как мячиками, и Василий чувствует, что над ним потешаются. У него чешутся кулаки и стучит в висках, он легко может отметелить всех этих городских пижонов, но знает, что всё равно останется в дураках.

Вот что приводит его в бешенство — невидимая стена, о которую хоть лоб расшиби, а по ту сторону всё равно не окажешься и девчонка, при одном взгляде на которую у него каменеют скулы и белеют крылья носа, никогда не прижмётся к нему в трепетном ожидании.

И он снова и снова ставил кассету и смотрел, словно бился об эту стену, представляя, что бы сделал, если бы вдруг под его отчаянными ударами она рухнула, звеня осколками, и он выскочил на узкую мощёную улочку наперерез движению, прямо под колёса, закрытые до середины — плетёными?.. вязаными?.. - сеточками. Он уже не мог без этого. Смотрел, бился, представлял — и получал от этого острое мучительное удовольствие.

Фильм был - музыкальная комедия, но он смотрел его, как триллер. Напряжённо всматривался в лицо героини — Нели! - в её пухлые, чётко очерченные губки, произносящие какие-то слова, и узнавал артикуляцию, когда звуки формируются не в глубине рта, а где-то впереди, между зубами и губами, и при разговоре мелькает кончик языка. Звук он отключал. Музыка раздражала, она никак не соответствовала его настроению, а гнусавый переводчик озвучивал совсем не то, что он хотел услышать. Он сам мысленно вкладывал в уста героини желаемые слова, и они были обращены к нему, Василию, а не к напыщенному хлыщу с завитыми и напомаженными волосами и смешными усиками. Он смотрел и плавился на медленном огне вожделения и ревности. Не помнил о времени, о жене, о работе. Словно проваливался в другую реальность. В Зазеркалье. Правда, Кэрролла он не читал.

Хорошенькая героиня,  молодая и легкомысленная — точь-в-точь Неля во время каникул! - засмотревшись на долговязого франта в дверях аптеки, врезалась в сундук с мороженым, тот опрокинулся на бок, уронив своего хозяина, румяного старика в высоком белом колпаке, а зазевавшаяся дамочка упала, не помяв причёски и не запачкав платья. Вася кинулся к ней, отталкивая на ходу бросившегося на помощь полисмена, и был аптекарем, в чью аптеку привели пострадавшую, и наливал ей в высокий стакан сельтерскую воду, и осторожно ощупывал её левую руку, и, заботливо дуя, обрабатывал царапину чуть пониже локтя. И вместо пижона из дачной компании, перебрасывающегося с ней репликами на непонятном языке с дурацким произношением, помогал спуститься по ступенькам на тротуар и провожал до дома, придерживая под здоровый локоток и за талию. А за ними старый негр нёс на плече велосипед с вывернутым крутящимся колесом. Сеточка на нём была целая. И Василий легко раздваивался и растраивался, и ощущал ладонью под шёлковым платьем тёплое нежное тело — сколько раз видел его в одном купальнике на полотенце на песке! - и придерживал гладкую металлическую раму велосипеда на плече, чувствуя лёгкое движение воздуха от вращающегося колеса, и, сидя перед чёрно-белым экраном, мучительно вспоминал: а какого цвета эта — плетёная?.. вязаная?.. - сеточка? Вот Неля проезжает мимо его калитки, возле которой на лавочке сидит он, вот пристраивает свой велосипед к стволу сосны на берегу пруда. Какого цвета сеточка? Это очень важно. Пёстрая. А точнее? Он лихорадочно вспоминает. Точно! Жёлто-фиолетовая. Но какая, плетёная или вязаная? Он не разглядел тогда и сейчас в который раз выбирает кадр, ставит на паузу и пристально вглядывается, приближая лицо к экрану чуть не вплотную. Но изображение расплывается, в глазах вспыхивают цветные точки. Надо завтра взять с собой очки для близи, ему выписали в прошлом году…

Эта сеточка — плетёная?.. вязаная?.. - не даёт покоя. Фильм кончается. Киношная Неля одаривает своего избранника — конечно, Василия! - нежным поцелуем, они поют заключительную песню и весело танцуют на маленькой красивой площади. Площадь полна народу, все смеются, подпевают, тоже танцуют. Вася понимает, что все они восхищаются их красивой парой — он и Неля. Сейчас смолкнут последние звуки, народ разойдётся, площадь опустеет, и он уведёт Нелю. Куда? Конечно, к себе домой! И она навсегда останется с ним. Кажется, он живёт в квартире над аптекой, где в раскрытом окне плещется на ветру лёгкая белая занавеска и стоит на подоконнике клетка с канарейкой. Старый негр прикатит починенный велосипед, поставит у крыльца, и утром Вася, удовлетворённый и умиротворённый, оставив в постели сладко спящую Нелю, выйдет на залитую солнцем улицу, возьмёт велосипед двумя руками за руль, проверит колесо и наконец-то внимательно разглядит эту сеточку. И узнает точно — плетёная она или вязаная. И расскажет Неле из киношного чёрно-белого мира, что сеточка эта — жёлто-фиолетовая.

Сбоку от него раздаётся скрип, темноту комнаты прорезает узкая полоска света. Кто-то заглядывает в комнату. Он не понимает - кто, зачем?.. Но это не в первый раз. Это раздражает. Грубо нарушает хрупкий мир, в котором его любит девушка на велосипеде с сеточками — всё-таки плетёными или вязаными?.. Чёрт, кто-то опять помешал пойти рассмотреть!.. Он со злостью поворачивает голову, но никого не видит. Полоска света исчезла,  слышны какие-то невнятные звуки, удаляющиеся шаги. Это уходит Неля. Опять уходит. От него. Опять ничего не вышло. Не будет ночи любви в уютной комнате над аптекой, где на подоконнике весело прыгает в клетке на жёрдочке канарейка, а ветер надувает парусом лёгкую белую занавеску. Он тупо сидит перед погасшим экраном, сцепив в замок большие мужицкие руки. Чувствует, как слипаются глаза, наваливается слабость. Крепко трёт ладонями лицо, возвращаясь в обыденную реальность. Включить ещё раз сначала? Может, в этот раз?.. Нет, надо ложиться, завтра рано вставать. Вынимает и прячет кассету, идёт в туалет, потом в спальню.

Тихо ложится в постель. Понимает, что жена не спит. Ждёт, что он обнимет, прижмёт к себе, но он не может себя заставить и осторожно вытягивается на своей половине кровати. Жена, сдерживая прерывистый вздох, чуть сдвигается к своему краю и тоже вытягивается на спине, отвернув голову. Они лежат параллельно, и обоим кажется странным, что когда-то они пересекались — и как пересекались! - а теперь между ними холодная пустота, в которой, кажется, даже нет воздуха. Вакуум. В вакууме нет жизни. Нет любви.

И в какой-то день жена говорит ему, что подала на развод. К этому времени они почти перестали разговаривать. Так только, по хозяйственной надобности:
- Посмотри стиральную машину, плохо сливает.
- Зови ребят домой.
- Соли купи, в субботу капусту буду квасить.
- Спецовку зашей.
Всё безразлично, как чужие. И в ответ на неожиданное сообщение жены Василий откликнулся так же рассеянно:
- Чего вдруг?
И не придал её словам значения. Какой может быть развод, когда дети, хозяйство, кредит? И услышал:
- Ты помешался на этом фильме. Стал, как маньяк. Я тебя боюсь, правда.
Он хотел что-то сказать, но тут она вытащила из кармана халата его кассету и со слезами и словами:
- Всё из-за неё! - бросила в печь.
Запахло палёным пластиком.
Он задохнулся, словно его опять внезапно ударили под дых. Пудовые кулаки немедленно сжались для ответного удара. Он поднял налившиеся кровью глаза, увидел жену, смотрящую на него в упор с отчаянной решимостью на лице, и сдержался.

Слова про развод вылетели из головы, как будто он их и не слышал. А вот без ежевечернего погружения в чёрно-белую реальность с Нелей у него началась буквально ломка. Как у наркомана. По опыту он знал, что для него самый действенный «клин» - тяжёлая физическая работа. За три первых дня он переколол и сложил все дрова, перетащил на участок сваленный у калитки «Камаз» песка. Собрался ещё перекопать кусок плотной, никогда не копанной земли за сараем, но тут его неожиданно отпустило. Придя в себя словно после тяжёлой болезни, он с удивлением заметил неприятные изменения в своей семье: в доме повисла напряжённая тишина, они больше не собираются все вместе за столом, дети смотрят с опаской и стараются поменьше бывать дома, жена спит на диване в детской.

Василий был человек простой, выяснять отношения не умел и не любил. Он пошёл привычным и проверенным путём: купил сыновьям то, что они давно просили — новый футбольный мяч и ворота, жене принёс цветы и приличную сумму наличными — скопил на халтурах, пусть сама купит, что ей хочется, для всех — торт и ведро шашлыка. И уже балагурил и поглядывал игриво на жену, по которой, оказывается, соскучился.

Но пошёл дождь, и жена пожарила шашлык на сковородке. Шашлык! На сковородке! Ну, ладно, хоть так. Мясо получилось румяным, аппетитным. Он предвкушал долгий семейный ужин с разговорами, шутками, смехом. Как раньше. Предложил даже выбрать фильм, чтобы посмотреть после ужина. Жена дико взглянула на него. Мальчишки, невзирая на дождь, где-то носились. Мясо остывало. Они сели вдвоём, жена молча съела два куска, к торту не притронулась и ушла на двор, к скотине. Пацаны, мокрые и грязные, прибежали, переоделись, торопливо поели и снова куда-то убежали. Василий с досады выпил полстакана водки и пошёл искать жену. Нашёл в сарае, возле коровы, разгорячённую, пахнущую молоком. Мелькнула мысль о сеновале, как, бывало, в молодости… Но она молча выставила перед собой вилы, которыми сгребала сено, и никакие разговоры с ним разговаривать не стала.
Закусила удила баба — снисходительно подумал Василий, - характер не дай Бог! Ничего, отойдёт. И, решив не надоедать, пошёл спать. Один. Не впервой. Скоро сама придёт.

Но пришла повестка в суд. Он пошёл, раздражённый, с желанием спросить у этих, которые рассылают повестки:
- Что за дела?

Дела неожиданно оказались серьёзными. Жена на заседании вела себя сдержанно, его ни в чём не обвиняла, сказала коротко, что разлюбила. Так получилось. Жить вместе больше не может. Их развели, дети остались, понятно, с матерью.

Выйдя из здания суда, он замешкался, не зная, куда идти. Ноги сами понесли в гараж к приятелям. Там его выслушали, посетовали на баб -  ну, чего не жилось, мужик работящий, руки золотые, не алкаш, что, одной с двумя пацанами легче, что ли? А может, у неё хахаль появился? Тогда и жалеть не о чем. Ты мужик хоть куда, ещё лучше себе найдёшь, какие твои годы! Давай, за свободу!

Спать остался там же, на топчане. На следующий день вернулся с работы домой, а во дворе на дорожке два чемодана и сумка.
- Твои вещи. И машину забирай, я не претендую. - Жена машину не водила. - Какое железо из гаража нужно, в выходной буду дома, приезжай, заберёшь.

Тут до него дошло, что жили они у жены, в доме, доставшемся ей от бабушки. Он там даже не был прописан. А прописан до сих пор в своём рабочем посёлке, в родительском доме. Только родители несколько лет назад отравились палёной водкой, хотя не сказать, что были сильно пьющие. Дом ветшал, руки до него не доходили, он и не ездил, не следил — всё некогда было. Забрал только кое-что из вещей, и всё. Потом позвонили знакомые, попросили пустить квартирантов, два мужика, хохлы, приехали на заработки, дома строят. И деньги какие-никакие, и за домом пригляд. Пустил. Через полгода они дом спалили и скрылись. Кто они, откуда, где искать — никто не знает. Договора аренды нет, дом не застрахован. Спрашивать не с кого и нечего. Сгорел дом не полностью, снаружи почти целый, только над окнами полосы сажи. Выгорела большая комната и кухня. И растащили всё и из дома, и со двора — неизвестно, до пожара или после, квартиранты или свои же селяне. Восстанавливать, нанимать рабочих, закупать материал — дешевле другой дом купить. А если своими силами, то с алиментами и кредитом растянется на долгие годы. Да и не хотелось уже здесь жить. Решил продать по цене земли — Подмосковье, северное направление, водопровод, газ.

Однако, надо где-то жить. Неделю он ночевал на работе, на диване в дежурке, потом договорился с сослуживцем, что будет жить у него в утеплённой бытовке за помощь в постройке бани. Жена товарища, наливая ему полную тарелку борща и наваливая гору жареной картошки с салом, искренне сокрушалась:
- Такой мужик пропадает! Чего бабе не хватало, не пойму.

И познакомила его, словно невзначай, с женщиной. Раиса два года назад овдовела, дом и хозяйство требовали мужских рук. Сейчас ей нужно было поменять кран на кухне, поправить калитку, починить проводку в сарае, в курятнике... Жена сослуживца посоветовала Василия как мастера на все руки, дала его телефон. Он не удивился — регулярно публиковал на Авито объявление из серии «Муж на час», имел хорошие отзывы и постоянную клиентуру. Звонок Раисы его не удивил, он поехал, всё сделал, быстро и качественно. И даже забил двух индюков — он и это умел. Раиса была приятно удивлена. Она уже и не знала, к кому обратиться с этими индюками. Раньше, бывало, муж всё сам. Один индюк пошёл на продажу, под заказ, на второго она пригласила Василия в выходной день на обед. И под наваристую лапшу и сочные котлеты размером с его кулак да под терновую наливочку они быстро обо всём договорились.  Василий честно закончил баню, поблагодарил товарища и его жену, не подозревая об её участии в его судьбе, собрал свои вещи и переехал к Раисе.

Дом у неё большой, немного недостроенный, участок пятьдесят соток, на нём чего только нет, даже арбузы и дыни. Козы, кролики, птицы немерено. Со всем управлялась, ещё и работала три раза в неделю на почте. Продавала молоко, яйца, мясо, овощи. Чем-то похожа на бывшую жену — ядрёная, расторопная, хозяйственная. И собой видная. Василий с удовольствием погрузился в привычную деревенскую жизнь.
Как честный человек, предложил расписаться. Она не поддержала — зачем в их возрасте? Сошлись, и живи на здоровье. Он не настаивал.

У Раисы было двое детей — дочь-студентка и сын-подросток. Оба они, хоть и любили родного отца, Василия приняли. Отношения у них сложились ровные, в их воспитание он не лез, если о чём просили — делал. Понимал — приняли его ради матери, ей реально не под силу управляться с таким хозяйством.

Раиса женщина активная, властная. Всё всегда должно быть по её. Василий не спорил. Она хозяйка. Причём, как он уже убедился, разумная. Но в чисто мужских делах она полностью доверяла Василию. Ему этого было достаточно.

К моменту, когда Василий Степанович увидел в том селе женщину на велосипеде с сеточками, он жил с Раисой уже больше пятнадцати лет. Не сказать, чтобы у них была прямо любовь-любовь, но обоих всё устраивало. Он достроил и отделал дом, содержал в порядке надворные постройки, инструмент, инвентарь, выполнял текущую мужскую работу, помогал на огороде, приносил Раисе, которую считал женой, всю зарплату. Был всегда вкусно накормлен, чисто одет и обласкан. Что ещё нужно деревенскому немолодому мужику?

Но иногда что-то томило душу, какая-то неясная тоска по чему-то несбывшемуся, ускользающему, не дающемуся в руки. Какая-то необъяснимая неудовлетворённость, которая время от времени давала о себе знать, как незалеченное воспаление. Он не любил копаться в себе и не умел анализировать свои чувства, поэтому загружал себя работой и успокаивал водкой. Не напивался, нет, полстакана — норма. Да и что такое мужику в центнер весом изредка сто грамм? Раиса никогда не возражала. Намахался мужик за день, чего ж не выпить ему с устатку да под хорошую закуску. О его душевных терзаниях она и не подозревала.

И однажды ему приснился сон. Вообще, ему редко что-то снилось. И всё какое-то бытовое, монотонное — то он собирает грибы, то окучивает картошку, то косит траву. А тут он оказался в красивом провинциальном городке, который моментально узнал, в комнате над аптекой. Он смотрел в открытое окно, на котором развевалась от тёплого ветра белая занавеска, в клетке на подоконнике весело прыгала на жёрдочке канарейка, а по мощёной улице ехала на велосипеде молодая женщина и смотрела на него, и улыбалась, а он махал рукой, показывая, что сейчас спустится к ней. Он узнавал и вспоминал, что всё это уже было, было. И велосипед с сеточками на колёсах — так всё-таки вязаными или плетёными?.. И едет на нём Неля — ах, как она повзрослела и похорошела за это время! И как соскучилась по нему! А он так надолго оставил её одну! Он устремляется к двери, на лестницу. Сейчас, сейчас он выбежит ей навстречу, прислонит велосипед к залитой солнцем стене дома, возьмёт Нелю одной рукой под локоток, другой за талию и поведёт по узкой крутой лестнице к себе в  комнату, а там…

И в это время он просыпается. Не по будильнику, а сам. Чёрно-белый сон оборвался, не добравшись до финала. Но он всё равно счастлив. К нему вернулась Неля! Он лежит, не открывая глаз, и смакует каждое мгновение этого чудесного сна. Как он мог забыть о ней!..

Он страстно мечтает снова заснуть, оказаться в том кадре, на котором всё прервалось, и довести дело до конца. У него начинает гореть лицо, ломит затылок. Он знает — это поднялось давление. Он гипертоник, ему выписали таблетки — принимать утром и вечером, но он частенько про них забывает. Он терпеливо лежит какое-то время, и ему кажется, что вот сейчас уже засыпает, но тут звонит будильник. Опять всё сорвалось!

Неля вернулась и снова заполнила все его мысли и разбудила давнишнее неутолённое желание. Каждый день он ложился спать, надеясь увидеть её во сне. И однажды она приснилась ему снова. В этот раз он был на другой стороне площади и видел, как она едет в сторону аптеки, и понимал, что едет к нему, и торопился поскорее бегом пересечь площадь, чтобы встретить её у дверей, но ему всё время преграждали путь то возмущённо гудящие клаксонами старинные автомобили, то вереница старых негров, у каждого на плече велосипед с сеточками — плетёными?.. вязаными?.. - и с крутящимся вывернутым колесом, то поющий и танцующий кордебалет, в чьих пышных белых юбках он увяз, как в снегах, и не мог понять, в какую сторону ему выбираться. И как только выбрался наугад, стряхивая с себя пух и какие-то блёстки и уже различая дверь аптеки, в глазах замелькали чёрно-белые титры, обозначающие конец фильма, и он проснулся. Вот чёрт!.. Как будто кто-то нарочно всё время прерывает в самый решающий момент!

Ему не приходит в голову, что кто-то, возможно, специально останавливает действие, потому что знает: Неля не позволит обнимать себя за талию и откажется подниматься к нему в комнату над аптекой, а уйдёт под ручку с напыщенным хлыщом с завитыми и напомаженными волосами и смешными усиками или кликнет полисмена, который проводит её или подзовёт такси и велит отвезти барышню домой. Кто-то знает и оберегает его от такого удара, оставляя надежду.

Как было хорошо, когда у него была кассета! И он мог каждый день сколько угодно смотреть на Нелю и представлять себе всё, что хочет. Жена, дура, швырнула кассету в печь. Никогда не лазила ни по карманам, ни в кошелёк, ни в телефон. А кассету разыскала. Мешала она ей? Что, он не может вечером посмотреть любимое кино? Другие вон, футбол смотрят, с пивом, и ничего. А она кассету в печку.

Надо найти такую кассету! Но пункты проката давно исчезли, всё переместилось в интернет. Василий может в поисковике на телефоне найти открытку к празднику, посмотреть погоду, новости. Но как найти этот фильм? Он не знает названия, не знает, чей он, на каком языке, какого года, какие артисты в нём играли. Даже не помнит, какая картинка была на бумажном вкладыше в прозрачной коробке, потому что сразу заменил её на простую белую для конспирации. Но точно помнит, что не было ни слова по-русски. Компьютера или ноутбука у него нет. Он покопался в телефоне и понял, что фильм ему не найти. А всё жена бывшая! Выследила, нашла. Уничтожила. Ничего больнее сделать не могла. А ему теперь как быть? Остаётся только ждать, что  она опять приснится. А пока довольствоваться воспоминаниями, в которых переплелись та дачная девчонка и эта чёрно-белая повзрослевшая барышня.

Он становится каким-то отрешённым, как тогда, когда у него была кассета. Раиса видит его таким впервые. Мужика как подменили. На лице блуждает рассеянная улыбка, отвечает невпопад, глаза мечтательные. Ушёл под другое одеяло. Завернётся в него и спит, отвернувшись от Раисы. Что она могла подумать? Только то, что у него появилась другая.

И тут Василий Степаныч увидел женщину в платье или юбке, сидящую с прямой спиной на дамском велосипеде с сеточками — чёрт, плетёными или вязаными?.. Она быстро скрылась за поворотом, но он успел узнать и задохнуться от очередного невидимого удара под дых. Она! Неля. Совсем рядом. Он бывает в этом селе почти каждый день. Здесь расположена медсанчасть их организации, где они перед работой проходят медицинское освидетельствование.

Теперь Василий внимательно смотрит по сторонам, он собран и сосредоточен, как охотник. И вскоре видит её, но не на велосипеде, а на мотоцикле. Она сидит позади высокого мужика, затянутого в чёрную кожу, и оба они, да ещё вместе с диковинным мотоциклом, являют собой зрелище, весьма странное для обычной сельской улицы.
Мотоцикл непривычной формы, длинный, какой-то хищный, весь сверкающий хромированными частями и чёрным лаком, с квадратными кожаными сумками по бокам. Василий такого никогда не видел. Мужик похож на героя американского кино, а сидящая за ним пассажирка выглядит очень женственно и как-то… старомодно — клетчатая широкая юбка, белая блузка с мягким бантом на шее, маленькая жилеточка, похоже, бархатная, соломенная шляпа с цветочками, светлые кудряшки, большие очки.
Мотоцикл остановился около магазина. Мужик снял большой круглый шлем — естественно, тоже чёрный! - и Василий на секунду зажмурился, опасаясь увидеть ненавистного напыщенного хлыща с завитыми и напомаженными волосами и смешными усиками. Но это оказался незнакомый человек с узким смуглым лицом, покрытым лёгкой тёмной щетиной, с орлиным носом, большими глазами и кудрявыми волосами, собранными в длинный хвост. Он помог даме слезть, и они скрылись в магазине. Василий Степанович не сводил глаз с дверей, стоя на противоположной стороне, наискосок через два дома, где они устанавливали счётчик на столбе.
- Опять завис, - беззлобно заметил напарник Генка, - Степаныч!.. Ау!
Степаныч его не слышал. Он смотрел, как идут к мотоциклу мужчина и женщина. В руках они несли пакеты с логотипом дешёвого сетевого магазина, так не вязавшиеся с их нездешним обликом. Мужчина убрал пакеты в квадратные кожаные сумки, усадил даму, мотоцикл взревел мотором и быстро скрылся из вида.
- Кто это? - ошарашенно спросил Василий Степаныч, и водитель их «аварийки», куривший рядом с ними, охотно пояснил:
- Эдди. А с ним не знаю, кто. Она тут недавно.
- Эдди? Эдуард, что ли? - спросил Генка.
- Может, Эдуард. Только все его называют Эдди. Он на телевидении работает.
- Откуда ты знаешь?
- У меня тут свояк живёт. А этот Эдди дом купил неподалёку от него. Давно, лет десять уже. Ты его не видел, потому что мы здесь на неделе бываем, а он, наоборот, неделю работает, а сюда приезжает на субботу-воскресенье, и то не всегда.
- А она? — хрипло спросил Василий, - тоже с телевидения?
- Вот про неё ничего не скажу, не знаю. Но по всему видать, дамочка заковыристая.
Когда ехали обратно, водитель сказал, указывая на обшитый блокхаусом тёмно-коричневый дом:
- Вот здесь он живёт. Раньше обычная изба была, он расширил, второй этаж сделал, с балконом. Дача у него тут.
- Сам строил?
- Нет, конечно. С ним друг его живёт, вроде с детства знакомые, тот сирота, бобыль. Вот тот мужик простой, рукастый. Он и строит, и чинит, и вообще за домом и усадьбой следит. Эдди в выходной приедет, да не один, с компанией, на двух-трёх машинах, а у него уж всё готово. Стол в сад вынесет, кресла, шашлычок пожарит, подаст, уберёт. А эти культурно отдыхают, выпивают, конечно, но в меру.
- А она где живёт?
- Вот сейчас с правой стороны проулочек будет, Ромашковый проезд называется, там четыре дома всего. А какой её, не знаю.
- Красивое название, - вежливо сказал Василий Степаныч для поддержания разговора.
- Старое. Тут у них ещё Черёмуховый проезд есть и Бурёнкин пруд. А в этом Ромашковом та дамочка ромашек насадила — по всем обочинам, у всех заборов. Чтобы, говорит, соответствовало названию. Во, во, смотри! - водитель притормозил, и Василий посмотрел направо.
От улицы, по которой они ехали, отходила незаасфальтированная дорога, утопающая в ромашках и теряющаяся в некошеном поле. Домов не было видно, только поблескивали крыши в густой зелени. И ромашки, ромашки…
Василий Степаныч закрыл глаза и перенёсся в комнату над аптекой. Посмотрел в раскрытое окно, на котором трепетала от ветра легкая белая занавеска, увидел Нелю. Она ехала на велосипеде, поглядывала наверх и улыбалась. Она ехала к нему! На ней широкая клетчатая юбка, белая блузка с мягким бантом на шее, маленькая жилеточка, кажется, бархатная, соломенная шляпка с цветочками и большие очки. И он знает, что она любит ромашки! Он подходит к маленькому круглому столику на одной ноге, покрытому белой скатертью, поправляет стоящий в кувшине большой букет ромашек. Это для неё. Выходит за дверь, бежит по лестнице ей навстречу…
- Ну, чего, Степаныч, ты как? Выйдешь?
- А?.. Куда?
- Ты чего? Я же тебе толкую — на третьем участке Николай заболел, а Димка в отпуске. Кондратьев просит выйти на дежурство. Выйдешь в субботу с Иваном? А мы с Палычем в воскресенье. А? Я в субботу не могу, у матери день рождения. Лады?
Василий Степаныч, у которого опять сорвалась встреча с Нелей, машинально кивнул, торопясь выбежать из дома на залитую солнцем площадь и догнать в очередной раз проезжающую мимо Нелю, но тут «аварийка» резко затормозила, хорошенько встряхнув своих пассажиров,  и остановилась около их конторы.
- Приехали. Станция Березай, хошь, не хошь — вылезай!
И водитель первый выпрыгнул из машины, сильно хлопнув дверью. Да что ж такое!..

С того дня мысли Василия Степановича устремились к этой женщине. Он, как дурак, всю жизнь гоняется за призраком далёкой юности и никак не может догнать, ухватить, поймать. Теперь он понял, почему. Они не совпадали во времени. Он уже давно взрослый дядька, а та  девчонка-дачница, при одном взгляде на которую у него каменели скулы, выросла в чёрно-белую хорошенькую барышню да так на много лет ею и осталась. Призраки не растут и не взрослеют. Не имеют плоти. Их нельзя обнять, прижать к себе, так, чтобы хрустнули хрупкие косточки, от них не услышишь восторженного писка. А ведь желание именно этого столько лет сводит его с ума. А Неля почти его ровесница, младше всего года на три-четыре. Как… Как та женщина в клетчатой юбке из Ромашкового проезда. Вот она, повзрослевшая настоящая Неля! И совсем рядом, всего в каких-то десяти километрах от его деревни. Она реально существует, сажает ромашки, ездит в магазин за продуктами. Правда, с каким-то фасонистым мужиком на выпендрёжном мотике да ещё с хвостом. Вот вечно рядом с такими девчонками вьются всякие пижоны. Василий свирепо взревновал свою Нелю к этому так некстати купившему здесь дом телевизионщику. Что у неё с ним?

Пока Василий Степанович пребывал в эйфории от того, что, наконец, нашёл, и томился в предвкушении воображаемой встречи, Раиса молча наблюдала и вместе с дочкой и внучкой строила планы, которые его не предусматривали.

А он увидел ту женщину ещё раз. Опять мельком, из окна машины, на ходу. Велосипед её был прислонен к стволу плакучей берёзы, а сама она сидела на лавочке на берегу пруда и смотрела вдаль. На голове у неё был венок из цветов. Домой в тот день он возвращался в приподнятом настроении, как после свидания.

Наступил сухой, тёплый сентябрь, золотая осень. Как-то в выходной позвонил Иван, сослуживец.
- Слышь, Степаныч, ты свободен? Подхалтурить не хочешь?
- А чего надо?
- Да, понимаешь, к бабе одной подъехать, у неё в ванной труба подтекает. Она мне написала, а я не могу, я в городе, мы тут празднуем.
В трубке, действительно, слышалась музыка и громкие голоса.
- Слышь, Степаныч, выручи, съезди, а? Я у неё два раза чинил, баба хорошая. Платит, сколько скажешь. Пятёру слупишь, как нефиг делать.
Грубый человек Иван.
- Ладно, присылай адрес.
- Ага, щас пришлю.
Иван отключился. Через минуту пришло сообщение, от одного взгляда на которое у Василия перехватило дыхание: Ромашковый проезд, дом три. Неужели?..

На вызов к протекающей водопроводной трубе Василий Степанович собирался, как на первое свидание. Вымылся, побрился, наодеколонился. Надел под новый рабочий комбинезон белую рубашку в тонкую полоску, которую надевал всего один раз, с костюмом. Долго придирчиво разглядывал себя в зеркале. Интересно, как на взгляд Нели, сильно он изменился за эти годы? Самому трудно сказать, себя-то видишь каждый день. Но вообще, Василий Степаныч был достаточно самоуверен и считал себя мужчиной хоть куда.

Он приехал на час раньше срока, на который Иван договорился с клиенткой, - не мог больше ждать. Вдоль заборов в Ромашковом проезде росли в ряд большие старые берёзы. Подъездная дорога к дому номер три, крайнему к некошеному полю, была вся усыпана сухими жёлтыми  листьями. По ним осторожно ходила женщина в нарядном фартуке с оборками поверх платья, легонько ворошила листья мыском замшевого ботиночка, прислушиваясь к их шороху, посматривала наверх, наблюдая, как они, кружась, слетают к ней под ноги. На голове у неё была  панама, в руках метла.

Василий оставил машину на обочине и, исполненный одновременно волнения и какой-то бесшабашной решимости, пошёл к ней.
- Здравствуйте. Давайте помогу. - И протянул руку к метле. - Подмету.
Она безучастно посмотрела сквозь него, словно мысли её витали где-то далеко, и, рассеянно улыбнувшись, сказала:
- Не надо. Пусть лежат. Красиво.
- Дождь пойдёт, намокнут, будет скользко, - предупредил Василий Степанович, но она, словно не слыша, задумчиво произнесла, обращаясь, может, к опадающим листьям, может, к своим мыслям, но точно не к нему:
- Помеченные каплями дождя,
слетают листья жёлтые с берёз.
И облетят, немного погодя,
мечты, помеченные капельками слёз.
Василий Степаныч стоял перед ней, как истукан, не зная, что сказать. Она вдруг заметила его и, улыбнувшись, пояснила:
- Это не экспромт, это написано несколько лет назад.
Он окончательно растерялся и хрипло спросил:
- У вас труба течёт? Я вместо Ивана.
- Труба?.. Вы имеете в виду… Ах, да, в ванной. Но мы договаривались на двенадцать. А сейчас мне надо в библиотеку.
- Почитать чего-нибудь хотите?
- Нет. Я по другому делу.
- Да, теперь люди не читают, книги вытеснил интернет и соцсети, - менторским тоном высказался с позиции старшего Василий. Женщина явно была его моложе, и он видел в ней легкомысленную дамочку, которая беспечно раскатывает на велосипеде и кружит головы мужчинам. Слова эти, про книги, он слышал несколько раз по телевизору и сейчас очень удачно ввернул в разговор.
- Извините, я договорилась, меня ждут в библиотеке. К двенадцати я вернусь.

Василий Степанович чуть не застонал. Ждать ещё целый час? Он ждёт её всю жизнь, и этот час ему ну совсем лишний.

Женщина пошла к своей калитке, возле которой вплотную к забору стола широкая скамья. На скамье Василий увидел четыре клетчатые сумки, полные книг. Женщина прислонила к забору метлу, сняла фартук, повесила его на штакетину и достала из кармана телефон. Василий Степаныч, озарённый внезапной догадкой, спросил:
- Вам нужно эти книги отвезти в библиотеку? Сами повезёте?
- Нет. Я не вожу машину.
- Почему? - цепляясь за разговор, спросил Василий.
- Не люблю. - Ответила женщина и посмотрела на него с лёгким недоумением. И снова на экран телефона: - Странно, уже десять минут, а его нет.
- Кого? - настырно не отставал Вася.
- Сосед, дядя Миша, обещал подвезти.
В её руке зазвонил телефон.
- Да, дядь Миш!.. Понятно. Ничего страшного, не переживайте. В другой раз.
Она выключила телефон и посмотрела на Василия.
- Ну, что ж, библиотека на сегодня отменяется. Будем чинить трубу. Поможете мне книги в  дом занести?
- Конечно! - с жаром откликнулся Василий, - только зачем же в дом? Давайте в мою машину. Отвезём, а потом трубу починим.
- Спасибо, - сказала женщина, - я сейчас, минуточку.

Она зашла в калитку, прихватив метлу и фартук, а Василий Степанович перетащил тяжёлые сумки к машине и поставил в багажник. Женщина вернулась быстро — уже без панамы, с маленькой сумочкой в руках. Василий Степаныч проявил несвойственную ему обходительность — открыл перед ней дверь, подождал, пока она сядет, поправит платье, сам мягко захлопнул. А у библиотеки вышел первый, обошёл машину, открыл пассажирскую дверь, галантно подал руку. Женщина восприняла всё это как должное, и он немного обиделся.

- Что за книжки? - небрежно спросил он по дороге и, кстати вспомнив модное нынче словечко, опять удачно им блеснул: - Расхламляетесь?
Она промолчала, и он, еле сдерживая своё возбуждение, принялся разглагольствовать:
- Сейчас все от книг избавляются. Говорят, пылесборники. Конечно, всё можно в интернете найти. А мы макулатуру собирали, чтобы дефицитную книгу купить. А сейчас в магазинах книг полно, а читать нечего.
Его пассажирка молчала, и он, исчерпав книжную тему, спросил:
- А как вас зовут?
Женщина, глядя перед собой, ответила:
- Агния.
- Барто? - хохотнул Василий Степаныч, убив одним словом двух зайцев: и  удачно пошутил, и продемонстрировал знание литературы.
Агния опустила глаза. И тут он, обычно не замечающий и не понимающий таких тонкостей, догадался, что ей неловко. За него. Чёрт!.. Что опять не так-то? И потом, почему Агния?
- А вас всегда так звали? И в детстве?
- Всегда. С самого рождения.

В мозгу у Василия Степановича заглючило. Он узнал её, это бесспорно была она — тащившая со станции сумку с продуктами и не желавшая садиться на его велосипед, налетевшая на сундук с мороженым, которую он провожал, придерживая под локоток и обнимая за талию, исчезающая за поворотом на велосипеде и сидящая на лавочке на берегу Бурёнкина пруда. Только странно — дачная Неля не расставалась с книжкой, а эта вывозит из дома такое количество книг, какого у него, например, никогда не было. А чёрно-белая улыбалась ему и пела, а эта не смотрит даже и не поддерживает разговор. И говорит, что она Агния. Как время меняет людей!

Неизменным остаётся только одно, самое неприятное и самое возбуждающее — рядом с ней он чувствует себя дураком и не знает, что сказать. И это лучшее доказательство того, что рядом с ним — она, Неля.

Библиотека располагалась в клубе. Там её знали, ждали и откровенно обрадовались. Две женщины принялись хлопотать вокруг неё, благодарить, предлагать чай и кофе.
- Вот спасибо, Агния Сергеевна! Вы наш добрый ангел!
- Вы знаете, после того, как вы пополнили наш фонд…
- … и особенно после того, как организовали драмкружок…
- … да, и кружок, конечно! У нас тут прямо новая жизнь началась! Сначала думали — ну, хорошо, если человек десять придут, а смотрите — уже больше двадцати постоянно занимаются.
- И читатели спрашивают: скоро ли спектакль? Интересуются! Это прекрасно.
- Вот, я к чему — количество читателей выросло почти в два раза и продолжает увеличиваться!
- Я очень рада.
- Ой, Маринина! У нас она пользуется большим спросом. Да здесь всё?!.
- Да, кроме последнего романа.
- Вот спасибо! О, Токарева, Донцова…
- … детективы! Иностранные!
- … о, а это для мужчин! Детективы, боевики, фантастика!
- Смотрите, Лукьянов, Перумов! Всё время спрашивают.
- О, а это по программе! Некрасов, Тургенев, Пушкин!
- Есенин!
- В школьной библиотеке не хватает, ребята к нам идут, а у нас тоже не густо.
- Конечно, можно в интернете прочитать, но это не то. Настоящая книга — это же ценная вещь, в ней, помимо автора, труд многих людей.
- Шелест страниц, закладочки, пометки на полях…
- Вот, кстати, смотрите, Грибоедов «Горе от ума», два экземпляра, - как раз с пометками, абзацы карандашом обведены, подписано: Чацкий, Скалозуб… Уголки загнуты. Это, конечно, недопустимо, но ведь кто-то, да видно, не один человек, работал с текстом, готовился к уроку.
- Семьдесят пятый год — ещё с тех времён книжка!
- Да…
- От прежних хозяев осталось много книг, современных авторов, в основном, мужское чтиво, я это не читаю, и хранить мне негде. Вот потихоньку разбираю, что-то себе оставила, попалось несколько интересных. И свои расставляю, тоже просматриваю, у меня много  чего есть в двух экземплярах, сразу для вас откладываю. Друзьям сказала, что здесь библиотека есть, они тоже привозят. Пусть у читателей выбор будет побольше.
- Агния Сергеевна, вы, пожалуйста, передайте нашу огромную благодарность вашим друзьям, это так приятно, мы очень тронуты!
- И пригласите на спектакль!
- Обязательно. Да, кстати, на следующей неделе Эдуард ещё вам подкинет, он тоже бросил клич среди своих. Книги не должны стоять просто так, их должны читать.
- Ой, как здорово! А вы знаете, он нам списанных костюмов привёз и ещё обещал!
- Ну, вот видите, как хорошо! - тепло улыбнулась Агния, и Василий Степанович залюбовался ею.
- Кстати, сейчас как раз репетиция. Не хотите взглянуть? Константин Матвеич будет очень рад.
Агния Сергеевна посмотрела на часы.
- Ну, что ж, пожалуй. - И взглянув на Василия Степановича, сказала: - в двенадцать вы сможете начать работу, не волнуйтесь.

Его покоробило такое сухое, официальное отношение. Он готов быть с ней сколько угодно и где угодно, он совершенно не торопится к этой трубе, починив которую, должен будет уйти. И неизвестно, когда они ещё увидятся. А здесь так интересно! Сотрудницы библиотеки болтают без умолку, благодаря им он узнаёт о Неле удивительные вещи. Он же ничего о ней не знает! А она сама не очень-то расположена вести с ним беседы. Впрочем, ничего удивительного. Так было всегда, ещё с того первого лета, когда он вернулся из армии. Жалко, что она отказалась от чая. Культурные библиотекарши обязательно пригласили бы и его. Он с удовольствием посидел бы с ними за столом, послушал разговоры. Ну, ладно, сейчас все пошли в актовый зал, и он за ними. Как хорошо, что он приехал раньше! Целый час вместе с ней в такой необычной обстановке!

На сцене стояла молодая женщина в длинном платье, с небрежно заколотыми на макушке волосами и мужчина средних лет со старомодными бакенбардами. Сбоку к ним подбегал пожилой энергичный мужчина в вязаной безрукавке поверх светлой рубашки, хлопал на ходу в ладоши и громко кричал:
- Стоп!.. Стоп! Виталий Андреич, голубчик, я же вас просил! Последнюю фразу… - тут он заметил вошедших и, бросив своим артистам: - момент!.. - торопливо спустился по трём ступенькам со сцены им навстречу, приветственно раскинув руки.
- Агния Сергеевна, голубушка!.. Рады, рады… Как вы вовремя! Вот послушайте! - и снова к артистам: - Прошу вас, ещё раз этот отрывок. Да постарайтесь, не ударьте лицом в грязь перед автором!
Гуськом — впереди Агния, за ней библиотекарши, Василий Степаныч замыкающим — они прошли вперёд и сели на зрительские места. Василий не мог вспомнить, когда он был в театре.
- И-и-и!.. - хлопнул в ладоши седовласый режиссёр, и молодая актриса манерно заломила руки:
- Что Вы такое говорите?
Как можно? Право, это грех!..
Нет-нет, и даже не просите
запретных альковных утех.
Тут она запнулась, словно ей в голову пришла неожиданная мысль, и нерешительно сказала:
- Но даже, если... предположим…
- Мы грех разделим пополам. - С жаром заверил возрастной кавалер, бросаясь перед ней на одно колено и хватая за руку.
Партнёрша укоризненно покачала головой и отняла свою руку:
- Наоборот, его умножим.
- Ах, как несмелы вы, мадам!..
- Вот!.. Вот! - вскричал Константин Матвеич, снова хлопая в ладоши, - Агния Сергеевна, как вам нравится это «Ах, как несмелы вы, мадам!»? Сколько бьюсь, всё без толку! Объясните хоть вы ему! Виталий Андреич, послушайте автора!

Агния поднялась на сцену.
- Леночка, всё хорошо, только не переигрывайте. У нас не водевиль, а лирическая комедия. Да? Вот представьте: вы молодая жена, только выпорхнули из родительского дома, вы чисты и наивны, правда, вы не успели полюбить своего мужа, папенька выдал вас замуж по своему выбору, но он, безусловно, желал вам счастья. И муж хорош с вами — добр, великодушен, щедр. Вы благодарны ему, искренне стараетесь полюбить, мечтаете прожить с ним долгую семейную жизнь. И вдруг его кузен на правах родственника начинает появляться в вашем доме в отсутствии мужа, пытается ухаживать и даже делает недвусмысленные намёки. Вы впервые в такой ситуации, у вас нет опыта, вы не знаете, как из неё выйти. «Что Вы такое говорите?» - здесь нет ни капли кокетства, вы не ломаетесь, не дразните, вы этого не умеете, вы безмерно удивлены и растеряны. «Как можно? Право, это грех!..». Действительно, как можно за спиной своего брата делать непристойные предложения его жене? И это действительно грех. Вы никак не ожидали подобного от человека, которого  принимали у себя в доме как близкого родственника. Понимаете? Недоумение, растерянность, беспомощность.
- Поняла, Агния Сергеевна.
- Теперь с вами, Виталий Андреевич. Вот вы свою реплику «Ах, как несмелы вы, мадам!..» произносите по-отечески, с долей снисходительности, как будто журите за то, что она не решается спеть перед гостями или дать лошади кусок сахару. А между тем, вы относитесь к ней не как к ребёнку, а как к молодой красивой женщине, которую вожделеете. Чувствуете разницу? И в пьесе, вот посмотрите, в скобочках возле  вашей реплики стоит: «с досадой». Понимаете? Вы раздосадованы! Не умиляетесь, а досадуете. Попробуйте!
- Вот я же говорю точно то же самое! - обрадовался режиссёр. - Давайте ещё разочек, с учётом всех поправочек!

Василий Степанович, внимательно смотревший и слушавший, почувствовал некоторую солидарность с мужиком, влюблённым в непонятливую упёртую бабёнку. Он сразу понял, что имела в виду Агния, и с досадой на всеобщее женское упрямство и изворотливость, чуть поморщившись, сказал:
- Ах, как несмелы вы, мадам!..
- Вот! Вот! - обрадовался режиссёр. - Вот так! С досадой! - И захлопал в ладоши: - Приготовились! И-и-и!..
Агния взглянула на Василия и бесстрастно оценила:
- Браво.

Прослушав ещё раз отрывок и удовлетворившись последней фразой Виталия Андреича, она взглянула на часы и, сказав: - пора! - пошла к выходу. Василий за ней.
На обратном пути он не удержался, спросил:
- А вы, правда, автор этого спектакля?
- Нет. Я автор пьесы. Автор спектакля — режиссёр-постановщик.
- А почему они говорят стихами? Я думал, это старая пьеса.
Агния еле заметно пожала плечами:
- Пьеса в стихах.

Оказавшись в её дворе, Василий Степанович с любопытством смотрел по сторонам. Справа от дорожки, ведущей к дому, была большая прямоугольная поляна, по краю, вдоль забора — недавно высаженные молоденькие туи с голубым отливом. Плотная, низко скошенная дернина, состоящая, в основном, из клевера и маргариток. Раиса считала маргаритки сорной травой и безжалостно выдирала, а ему сейчас нравился ровный ковёр из мелких изумрудно-зелёных розеток вперемешку с кругленькими листочками клевера, над которыми кое-где виднелись маленькие бело-розовые цветочки. Он представил на этом ковре расстеленное полотенце, а на нём Агнию в крошечном купальнике. Бешено заколотилось сердце. Но тут он увидел прислоненный к стене дома велосипед. Тот самый. С низко открытой плавно изогнутой рамой, с высоким рулём. С сеточками! Наконец, он смог их разглядеть. Они были плетёные, ромбиком, с узелками на пересечениях нитей. Розовые с жёлтым. Странно, что раньше они казались ему жёлто-фиолетовыми. Впрочем, розовый и выгоревший фиолетовый похожи. Особенно издалека.
- Какой у вас необычный велосипед!
Агния пожала плечами.
- Дамский. Винтаж.

Вошли в дом. В большом коридоре одна стена представляла собой сплошные открытые полки, от пола до потолка, заставленные книгами. Напротив стояла массивная «стенка» советских времён, на открытых частях и за стеклянными дверцами тоже были книги. Василию стало неловко.
- Сколько у вас книг!
- Это меньшая часть. Основная библиотека на втором этаже. Ещё не вся разобрана.
Хозяйка прошла вперёд и включила свет в ванной.
- Прошу сюда!

Вода была перекрыта. Сильно подтекало из трубы, находящейся у самого пола. Василий открыл свой чемоданчик, приступил к осмотру. Агния стояла рядом, смотрела. Ему опять было мучительно неловко. Приходилось вставать на колени, тянуться к вентилю, открывать, закрывать, наклонять низко голову, щуриться, пытаясь разглядеть проблему. Очки он оставил в машине, он их стеснялся, они были старческие, для близи. Агния, у которой на носу были минусовые очки в затейливой оправе, никакими комплексами по этому поводу не страдала. Но ей было неудобно видеть грузного пожилого мужчину, стоящего на четвереньках, она видела, как покраснели у него уши и шея, как тяжело он дышит. И она вышла, чтобы его не смущать.

Василию стало легче. Он промочил новый комбинезон, запачкал ржавчиной манжеты светлой рубашки, которые вовремя не подвернул из глупого пижонства, у него затекла спина и ноги, он с трудом встал, опираясь на раковину, и еле разогнулся. Но причина была найдена. Он обтёр колени и руки тряпкой, которую всегда возил с собой, и пошёл искать хозяйку.

Она сидела в комнате за письменным столом и что-то печатала на ноутбуке. Здесь тоже стоял большой угловой книжный шкаф со стеклянными дверцами, и над столом висело  несколько полированных полок с книгами.
- Можно?
 Она крутанулась в большом компьютерном кресле.
- Да, конечно. Ну, что там?
- Возвратный клапан лопнул.  Проржавел совсем. От старых хозяев, небось, ещё?
- Да. И что теперь?
- Менять. Сейчас поехать в строительный магазин, там должны быть, ещё пару деталей взять, и я установлю. Но вообще, всю систему надо переделывать. И поднять повыше. А то вот так потечёт где, и не подставишь ничего, и к счётчику низко наклоняться.
Он уже отдышался и предвкушал, как они поедут в магазин, сидя на соседних креслах, и будут разговаривать по дороге. В машине он чувствовал себя уверенно. Но она сказала:
- Хорошо. Вы поезжайте, купите, что нужно, я в этом всё равно ничего не понимаю. Привезёте чек, я всё оплачу.

И встала, чтобы его проводить. Выходя из комнаты, он боковым зрением заметил, что тумбочка, на которой стоял большой телевизор, - старомодная, с отделением для видеомагнитофона. У них с женой была похожая. И сбоку небольшая застеклённая витринка, в которой угадываются плотно стоящие корешки видеокассет. Интересно.

Он быстро съездил, всё купил. Вернулся — калитка и входная дверь открыты, Агния спокойно работает за компьютером. У него стало тепло на сердце. Доверяет. Ждёт.

Он спокойно всё починил, тщательно проверил, вытер воду с пола, сполоснул руки и вспотевшее лицо. Вытерся коричневым плотным полотенцем, посчитав, что оно для рук. Пушистое бело-розовое тронуть не решился, хотя очень хотелось.
- Хозяйка, принимай работу!
Она вошла в ванную, покрутила краны, потрогала пальчиком новый клапан.
- Всё в порядке, - заверил Василий Степанович, - пользуйтесь на здоровье!
- Спасибо.

Вернулись в комнату. Агния взяла со стола телефон. Василий, словно невзначай, оказался около витринки.
- Ого! Какие у вас раритеты! Любите старые фильмы? Я тоже в молодости любил один фильм, музыкальный, старый совсем… Не помню, как называется.
Василий лукавил — названия он никогда не знал. Это был просто «фильм про Нелю». Но в глазах Агнии мелькнул некоторый интерес.
- А что помните? Чей фильм? Режиссёра, артистов, год создания? Про что он?
- Про девушку. Она ездит на велосипеде… ну, вот как у вас… и врезается в сундук с мороженым, и там такая площадь с аптекой, и на площади танцуют и поют… в белых пышных юбках…
- А-а-а!.. Это «Элли из Мэриленда». Редкий фильм. Мне тоже нравится.
- И у вас… есть? - с замиранием сердца, спросил Василий.
Она подошла к витринке, открыла дверцу и достала кассету. На потёртой картинке до боли знакомый кадр — Неля едет на велосипеде, едва касаясь пальчиками высокого руля, смотрит прямо на него, улыбается и поёт. Агния, стоя близко к нему и держа перед ним кассету, сказала что-то не по-русски. Он узнал эту артикуляцию, когда звуки формируются впереди, между губами и зубами и виден кончик языка. По спине пробежал озноб.
- Фильм про Нелю, - пробормотал он.
- Главную героиню зовут Элли, - поправила Агния. - Элли из Мэриленда. Возможно, звук был некачественный, вот вам и послышалось. На самом деле — Элли.
- Я смотрел без звука, - плохо владея собой, пробормотал он.
Агния посмотрела на него с недоумением и опаской. Музыкальный фильм — без звука?..

Василий Степанович не понимал: Элли, Нелли — какая разница? Практически одно и то же. Агния ещё. Зачем так много имён?
- Вы можете мне её продать?
- Продать? - удивилась Агния. - Нет.  Не могу. Это коллекция, понимаете? Впрочем, у меня есть две кассеты на обмен, вот, посмотрите: примерно те же годы, музыкальные комедии, очень весёлые, романтические… - она запнулась. - Вот их могу продать.
- Мне эта нужна. - Тупо повторил Василий.
- Эту нет. Извините. И потом, вы представляете себе её цену?
- Сколько?
- Дорого.
- А давайте, вы мне заплатите ею за работу? - сообразил Василий, - не надо денег, просто дайте кассету.
- Ваша работа столько не стоит.

Она указала рукой на дверь, и они вышли в коридор. Входная дверь была открыта, и Агнии стало спокойнее.
- Сколько я вам должна?
И Василий Степаныч, собиравшийся взять с неё символическую тысячу, обозлясь, грубо сказал:
- Пятёру.
- Переводом, хорошо?
- Давайте.
- Диктуйте номер.
Он продиктовал. Она повернула к нему экран своего телефона: перевод доставлен.
- Спасибо.
- Пожалуйста, - отмякнув, вежливо сказал Василий, - номер мой у вас теперь есть, обращайтесь, если что будет нужно. Водопровод, электрика, ремонт, строительство, любая помощь по хозяйству. - И, придя уже в благодушное настроение, весело подмигнул: - Постоянным клиентам скидка.
Она проводила его до калитки и закрыла её за ним на засов.

Через некоторое время ему повезло - удалось перехватить у Ивана халтурку у Агнии. Почему-то она снова обратилась к нему, а не к Василию. Вызов был на выходной, и Иван привычно расслаблялся после вынужденно трезвой трудовой недели.

Если Агния и была недовольна заменой, то вида не подала. Показала фронт работ — поменять смеситель, отрегулировать сливной бачок. Сразу ушла, чтобы его не смущать. Он был ей благодарен. Работал не спеша, аккуратно, сделал всё качественно. Она заглянула, когда он уже складывал в чемоданчик инструменты.
- Всё готово, проверяйте.
И, не удержавшись, заметил:
- Тут, конечно, и в доме, и на усадьбе, работы полно. А вы человек городской. Как справляться будете? Помощник нужен.
- Да, работы много. Будем потихоньку всё налаживать. Сыновья приезжают, когда могут, многое делают, родственники, друзья.
- У вас есть дети? - глупо удивился Василий Степаныч.
- Конечно, есть. Почему это вас удивляет? И дети есть, и внуки.
- Внуки?..
- Ну да. У вас ведь тоже, наверное, есть?
- Есть, - проглотив внезапно образовавшийся в горле ком, с трудом ответил Василий.

У них могли быть общие дети! И общие внуки. И общая жизнь. Почему не сложилось? В какой момент что-то пошло не так? Может, в тот, когда он родился в семье доярки и колхозного тракториста, работящих, дружных, любящих весёлые застолья и не обременявших своего сыночка учёбой?

Ему очень не хотелось уходить, и он, помявшись в дверях, неожиданно предложил:
- А давайте попьём кофе? У вас есть?
- Есть, - машинально ответила Агния, - но пить его мы не будем. У меня видеоконференция... - она посмотрела на телефон, который держала в руке после оплаты его услуг, - через пятнадцать минут, и мне ещё нужно подготовиться. Извините.
Он ничего не понял про конференцию, но не мог не признать, что выставили его вежливо, не придерёшься.

Потом его ещё позвал напарник Генка — Агнии нужно было привести в порядок ворота, наварить новые петли, засов, а у Василия Степановича был сварочный аппарат.

Генка, молодой, худой и шустрый, работал быстро, ловко, рассказывал о своей семейной жизни, о тёще, об ипотечной квартире. И всё с шутками, весёлым торопливым говорком, путая звуки «В» и «Л». Толково и по существу отвечал хозяйке на вопросы про ворота, зацепился за торчащий из забора гвоздь и, извернувшись, ощупывал себя под лопаткой, смешно сокрушаясь:
- Вот чёрт, рубашку порвал!.. Свадьбешную.
Агния  слушала его болтовню, добродушно поддразнивала, смеялась, и Василий Степанович с завистью наблюдал, как легко и непринуждённо они общаются. Хотя, казалось бы, чем ей может быть интересен мелкий конопатый Генка-балабол?

В тот момент, когда обе воротины лежали на земле и незакрытый проём открывал вид на двор, по улице шла к автобусной остановке тётка, знакомая Раисы. Она знала, что Василий увивается за городской фифой. Раиса сама широко распространяла это слух: совсем голову потерял, бесстыдник, это при живой-то жене! Тот факт, что они не расписаны, Раиса не афишировала. А уж она ли не старалась для него, всегда в тепле, в ласке да сытости! И сейчас баба своими глазами наблюдала, как этот бугай стоит за спиной нарядно, не по-деревенски одетой молодой женщины у неё во дворе и, указывая рукой куда-то наверх, нашёптывает ей на ушко. Василий как раз объяснял, какие проблемы с верхней петлёй и почему её надо менять.

Что уж домыслила себе эта баба, в каком виде изложила Раисе и всем знакомым, неизвестно, но Раиса получила так необходимое ей доказательство измены и предательства.

Василий был ей больше не нужен. Дом достроен, отделан, обставлен, двор и хозяйство в полном порядке, всё катится как по маслу, она и сама со всем прекрасно справится, а если что надо — наймёт мастеров, деньги, слава Богу, есть. От Василия толку стало меньше — посыпалось здоровье: давление, холестерин, желчный пузырь, камни в почках. Год назад перенёс полостную операцию, теперь нельзя выполнять тяжёлые работы, нужно соблюдать диету, принимать лекарства. Когда она его брала к себе, это был полный сил неприхотливый мужик, неутомимый что в работе, что в койке. Теперь он превращался в обузу. К тому же, в последнее время стал вообще какой-то странный.  Его отсутствующий взгляд, погружённость в себя, потеря интереса к ней как женщине пугали её не вероятной изменой — этим её не напугать! Ей серьёзно стало казаться, что он тронулся умом. И зачем ей такая проблема в доме?

Кстати, о доме. Раиса была постоянно на связи со своими детьми, помогала им и внукам, они часто гостили у неё и сообща решили несколько лет пожить в доме все вместе. Дом большой, ещё отец строил, царствие небесное! Комнат достаточно, два входа. Внучка замуж собралась, дочь с мужем оставляют ей квартиру, а сами перебираются насовсем в дом к бабушке. Зять у Раисы хороший, по хозяйству умеет всё, легко заменит Василия. И сын тоже на все руки. Они с женой взяли квартиру в ипотеку и, чтобы поскорее расплатиться, будут её сдавать, а сами жить у матери. Тут и школа есть для детей, и на работу ездить удобно. Два молодых крепких рукастых мужика, к тому же родных, вместо одного чужого, старого и больного, с мозгами набекрень. Будут жить в своём доме своей семьёй. Зачем им посторонние? Отец строил дом для своих.

Теперь нужен был благовидный предлог. Раиса не хотела ни  скандала с Василием, который выплеснется на всю деревню, ни осуждения соседей. Мол, использовала мужика и выбросила. Ей в этой деревне ещё век свой доживать, да дети-внуки тут же. Зачем им такая молва? Дети готовились к переезду в родной дом, Раиса затаилась в ожидании удобного момента. И тут так всё удачно получилось! Все знают, что Василий загулял от Раисы с московской дачницей, видели их у неё во дворе в обнимку, и в клубе, и машина его частенько стояла у её ворот. Ни стыда, ни совести, на старости-то лет! Вся деревенская общественность встала на сторону  потерпевшей стороны — Раисы. Ей сочувствовали, её жалели, возмущались неблагодарностью и подлостью мужа - в основном, конечно, бабы. Мужики не решались перед ними оправдывать хоть в чём-то неверного мужа, вложившего за это время в дом, хозяйство, неродных детей и внуков столько сил, труда, денег. Поэтому никто не удивился, когда она выставила его из дома с двумя чемоданами и сумкой, как когда-то первая жена. С чем пришёл, с тем и ушёл. По справедливости. Ей чужого не надо.

Буквально на следующий день в дом переехали дети. В просторный гараж, построенный полностью Василием, поставили две машины, глухие, сваренные им же ворота закрыли изнутри на массивный засов. Семья воссоединилась в родовом гнезде. Соседи одобрили — какие хорошие, заботливые дети, не бросили мать одну на старости лет, сразу примчались, взяли немаленькое хозяйство в свои руки.

А Василий снова оказался без крыши над головой. Тёплой бытовки, в которой он когда-то жил, помогая сослуживцу в строительстве бани, уже не было — её давно продали за ненадобностью. В конторе поменялось начальство, ужесточилась дисциплина — ночевать на диване в дежурке ему не разрешили. Он попросился на постой к старой бабке, живущей в полуразвалившейся избе недалеко от Ромашкового проезда, но надолго там задерживаться не хотел. Собрался с духом и пошёл к Агнии.

Она удивилась его визиту, но в дом впустила. У неё топилась печь, пахло свежемолотым кофе и духами. Из глубины дома доносилась тихая музыка. Хотелось здесь остаться и никуда не уходить. Хозяйка была радостно оживлена и его слушала невнимательно.
- Агния... Сергеевна, - решительно приступил к делу припёртый к стене жизненными обстоятельствами Василий Степанович, - у меня к вам серьёзный разговор. Скажите, у вас муж есть?
Агния вскинула брови, отступила на шаг, но ответила ровным голосом:
- Сейчас нет.
- Вот! - обрадовался Василий, - а дом и участок у вас большие, вам одной никак не справиться. Сыновья, конечно, помогают, но они же работают, да и свои семьи у них, дети. Часто приезжать не могут. Я предлагаю вам полную помощь по хозяйству, поверьте, я всё умею, всю деревенскую работу, и не только. Я вам усадьбу в игрушечку превращу! А вы только пустите меня к себе.
Агния  посмотрела на него с недоумением, и он заторопился:
- Не в дом, нет! У вас на том конце участка баня старая, отдайте её мне, я её отремонтирую и буду в ней жить, а всё свободное от работы время буду вашим садовником, электриком, строителем.
Агния, шокированная такой перспективой, даже выставила перед собой ладошки.
- Послушайте, если бы у меня была возможность оплачивать садовника, электрика и строителя на постоянной основе, я бы, наверное, купила не избу в этом селе, а коттедж в престижном посёлке. И там к моим услугам круглосуточно были бы и садовники, и электрики. Но у меня такой возможности нет. Извините, садовник мне не нужен.
- Вы не поняли! Бесплатно! Я всё буду делать, что нужно, только за проживание в бане! Вы меня и видеть не будете! Копать, сажать, косить, дрова рубить, всё ремонтировать.
Агния взглянула на часы на руке.
- Послушайте, я не знаю, зачем вам это надо и какой у вас интерес, но ни бесплатный работник, ни бесплатный квартирант мне не нужны. Ни скотины, ни огорода я разводить не собираюсь, так, цветочки, клубнику, укропчик. С этим мы сами справимся.
- А косить такую площадь? - не сдавался Василий Степаныч.
- Косилка есть, триммер. А понадобится помощь, найму кого-нибудь разово. За деньги.
- Почему тогда не меня?
- Вы меня пугаете, - честно ответила Агния.

Она не слышала о его расставании с Раисой и не знала, что ему просто негде жить. А он не хотел ей этого говорить. Было стыдно. В его-то возрасте…

Он поник головой, как-то обмяк и словно стал меньше ростом. В ней шевельнулась жалость. Большой, неуклюжий, напористый, с грубым красным лицом, корявыми крестьянскими руками… В нём чувствовался какой-то надлом, какая-то большая проблема. Но вникать было некогда. Да и не хотелось.
- Ладно. Пойду. - Уставшим голосом произнёс он. - Извините. - И вдруг с надеждой спросил: - А кассету не продадите?
- Нет.
Она вдруг догадалась:
- У вас нет видеомагнитофона, чтобы её просмотреть? И компьютером вы не пользуетесь?
- Нет.
Повинуясь внезапному порыву, она предложила:
- Хотите, я вам её поставлю, вы посмотрите здесь и пойдёте? Правда, ко мне скоро должны прийти…
- Нет, спасибо, - с сожалением отказался Василий Степанович, - я люблю смотреть её один.
- И без звука, - вспомнила Агния.
- И без звука.
- А если я её вам продам, как вы будете смотреть?
- Куплю подержанный видак, на Авито, - пожал плечами Василий, - подшаманю и буду смотреть.
- Купите ради одного этого фильма?
- Да.
- Он вам так дорог?
- Очень, - дрогнувшим голосом ответил Василий и пошёл к двери.
У Агнии зазвонил телефон, и она радостно откликнулась:
- Да? Алё!.. Это ты? Ну, конечно. Жду! - и Василию: - Вы там просто захлопните калитку, хорошо?
И, избавившись от него, как от досадной помехи, вернулась к своим делам.

Он сел в машину и поехал в гараж, к приятелям. Сейчас выложит им всё, крепко выпьет и останется ночевать на старом топчане под промасленной телогрейкой.

Обретя в гараже поддержку и понимание, Василий Степанович приободрился. В конце концов, жизнь не кончена. У него есть работа, друзья, койка в бабкиной избе за печкой, тарелка щей на ужин и… Неля.

Ложился спать рано, перед сном перебирал в памяти все свои встречи с Нелей — с той, дачной, с чёрно-белой и с Агнией, которая на самом деле тоже была Нелей, хоть и делала вид, что раньше его не знала. Жил он теперь совсем близко и частенько видел её на улице на велосипеде — дамском, винтажном, с сеточками на колёсах. Теперь он точно знал, что они плетёные, ромбиком, с узелками на пересечениях нитей, жёлто-розовые. Почему-то знание этих подробностей, так мучивших его много лет, наполняло душу успокоением.

Они с Агнией даже иногда здоровались издалека — взмахом руки, кивком головы, улыбкой. Он не приближался к ней, боялся спугнуть. Но уж вечером, лёжа в кровати, давал волю воображению.

Уже был октябрь, начались дожди — мелкие, долгие, нудные. Как он и предостерегал Агнию, плотный ковёр мокрых опавших листьев расползался под ногами и колёсами. Она уже не ездила на велосипеде, а ходила пешком — в жёлтых резиновых сапожках,  с большим зонтом-тростью.

Несколько раз видел её в обществе Эдди - на мотоцикле, в его машине. Но теперь не ревновал. Он уже кое-что знал про него. Они с Агнией просто дружили по-соседски. Эдуард работал на скандально известном телевизионном проекте стилистом. Василий знал эту передачу. Раиса, её дочка, внучка и невестка смотрели, не пропуская ни одного выпуска, и взахлёб обсуждали, кто из героев кому что сказал, кто кому изменил и простит ли Маша Сашу. Он взглядывал одним глазом на экран, и его тошнило от этой мути.  Передача мало кого оставляла равнодушным. От неё или тащились, или плевались. На вкус и цвет, как говорится… Но Эдуарда в селе любили. Он был культурный, доброжелательный, уважительно относился к местным. Не отказывал в помощи, привозил из Москвы дефицитные лекарства, выручал деньгами, мог в охотку с мужиками и топором помахать, и лопатой, и выпить под сугубо мужицкие разговоры домашней наливочки, а то и самогоночки. К его необычной внешности все давно привыкли. Они там, на телевидении, все такие. А мужик он хороший. Помнили его жену — приятная была женщина, хотя тоже не простая, художник. Помогала оформлять сельский клуб. Умерла несколько лет назад. Рак. А детей им Господь не дал. Остался Эдуард один. С другом детства, который у него вроде управляющего. Тоже хороший мужик, простой совсем, свойский. Вот таким управляющим Василий хотел бы быть у Агнии. Не вышло. А жаль. Так что, ничего удивительного, что они с Агнией сдружились. Оба люди творческие, друг другу понятные. И профессии у обоих для сельской местности  более чем экзотические — стилист, литератор. Как им не держаться вместе.

После череды затяжных дождей вдруг наступило потепление — наверное, последнее в этом году. Солнечным ясным днём Василий Степанович ехал по селу, с удовольствием глядя по сторонам. Впереди открывался пруд. На скамейке сидела Неля и смотрела на него. Он встретился с ней взглядом и больше уже его не отводил. Она улыбалась ему, и он весь устремился ей навстречу, с силой надавив на педаль газа и всем телом навалившись на руль. Картинка в глазах вдруг стала чёрно-белой, замелькали титры на непонятном языке, и всё оборвалось. Он опять не успел. Теперь уже окончательно.

Нашли его скоро. Парень, собиравший во дворе неподалёку последнюю антоновку, стоя на стремянке, увидел, как машина на большой скорости съехала с асфальтового полотна, полетела вдоль пруда, снесла по дороге скамейку и впечаталась в ствол плакучей берёзы, у которой Агния ставила свой велосипед. Удар был таким сильным, что парень почувствовал, как вздрогнула земля под стремянкой. Он скатился вниз, набрал 112 и побежал к машине. Весь нос всмятку, дверь заклинило, мужик за рулём — он его узнал: электрик, который устанавливал им новый счётчик, - не подаёт признаков жизни. Быстро примчались все службы — полиция, «Скорая», МЧС, сбежались селяне. Разрезали дверь, вытащили Василия. Вскрытие показало: инсульт. В дерево он врезался уже мёртвым.

Агния в тот день была в Москве, уехала накануне, вернулась на следующий день после страшного происшествия, когда безнадёжно покорёженную машину уже увёз эвакуатор. Место аварии было засыпано битым стеклом, осыпавшимися сухими ветками и листьями, щепой.

Похороны устраивала организация, в которой Василий Степанович проработал больше двадцати лет и был на хорошем счету. Народу неожиданно собралось много. Покойный был человеком уважаемым и общительным.

В толпе тихонько переговаривались:
- Господи, молодой ведь ещё мужик! Жить бы да жить…
- Хороший был мужик, жалко-то как…
- Может, выпивши? Почему управление-то потерял?
- Нет, экспертиза показала: трезвый. Да он и не пил почти.
- Давление у него было. Вот и шарахнуло.
- Господи, представить страшно — а если бы на берегу кто-то был? На скамейке? А если ребятишки? А тут машина влетает! Сколько могло бы смертей быть, страсть!..

Раиса пришла на похороны, как просто знакомая. Здесь, в рабочем посёлке, где Василий вырос, её никто не знал. Принесла скромный букетик поздних астр из своего сада, стояла в сторонке, но посматривала зорко — придёт ли та, с которой его застукали?

Ближе всех к гробу стояла бывшая жена со взрослыми сыновьями. Они привезли красивый венок, три букета роз.

Приехали на машине Эдди и Агния — он в костюме, она в чёрном гипюровом шарфе на голове. Присоединились к толпе, держа в руках - он букет гвоздик, она небольшой венок с надписью: «От Элли из Мэриленда».

Раиса вгляделась в надпись и еле сдержала негодование: эта нахалка мало того, что не постеснялась явиться на похороны, так ещё и венок притащила, публично призналась в связи с покойным! И она, оказывается, иностранка? Что её потянуло на старого толстого деревенского мужика? Экзотики захотелось? А сама явилась с другим, тоже похож на иностранца. Тьфу, срамота!.. Раиса стояла, исполненная достоинства, не чувствуя за собой никакой вины, но держалась за спинами толпы — кое-кто из коллег Василия был с ней знаком.

Похороны были скромные, но приличные. Товарищи с работы говорили хорошие, правильные слова, немногочисленные женщины промокали платочками заплаканные глаза.

Василий Степанович лежал на атласной подушке, и лицо его было искажено мукой.
- Инсульт, - говорили в толпе, - вот лицо-то и повело.
- Эх, Степаныч!..

Агния тихонько пробралась поближе к гробу и, когда могильщики уже взялись за крышку, быстро положила в гроб, между телом и стенкой, на уровне рук, кассету. И сразу шагнула в сторону, за чьи-то спины. Не успела поймать дикий взгляд, брошенный на неё бывшей женой. Она видела. В глазах её стоял ужас. Она знала, как назывался тот фильм.

Раиса момента с опусканием кассеты в гроб не заметила. Смотрела на бывшую жену, на взрослых сыновей и радовалась, что не расписалась в своё время с Василием, не прописала его у себя. Как пришёл, так и ушёл. К её дому и к имуществу не имеет по закону никакого отношения. А то налетели бы сейчас наследнички. Пусть делят полусгоревший, разграбленный родительский дом, Вася так его и не продал. Она бросила ком земли и ушла.

Бывшая жена с сыновьями и Агния с Эдуардом достояли до конца погребения, дождались, пока могильщики охлопают лопатами свеженасыпанный холмик, возложили свои венки рядом с большим солидным от товарищей по работе и  пошли вместе с толпой к выходу. Там стоял автобус, который вёз народ в столовую, где были заказаны поминки, и несколько машин. Жена и сыновья на поминки не остались, уехали домой. И Агния с Эдуардом тоже поехали к себе. Поминали его друзья, сослуживцы, несколько знакомых и соседей. А родных у него никого не было.

Всю дорогу Агния молчала. Эдди поглядывал на неё искоса и тоже молчал. Потом, когда въехали уже в своё село и проезжали по улице мимо пруда, сказал:
- Жаль Степаныча. Но ты знаешь, я не верю, что он оказался на берегу, потому что потерял управление. В таком случае машина скорее всего свалилась бы в пруд. А она оставила ровный след параллельно берегу. И парень видел. Он точно свернул с дороги сам, ещё живой. Он как будто ехал к тому, кто сидел на скамейке.

И тут Агния вздрогнула. Она поняла.
- Он ехал ко мне.

                13.10.2025