Расщепления

                РАСЩЕПЛЕНИЯ

     Я всегда ловил себя на периодически пульсирующей мысли: ты человек эпохи 1812-го года. Героические русские офицеры и солдаты… Особенно солдаты! Вот я, будучи со своей офицерской — дворянской — ментальностью, просто поражаюсь. Ну как это в душах крепостных мужиков, оторванных на 25 лет от семьи и от земли, выросли дух истинного патриотизма и воля стоять на смерть за родную землю? За их паханную-перепаханную землю... И я уже под Смоленском, перед сражением с беспардонными мародерами Европы. Хожу мимо засевших в укрытиях солдат и слушаю их то басовитый говорок, то смех. Не унывает их удаль. Я ценю ее. Да и крестьяне в моем имении всегда чувствуют себя свободно  и уважительно с моей стороны... Русские люди - все мы, - что нас ждет в схватке с этим настырным корсиканцем?..

                ***

     Сознание фундаментально во Вселенной. Оно ДО микро- и макромира. Сознание — демиург…

                ***

     И вот я снова в разрастающейся мысленно-волевой ауре оказываюсь под Смоленском в сегодняшнем 1812-м году. Реально? Почему-то сразу интуичу: это еще не вся реальность. Я, после Москвы белокаменной, оглядываю Смоленск. Какой убогий городишко! И как наша патриархальная Русь отстала от воинственной Европы, поставленной под ружье этим честолюбцем Наполеоном. Да… После грядущего кровопролития нам придется отступать и отступать. По пути убогие селения. Ничего не ожидающие помещики и тем более крестьяне. И вдруг нахлынувшее варварство, разгром и разорение, смерти… Я вне себя от душевной боли. Что же делать? А что тут поделаешь? Полный хаос в душе!..

     И вдруг ощущение полета… сквозь какие-то мгновенно сменяющиеся миры…

     Я опять под Смоленском. Что я делаю в этом пустом поле? Где солдаты, армия? Иду в город. Вхожу в улочки, по которым ходят умиротворенные горожане. Что-то не так! Я спрашиваю коренастого мужика с окладистой бородой:

     - Скажи, почтенный, армия что — расположилась в городе?

     Он смотрит на меня удивленно, не мигая глазами.

   - Какая армия, барин? Слава богу, нет тут никакой армии. Слышал, уже много-много годков как нет!

     И тут я всем своим существом ощущаю: нет никакого нашествия! Войны нет!.. В полном замешательстве от наплывающей смены настроений хочу отвлечься. Иду на смоленский базар. Здесь бойкий торг, много-много людей, пестрота голосов и одежд. Как хорошо, мирно! Да… Меня охватывает просто сумасшедшее умиротворение. Такое, что картину рынка вдруг перечеркивает неимоверная вспышка света. Что со мной? И тут в голове включается ясное сознание. Фантас… тическое, фантас… могорическое сознание!

     Я во Франции. 1800-й год. 24 декабря. Париж, Улица Сен-Нисе. Пасмурно, накрапывает. Прохожих нет. А посреди улицы непонятно зачем стоит бочка, охваченная железными обручами. Я начинаю догадываться… Из-за поворота вылетает яркий, пышный экипаж. Да это же первый консул со своей Жозефиной! Экипаж налетает на бочку. Кто-то резко дергает за привязанную к ней веревку… Взрыв!.. Грохот на всю улицу. Ослепительное зарево и жар меняют погоду… историческую погоду. Погибают 6 человек. Среди них — Наполеон. Жозефина чудом остается живой. Ну, и бог с ней!

     … Вспышка гаснет. Я снова на смоленском рынке. Умиротворение продолжается. Я блаженствую. Какой чудесный город! И горожане… Вот был бы он хоть немного красочнее, современнее что ли… Современнее! Это как? Я так и стою среди повозок и рыночных рядов с немым вопросом на лице. А картину рынка вдруг начинает закрашивать густой туман… Но вот пролетает несколько мгновений, и он рассеивается, обнажая крыши неизвестно когда выросших домов — больших, можно сказать. На месте сплошь деревянной застройки трех-, четырехэтажные кирпичные здания. На крышах тут и там антенны. Современнее… Вот что, оказывается. Мазок словесной кисти в моем мозгу, и возникла картина современного Смоленска! Только какое это время? (И какие это антенны?) Я на асфальтированной улице с узкими тротуарами. По ним снуют чем-то озабоченные прохожие. Мужчины в кепках и в основном в рабочих спецовках. Женщины в каких-то знакомых шляпках. На лицах печать заботы с долей страха. Вспоминаю из телевидения: это же шляпки 30-х годов 20-го века! Вот что… В голове импульс: эти антенны на крышах — радиоантенны. Это Смоленск 30-х. Хотя… Я останавливаю вопросом юношу с вздернутым носиком и вихром из-под кепки:

     - Паренек, я что-то не могу вспомнить: какое сегодня число и месяц?

     Грустное лицо юноши на миг освещает легкая улыбка.

    - Ты что, дядя? Сегодня 22 июня. Ты давай скорей приходи в себя. Война ведь!

     Я в полном ступоре от таких перелетов во времени. Какие 30-е?!  Я снова в предвоенном Смоленске, но 41-го. В несчастном, многострадальном Смоленске!.. Я смотрю на эти печальные лица. Кажется, в них впечатана глубочайшая печаль многих предыдущих поколений. Сколько же горя принесла им эта  несправедливая история… Это же кошмар веков! 

     Моя душевная какофония разрастается и давит, уничтожает меня. Что Это? В глазах все меркнет… Я падаю в обморок. Только жар в голове. Больше ничего. Пустота… Открываю глаза. Сколько я пролежал на тротуаре? Ко мне склоняются люди. Я вижу их большие глаза. Замечаю: люди начинают улыбаться. Слышу женский голос:

     - Слава богу, вы пришли в себя! Вставайте. Такой прекрасный летний день, а вы…

     Двое мужчин помогают мне подняться. Один, пожилой, спрашивает:

     - Все в порядке? Перегрелись на солнце? Идите в парк, там много тени. Да и сегодня там концерт — хоть настроение поднимете.

     Я остаюсь один. Какой парк, какой еще концерт? Война же! Оглядываюсь по сторонам. Откуда-то возникает много прохожих. Молодые парочки. Светлые одежды. Смех. Лучащиеся улыбки. Ведь это тот же Смоленск… А как же Гитлер и его фашистская сво-о… Я не успеваю домыслить вопрос. Меня рвануло и закружило. Я, кажется, оторвался от земли, от этих праздничных людей, домов, города. Глаза окутал густейший мрак. Мрак и полная тишина в ушах. Но вот ноги почувствовали землю. Мрак тут же как рукой сняло. Где я? Небольшие домики с высокими островерхими крышами. Напоминают готику. Как-то старомодно одетые прохожие. В ушах голос — вроде мой же и не мой: «Да это же Браунау! И это Австро-Венгрия в 1889 году. Сегодня 20-ое апреля. И что? Что происходит?» Пауза молчания… «Я сейчас вижу перед собой будто бы гостиницу… да, гостиницу с вывеской и часами с черными стрелками. Время 18.30. Что должно произойти в этой гостинице?» Снова пауза. «Уже произошло. В этой гостинице у Клары Гитлер случился выкидыш. Ребенок еще в чреве был больной и обреченный. Адольфик не смог осчастливить свет своим криком...». Я стою, прихожу в себя и постепенно начинаю смеяться, хохотать на всю эту узкую улочку… Но тут в порыве этой безумной радости я понимаю, что сейчас должен сделать скачок, прыжок. Разбегаюсь и прыгаю… Какая-то сила уносит меня в верхнее пространство. Я закрываю глаза и сжимаюсь от ускорения. Раскрываю: я среди звезд, огромных сияющих звезд, но не чувствую вселенского холода. И тут сознание пронзают мысли: «Так, Гитлер не родился. Значит, в том мире, где это случилось, нет войны. Но тогда… моя бабушка с моим будущим отцом не попали в эвакуацию  и не покинули Полтаву ради Сибири. А что это означает?.. А то, что я не родился в этом мире без войны. Меня здесь нет, совсем нет! Счастливый мир без меня, а я здесь, выходит, фантом. Да, но в том, послевоенном, мире я есть. И я там… И это главное. Я встретил там свою любовь! И у нас дети, дети любви». При этом моем озарении одна из звезд так ярко вспыхнула и залила своим светом пространство, что я ослеп… И упал на что-то качающееся. Быстро протер до боли глаза и вцепился руками в то, что подо мной. Вижу! Это качели. Да, это качели в нашем саду! Торможу ногами. Оглядываюсь. Вот он дом, вон вишня, усыпанная ягодами, сверкающими на солнце, как лампочки гирлянды. Вот оно как! Руки тут же нащупывают что-то. Да это же мой телефон. Я поднимаю его — куча пропущенных. Набираю номер.

     - Сколько можно звонить? Куда ты пропал? — негодует любимый голос.

     - Солнышко, я… я немного путешествовал.

     - Где ты это успел, вечный пилигрим?
 
   - Это, наверное, уже не так важно. Главное, что я слышу твой голос, любимая! Больше я никуда! Хотя...