течение жизни. оборванное...

За соседним столиком — мужчины. Мужчины — гастрономические титаны.

Едят и пьют. Пьют и едят. Блюда меняются с космической скоростью. Пробки от бутылок заполнили ведёрко.

Им вкусно. Им сытно.

Им хорошо.

Они отфыркиваются и откинувшись на спинку дивана, дают простор очередной порции еды в своих амфороподобных животах.


— Я так больше не могу, — ощупывая себя, несколько трагично говорит один из них и откидывается в очередной раз… — У-ххх, — и тут же восполняет паштетом потраченные на высказывание калории.

— И что делать будем? — встревоженно вопрошает второй соучастник пиршества, отставив в сторону бокал с морсом.

—…гм… гм-ммм, — нерешительно отвечает тот, который так больше не может. И, помедлив:
— Вот сейчас поем курочки и подумаю… Ну, ладно, ещё немного точно смогу… Официант! Официант! Говорят, у вас ризотто на красностопе не блюдо, а съедобная поэма… так ли это?


— А десерт брать будем? Павлову? — глядя с надеждой на друзей, икает и сглатывает детскую мечту о сладком, третий участник гастрономического квеста.

— Без десерта невозможно… Какая-то грубая незавершённость… как будто… как будто оборвали оперу на увертюре.


Все трясутся тяжёлым вязким смехом, который обрывается, когда от их грохота с роскошного букета в центре стола посыпались лепестки роз. Они падали на скатерть, на тарелки, в бокалы — беззвучные кремовые пятна на громком пиршестве…


И пир был оборван


— Счёт! Официант, счёт!