Волшебный ошейник неокончено

Волшебный ошейник
-1-
Жил-был в одном большом городе мальчик по имени Костя. Однажды, возвращаясь из школы, он увидел на тротуаре что-то блестящее. Это был старый, но крепкий кожаный ошейник. Костя поднял его и прочитал выбитую на металлической бирке надпись: «Джек. Ул. Садовая, 17».
«Бедный пёс, наверняка потерялся, а хозяин волнуется», — подумал Костя и, будучи мальчиком добрым, решил вернуть ошейник по адресу.
Дорога была неблизкой. Идя по улице, Костя то и дело поглядывал на ошейник в своей руке. Кожа была мягкой, а пряжка — массивной и интересной. Ему вдруг дико захотелось примерить, каково это — носить такой. Мысль была глупой, но очень навязчивой. Он огляделся: впереди был узкий проулок, тупик, где стояли мусорные баки. «Здесь меня никто не увидит», — решил он и свернул в него.
Застегнув ошейник на своей шее, Костя почувствовал, как кожаная полоса удобно обхватила его горло. И в этот же миг у него дико зачесалась спина, прямо между лопаток. Он изогнулся, пытаясь дотянуться рукой, но зуд только усиливался, становясь невыносимым.
«А-а-а, ну что это такое!» — простонал он и в сердцах сорвал с себя рубашку, чтобы почесать спину ногтями. Но облегчения не наступило. Зуд расползался по всему телу, будто под кожей бегали тысячи муравьев. Он сбросил футболку, оставшуюся под рубашкой, и стал тереться спиной о шершавую стену. Это помогало, но ненадолго.
В отчаянии Костя скинул кроссовки и носки. И тут он обнаружил, что чесать спину ступнёй — гораздо удобнее! Он встал на одну ногу, а другой яростно скреб по зудящему месту, не замечая ничего вокруг.
Он не заметил, как его ноги стали крепче и изогнулись по-другому, а пальцы стянулись в плотные подушечки, из которых выросли короткие крепкие когти. Он не почувствовал, как его позвоночник удлинился и вытянулся в упругий, виляющий хвост. Он не увидел, как его руки тоже стали лапами, а всё тело покрылось густой, колючей на ощупь шерстью песочного цвета. Его лицо вытянулось в морду, а уши сместились на макушку и стали большими и стоячими.
Последние клочья одежды — шорты и майка — порвались и упали под ноги, бесследно затерявшись среди мусора у баков.
Наконец зуд прекратился. Новоявленный пёс тяжёло дышал, высунув язык. Он с недоумением огляделся. Запахи, раньше едва уловимые, ударили в нос ярким калейдоскопом: вонь гниющих отходов, пыль, чей-то след… Он стоял на четырёх лапах и не мог понять, что он здесь делает и кто он.
И тут его чуткие, подвижные уши уловили знакомый звук. Голос. Мужской, настойчивый, зовущий его.
— Джек! Джек, где ты, проказник? А ну-ка ко мне!
Имя отозвалось в его собачьем сознании где-то очень глубоко. Это звали его! Он забыл все свои вопросы, забыл про тупик и мусор. Он радостно вильнул обретенным хвостом и помчался на зов, его мощные лапы легко несли его по асфальту.
Вскоре он увидел человека, который шёл по Садовой улице и оглядывался.
— Вот ты где! — строго сказал человек, наклоняясь и хватая его за ошейник (как же хорошо, что он был на месте!). — Опять к мусорным бакам потянуло? Я тебя предупреждал!
Человек пристегнул к кольцу ошейника поводок. И в этот момент в голове Джека мелькнула смутная, размытая картина. Картина, в которой он шёл на двух ногах, а в руке держал этот самый ошейник… Но мысль была скользкой и неуловимой, как муха. Она не могла соперничать с важными вещами: строгим тоном хозяина, вкусным запахом от его кармана (наверняка там было печенье) и радостью от того, что его нашли.
Слова хозяина становились всё менее понятными, превращаясь в поток звуков. Джек уже не вслушивался в их смысл, а улавливал лишь интонацию: лёгкий упрёк, но в целом — довольную. Он виновато повиливал хвостом и тыкался мокрым носом в ладонь человека.
«Ладно, прощаю, — словно говорил этот жест. — Но больше никогда так не делай».
И Джек дал себе зарок. Зарок хорошей, верной собаки. Никогда больше не убегать к мусорным бакам. Ведь дома есть миска, мягкая лежанка и любимый хозяин. А всё остальное было неважно и давно забылось.
-2-
Целый год Джек был самой счастливой собакой на свете. Его жизнь с дядей Серёжей была образцовой: сытная еда, долгие прогулки в лесу, игры с мячом. Память о Костя постепенно стёрлась, превратившись в смутные, бессвязные сны, которые забывались сразу после пробуждения. Дядя Серёжа, простой и добрый человек, обожал своего пса и даже представить не мог, что странный ошейник на его шее — не просто аксессуар, а источник магии.
Переломный момент наступил осенью. Во время прогулки по лесной тропе после дождя Джек, погнавшись за белкой, поскользнулся и с разбегу шлёпнулся в огромную, грязную лужу. Он вылез, покрытый липкой грязью и прошлогодними листьями.
«Ну и испачкался же ты, дружок», — с усмешкой покачал головой дядя Серёжа. — «Будем мыться».
Дома, в ванной, он намылил шерсть пса, а чтобы как следует вычистить ошейник, расстегнул его и на мгновение положил на край раковины.
И в тот же миг мир перевернулся.
В голове Джека словно взорвалась бомба. Лавина образов, имён, воспоминаний обрушилась на него: его мама, школа, его собственная комната, его имя — Костя! Он смотрел на свои мохнатые лапы, на отражение в блестящем смесителе — на морду овчарки, с ужасом понимая, что это его тело.
Он заскулил от ужаса и растерянности, пытаясь заговорить, но издавая лишь хриплые звуки. Он метнулся, пытаясь встать на две лапы, но его тело не слушалось.
Дядя Серёжа, принявший это за каприз испуганной собаки, ласково придержал его.
— Тихо, Джек, тихо! Сейчас всё будет чисто.
Он быстро сполоснул пса, вытер полотенцем и, не задумываясь, снова застегнул ошейник на шее.
Волна человеческого сознания отхлынула так же внезапно, как и накатила. Смущение, страх и осознание себя Костей сменились лёгким недоумением: зачем он трясётся посреди ванной? Пахнет шампунем, а хозяин вот-вот даст вкусняшку за терпение. Джек отряхнулся и вильнул хвостом.
Но семя было посеяно. Следующий шанс представился скоро. Дядя Серёжа решил отвести Джека на плановый осмотр к ветеринару. В ярком кабинете, на скользком металлическом столе, врач осматривал пса.
«Ошейник нужно снять, чтобы послушать сердце», — сказал ветеринар.
И снова щелчок пряжки. И снова — оглушительный удар реальности. Память вернулась, но на этот раз ясная и чёткая. Он не Джек. Он Костя, запертый в теле собаки! Страх и инстинкт самосохранения сработали мгновенно. Он не стал ждать, пока ошейник наденут обратно.
Пока ветеринар поворачивался за стетоскопом, Костя-Джек рванулся с стола, кубарем скатился на пол и, не разбирая дороги, прыгнул в приоткрытое окно. К счастью, это был первый этаж. Приземлившись на клумбу, он помчался прочь, не слыша окликов ошеломлённого хозяина и врача.
Он бежал без оглядки, пока не оказался в глухом лесу на окраине города. Только там, в полной тишине, нарушаемой лишь щебетом птиц, он остановился, тяжело дыша. Он ждал. Ждал, что вот сейчас его тело начнёт меняться обратно, что шерсть исчезнет, а лапы превратятся в руки.
Но ничего не происходило. Прошёл час, другой, наступила ночь. Тело оставалось собачьим — сильным, быстрым, чуждым. Лишь его разум оставался человеческим. Похоже, он оставался в этом облике слишком долго. Магия ошейника была подобна привычке — тело забыло свою первоначальную форму и приняло новую как единственно возможную. Хорошо хоть, что сознание смогло пробиться наружу, когда чары ослабли.
Наступило утро. Костя сидел под старой сосной и размышлял. Перед ним было три пути.
Вернуться к дяде Серёже. Притвориться снова Джеком. Это был путь сытой, безопасной жизни, полной простой любви. Но это означало навсегда отказаться от себя, от своей матери, которая до сих пор его ищет, от всей своей человеческой жизни. Это была предательская ложь.
Стать бродячей собакой. Жить, полагаясь на инстинкты и на объедки с человеческого стола. Но этот путь сулил лишь голод, одиночество и гибель.
Искать способ вернуться. Если существует магия, превращающая человека в собаку, должна быть и обратная. Возможно, нужно найти того, кто разбирается в таких вещах. Или отыскать тот самый ошейник, который, он помнил, лежал у ветеринара, и изучить его. Это был самый опасный и неизведанный путь.
-3-
Костя шёл по лесу уже несколько дней. Его собачье тело справлялось с трудностями куда лучше человеческого, но разум изнывал от одиночества и безысходности. Он питался ягодами и пил из ручьёв, ночами забивался под корни деревьев и дрожал от холода, пытаясь осмыслить свой новый, абсурдный мир.
Однажды вечером он вышел к тихому лесному озеру, чтобы напиться. Вода была чистой и спокойной, как зеркало. И в этом зеркале он увидел отражение. Другого пса.
Костя вздрогнул и резко обернулся, готовый к обороне или бегству. Но на том берегу озера сидела собака. Не просто похожая — абсолютно идентичная ему. Та же порода, тот же окрас шерсти, те же шрамы на морде, те же умные, полные нечеловеческой тоски глаза.
Они смотрели друг на друга через водную гладь, и Костю пронзила догадка. Это не случайность. Это не его отражение в кривом зеркале судьбы. Это был кто-то другой. Предыдущий.
Он робко тронулся с места, и его двойник сделал то же самое. Они медленно пошли навстречу друг другу, сближаясь по берегу. Когда между ними осталось несколько метров, двойник перестал быть загадочным незнакомцем. Это был просто пёс. Очень уставший и очень печальный. Он тихо заскулил, вильнул хвостом и повернулся, явно предлагая идти за ним.
Что терять? Костя последовал.
Они шли долго, петляя по самым глухим тропам, пока не вышли к заросшему склону холма. Среди бурелома и колючего кустарника двойник ловко юркнул в почти невидимый лаз — полузаваленный вход в какое-то бетонное сооружение, старый заброшенный бункер времён войны.
Внутри пахло землёй, сыростью и… собаками. В углу лежала подстилка из сухой травы и тряпок. И там, на этой подстилке, лежал ещё один пёс. Он был очень стар. Его шерсть поседела, морда была испещрена морщинами, а глаза были мутными, но в них горела искра осознания.
Старик медленно поднял голову и посмотрел на Костю. В его взгляде не было ни удивления, ни страха. Только глубокая, неизмеримая печаль и… понимание.
И тогда Костя увидел противоположную стену. На сырой бетонной плите кто-то аккуратно, с невероятной для собачьих лап старательностью, разложил и прижал камнями несколько выцветших, пожелтевших от времени фотографий.
Он подошёл ближе. На одной был мальчик лет семи с веснушками и разбитым коленом — он беззаботно смеялся. На другой — подросток в школьной форме, серьёзный и сосредоточенный. На третьей, чёрно-белой — ещё один мальчик в матроске. И ещё несколько уже почти неразличимых.
Это были они. В свои человеческие жизни.
Молодой пёс, приведший Костю, ткнулся носом в фотографию веснушчатого мальчика, а потом лег рядом со стариком, положив голову ему на лапы. Жест был ясен: Это мы. Наша стая.
Старый пёс посмотрел на Костю и медленно, с трудом, вильнул облезлым хвостом. Он motioned мордой к свободному месту на подстилке. Приглашение было кристально чистым: Останься. Ты наш. Ты один из нас. Здесь тебя поймут. Здесь не будет одиноко.
Костя посмотрел на этих двоих — на того, кто стал его точной копией, и на того, кто когда-то, возможно, тоже был юным и полным надежд. Он посмотрел на их маленький мирок, на их музей утраченных жизней. Здесь было безопасно. Здесь было братство.
Его сердце сжалось от жалости и желания принять это предложение. Остаться. Смириться.
Но потом он посмотрел на фотографии. На лица этих мальчиков, которые так и не повзрослели. Он представил, как через десять лет он сам станет таким же старым псом, который будет показывать новому потерянному мальчику свою выцветшую фотографию, предлагая ему разделить его участь. Замкнутый круг. Добровольная тюрьма.
Нет.
Он медленно, очень чётко, покачал головой. Собачьей головой. Но жест был человеческим — полным решимости и скорби.
Он подошёл к старику, коснулся носом его седой морды в знак уважения. Потом так же лизнул нос своего двойника — в знак прощания. Он не мог говорить, но его глаза говорили за него: Я не могу остаться. Я должен искать путь назад. Пусть он и безнадёжен.
Он развернулся и направился к выходу из бункера. Двое других псов не стали его останавливать. Они просто смотрели ему вслед — один с тихой покорностью судьбе, другой — с застарелой бездонной грустью, в которой, возможно, теплилась искра ушедшей надежды.
Костя вышел на свежий воздух. Ночь была ясной, и на небе сияли миллионы звёзд. Он был снова один. Но теперь его одиночество было иным. Он знал, что он не единственный. Его отказ от "стаи" был не бегством, а осознанным выбором. Он выбрал надежду вместо утешения. Поиск вместо покоя.
Он больше не блуждал бесцельно. Он поднял голову, вдохнул полной грудью и тронулся в путь, уходя от озера и бункера вглубь ночи. Его миссия только что обрела новый, горький смысл. Он будет искать. Не только для себя.
-4-
Прошло несколько месяцев с тех пор, как Костя покинул бункер. Он стал осторожным, почти невидимым призраком на окраинах города. Он научился добывать еду на помойках за супермаркетами, избегать собачников и служб отлова. Его единственной целью было выследить ошейник. Он патрулировал парки и пустыри, те самые места, где могла подстерегать магия.
Однажды вечером он крался по краю старого парка. И вдруг его нос, в тысячу раз чувствительнее человеческого, уловил знакомый, леденящий душу запах. Старая кожа, металл и что-то ещё — слабый, но нестерпимо горький запах остывающей магии.
Костя замер, сердце заколотилось в груди. Он выследил источник. На детской площадке, у подножья горки, стоял мальчик лет девяти. В его руках блестел тот самый ошейник. Мальчик с любопытством вертел его в руках, читая надпись: «Джек. Ул. Садовая, 17».
У Кости перехватило дыхание. Он видел эту сцену, как будто она происходила с ним самим. Он знал каждую следующую секунду. Вот мальчик оглянется по сторонам… вот ему станет интересно… вот он поднимет ошейник к шее…
Так и произошло. Мальчик, убедившись, что вокруг никого нет, с хитрой улыбкой примерил ошейник. Его пальцы потянулись к пряжке.
В этот момент в голове Кости не было мыслей. Было только чистое и яростное желание остановить это. Он не рычал, не лаял. Он просто рванул вперёд с тишиной смерча.
Мальчик даже не успел понять, что происходит. Мохнатое тело сбило его с ног. Он увидел над собой оскаленную пасть и глаза, полные не злобы, а отчаянной паники. Раздался резкий звук рвущейся кожи и треск ломающейся пряжки.
Костя вцепился зубами в ошейник и рванул изо всех сил. В момент, когда металл поддался, он почувствовал не боль, а странное ощущение — словно по его зубам и языку прошёл сухой, жгучий электрический разряд. Исчезающая магия ошейника ударила его, как последнее проклятие.
Ошейник разлетелся на две части. Костя, оглушённый разрядом и адреналином, отпрянул. Мальчик лежал на земле, бледный как полотно, дрожа от испуга. Он был цел. На его шее не было даже царапины. Только на коже остался красноватый след от внезапно разорвавшегося ремня.
И тут раздался пронзительный женский крик.
— Отстань от моего ребёнка, тварь!
На дорожке появилась женщина. Она увидела лишь финал: огромный пёс над её плачущим сыном, а вокруг — клочки разорванного ошейника.
Костя метнулся прочь. Он бежал, не разбирая дороги, слыша за спиной крики, плач ребёнка и нарастающий шум сбегающихся людей.
Мальчик отделался испугом. Странности были почти незаметны. Его глаза, всегда ясно-голубые, стали тёмно-карими. А когда он пугался или был чем-то сильно увлечён, кончики его ушей дёргались и поворачивались к источнику звука, совсем как у собаки. Магия, не успев завершить превращение, всё же оставила на мальчике свою печать.
Но для всех остальных это не имело значения. Новость разлетелась мгновенно: «В парке бешеная собака напала на ребёнка! Целилась прямо в горло! Чудом спасли!»
На Костью началась охота.
Теперь он был не просто бездомным псом. Он был монстром, угрозой для общества. Объявления с его приблизительным описанием висели на столбах. Служба отлова получила приказ отловить его «в приоритетном порядке». Соседи во дворах, где он иногда появлялся в поисках еды, теперь бросались за палками и немедленно звонили по номерам с флаеров.
Его мир сузился до размеров убежища, которое приходилось каждый день менять. Каждый шорох был угрозой, каждый человеческий взгляд — потенциальной опасностью. Он спас одного мальчика от судьбы хуже смерти, но обрёк себя на жизнь загнанного зверя. И теперь, прячась в темноте, он думал о том, что, возможно, это была его последняя попытка изменить что-то в этом мире. И она стоила ему всего.
 -5-
Жизнь Кости превратилась в бесконечное бегство. В город было соваться нельзя. А лес казался полным опасностей: каждый встречный мог оказаться стражем порядка, за каждым деревом мог прятаться охотник с ружьём. И бункер он боялся навещать - ведь тогда он подставит своих товарищей по несчастью. Его светлая шерсть стала клеймом, видимым за версту. Он стал голодным призраком, боящимся собственной тени.
Однажды, пробираясь по глухой просеке, он уловил запах дыма, тушёной баранины и лошадей. Крадучись ближе, он увидел цыганский караван, расположившийся на поляне. Разноцветные фургоны, костёр, дети, бегающие между лошадьми. И всеобщее ощущение какого-то странного, шумного уюта.
Костя замер в кустах, готовый мгновенно исчезнуть. Но его заметили. Не мужчины с угрожающими взглядами, а очень старая женщина, сидевшая на ступеньках самого потрёпанного фургона. Её лицо было испещрено морщинами, как картой прожитой жизни, но глаза были яркими и пронзительными.
Она посмотрела прямо на его укрытие и мягко, без удивления, произнесла:
— Выходи, джювэл. Не бойся. Цыгана и проклятую душу ветер гонит одной дорогой.
Костя не двинулся с места. Тогда она назвала его по имени. Не «Джек», а именно то, настоящее прежнее имя.
— Выходи, Константин. Я знаю, что ты не зверь.
Что-то в её голосе не оставляло места для страха. Он, крадучись, вышел из-за кустов, вызывая удивлённые взгляды и перешёптывания остальных.
— Магдалина видит сущности, дитя, — сказала она, как бы отвечая на его немой вопрос. — Я вижу мальчика, запертого в клетке из шерсти и когтей. Твои мысли громкие, как барабаны на свадьбе.
Она подозвала его ближе. Костя подошёл, не веря своему доверию. Он сел перед ней и тихо заскулил, пытаясь что-то сказать.
— Шш-ш, — успокоила его Магдалина. — Ты спрашиваешь про ошейник? Нет, джювэл, такие вещи не умирают от зубов собаки. Они сделаны из желания и проклятия. Он цел. Он уже залечил свои раны и завтра с восходом Луны, в новом месте, его найдёт новый любопытный глаз.
Сердце Кости упало. Значит, всё было напрасно. Его жертва, его клеймо «бешеного» — всё это не остановило магию. Он ещё раз заскулил. Непонятно, умела ли Магдалина читать мысли или просто догадывалась о его вопросе.
— Помочь вернуть тебя в кожу мальчика? — Она покачала головой, и в её глазах мелькнула печаль. — Нет. Без замка клетку не открыть. Но я могу помочь сменить от неё ключ. Люди с душой пса больше больше не найдут тебя по следу, пёс с душой человека.
Она удалилась в свой фургон и вскоре вернулась с дымящейся глиняной чашкой. Отвар пах полынью, дымом и чем-то неуловимо древним.
— Пей. Это не вернёт тебе твою жизнь, но подарит шанс на новую.
Костя вылакал горькую жидкость. По его телу разлилось тепло, затем жар. Он почувствовал, как шерсть на его спине шевелится, меняя структуру. Через несколько минут он взглянул на своё отражение в металлическом ведре. Его светлая, прямая шерсть стала тёмно-бурой, почти чёрной, и завилась мелкими, упругими колечками, как у пуделя. Он был неузнаваем.
Магдалина довольно хихикнула:
— Теперь, если колдовство когда-нибудь спадёт и ты станешь человеком, твоя кожа будет смуглой, а волосы кудрявыми, как у сына цыганского народа. След затерялся.
Потом её лицо стало серьёзным.
— Но всё в этом мире требует платы. Магия — тоже торговля. Я не прошу у тебя денег, которых у тебя нет. Но я знаю, что ты ловкий. Укради золото, которое лежит без дела и никому не нужно. Но помни — у тебя есть только до завтрашнего заката. Ибо с восходом луны ошейник снова проснётся, и ему будет нужен новый хозяин.
— Украсть ненужное золото? Костя удивлённо наклонил голову, запутанный противоречием и ожидая подсказки. Как может золото быть никому не нужным? Как можно украсть то, на что никто не предъявит права?
— Магия — не милостыня, — голос Магдалины стал тише и многозначительнее. — Я не могу сказать тебе прямо, что делать. Ибо если я разложу путь перед тобой, как товар на прилавке, то платить за него придётся уже мне. А я своей доли не отдам.
Она пристально посмотрела на него.
— Слушай не слова, а тишину между ними. Ищи золото, что никто не ищет. Оно блестит не для глаз, а для памяти. Оно лежит не в сундуке, а в забвении. Его сторожит не замок, а равнодушие. Принеси мне то, от чего все давно отказались, но в чём ещё скрыта ценность.
Костя слушал, и его собачий ум, отточенный инстинктами, цеплялся за образы. Забвение. Равнодушие. Отказались. Это не было указанием адреса. Это была загадка.
-6-
Преображённый, с тёмной кудрявой шерстью, Костя покинул лагерь. Его новая внешность делала его невидимкой, но задача найти "золото, которое никому не нужно" казалась невыполнимой. Он рыскал по задним дворам, заглядывал в открытые окна подвалов. Он видел позолоченные рамки, которые кто-то аккуратно протирал от пыли, старые часы, которые бережно переводили. Всё это кому-то было нужно.
Солнце клонилось к закату, а отчаяние росло. И вот, пробегая мимо аккуратного домика с палисадником, он услышал через открытое окно разговор:
— Выброси уже этот старый хлам! — сказал женский голос. — Он десятилетиями пылится и только место занимает. Принимает одни помехи.
Мужской голос ответил лениво:
— Да ладно, может, там внутри есть золото? В старых радиолампах оно, вроде бы, используется. Завтра разберу его на запчасти.
Сердце Кости ёкнуло. Выбросить. Пылится. Завтра разберу. Это было оно! Он прокрался в сад и увидел свой приз. На крыльце лежал массивный деревянный ящик старого радиоприёмника "Рига-10". Он был настолько тяжёлым и громоздким, что даже взрослому мужчине было бы нелегко его унести. Как же быть псу?
Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Костя метнулся к соседнему торговому центру. На стоянке, среди машин, стояли магазинные тележки. Подобрав момент, он схватил зубами ручку одной из них и, приложив невероятные усилия, поволок её за собой, вызывая изумлённые взгляды редких прохожих.
Вернувшись к дому, он столкнулся с новой проблемой: как погрузить ящик? Собрав все силы, он поддел его головой и лапами, завалив в тележку с грохотом, который, к счастью, приняли за соседский ремонт.
И вот наступил самый сюрреалистический момент его пути: чёрный кудрявый пёс, напрягаясь, вёл по вечерней дороге шатающуюся тележку с антикварным радиоприёмником. Фары проезжающих машин выхватывали из темноты эту нелепую картину, но занятые своими мыслями водители лишь протирали глаза, списывая вид на усталость.
Он привёл свой невероятный обоз к фургону Магдалины. Цыганка вышла, подняла одну седую бровь и рассмеялась.
— Хитрый джювэл! Я думала о безделушке, а ты привёл старого говоруна! — Она похлопала по деревянному корпусу. — Это даже лучше. Такие вещи впитывают голоса и музыку, они копят свою магию.
Она внесла приёмник в фургон, воткнула вилку в розетку, которую, казалось, протянула из ниоткуда. Лампы внутри мягко загорелись оранжевым светом, панель замерцала. Эфир наполнился шипением, из которого стал проступать голос — не песня, а чёткие, зловещие слова:
«Девочка-девочка, ошейник ждёт тебя на остановке автобуса "Красная Гора". Спеши, не опоздай к своей судьбе...»
Шипение поглотило голос. Магдалина выдернула вилку.
— Ну что ж, беги, джювэл, да побыстрее! Ты заплатил за подсказку, не время её терять!
Костя не заставил себя ждать. Он выскочил из фургона и помчался в ночь. Он был больше не просто жертвой и не охотником. Он стал стражем на невидимой границе, стоящим между проклятым артефактом и новой, ничего не подозревающей душой. И на этот раз он знал, что должен успеть.
-7-
Костя летел по ночным улицам, как чёрный вихрь. Его новые кудрявые лапы едва касались асфальта.
Впереди, в свете одинокого фонаря, показалась остановка «Красная Гора». К ней, подпрыгивая по лужам, приближалась маленькая фигурка в ярком зелёном дождевике. А на скамейке, словно ждал своего часа, лежал тот самый ошейник.  В ушах появился навязчивый шепот, исходящий не откуда-то извне, а из самой глубины его существа: «Она будет такой доброй хозяйкой... Она накормит... Она погладит... Будь ей верен...»
Костя рванул вперёд, опередив девочку на считанные секунды. Он схватил проклятую кожу в пасть, и мир взорвался.
Желание было не просто сильным. Оно было всепоглощающим, физическим, как голод или жажда. Каждая клетка его собачьего тела кричала, чтобы он подполз к девочке, положил ошейник к её ногам и взглядом умолял надеть его. Он почувствовал, как его хвост сам готовится радостно завилять, а горло — издать скулящий звук. Это было бы так просто. Так правильно.
Но в самой глубине, под этим магическим наваждением, теплилась искра — воспоминание о себе. О маме. О бункере с фотографиями. О старом псе.
«Надо... отнести... старой хозяйке...» — пронеслась обрывочная, смешанная мысль. Он не знал, была ли Магдалина его хозяйкой, но он дал ей слово. И с этой мыслью его собачья часть согласилась.
С невероятным усилием воли, словно отрывая от себя кусок собственной плоти, Костя развернулся и бросился прочь. Он не оглядывался на смущённую девочку, которая так и не поняла, куда делась странная блестящая штука со скамейки и при чём тут была эта большая кудрявая собака.
Он влетел в цыганский табор, подбежал к фургону Магдалины и выплюнул ошейник к её ногам. В тот же миг наваждение исчезло. Магический шепот в голове стих, уступив место ясному, пусть и отягощённому ужасом, человеческому сознанию.
Магдалина ахнула. Она отшатнулась и быстрым движением надела большие чёрные очки, которые висели у неё на шее.
— Мать честная! — прошептала она. — Такой силы я не видела... Она слепит, как солнце в полдень!
Осторожно, не прикасаясь к ошейнику голыми руками, она подняла его с помощью тряпицы и унесла в фургон. Костя последовал за ней.
Она положила ошейник на стол и долго изучала его, ворча что-то под нос, перебирая карты и катая над ним дымящийся шарик воска.
— Нет... Это не наша работа, — наконец ответила она. — Цыганское колдовство всегда оставляет лазейку, условие снятия. И не ведьмы... их чары возвращаются бумерангом к тому, кто их наслал, если оберег уничтожить. И не колдуны... ты бы стал мальчиком в то же мгновение, когда его расстегнули. И не феи, они не терпят железа из которого пряжка.
Она сняла очки и посмотрела на Костю серьёзно.
— Сила здесь... чистая. Почти божественная. Но крылатые и рогатые, — она сделала многозначительную паузу, избегая прямых имён, — никогда не покушаются на дарованную волю. Такой уж у них уговор. А это... это не предлагает выбора. Оно подменяет желание. Это... машина. Совершенная и бездушная.
Она отложила ошейник в железную шкатулку и закрыла крышку.
— Надо подумать до утра. Ум стар, мысли тяжёлые, идут медленно.
Костя вышел из фургона. Впервые за долгое время он чувствовал не просто облегчение, а надежду. Не слепую веру, а твёрдую опору. Он нашел не просто предмет, а ключ к разгадке. Он подошёл к стогу сена, покрутился на месте, устроив себе гнездо, и лёг.
Глядя на усыпанное звёздами небо, он думал о том, что проклятие, возможно, не было чьим-то злым умыслом. Оно было хуже — безразличным механизмом, случайно запущенным в мир. Но если у него есть природа, у него может быть и противоядие. И он, Костя, бывший мальчик, ныне пёс, возможно, единственный, кто сможет его найти. С этой мыслью он и уснул.
-8-
На следующее утро Магдалина позвала Костю в фургон. Лицо её было серьёзным, а на столе лежал ошейник, свернувшийся как змея, готовая к удару.
— Ну что, джювэл, ночь принесла ответы, — начала она, усаживаясь на сундук. — Механизм я разгадала. Он простой, как камень, и оттого его не обойти. Но подавить его можно.
— Три... три заклятья на одной коже... — выдохнула она. — Переплетены, как змеи в клубке.
Она открыла глаза и посмотрела на Костю, который внимательно слушал, положив голову на лапы.
— Первое... оно самое сильное. Ядро. Оно не просто меняет облик. Оно переписывает душу, подгоняя её под тело пса. Оно делает обратное превращение... почти невозможным. Не временным заклятьем, как моё, не отмычкой-заклинанием. Нужен либо создатель, либо... не знаю. Разрушение самого артефакта.
Костя понимающе вздохнул.
— Второе... слабее. Оно подчиняет разум. Делает его... собачьим. И заставляет искать нового носителя. Если рядом нет собаки... — она посмотрела на Костю с внезапным пониманием, — ...оно велит надеть ошейник на ближайшего ребёнка. Чтобы продолжить цикл. Это заклятье-паразит, оно поддерживает жизнь первого.
— А третье... — Магдалина усмехнулась и перевернула бирку на ошейнике. — Смотри. Раньше там было «Садовая, 17», верно? Теперь вот.
Костя присмотрелся. Потёртая медная пластинка теперь гласила: «Цыганский табор».
— Оно ищет хозяина. Меняет адрес, указывая путь. Видимо, сейчас его хозяин — это я, раз я его храню. Или... — её взгляд скользнул по Кости, — ...тот, кого оно считает своей главной собакой.
Она откинулась назад, и в её глазах читалось нечто, похожее на суеверный страх.
— Но вот что пуще всего, джювэл... Создать такое... Обычно для этого нужны годы. Годы накопления силы, выверенные ритуалы... Иначе магия вырвется на волю, как пар из котла без клапана, и последствия будут дикими... Непредсказуемыми. Лес может стать стеклянным, а гора — озером.
Она помолчала, глядя на язычки пламени.
— Но карты и кости говорят одно. Этот ошейник... он был создан за одну ночь. Вся эта чудовищная сила — выкована в одно мгновение. — Она посмотрела на Костю, и её голос стал шепотом. — Кто или что может обладать такой силой? И что должно было случиться, чтобы её так... расточительно потратили на простой ошейник?
Она посмотрела на Костю прямо.
— Теперь выбор. Первый путь — лёгкий. Я могу вернуть тебе облик мальчика. Но заклятье будет держаться только на острие иглы. Раз в полнолуние его придётся обновлять. Жертвой петуха. — Она увидела его взгляд и махнула рукой. — Да, их и так едят, не лицемерь. Но это не главное. Главное — ошейник. Его нельзя уничтожить, а хранить — всё равно что держать в доме бомбу. Я выброшу его в пути, и он найдёт новую жертву. Но это будут уже её проблемы, а не твои или мои. Ты будешь жить, пусть и с петушиной кровью на совести.
Костя замер. В его сознании всплыл образ: другой мальчик или девочка, другой пёс. Другая мать, которая будет ждать сына, не зная, что он виляет хвостом на другом конце города. Он медленно, но очень чётко, покачал головой.
— Я так и думала, — кивнула Магдалина, и в её глазах мелькнуло уважение. — Значит, путь второй — трудный. Ты останешься в этой шкуре, пока мы не найдём создателя ошейника. Мои карты покажут его в ночь равноденствия. И только создатель может его уничтожить.
Она внимательно посмотрела на него.
— Это долгий путь. И ошейник нам ещё понадобится, чтобы искать след. Тебе придется носить его... иногда. Недолго. И учиться сопротивляться ему. Это будет как тащить повозку с бешеным слоном через болото. Зато, — её глаза хитро сощурились, — заодно выступать будешь. Дрессированная собака, которая понимает любые команды — зрелище невиданное. Деньги от артиста всегда хорошие, а кочевнику они никогда не лишни.
Костя слушал, и его собачье сердце билось ровно и решительно. Путь был ясен. Он не хотел временных решений, купленных ценой чужой беды. Он выбрал поиск. Даже если ему придётся снова ощущать на шее сладкий яд послушания и бороться с ним. Даже если ему предстояло искать какого-то мифического предателя.
Он твёрдо кивнул.
— Что ж, — Магдалина убрала ошейник в шкатулку из чёрного бархата. — Значит, решено. С сегодняшнего дня ты не жертва и не беглец. Ты охотник на тень. И мой партнёр по сцене. Отдохни, джювэл. Скоро тронемся в путь. Нам нужен четырежды предатель.
И впервые за долгое время Костя почувствовал не просто надежду, а цель. Тяжёлую, опасную, но единственно верную. Он вышел из фургона, глядя на просыпающийся табор, и понял, что его странствие только начинается.
-9-
Вечер был душным и тихим. Магдалина разложила на столе в фургоне свою самую старую, засаленную колоду. Воздух гудел от напряжения. Костя сидел рядом, затаив дыхание, его собачий слух улавливал каждый шелест карт.
— Покажи нам того, кто сковал эту вещь, — прошептала Магдалина, перемешивая карты с необычной медлительностью.
Она сняла колоду левой рукой и начала расклад. Первые карты говорили о прошлом: «Башня» — разрушение, катастрофа. «Отшельник» — уединение, поиск. «Смерть» — не как физическая кончина, а как полное и бесповоротное преображение. Уже было страшновато.
Затем она потянулась за картой, которая должна была указать на самого создателя. Её пальцы нащупали краешек, но когда она извлекла карту и положила её на стол, в фургоне будто похолодало.
Это была идеально белая карта. Ни изображения, ни рамки, ни намёка на символ. Чистая, девственная пустота. Её точно не было в колоде.
— Ни имени, ни лица, — выдохнула Магдалина, и в её голосе прозвучала тревога. — Он стёрт. Или его никогда и не было.
Она отложила белую карту в сторону и продолжила, пытаясь понять, куда ведёт дорога. Следующей легла «Дорога» — путешествие, поиск. Логично. И тут колода словно взбесилась.
Из неё одна за другой, будто вытащенные невидимой рукой, выпорхнули четыре карты. Все — «Предатель». Тот самый рыжеволосый юноша с кинжалом за спиной. Но в колоде такая карта была всего одна.
Четыре одинаковых изображения легли в ряд, сверкая ядовито-золотым фоном. Четыре пары холодных глаз смотрели на них со стола.
Магдалина потянулась за следующей картой, но её пальцы скользнули по стопке, не в силах поднять ни одну. Колода будто окаменела. Она попыталась перетасовать их снова, чтобы начать заново, схватила всю стопку... и ахнула.
Карты «Предатель» слиплись. Не просто так, а сплавились в одну толстую, неразделимую пачку. На лицевой стороне теперь было не четыре отдельных изображения, а одно — всё тот же юноша, но его черты исказились, стали многогранными, как в кривом зеркале, а его единственная фигура отбрасывала четыре тени.
Она медленно положила эту уродливую, пухлую карту на белую пустоту.
— Он один, — прошептала она, глядя на Костю широко раскрытыми глазами. — Но предал четырежды. Она закрыла глаза, вглядываясь во внутреннее зрение, которое открыла ей искажённая магия колоды.
— Я вижу... трёх человек. Троих, которые доверяли ему. И он предал каждого. Не по трусости и не по жадности... а от безысходности. Я чувствую... леденящий страх. Не страх смерти... а страх после неё. Он предал их, чтобы избежать чего-то худшего, что ждёт его по ту сторону.
Костя, слушавший, замер. В его собачьем сердце, помнившем тепло человеческой дружбы, это уже не казалось чудовищным злодейством, а отдавалось горькой нотой понимания.
— Но это не всё, — продолжала Магдалина, и её лицо исказилось гримасой чего-то, среднего между ужасом и жалостью. — Четвёртое предательство... он совершил над собой. Он отрёкся от всего, что делало его человеком, лишь бы продолжать существовать. Он запер свою совесть в самой дальней клетке и теперь влачит жалкое существование, терзаемый своим поступком, но слишком трусливый, чтобы его прекратить. Он — несчастный человек, джювэл. Не монстр. А затравленный зверь в клетке собственного страха.
Она умолкла, давая Косте осознать услышанное.
— И теперь... теперь он — единственный ключ. Потому что тот, кто создал ошейник... того автора, чьё имя было на белой карте... его больше нет. Он не жив и не мёртв. Он в каком-то ином состоянии, куда цыганская магия, магия живых и свободных, не может проникнуть. Наши карты слепы к нему. А у Четверопредателя... есть такая сила. Только он может найти того, кого нет.
Они сидели в тишине, и тяжёлое знание висело в воздухе. Их спаситель — жалкий, сломленный человек, заслуживающий и осуждения, и жалости. Они ещё не знали, что, помогая им, ему придётся совершить пятое, самое страшное предательство. Предать тот самый животный страх, что держал его в плену все эти годы, и снова посмотреть в лицо тому ужасу, от которого он когда-то сбежал, заплатив душами своих друзей.
-10-
Их странствие растянулось на годы. Цыганский табор, ведомый Магдалиной, кочевал по городам и странам, а знаменитый дуэт «Магдалина и Умный Джек» везде собирал толпы. Джек — а это имя стало его сценическим псевдонимом — поражал воображение. Он решал простые арифметические задачи, ткнув лапой в нужную цифру, приносил вещи по сложным описаниям и даже «читал» команды, написанные на карточках.
Несколько раз учёные-скептики, вооружёные хронометрами и камерами, пытались разоблачить фокус. Они строили сложные эксперименты, убирали все возможные подсказки. И тогда Магдалина, с загадочной улыбкой, говорила: «Джек, устал? Отдохни». И надевала на него простой кожаный ошейник. И Умный Джек мгновенно исчезал. На его месте оказывалась обычная, хоть и очень симпатичная собака, с глуповатым и преданным взглядом, которая только виляла хвостом и не понимала ни одной команды. Учёные разводили руками, списывая всё на гениально отработанный трюк с невидимыми сигналами, который они не в силах раскрыть.
Они были бы шокированы, узнав, в чём заключалась настоящая «дрессировка». На лесных опушках, вдали от любопытных глаз, Магдалина застёгивала на шее Кости не сценический аксессуар, а тот самый, проклятый ошейник.
Сначала это была пытка. Едва кожа касалась его горла, сознание Кости начинало тонуть в густом, сладком тумане покорности. Мир сужался до желания служить, угождать, слышать одобрительное «Хороший пёс!». Магдалина отдавала простые команды: «Сидеть!», «Лежать!», а он, обливаясь потом от напряжения, боролся с каждой клеткой своего тела, крича внутри: «Я — Костя! Я — человек!».
Сначала ему удавалось продержаться лишь несколько секунд. Потом — минуту. Месяц за месяцем он строил в своём сознании крепость, куда не мог проникнуть магический шёпот. Он учился не отвергать свою собачью природу, а подчинять её. Он объединял скорость пса с расчётливостью человека, нюх зверя — с логикой мальчика.
И однажды, в такой тренировке, сквозь стиснутые зубы, он с невероятным усилием выдавил не лай, а слово:
— Ма-гда... лина...
Оно было хриплым, искажённым, с сильным, гортанным «акцентом», но это было слово. Главной проблемой оказалось даже не управление непривычными органами речи, а подавление истеричного желания своего собачьего тела повторять слоги снова и снова, превращая их в заливистый лай.
Это умение стало коронным номером. На арене Умный Джек мог сипло пролаять: «По-жа-луй-ста» или «Спа-си-бо». Публика заходилась в восторге. Скептики, конечно, клялись, что это чистейшей воды чревовещание, но люди платили деньги, чтобы своими глазами увидеть говорящую собаку.
Для Кости же это была не уловка, а величайшая победа. Каждое произнесённое слово было гвоздём, вбитым в гроб проклятия. Он всё ещё был псом, всё ещё нёс в себе магический артефакт, как бомбу замедленного действия. Но теперь он знал — его воля сильнее заклятья. И эта мысль согревала его холодными ночами в дороге и давала силы продолжать поиски загадочного «четырежды предателя».