Байтуганские байки у костра. Гуси. Байка 1

Как Секе-Сан встретил канадского гусятника. Белолобый гусь и Канадская казарка.

В этой байке Секе-Сан рассказывает о  встрече с канадским охотником на гусей в Монреале и двух странниках неба — белолобом гусе с Таймыра и канадской казарке, что, по редкой прихоти ветров, может долететь до Байтугана. История о вечном движении, о границах, которых нет для птиц, и о человеке, который, сидя у костра, вдруг понимает: не он главный на этой земле, а лишь гость — как и они.

Ночь была тихая, только костёр потрескивал, да в небе тянулись гусиные клинья.
Мы сидели кружком у огня — я, Никита, Арман и, конечно, сам Секе-Сан. Он чистил свой якутский нож, задумчиво глядя в языки пламени, потом вздохнул и сказал:
— А ведь я однажды с канадским гусятником пил кофе… в Монреале.

Мы переглянулись. Арман прыснул:
— Ну всё, понеслось…

А Секе-Сан усмехнулся, пригубил чай из кружки и начал свой рассказ.

«Апрель 2017 года выдался для меня неожиданным.
Вместо привычной мастерской Национального теннисного центра я оказался в Монреале — перетягивал ракетки девчонкам из женской сборной Казахстана на Кубке Федерации.
Работа стрингера — дело тонкое: натяжение струн должно быть точным до килограмма, иначе спортсменка закричит похлеще, чем после проигранного тай-брейка.

Сидел я в подсобке Монреальского центра, натягивал струны, когда вдруг заглянул здоровенный канадец в красной клетчатой рубахе.
Звали его Дэвид — местный техник.

— Эй, приятель, ты ведь из Казахстана? — спросил он, плюхаясь на стул. — Говорят, вы там осенью на гуся охотитесь?

— Есть такое дело. В конце сентября белолобый с Таймыра к нам летит. До ноября кормится, а то и дольше.

У Дэвида загорелись глаза:
— Белолобый! Вот это да! А ты их стрелял?

— Каждый год минимум пять штук, — спокойно сказал я, откладывая ракетку.

Дэвид аж подпрыгнул от восторга. Следующие два часа, пока девчонки бегали по кортам, он расписывал охоту на канадскую казарку в Колорадо:

— Представь: пятнадцать тысяч гусей на озере! Небо чернеет, земля дрожит! А охотники сидят в подземных ямах с крышками. Гуси идут на посадку — а ты раз! — и бах-бах!

— Как Джек из коробочки, — пробормотал я.

— Именно! — радостно кивнул канадец. — У моего гида Трейси даже лабрадор есть — Зиг. Приносит гусей, даже не попросишь!

Пошли подробности: пятьдесят пластиковых чучел («меньше не работает, Секе!»), манки («кричишь, как будто ты сам гусь!»), маскировочные комбинезоны («иначе засекут — зрение как у орлов!»).

Я слушал, кивая:
— У нас на Ладыженке и сто тысяч бывает. Только туда не попасть — места для «высших», да и цены не для простых смертных. А мы сами роем окопы, фанерные профиля ставим. Если манком владеешь — заходят. Только вот собак нет… всё думаю, чтоб завести.

— Так чего думать! — хлопнул по плечу Дэвид. — Прилетай в ноябре! У нас кукурузная стерня, яичница с беконом в пабе перед рассветом… жизнь!

— Это же в Штатах… виза, билеты… — осторожно сказал я.

— Подумаешь! — отмахнулся Дэвид. — Зато канадскую казарку возьмёшь! Шесть кило живого веса, размах крыльев под два метра! Это тебе не белолобик!

Я покрутил в руках только что натянутую ракетку, потом кивнул:
— Ладно, давай контакты. В ноябре свяжусь.

Дэвид просиял, вручил визитку:
— Не пожалеешь, дружище! Охота на казарку — это религия!

— Это когда на тебя десять гусей по шесть кило налетают, а ты сидишь в яме и молишься, чтоб из комбинезона успеть выскочить, — подытожил я.

— Вот именно! — расхохотался Дэвид. — Ты уже наш человек!

— Да у нас и своих хватает, — усмехнулся я. — Только патронов всего пять. И гуси по два - три килограмма. — усмехнулся я.»

Секе-Сан замолчал. Костёр потрескивал, искры уходили в небо, где снова тянулся гусиный клин.
Арман хмыкнул:
— А ведь всё-таки похожи, наши белолобики и их казарки. Только степь — она роднее.
Секе-Сан кивнул:
— Белолобый наш, — с Таймыра идёт. Оттуда, где вечная мерзлота и свет не гаснет по ночам. Летит тысячами километров. Через реки, болота, тундру. И, представь, садится у нас, у Байтугана, на месяц иногда на полтора перед тем, как снова подняться в небо..

— А мы-то думаем — охота. А для него — просто привал в дороге.

Арман усмехнулся:
— Да что там привал… Пока яму выкопаешь, руки отвалятся. Земля каменная, хоть зубами грызи.

— Верно, — кивнул Секе-Сан. — Я однажды целую ночь копал. Утром иней, дыхание паром. Слышу — клин идёт. Высоко, величаво. Ведущий — белолобый, старый, с опытом. Первый выстрел мимо, второй — и вот он падает.
Подошёл — лежит красавец. Глаза — янтарь, грудь серебрится. И что-то кольнуло: не радость, а жалость. Словно не птица, а песня упала.

Огонь потрескивал. Секе-Сан молчал какое-то время, потом добавил негромко:

— А знаешь, бывает и канадская казарка к нам залетает. Не часто, но ветер такой притащит — и она у Байтугана оказывается. Я сам ни разу не видел, но слышал от надёжных охотников, что встречали. И кольца с отметками Канады — тоже находили.

Он отпил чаю и усмехнулся:
— Представь, Дастан, один с Таймыра, другой с Аляски — а встречаются над Енисеем. Разные земли, разные ветра, а путь — один. Может, и мы, люди, так должны жить: не делиться на своих и чужих, а просто лететь по ветру, куда зовёт душа.

В небе снова протянулся клин. Где-то в темноте гагакнуло, и звуки растворились над Байтуганом.
Мы молчали, слушая, как ветер шевелит камыши и как угли тихо оседают в золе.

…Когда Секе-Сан вернулся в Астану, он долго рассказывал друзьям про канадскую охоту: про подземные укрытия, про пятнадцать тысяч гусей на озере, про умного пса Зига.
А наши только ухмылялись:
— Опять Секе-Сан байки травит после командировки.

Только вот визитка Дэвида до сих пор лежит у него в бумажнике — рядом с карточками стрингерных мастерских и снимком с турнира.
Говорят, в ноябре он всё-таки слетал.
Говорят, взял пять казарок.
Говорят, Зиг их принёс. А на одной из них было крошечное кольцо с Аляски.