135

После ухода Леи Никита мысленно попытался совместить, на первый взгляд, несовместимое.
Как в одной компании уживаются эти чудовищные… женщины, женщинами их называлось, даже мысленно, с большим трудом, и эта неземная девушка, почти ангел? А между тем, она тут у них в авторитете. Может, главная. И его, как добычу принесли к ней. Зачем?
Постепенно всё становилось на свои места и логично состыковывалось. Во всяком случае, так казалось Никите.
Лея, возможно, знает о проделках своих соплеменниц, возможно, и нет, но в любом случае, изменить ничего не в силах. Что может она, такая тонкая и чувствительная, противопоставить этим грубым, неотёсанным, тупым…, Никите так и хотелось добавить самоё подходящее для них определение – макакам.
Но вот загадка – как она здесь оказалась? От осинки не родятся апельсинки, и в племени этих… древесных не могла появиться такая женщина. Так откуда она?
И тут включилось воображение и стало предлагать разные варианты.
Её украли. Возможно, маленькую, беспомощную, беззащитную. Она, как тот Маугли у Киплинга.
Никита вспомнил старый мультик. Может, она сама потерялась. Её подобрали и воспитали. Но изменить не смогли. Она выросла такой, какой была по своей природе. Её ангельские гены не сломило дикое воспитание.
Но и местные женщины со временем впечатлились. Не зря говорят, что красота спасёт мир. Правда, красота не спасла его, но всё равно она многое может. Вот и здесь оказала своё действие. И среди дикого племени появился райский уголок.
Точно! – понял Никита. Поэтому они и притащили его сюда. Они пытаются угодить этому неземному существу и не знают, как сделать это лучше. Подбирают всё, что плохо лежит и тащат в надежде порадовать красавицу.
Взволнованный Никита заковылял из одного деревянного угла в другой, гремя цепью.
Ногу держал не только гипс. Основную устойчивость придавали защитные механизмы универсального костюма. Ходить с трудом было возможно. Но Никита не долго наблюдал за своим состоянием, мысли вновь вернулись к прекрасной полунезнакомке.
Её надо спасти! Вырвать из лап этих чудовищ.
На мгновение закралось сомнение. Она сказала, что уже не человек.
Но Никита сумел побороть и его. Конечно, человек. Это ей просто внушили эти… древесные.
Выглянул в оконный проём без стёкол или каких-либо других преграждений.
Там, за грубоватой деревянной рамой, если не смотреть вниз, густая роща, полная прохладных сквозняком и солнечно-зелёных переливов.
Никита заглянул вниз, насколько позволяла ему это сделать цепь. Внизу всё те же доски, между ними широкие щели, а в них видна далёкая земля.
Как-то забылось, что он на высоте, и высота эта нешуточная.
Вскоре мир окрасился оранжевым. Вечерело. Захотелось есть. Потом пить. Никита терпел, хотя злился, и образ небесного ангела стал тускнеть.
«Ну их… Пусть сами разбираются», - решил он. Тем более, что гораздо полезнее было бы подумать о собственном освобождении.
Но без ключа это сделать невозможно. Толстая цепь охватывала ещё более толстый ствол, который служил углом дома и был живым деревом. И ствол, и цепь одолеть можно было бы только серьёзным инструментом, которого негде взять. Оставалось надеяться, что ключ эти макаки не потеряли.
- Ты голоден, юноша?
Мелодичный голос раздался сзади, и Никита оглянулся. Снова восторг перекрыл дыхание. Не может быть! Теперь Лея казалась ещё краше. Может, в этом виноват был закат, а может, за то время, что девушка отсутствовала, Никита чуть позабыл о её совершенстве, и теперь оно осенило его с новой силой. Есть и пить расхотелось.
- Я принесла тебе напиток.
Девушка поставила на деревянный стол небольшую глиняную ёмкость.
- И теперь спою… Для тебя…
В комнату вошли две древесные бабы. Одна притащила лёгкое кресло. Лея ей указала рукой, куда следовало его поставить, та послушно всё сделала и ушла. Вторая держала в руках незнакомый музыкальный инструмент.
Лея села в кресло, взяла инструмент и небрежно махнула второй бабе. Та испарилась тоже.
Всё это немного подпортило впечатление. Во-первых, «юноша». Никите было бы приятней услышать своё имя. Он же его называл. Но создалось впечатление, что он не был для этой девушки настолько важен, чтобы она запомнила, как его зовут.
«Но петь же она будет для меня!»  – Никита постарался убедить себя в несерьёзности «во-первых».
И во-вторых, Лея слишком властная, и вся его шаткая конструкция о бедной беспомощной сиротке, которая вынуждена жить среди грубиянок, стала раскачиваться.
Но тут Лея коснулась струн, и Никита отмахнулся от всех мыслей, которые чернили светлый образ. А потом Лея запела, и конструкция застыла несокрушимым монолитом. Потому что так сладко петь мог только ангел.
Голос Леи был сильный. Никита не очень разбирался в музыке, но отличить широкий диапазон и лёгкость, с которой брались верхние ноты, мог даже он. И ему показалось, что петь люди действительно так не умеют. А потом новая мысль пришла в голову. Может, когда Лея говорила, что она не человек, она имела в виду своё небесное происхождение? Или новую расу, гораздо более совершенную?
Никита попробовал разобраться. Он всматривался в лицо. Он, кажется, чуть-чуть потерял голову.
Лея, не прерывая песни, пристально поглядела на него, потом перевела взгляд на напиток, приглашая выпить.
Никита взял глиняный сосуд. В нём пенилась какая-то жидкость.
«Не пей! Не пей!!!», - кричал инстинкт. Но как не пить? Это же ведь может обидеть девушку. Она может подумать, что он не доверяет.
А он доверяет?
Настроение испортилось. Никита взял кувшинчик и подошёл к окну. Он смотрел на прекрасный мир, слушал прекрасную песню без слов и думал, что нет никаких причин быть подозрительным. Но всё же выпить было непросто. Тогда он решил, что, когда песня будет заканчиваться, на последних звуках он сделает это.
Но когда песня приблизилась к концу, он понял это по особым нотам, увидел…
Ксюша! Карабкалась по стволу дерева. Далеко, но она, без сомнения. Судя по лёгкости, с которой это делала, к стволу были набиты ступеньки. Но лёгкость была относительна. После каждого небольшого подъёма она судорожно хваталась за ствол и замирала.
И Никита, при последних звуках песни, украдкой вылил напиток за окно.
- Прекрасно! – сказал он Лее и опрокинул пустой кувшинчик себе в рот.
 «Бедная Ксюша! – думал он, пока делал вид, что пьёт. – Она так боится высоты. И… как бы макаки её не заметили».
Теперь Лея отошла на второй план. Он думал о своей спутнице.