Мёд на рву

Ходынка внутри нас
 
Иногда жизнь похожа на Ходынское поле.
Мы стоим в толпе, давим друг друга ради какой-то ерунды.
Каждому кажется, что вот-вот достанется подарок, и станет легче, светлее, радостнее. И никто не хочет видеть, что уже некому радоваться.
Толпа движется сама, и мы с ней — потому что страшно остаться в стороне.
Мы забываем, зачем пришли, и только чувствуем, как чьи-то локти, плечи, дыхание становятся ближе, чем собственная душа.
Кто-то падает, кто-то закрывает глаза, а кто-то, уже получив свой трофей, не знает, как выбраться обратно. А те, кто успел ухватить — стоят над толпой с кружками, платками, палками — им пока не страшно.
Они горды, ослеплены своей удачей и не видят, что вокруг — мёртвое поле.
Потом шок пройдёт, и кружку положат в шкаф.
А ещё позже — их потомки продадут её в частную коллекцию. Так память превращается в сувенир, а чужая кровь — в экспонат.
Так и живём — прижатые обстоятельствами, надеждами, чужими ожиданиями. Хотим получить хоть что-то, и часто погибаем — не телом, а собой — так и не поняв, что всё это время бежали за пустой кружкой с красивым вензелем на боку.

Послесловие. Всё повторяется

Когда-то на Ходынском поле люди шли за бесплатным платком и кружкой — вера в царскую милость стоила им жизни.
Через два десятилетия на этом поле уже был аэродром —
страна взлетала в небо над незасыпанными рвами.
Трава и цветы под солнцем — как будто ничего не было.
Земля быстро зарастает — ей и кровь кажется дождём.
Под бетон ушла река-тропа, Ходынка,
исчезнувшая под взлётной полосой.
Через век — торговый центр, новостройки и ипотека.
Очертания рвов всё ещё видны под асфальтом. Как и очертания толпы.
 
День ходьбы

Спустя 129 лет я стояла на Фрунзенской набережной, на Дне ходьбы, где раздавали бесплатную форму и скандинавские палки.
Толпа сжималась у палатки с надписью "Палки телескопические".
Казалось бы — просто спортивный праздник. Но давка нарастала: кто-то кричал, люди лезли вперёд, потому что “вот-вот, уже близко”.
Меня прижало к ограде. Под ногами что-то хрустело. Я сказала мужчине за забором, где не так сдавливало: — Позовите охрану, мне сейчас руку сломают.
Он улыбнулся: — Не надо руки ломать.
И я вдруг поняла — я вижу ту самую Ходынку, только в миниатюре.
Николай не отменил бал — из-за приличий, расписаний, дипломатии.  Он тоже был в толпе — только его приманкой был трон, а рвом — история.
Эти люди не остановились — из-за привычки, из-за “все же идут”.
Каждый мог — и не захотел.
Каждый был в своей толпе, в своём страхе. И никто не посмотрел вокруг.
Ходынка не только там, в 1896-м. Она — везде, где мы перестаём видеть друг друга, где движение становится важнее смысла, а подарок — дороже жизни.

Эпилог. Если бы Сапфир это прочитал…

Наверное, он бы промолчал.
Отвернулся к окну, где за оградой ещё слышны шаги.
Он многое видел в людях —
но вот этого в себе не хотел замечать.
Соболи идут на мёд.
Даже когда видят клетку.
Даже когда понимают, что дверь захлопнется.
Идут — потому что сладко.
Потому что — сейчас.
Потому что: «ну не со мной же».

И, может быть, Сапфир тихо бы вздохнул:
— Всё повторяется. Только приманка каждый раз новая.


Рецензии