Потерянный винтик Глава 8 Разговор по душам

Глава 8
Разговор по душам

Павел сидел на низком журнальном столике, держа в своих руках руки Марины. Она же, сидя на чёрном офисном диване, с нежной улыбкой на лице иногда теребила его белокурые волосы. Это были последние часы перед их расставанием. Он всматривался в её лицо и запоминал его черты. И глаза. Ох, эти глаза! Сияющие, лучистые, искристые, добрые, дерзкие, чарующие — все эпитеты не перечислишь. Её глаза! Он в них тонул.

— Я понимаю тех мужчин, которые влюбляются в тебе. Тебя невозможно не любить. Точнее, нет, не так. Тебя невозможно не желать. Поверь моему опыту. Нужно родиться монахом. Ну, или очень-при очень уметь себя контролировать. Быть самодостаточным человеком и уважать чужое мнение и решение. Это не каждому дано. Быть тебе только другом? Марин, это невозможно. Просто нереально. Ты просишь от мужчин невозможного.
— Но почему?

— Потому что в тебе заложено всё то, что нравится мужчинам. Сияющие глаза, длинные волосы, выделяющаяся талия, попка, как орех, и даже твои коротенькие пухлые ножки. Это всё то, что любят мужчины. Добавь ко всему этому твой чарующий, странный голос, но и строптивый характер, конечно. Каждый мужчина, я думаю, находит в тебе что-то своё.

— Ну, это ты загнул. Прям каждый. Ну да, конечно. Слабо в это верится. И всё же почему дружба невозможна? Ну не может человек нравиться всем и каждому. Ну не может же быть, например, тебе каждая женщина сексуально привлекательной, так же, как и мне мужчина. А вот как собеседник быть очень интересным. Ну не могу поверить, что мужчины настолько ограничены и примитивны в своём развитии.

— Слушай, я тогда не знаю. Я не встречал. И у меня такого не было.
— Ну а я — да. Я встречала мужчин, у которых были женщины-друзья.
— Да? Может, они какие-то страшненькие были.
— Может, — усмехнулась Марина, высвобождая свои руки из рук Павла.
— Не, не, не. Даже не думай. На эти несколько часов ты моя, — сказал с недовольством Павел, запирая снова её руки в плен своих. — Уже забыла, кто путём подхалимажа и уговоров нас здесь оставил до появления так нужного тебе Чернобога.
— Ты, Паша. Ты. Ох уж этот Варфоломей. Вечно суёт свой нос туда, куда ему не нужно.

— Волнуется за тебя.
— Да, блин, никак не смирится с тем, что мне уже не двадцать. И что я в принципе уже не нуждаюсь в его помощи и защите.
— Ну всё-таки, что между вами?
— Он меня спас, показав мне мир вечного холода и льда. Я не хочу рассказывать подробности. Но скажу лишь то, что из этого мира души не возвращаются. Они запираются там высшими силами за самый ужасный грех.
— Самоубийство?

— Да. Я, Паша, если честно, не положительный герой, скорее антагонист. Я не очень хороший человек. Все роли, которые я в жизни исполняю, с наречием «не очень». Не очень хорошая мать, не очень хорошая жена, не очень хорошая дочь, не очень хороший друг. Но…
— Но всем кажется, что это не так. Да?
— Ага. Со мной даже однажды парень расстался по причине того, что я слишком хорошая.
— Это как?

— Ну, знаешь… — сказала Марина, кокетливо покраснев, и, мило улыбнувшись, продолжила: — Курить рядом со мной нельзя; целоваться после того как покурил — нельзя; при мне матом ругаться — нельзя; я настаиваю на уважительном отношении к родителям, ну и ко мне, конечно.
— Короче, избалованная донельзя.
— Ага, — сказала она кокетливо.

Паша улыбался, смотря на неё. Эти несколько часов он только и делал, что улыбался. Его не покидало странное ощущение того, что из них двоих он взрослый умудрённый опытом мужчина, а она юная, наивная девушка. Ему приходилось подбирать слова, жесты, контролировать мимику, чтобы ненароком не задеть её живые струны души. Это было так странно и так волнительно. Просто разговаривать. Просто делиться тем, что волнует, тревожит, интересует здесь и сейчас. Потому что другого шанса может и не быть. Посмотреть на мир её глазами. Ведь в процессе общения ты не только делишься какой-либо информацией, но и познаёшь человека. Его мысли, суждения, опыт, внешний вид, мимику, жесты, поступки. Так странно. Для него это было почти впервые. Узнавать женщину не для того, чтобы затащить её в постель, а для того, чтобы просто узнать, познать её как человека. Такое милое, но такое тревожное было это чувство.

Ему вдруг стало интересно, смог бы он вот так просто сидеть с ней рядом, держать её за руки без каких-либо других желаний в реальной жизни. Смог бы ли он вот так просто перебороть свои эмоции на земле, где над человеком властвуют стихии любви и желаний? Смог бы с той же лёгкостью отпустить её, как это делает Варфоломей? Любить, оберегать, защищать её на расстоянии, ничего не прося взамен?

— Ау, Паша ты где? Совсем скрылся в своих мыслях, — сказала Марина, возвращая юношу из плена раздумий.
— А, я здесь, — отозвался Павел, улыбнувшись виновато.
— О чём задумался-то?
— Да так, ни о чём конкретном, — ответил юноша и после небольшой паузы спросил: — Как ты думаешь, мы встретимся с тобой после воскрешения?
— Не, — сказала Марина, мотая головой, — я думаю, вряд ли.
— Почему?
— Нам незачем встречаться. В реальной жизни ты женат, я замужем. Другом ты мне не станешь. Сам сказал, что в дружбу между мужчиной и женщиной не веришь. Так что здесь, в мире Нави, мы с тобой расстанемся, Паша, насовсем.
— Тебе не жалко?
— Жалко у пчёлки. Нет, Паша. Ты просто моё задание. Я это хорошо понимаю. В реальной жизни у меня много обязательств и ответственности за эти обязательства. Многие люди, и скорее всего ты в том числе, смотрят перед собой и далеко за горизонт в своих желаниях и стремлениях. Это не плохо. Это очень хорошо — стремиться куда-то вперёд в своём развитии и стремлении. Но многие люди забывают о тех, кто у них за спиной. И как те или иные желания и стремления могут повлиять на тех, кто за спиной.

— Ты в этой метафоре ребёнка имеешь в виду?
— В моём случае да. Но это не обязательно ребёнок. Это какой-то близкий и родной человек, которого ты можешь в крайней ситуации спрятать за свою спину, обнажая при этом свою грудь.
— Ну а любовником? Я могу быть твоим любовником? — спросил Паша наконец то, что его давно интересовало.
— Любовником? — спросила Марина усмехнувшись, не оставляя свою попытку освободить свои руки.

— Если ты не оставишь свою попытку освободиться, я сяду с тобой рядом и буду тебя обнимать. И тогда клянусь: я за себя не ручаюсь, — сказал Павел строго. — Как объяснил Варфоломей перед своим последним исчезновением, здесь, в мире Нави, действуют почти те же законы, что и на земле. И самое главное, оболочка ауры тут более плотная, похожая на тело. Намёк поняла?
— Ух же мне этот Варфоломей. Язык у него как помело, — пробурчала Марина и потом с улыбкой продолжила: — Намёк понят.
— Вот и хорошо. На вопрос ответишь?
— Нет. Ты не можешь мне стать любовником.
— Почему? Я милый, чистоплотный, умелый. Просить тебя о большем не буду. Что тебя смущает? Ты скажи, я это исправлю.
Марина засмеялась и сквозь смех постаралась ответить на поставленный вопрос:
— Ты знаешь, он у меня просто уже есть. И второй мне уже не нужен.
— В смысле? — спросил опешивший Павел.
— В коромысле. Паша, я вообще-то замужем. Я сплю с мужем, мне достаточно. Он у меня знаешь, всё в одном флаконе: муж, друг, любовник. Как бы гештальт закрыт. В этом вопросе у меня всё хорошо.
— Сколько вы уже вместе?

— Тринадцать лет.
— И ты хочешь сказать, что за эти тринадцать лет тебе не хочется какого-то другого.
— Нет. А зачем?
После этих слов Паша посмотрел на неё очень пристально. И не нашёл в её чертах, мимике и жестах ни тени сомнений и лукавства.
— Я теперь понимаю, почему для Варфоломея ты его маленькая собачка, — сказал Павел усмехнувшись. — П — преданность и В — верность читаются в твоём образе.
— Ну, так оно и есть. Ну должно же в этой жизни быть что-то святое.
— А он, твой муж, изменял тебе?
— Ты думаешь, такой женщине, как я, можно изменить? Конечно, нет.
— Ну у тебя и самомнение.
— Нет. Серьёзно. Ни я, ни он не изменяли друг другу. Просто в этом нет смысла.
— Тогда зачем ты хотела с ним развестись?
— Не в этом была причина. Просто накопившаяся за десять лет усталость, обиды, недоговорки привели к моему взрыву. Муж у меня далеко не ангел. Ну и человек неплохой.
— Ты его пожалела? Поэтому не развелась.

— Прикольно. Так многие мужчины говорили, когда узнавали мою ситуацию. Нет, Паша, не поэтому. Я себя пожалела. В те пять месяцев свободы, как я уже говорила, многое поняла и осознала. Осознала то, что в третий раз замуж я уже не выйду. Это было моё осознанное решение. А встречаться с кем-то просто так у меня бы не получилось. Я это тоже явно осознаю. Хорошо это или плохо ли, но мне по жизни попадаются милейшие, замечательнейшие мужчины, к сожалению, склонные к серьёзным отношениям и идеализирующие меня как женщину. И блин, сорок лет, такой опасный возраст, скажу я тебе откровенно. Я нравлюсь (недавно обнаружила) как двадцатитрёхлетним, так и мужчинам постарше. И в этом возрасте ещё могу родить, а я не хочу этого. А муж не просит у меня второго ребёнка. Он у меня вообще милаха. Позволяет мне быть собой, даёт мне определенную свободу, не просит того, что я не могу ему дать. По этой причине я к нему вернулась.

— Ты знаешь, Варфоломей прав, называя тебя маленькой эгоистичной дрянью. Ты такая и есть.
— Паша, я от этого не отказываюсь. Я честно не понимаю, как можно вас любить. Как в кино, например, показывают или другие женщины говорят. Ну как можно любить человека, у которого пиписька между ног болтается. Ну, правда, не понимаю.
— И в то же время ты предана и верна одному мужчине.

— Ну, это уже закон стаи. Ты думаешь, я не понимаю, почему на меня тогда началась такая охота. Очень всё хорошо понимаю, но не принимаю. Я практически всё свою сознательную жизнь была вне этой игры, неприкасаемая. Я не знаю, что окружающих мужчин заставляло держать себя в рамках приличия, уважение ли ко мне, мужская солидарность. Ну десять лет я действительно была за мужем, спрятанная за его спиной. И тогда после пяти месяцев свободы я осознанно захотела туда вернуться. Слава богу, не было поздно. Я не успела накосячить.

— Прям ни с кем?
— Даже не целовалась.
— Прикольно. Эх, меня там рядом не было. Ты так легко от меня бы не отделалась.
— Ага. Прям повезло, так повезло, что тебе кирпич на голову упал.
— Смешно, — сказал Павел хохоча и, вдруг посерьёзнев, спросил: — Ты меня из-за моей дочери сейчас спасаешь?
— Как ты это понял? — также посерьёзнев, спросила Марина.
— Мысль промелькнула. Кого бы я спрятал за свою широкую спину и защитил бы грудью.
— Мысль у тебя верная. Большего сказать не имею права.
— Какая же ты всё-таки, Марина, продуманная. Каждое твоё слова на вес золота. Ты когда-нибудь хоть что-нибудь делаешь просто так, по воле эмоций, случая?
— Сейчас почти никогда. Ты знаешь, сейчас вспомнила. В стихотворении «Признание» Николая Заболоцкого есть такие слова:

Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
— Песня такая есть.

— Да. Так вот когда моя маленькая дочурка услышала слова этого романса, у меня спросила: «Мама, это ты?» Я реально в оковы закутана. Причём совершенно добровольно. В двадцать пять лет я выбрала этот путь. Путь света, праведности, честности, верности.

— Тебе самой не тошно? Не хочется выбраться? Ты, Марин, в натуре слишком правильная, ванильная какая-то. Прям фу. Так и подмывает сделать с тобой что-нибудь этакое.
— Зато ты, блин, слишком плохой. И вообще, достал держать меня за руки, — сказала девушка, резким движением освобождая руки и, наклонившись над юношей, смотря ему в глаза, выкрикнула: — А-а-а-а, бесишь меня!
— Это ты меня бесишь своей ванильностью.

— Да, блин, где этот уже Чернобог. Всякую хрень тут уже несу, — сказала Марина, встав с дивана. — Варфоломей, друг ты мой сердечный, появись. Или я сейчас его уже прибью. Клянусь.

— Ну, вы действительно как молодые петушки. То сидите на жёрдочке вместе, щебечете тихо-смирно, то внезапно нападать друг на друга начинаете, — сказал появившийся Варфоломей, а с ним и Чернобог.
— Это у них любовь такая странная, — ответил за ребят занявший свой трон властитель мира Нави.
— Наконец-то ваше сиятельство соизволило появиться, — сказала Марина, делая книксен.
— Ты дерзость-то поубавь, — сказал Чернобог строго. — Не с мальчишкой чай разговариваешь.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — сказала девушка, с поклоном опустив голову.
— Эх, дерзишь. Всё равно дерзишь. Знаешь ведь, что сделать с тобой пока ничего не могу, — сказал Чернобог, хмурясь, затем, махнув рукой, продолжил: — Ладно. Живи. Единственно за услугу мою плата положена. Год будешь мне служить на просторах Яви в роли собирателя.
— Не вопрос. Согласна, — ответила Марина быстро, без раздумий, как будто это ей и нужно было.
— Но… Ваше сиятельство, — заикнулся было Варфоломей.
— Ну что тебе. Ну что ты как в каждой бочке затычка. Ничто с твоей Мариной не сделается, — пробурчал недовольно властитель мира мрака и, обратившись к Марине, сказал: — Девушка ты моя зеленоглазая, разберись ты уже со своим защитником. Достал он меня уже. Совсем на себя становится не похож, когда дело тебя касается.
— Хорошо, — сказала Марина, оттаскивая за руку чёрта в сторонку.
— Ты зачем это делаешь? — спросил он обеспокоенно.
— Вахрам, теперь моя очередь сказать: мы договорились с тобой не лезть…
— В дела друг друга, — продолжил послушно чёрт Варфоломей, но после нескольких секунд резко возмутился: — Иногда я тебя просто ненавижу.
— Успокойся. Всё будет хорошо.

— Ну, всё вы там? — прикрикнул Чернобог. — Давайте закругляться. Этим двоим пора возвращаться. Ну и продолжать игру. Ягиня с Макошью, со своей названой матерью, всё решила. Макошь — богиня судьбы, в её руках нити судеб людей и богов. Макошь знает тайну судеб, тайну прежних жизней и новых воплощений, жизнь и смерть ей подвластны в равной мере. Это богиня магии и волшебства, хозяйка перекрёстков мироздания между мирами . Так вот дама эта изменчивая всё разрешила и поставила всё на свои места. Пора, хорошие мои, и честь знать.
Не успели Павел с Мариной взглядами обменяться, как оба вмиг пропали. Как будто и не было их в мире Нави. И не было разговора по душам. Такого важного, такого нужного им двоим.



Заинтересовались? Тогда читайте книгу на ЛитРес OZON AMAZON Ridero Bookmate Wildberries Yandex Bookmate МТС Строки Yandex маркет