Случай

Летняя жара постепенно уходила, листья с деревьев опадали, и лес начинал готовиться к зиме. Что¬-то отмирало, а что-то настраивалось на холодный сон. Двое мужчин шли по берегу маловодной речки, наслаждаясь красивыми видами и яркими цветами. Шедший впереди был одет в зипун, кожаные сапоги, ягдташ и охотничью шляпу. Сзади на плече стволом вверх висела элегантная чешская курковка. Второй выглядел проще: жилет, кушак, лапти… За спиной большой мешок. Охотники углубились в лес с густым подлеском и разошлись. Один достал из мешка манок — вабу — и при помощи него начал изображать призывные крики лося, выманивая животное под выстрел. Попутно он трещал ветками и ударял о дерево, имитируя звуки сохатого. Другой затаился с ружьём неподалеку.
Через некоторое время раздался характерный жуткий рев, похожий на стон, который ни с чем невозможно спутать. Ещё чуть погодя из чащи вышел огромный и сильный зверь отбивать свою территорию от захожего молодого самца. Затаившийся охотник уже зарядил ружьё, тщательно прицелился и выстрелил. Попал хорошо, в районе передних плечевых суставов животного. Сразу преследовать подранка не стали. Вместо этого смертельно раненого лося отыскали через час. Радуясь отличному трофею, стрелок захотел добрать агонизирующее животное перерезав ему горло. Он достал нож и подошёл к сохатому, но тот неожиданно открыл глаза и сильно ударил его копытом. Охотник подлетел и грузно упал на траву. Второй сразу подхватил курковку, зашёл со спины и аккуратным выстрелом в затылок добрал раненого зверя. Затем подбежал к лежащему лицом вниз стонущему напарнику, перевернул его, распахнул красный от крови зипун и рубаху. Оказалось, стрелок упал крайне неудачно: торчащий из земли сук пробил ему грудь (не считая ушиба и поломанных рёбер).
— Васька, перевяжи меня и неси в деревню. Сам не дойду, — прохрипел покалеченный, прижимая ладонь к ране.
Но охотник остался на месте. Он задумчиво посмотрел на тушу животного, потом на окровавленный сук, снова на раненного напарника…
— Чего расселся, дурак? Выпорю! — почти прокашлял тот.
— Да вот подумал: если бы этот сук воткнулся немного не так, мы бы уже и не разговаривали…
Пострадавший широко открыл глаза и попробовал ослабевшей рукой нащупать на траве выпавший нож. Но Василий опередил его и, любуясь клинком из дамасской стали, проговорил:
— Э-э, нет, мне теперь он нужнее…
— Ты чего удумал, Ирод? — задыхаясь спросил покалеченный. — Засеку!
— Пороть вы, барин, горазды. Мы это всей деревней хорошо знаем.
Крестьянин подобрал с земли палку подходящего размера и начал строгать.
— Брат мой, Ванька, — продолжил он, — поваром у вашего благородия служит. Когда вам еда не нравится, его при вас кнутом бьют, а затем в карцер сажают без воды.
— Плохо старается, вот и бьют.
— А Марью помните? — холоп продолжал строгать палку. — Сколько раз ходил к вам, просил отдать за меня. И что? Продали на ярмарке за сто рублей. Больше я её и не видел.
— Так это всё из-за бабы что ли?
— Понимай как знаешь.
— Тебя казнят или сошлют на каторгу в Сибирь.
— Ежели догадаются.
Внезапно речь раненого переменилась:
— Пощади! Не бери грех на душу! — простонал он.
— Ишь ты, как заговорил! Прям как наш поп на воскресной проповеди. А я вот думаю, этот случай мне не просто так выпал, и грех его упускать.
— Не губи душу!
— Сильно веруешь? Молись!
Василий закончил строгать палку…