Офицер Советской империи Глава 12

Глава 12

Первая сессия показала, что напрягаться придется на каждом экзамене, чтобы благопристойно выглядеть в среде своих однокурсников. Виктор понял это на самом первом экзамене по аналитической геометрии. Он ответил на вопросы по билету, и Гринглаз, доброжелательный человек и никогда специально не заваливавший на контрольных заданиях слушателей, неожиданно подбросил ему еще три задачки с предложением найти решение. Виктор просидел дополнительные полчаса и стал изнемогать, не в силах найти правильное решение. Он даже стал злиться на преподавателя, что тот озадачил его такими трудными заданиями, и был готов согласиться на любую положительную оценку. Пусть даже тройку!
В это время Гринглаз рядом принимал экзамен у старшего лейтенанта Жатковского и поймал того на неточности:
- А вот здесь вы пропустили вывод…
- Да это и козе понятно! – разгорячился Жатковский, пытаясь попасть в такт настроению Гринглаза.
- Ха-ха-ха! Козе понятно?! – рассмеялся преподаватель. – Но мне кажется, что не каждому слушателю понятно то, что понятно козе. Три!
- Ну, а что у вас, Велигорд? Так-так-так!.. – тер подбородок преподаватель, рассматривая ответы Виктора. – Первый пример вы решили правильно, второй наполовину, а в третьем были на правильном пути. Четыре! На пятерку вы все-таки не тянете.
Виктор от радости даже воздух выдохнул полной грудью, так как посчитал въедливость преподавателя едва ли не предпосылкой получения оценки своих знаний между тройкой и двойкой. Весь счастливый, он вылетел в дверь и попался Слободчикову, назначенному начальником классного отделения.
- Ну что?
- Четыре.
- Четыре?! – обнял его Слободчиков. – А мы думали, что тебя держат так долго, решая между двойкой и тройкой. Теперь мы опережаем по баллам соседнее отделение!
Виктор недоуменно посмотрел на начальника отделения: «Не успели начать сессию, а уже устраивают соревнования между подразделениями!..» Он был один из немногих, кто служил в учебном полку, и, судя по рассказам, ни-кто из слушателей не мог сравниться с его службой по интенсивности полетов. И социалистическое соревнование, из-за загруженности личного состава, в полку проводилось чисто формально, не доходя до абсурда, чтобы у победителей сравнивать баллы отдельных офицеров. Но Виктор не знал, что некоторые слушатели уже с первых дней сознательно закладывали базу для предстоящего через четыре года распределения, стараясь проявлять рвение и быть постоянно на виду у командования факультета.
После сдачи первой сессии активисты группы надумали устроить себе от-дых на взморье в сауне.
Олег Рябов остановил Виктора:
- Велигорд, ты с нами едешь на взморье в Дзинтари? Мы уже два раза были там, а ты все увиливаешь, отделяешься от коллектива, что ли…
Виктор понял, что на этот раз отказаться не удастся, так как на себя можно навлечь подозрение, что Велигорд – мужик неплохой, но все время почему-то в стороне от коллектива. И товарищам по учебному отделению не объяснишь, что одиночество – это нормальное состояние человека, увлекающегося шахматами. Поездку Виктор согласовал с Ангелиной, так как у них на выходные дни были свои планы на отдых.
- Езжай, конечно, - согласилась с его доводами жена, – от коллектива не надо отрываться…
Сойдя с электрички, офицеры направились в первую очередь на взморье, на которое мороз безжалостно наложил свои жестокие лапы. Берег моря пере-стал быть берегом, так как под действием волн и холода на берегу образовались огромные, выше человеческого роста ледяные глыбы. Человеку с воображением нетрудно было представить, что творилось с данной местностью в период ледникового периода. Глыбы покрывали побережье на сотни метров вглубь замерзшего моря и создавали феерические картины чего-то нереального, а может и неземного.
Офицеры с удовольствием фотографировались на фоне ледяных глыб, забираясь на самые их вершины, и как-то забыли о главной цели своего путешествия – попариться в сауне. Но Олег Рябов, организатор выезда и секретарь партийной группы, все держал под контролем.
- Мужики, время «Ч» - сауна заказана на одиннадцать!
Виктор впервые был в таком заведении, где бы посетителей встречали предупредительно и предельно учтиво.
- Что будете, мальчики: алюс, сенчу или домашнее?
Рижские популярные сорта пива «алюс» и «сенчу» Виктор уже пробовал, но вот что из себя представляет домашнее пиво, он не знал. Оказалось, что все ребята оказались любителями только домашнего, и, как оказалось, довольно крепкого пива. В разгар отдыха, когда пошел второй час заказанного времени, в помещение отдыха зашел худощавый светловолосый парень. Он оглядел распаренные и захмелевшие лица офицеров и вкрадчиво спросил:
- Рэбята, девочки нужны? Недорого!- А сколько? – поинтересовался холостяк Супотницкий.
- Двадцать пять рублей.
- Вот это недорого! – удивился Супотницкий. – Нет, не надо!
Виктор нагнулся к Супотницкому:
- Саша, не понял, он что, проституток предлагал?!
- А ты что подумал?..
Домой они возвращались навеселе и пели песни о Гражданской войне в электричке, своим пением вызывая недовольство латышей-пассажиров. Но никто, почувствовав определенную крепость коллектива, и не думал останавливаться или чего-то стесняться…
В начале следующего семестра секретарь комсомольской организации курса, готовя собрание, никак не мог найти комсомольца, который четко, «с чувством и расстановкой» прочитает заранее заготовленное для принятия со-бранием решение.
- Велигорд, зачитаешь решение? Ты у меня и так не задействован никакими поручениями, а характеристика комсомольская для вступления в партию тебе все равно понадобится!
- Хорошо, зачитаю, ; согласился Виктор.
Виктор пока не собирался в партию, но слова секретаря посеяли сомнения. Действительно, когда-нибудь придется в партию вступить, так как все инженеры в полку были членами КПСС, а он тоже готовился стать инженером.
Собрание оказалось хорошо подготовленным. Выступающие сами тянули руки, чтобы выступить, и говорили правильные слова о том, что обязанность слушателя – хорошо учиться, быть дисциплинированным офицером, строго соблюдающим правила социалистического общежития и требования Уставов вооруженных сил СССР.
Наконец, желающих выступить больше не оказалось, и ведущий собрания подвел итог:
- Прения закончены. Слово для зачтения проекта решения по нашему собранию предоставляется комсомольцу Велигорд!
Виктор вышел на трибуну и впервые с высоты заглянул в лица товарищей по учебе, а также приглашенных преподавателей и командования факультета. Они спокойно ожидали дежурные фразы, но Виктор, немного взвинченный от необычного доверия секретаря, зачитал проект решения, как монолог Гамлета, с большим чувством и пронзительностью в каждом слове настоящего Павки Корчагина. Когда он закончил, на минуту установилась тишина. Старший лейтенант Велигорд своей эмоциональностью и искренней готовностью в каждом слове положить свою жизнь на алтарь защиты своей Родины поразил всех.
- Далеко пойдешь! – сказал ему после собрания земляк-белорус Коля Сакович.
Виктор не думал о карьере комсомольского работника, но его заметили и избрали в комсомольское бюро курса. Через некоторое время он удостоился чести принять участие в разбирательстве бытовой проблемы однокурсника в качестве свидетеля вместе с начальником курса подполковником Квятковским.
На старшего лейтенанта Постовитина поступила жалоба в политотдел училища от женщины. Проникновенными словами обиженная женщина доводила командованию, что старший лейтенант Постовитин сожительствует с ней уже несколько месяцев, но жениться на ней не собирается, хотя требует от нее каждый день половых сношений.
Когда начальник курса ознакомил Виктора, чтобы тот был в курсе собы-тий, с жалобой «гражданки», и затем они в своем военном кругу выслушали Постовитина, у Виктора волосы дыбом встали на голове. Оказалось, что старший лейтенант познакомился с гражданкой Комовой в ресторане и в первый же вечер у них случились интимные отношения, которые затем ежедневно совершались целую неделю. После этого у Постовитина обнаружилось венерическое заболевание – гонорея, и они оба пролечились в кожно-венерическом диспансере. Рассорившись на этой почве, пара рассталась. Но в один из вечеров они снова встретились в ресторане, и старший лейтенант, опасаясь, что может найти еще что-нибудь похуже среди легкомысленных рижских девушек, предложил Комовой снова возобновить отношения. По крайней мере, он был уверен, что они оба пролечились, и ничего другого у Комовой нет. Осмелевшая женщина, считая, что от такого простака можно поиметь что-то большее, потребовала зарегистрировать отношения, но Постовитин наотрез отказался сделать это. И тогда она «накатала телегу», угрожая сломать ему карьеру и жизнь военного…
По приказу начальника курса Виктор провел через КПП для встречи женщину, написавшую жалобу. Симпатичная черноволосая женщина, лет на пять старше, чем сам Постовитин, заметно нервничала, ее лицо пылало, но она твердо стояла на своем:
- Если Сергей зарегистрирует со мной отношения, то я свою жалобу забираю! Если нет, то я подаю в суд!
Но нарвавшись на много повидавшего на своем веку оппонента в виде подполковника Квятковского, защищавшего своего подчиненного и свой курс, получила жесткую отповедь, по-своему, даже подлую и жестокую:
- Имейте в виду, уважаемая, что Постовитин будет обязательно наказан, но если вы не отстанете от него, то в суд с нашей стороны от службы безопасности будет также представлена подробная информация о ваших сношениях с другими мужчинами за последние пять лет и будет выдвинуто предположение, что вы профессионально занимаетесь проституцией. Вас тогда точно попрут с работы, и в Риге на работу вы больше нигде не устроитесь! Вам ясно?
Квятковский блефовал. Это видел даже Виктор, понимая, что какую-то информацию действительно можно собрать, но не за все же последние пять лет! Но взвинченные – трясущийся Постовитин и накаленная Комова – не замечали этого, занятые бушевавшими у них душевными бурями.
- Вы сейчас рвете свое заявление при свидетелях и с Постовитиным забываете друг друга навсегда! На этом дело будет закрыто с обеих сторон!
Квятковский протянул женщине листок с жалобой, и некоторое время она раздумывала, но потом взяла бумагу и разорвала ее на несколько частей. Она злобно взглянула на бывшего сожителя и, не прощаясь, ушла в сторону КПП.
- Проводи ее! – приказал Виктору начальник курса.
А Постовитину заявил:
 - Дурак! И квартиру смени! Такие с…чки, обычно, не прощают!..
Несколько дней ошарашенный Виктор колебался – рассказать или не рас-сказать о случае с Постовитиным жене? Но потом решил, что такую гадость в человеческих отношениях он ей рассказывать не будет…
Соседи по секции оказались более активными, чем Виктор с Ангелиной. Они за зиму уже успели посетить многие достопримечательности Риги, пользуясь тем, что судьба предоставила им шанс прикоснуться к настоящей цивилизации после службы на удаленных аэродромах.
- Витя, соседки организуют поход в Домский собор на концерт органной музыки и меня тоже приглашают. Побудешь с Леной? Справишься? – спросила однажды Ангелина.
- Конечно, поезжай! Наша дочь уже большая – справлюсь! Но мне на следующие выходные тоже купи билет.
От концерта Ангелина была в восторге, и Виктор еле дождался следующих выходных, чтобы побывать в Домском соборе. Готическое сооружение на близком расстоянии подавляло, но и внутри напряжение в душе не ослабевало. Виктор боялся что-нибудь сделать не так, приглядываясь к чопорным парам латышей, с проникновенными лицами усаживающихся на деревянные скамьи. И вот прозвучали первые звуки органа, и Виктор, в незнакомых ему звуках, явно разобрал поступь тевтонских рыцарей, бряцанье мечей и крики сражающихся людей. Раскаты тяжелых продолжительных звуков тревожили, будоражили душу, и Виктор в один из моментов даже потряс головой, чтобы отбросить в сторону гнетущее давление далекой и чужой эпохи.
Из собора он вышел немного опустошенный концертом, может быть и великой, но совершенно чуждой для него, музыки и заглянул в первую, попавшуюся на пути, пивную. Кружка пива, хотя и латышского, привела его, советского офицера, в нормальное состояние, с каждым новым глотком незаметно растворяя наглое посягательство тевтонской цивилизации на его советско-славянскую психику.
Изучение Риги на этом не закончилось. С наступлением лета многие слушатели целыми семьями стали ездить на Рижское взморье. Не отстали от них и Велигорды. Дзинтари оказалось самым близким местом с великолепными песчаными пляжами и продолжительным мелководьем на сотни метров вглубь моря. Такая особенность была прекрасна тем, что ребенок мог долго плескаться в мелком море, и за его барахтанье в воде не нужно было ежесекундно беспокоиться.
В непривычных для себя условиях песчаных дюн дочь оказалась чрезвычайно любопытной и постоянно пыталась совершить побег для изучения соседних участков пляжа. Из-за этого Виктору приходилось каждые пять минут приподниматься и возвращать нетерпеливого ребенка обратно на место выбранного отдыха. Через час это ему надоело, и он просто пошел за дочерью, а та, видя, что отец преследует ее, игриво оглядываясь на него, побежала по кромке песка. Виктор думал, что трехлетняя дочь пробежит метров сто-двести, устанет и остановится, а, может быть, даже попросится на ручки, но ребенок проявил настоящее упорство и продолжал настойчиво преодолевать метры прибрежного пространства. Когда непрерывный бег не приостановился и через километр, Виктор нагнал свою дочку и подхватил ее на руки:
- Лена, ты куда? Все, хватит!
Дочка игриво засмеялась и продолжала рваться из рук, и тут Виктор при-менил проверенный прием.
- Лена, мы потеряли маму! Надо искать маму! Ты не знаешь, где мама?
- Мама?
Она оглянулась в одну сторону, в другую и наморщила губки, готовая заплакать из-за отсутствия мамы.
- Давай пойдем по следам – вот твои следы! – и найдем маму. Мама нас ждет. У нее есть что-то вкусненькое покушать…
На полный обратный путь у дочери уже не хватило сил, и через некоторое время она запросилась на ручки, требовательно вопрошая:
- Где мама? Где мама?
 Вернувшись с пляжа, они дома в общежитии без сил упали на диван и проспали вместе с дочкой до самой темноты. Солнце у водной глади оказалось для белой кожи Виктора злым демоном, и он покрылся красными пятнами, а смуглая жена лоснилась прекрасным загаром, как будто до этого загорала несколько дней подряд. Сочетание моря и солнца наполняло тело необычными ощущениями жары и холода, но в тоже время безжалостно отнимало физические силы. На следующий день Виктор почувствовал себя даже несколько разбитым и уставшим.
Прекрасно отдохнувшая накануне Ангелина не успокоилась и потянула в воскресенье Виктора снова на природу, но на этот раз в загородный лес, чтобы насобирать, если получится, земляники и черники. Шустрые соседи по секции общежития снова опередили их и радушно угощали всех на кухне горстками черной пахучей черники.
На первой остановке за городом, около подступившей прямо к шоссе гу-стой чаще соснового бора, они вышли из автобуса и углубились в лес. Ангелина, когда они отошли в глубину леса и ничего другого, кроме золотистых стволов сосен, уже не окружало их, забеспокоилась:
- А мы не заблудимся?
Виктор сначала хотел пошутить, что такая вероятность существует, но понимая серьезность беспокойства жены, коротко ответил:
- Нет. От дороги мы пошли на Запад, следовательно, возвращаться будем, когда солнце светить будет нам в спины.
За пару часов они набрали несколько литров черники, наелись сами и уже собирались вернуться обратно на дорогу. Измазанная черникой Лена, притихшая под гнетущим шатром векового леса, остановилась и указала пальчиком в направлении лесной дороги:
- Там тетя!
Не меняя направления, они сблизились с женщиной, тоже собирающей ягоды, и поздоровались:
- Здравствуйте! Мы правильно идем в сторону дороги?
Женщина с небольшим акцентом поздоровалась в ответ и неожиданно «наехала» на молодую семью:
- А вы, почему здесь собираете чернику? Здесь запретная зона! Здесь нельзя ходить по лесу и нельзя собирать ягоды! Идите отсюда! Вас милиция оштрафует! Понаехали тут!..
Но Виктора трудно было смутить кавалерийским наскоком, и он тоже спросил:
- А вы, почему собираете?
- Я здесь живу! Мне можно!
- Мы тоже здесь живем! Тем более, если бы здесь нельзя было собирать ягоды, то на опушке леса должны были быть установлены запрещающие таблички. А мы их не видели!
- Витя, хватит! – остановила его Ангелина. – Пойдем!
Женщина на возражения Виктора ругнулась по-латышски и свернула с лесной тропинки в сторону. Через минуту они потеряли из виду женщину и вскоре вышли на знакомую остановку. В ожидании автобуса Виктор вспомнил встретившуюся в лесу латышку и подумал, что он впервые за время пребывания в Риге встретился с явным недоброжелательством со стороны местного населения.
Осенью, после отпуска, слушатели снова встретились в училище, подтрунивая и подшучивая друг над другом. Раздавшийся вширь Жора Дударь привлек всеобщее внимание своим явно увеличившимся животом, но стойко отбивался от насмешек.
- Я не беременный! У меня статус физический такой, от родителей. И вообще, если бы не этот живот, который хорошо держит меня на воде, одного человека в Союзе уже не было бы в живых!
Оказалось, что Жора на взморье спас женщину, потерявшую при плавании силы и явно прощавшуюся с жизнью на глазах занятых собой отдыхающих.
- Тебя медалью надо наградить «За спасение утопающих»! - вполне серьезно заявил Саша Супотницкий.
- Ага, двумя! – хмыкнул Дударь. – Я на взморье другое видел! Прижавшаяся друг к другу пара по пояс в воде просидела несколько часов и никак не выходила из моря. На них уже другие стали обращать внимание. А потом, смотрю, подъехала «скорая помощь», два здоровых санитара зашли прямо в воду, закутали пару простынями и занесли их в «скорую». Что там случилось, не знаю, но полпляжа сбежалось посмотреть.
- Да чего там непонятного? – возразил многоопытный холостяк Супотницкий. – Склещились! В воде занялись «любовью», кто-то поднырнул, женщина испугалась, и произошел спазм мышц влагалища, зажавший член мужика. Вот так и получилось, что и разъединиться невозможно, и на пляж выйти нельзя…
- И что, выхода не было?
- Был выход! – многозначительно возразил холостяк Супотницкий. – Не надо было заниматься любовью в воде на глазах у людей! Укол сделают, и они рассоединятся…
- Да ну, разве это случай?! Хотя, конечно, тоже любопытный, - вмешался Веригин. – Мы у себя, в Марах, однажды, утром ехали на полеты: солнце слепит, ветер нам навстречу, звук двигателя машины в сторону относит. А недалеко от обочины пастух местный в мохнатой шапке пасет отару овец. Сначала на него никто не обратил внимания, отар этих там десятки, но потом, когда пригляделись, заметили, что он «дерет» овцу, да так азартно, что мы подъезжаем к нему поближе, а он нас даже не слышит. Остановили УРАЛ и давай свистеть ему с всякими словесными пожеланиями. Он оглянулся на нас, бросил овцу, да как сорвался бежать со спущенными штанами вглубь степи!..
У Виктора, представившего эту картину, внезапно возникло такое чувство гадливости, что он еле сдержал позыв рвоты. Рассказ вызвал у офицеров сильное оживление, и некоторые тоже попытались вспомнить что-нибудь сверхъестественное из событий своей жизни, но Виктор уже не слушал их и отошел в сторону. Хотя, чего прятаться от реальности?! Жизнь сама по себе, конечно, прекрасна, но, очевидно, без определенных червоточин в такой стране, как многонациональный Советский Союз, не обойтись.
В одном из перерывов между занятиями Виктора остановил преподаватель по философии и сообщил ему, что в окружном доме офицеров в ближайшее воскресенье состоится сеанс одновременной игры ведущих шахматистов Латвии: мастера Гутмана и международного мастера Витолиньша.
- Можно поучаствовать. Только надо подъехать в дом офицеров пораньше, иначе местные любители займут все места- ; пояснил преподаватель.
Виктор, конечно, завелся с полуоборота. Пропустить такую возможность он не мог и приехал в дом офицеров за полтора часа до начала. Ему удалось попасть в список участвующих в сеансе против мастера Гутмана, и он в нетерпении принялся бродить рядом со столами, убивая время. Но оказалось, что участников сеансов ждал еще один сюрприз. Перед ними выступил с небольшой лекцией тренер Михаила Таля международный мастер Кобленц. Пообщаться с такими великими шахматистами Виктору было чрезвычайно любопытно, и он жадно впитывал в себя атмосферу шахматного праздника, не пропуская ни одной мелочи.
Многозначительный Кобленц рассказывал различные эпизоды из совместной работы с Талем и благосклонно, приостанавливая рассказ, принимал аплодисменты. В конце он встал и поклонился, выражая тем самым благодарным слушателям свое уважение. Новенький темный пиджак гармонировал со светлой рубахой и ярким галстуком, подчеркивая значимость его владельца. Но когда Виктор опустил взгляд пониже пиджака, то разглядел на шахматном маэстро старые засаленные брюки…
Гутман оказался типичным евреем, как две капли воды схожим с преподавателем Гринглазом, такой же шустрый и подвижный. Он недолго задерживался у досок своих соперников, моментально делая ответные ходы. В один из моментов Виктор поймал его, как показалось, в ловушку, и мастер надолго задержался у доски, отыскивая защиту. Лоб Гутмана озабоченно наморщился – ход Виктора оказался для него теоретической новинкой, но потом разгладился, и мастер, найдя опровержение, после которого через ход Виктор терял фигуру, шагнул к следующему участнику. Понимая, что мастера удивить не удалось, и проигрыш - дело времени, Виктор разочарованно поглядел на соседние столы, где проводил сеанс Витолиньш. В этот момент высокий, чуть согнутый, с безразличным лошадиным лицом Витолиньш сделал ход и предложил сопернику, мелкому невзрачному деду, но, очевидно, сильному шахматисту, ничью.
- Нич-ча?
- Ничья! – обрадованно согласился дед, победоносно оглянувшись на других участников сеанса.
К сожалению, Виктор трижды ездил на сеансы одновременной игры, но у него так и не получилось почувствовать торжество от предложенной мастерами ничьей.
Накануне ноябрьских праздников из слушателей курса была сформирована парадная коробка. Тренировки парадных расчетов забирали все свободное время, и на шахматы уже совсем не оставалось времени. Чем ближе подступала дата шестидесятилетия Великой октябрьской революции, тем интенсивнее шли тренировки. Одна из них закончилась небольшим ЧП, хотя, может быть для участника оно оказалось и настоящей бедой. С одним из слушателей, не выдержавшим многочасового напряжения, прямо в строю случился эпилептический припадок, и офицеры, расступившись, дружно сломали строй, чтобы несчастному досталось побольше свежего воздуха. Виктор стоял в последней шеренге и точные детали приступа не смог увидеть, тем более что через несколько минут бессознательного метания на бетоне плаца офицер пришел в себя и снова занял место в строю.
«Как же он служит с такой болезнью?! – недоумевал Виктор. – А если это случится перед рулящим самолетом? Гибель точная будет!..» Но в соответствии с кодексом чести офицерского коллектива он, как и все остальные офицеры, сделал вид, что ничего особенного не произошло. Никто не забыл, что у этого старшего лейтенанта есть семья, ее надо кормить, и его судьба, в общем-то, в его же собственных руках и, может быть, если станет известно командованию, то и командования. Но Виктор знал, что никто из офицеров про такую беду товарища начальнику курса специально не доложит.
Парад прошел удачно. Отмуштрованные длительными тренировками войска в парадных коробках стояли, словно каменная стена одноликих механизмов, четко, единым движением поворачиваясь в движении и на одном уровне от бетона поднимая ноги. Хлесткий звук строевого шага заглушал даже музыку военного оркестра и, пожалуй, на гражданского зрителя такая слаженность производила неизгладимое впечатление высокой обученностью личного состава.
 Ангелина, смотревшая парад по телевизору, признала, что парадные ко-робки авиационного училища смотрелись лучше всех, а дочь Лена так даже узнала папу, громко закричав на всю комнату:
- Мама, мама! Там папа!..
И торжествующая дочь потом, при общении со своими сверстниками по секции общежития, часто вспоминала, что она видела своего папу на параде.