Страсти по Юноне

Страсти по Юноне
Первым любовником Юноны в Китае стал Банкир. И вообще первым любовником после мужа. В Москве остались ее мать с десятилетней дочерью, с которыми Юнона жила последние два года после развода. Жить с матерью было тяжело из-за постоянного нытья и жалоб, и поэтому Юнона радостно откликнулась на предложение компании, в которой она работала, отправиться в длительную командировку в Китай без семьи.
Вообще, странно было посылать туда человека, не владевшего китайским. И Юнона постоянно сталкивалась со сложностями; по наивности она думала, что английского в мегаполисе будет достаточно, но по сути на нем никто не говорил. Ей приходилось всюду ходить с телефоном, в переводчике которого она писала, что ей нужно. Понимали не всегда.
Вот и при попытке открыть банковскую карту в китайском банке возникли сложности. Непреодолимые. Трудности перевода. Растерянные сотрудницы передавали ее паспорт друг другу, лопотали, бормотали, кивали головами, и дело вообще не двигалось. Точнее, дело двигалось к обеду.
Наконец, самая сообразительная догадалась позвать старшего менеджера, который говорил по-английски.
«Я же тебя как увидел, сразу понял, что ты будешь моей», — говорил он ей позже, когда всё уже случилось. — «А ты почувствовала связь между нами?»
Юнона покивала, типа, мол, конечно, сразу искры из глаз и бабочки в животе. Зачем обижать мальчика. Ему двадцать пять, ей сорок. Смешно: когда он родился, она уже лишилась девственности. Когда она впоследствии думала об этом, ее разбирал нервный смех.
Ее первые впечатления о нем — ого, ничего себе, он выше меня. По сравнению с местными южными китайцами выходец с севера Банкир был высоченный. Его портил дешевый костюм; странно, что на зарплату главного менеджера банка он не купил себе что-то поприличнее, думала тогда Юнона. Не менее дешевые ботинки, да всё в его облике было дешевым: и очки, которые его портили, и странная отросшая стрижка. Вообще, у него был вид законченного ботаника.
Было время обеда, и Банкир пригласил ее перекусить в ближайшем ресторане. Где Юнона пожаловалась ему на трудности в общении с местным населением. А он предложил ей помощь с переводом взамен на общение на английском, который стал забывать из-за отсутствия практики. На том и порешили. Он помог открыть банковскую карточку, и они обменялись контактами.
Юнона старалась беспокоить его в экстренных случаях, когда переговоры с местными заходили в тупик. Пару раз в неделю он за ней заезжал, и они шли в ближайшие ресторанчики поужинать и поговорить по-английски. Романтики во всём этом было ровно ноль. Юнона никогда не воспринимала Банкира как ухажера; для нее в своем костюме, брюках с блестящей протертой задницей и стоптанных ботинках он оставался максимально асексуальным. Бывший муж был красавец, под два метра ростом, и остальные мужчины проигрывали в сравнении с ним.
Развод не был ее инициативой: муж загулял с последствиями, привет кризис среднего возраста. От него забеременела секретарша, а он мечтал о сыне, так что селяви.
И вот как-то раз Юнона не успела принять душ перед выходом из дома, а Банкир за ней уже заехал. Она открыла ему дверь и попросила подождать в гостиной. Замка на двери в ванной не было, и откуда она могла знать, что Банкир так и шагнет к ней под душ, как есть, в своем дешевом костюме. И ботинках.
Самое смешное, что первое, о чём она подумала, это что ботинки развалятся от воды, и он, наконец, купит новые.
Из плюсов — с размером того самого у него не было проблем. Зато техника подкачала. Юнона потом вообще подозревала, что это был его первый раз, ну или один из первых.
Ей было любопытно; внутри шевелилась некая гордость, мол, а я ничего, меня хочет молодой мальчик.
Всё случилось быстро и неудовлетворительно для нее, и сверхудовлетворительно, судя по тому бреду, что он нес после, для него. Вдобавок, в процессе, и так недолгом, в нагревателе кончилась горячая вода, и их поливало ледяными струями. Он так и остался в костюме. «Ипполит», — думала тогда Юнона. — «Заболею же к чертям собачьим от этой ледяной воды».
Потом она вылезла, закуталась в теплый халат, выпила пол-литра горячего чаю, почти кипятка, и никак не могла согреться. Ее била дрожь. Банкир смотрел ей в глаза взглядом бездомной собаки и бормотал, что он как честный человек на ней женится, жаль, родителям будет сложно принять невестку-иностранку, но «мы ведь справимся, дорогая?»
«Угу», — согласилась Юнона, выпроваживая его за дверь; ей отчаянно хотелось остаться одной как можно скорее. Он тем временем строил планы на их будущую сексуальную жизнь, как им надо всё-всё попробовать.
«Попробовали уже», — мрачно думала про себя Юнона.
Вечером она написала ему смс, что замужем и сожалеет, и повторения не будет. И решила искать нового переводчика.
Любовником номер два стал Переводчик.
Переводчика ей нашла компания, в которой она работала. Компания стала платить ему небольшие деньги, взамен он должен был помогать Юноне в случае необходимости. Компания подчеркнула, что много платить не собирается, так что Юноне рекомендовали не злоупотреблять его услугами.
Переводчик жил в Китае со школы, закончил китайский университет и был женат на китаянке. Он тоже был высоченный, очень худой, и в одежде предпочитал подростковый стиль: смешные футболки с принтами, шорты и кеды. Поначалу их отношения были сугубо деловые. Юнона с содроганием вспоминала любовь под ледяной водой и следила, чтобы от нее не исходило никаких вибраций; мало ли что. Однако постепенно они сблизились. Ей не хватало общения на родном языке, и вот они начали обсуждать фильмы и сериалы, пересылать друг другу музыку. Как мужчина он ее вообще не привлекал; он был женат, а она никогда не лезла в чужие семьи.
Но вот однажды она пошла в ночной клуб потанцевать. Всё просто: попрыгать, снять стресс. Надела шорты, широкую футболку, кроссовки. На обратной дороге таксист завез ее не туда и пытался развести ее, пьяненькую, на деньги: мол, смотри, на счетчике уже сто юаней. Плати. А она знала, что не больше пятнадцати, ехать всего ничего. Она позвонила Переводчику; тот был неподалеку с друзьями — пятница вечер. Приехал, долго орал на таксиста, угрожая жалобой и лишением того лицензии. В конце концов, он отвез Юнону к ней домой, где всё и случилось. Рыцарь спас принцессу, принцесса его отблагодарила.
Всё было нежно и приятно. Без детских футболок он нравился ей гораздо больше; а может, всё дело было в настроении.
Потом, когда всё закончилось, и они лежали в кровати и курили, он начал жаловаться на жену: что она сумасшедшая, двинутая, больная баба, которая роется в его телефоне и ревнует его к каждому столбу. И вот, он показал шрам на боку — даже воткнула в него ножницы, пришлось зашивать.
Юнона от такого расклада сразу протрезвела и пришла в ужас. Еще не хватало, чтобы сумасшедшая китаянка воткнула ножницы в ее тело.
Она вылезла из кровати и посоветовала Переводчику идти в душ и как следует помыться с мылом, чтобы не осталось никаких следов. И что с ним, конечно, было хорошо и приятно, и вообще он молодец, но им, пожалуй, больше повторять не стоит. Мало ли что.
Он, конечно, потом еще пытался к ней подкатывать, говорил, что жена уехала навестить родню в деревню, и они могли бы повторить. Но Юнона была непреклонна, и дальше их отношения никогда не переходили в интимные.
Третьим любовником стал Сосед.
С Соседом они познакомились в спортзале неподалеку от их компаунда. Не сказать, что Юнона сильно любила спорт; скорее, она ходила туда побродить по беговой дорожке под любимую музыку в наушниках и полежать в сауне после. Очень расслабляло. К сорока она полностью примирилась с недостатками своей фигуры; ела она всегда немного, алкоголем тоже старалась не злоупотреблять, так что всегда примерно держалась в одном весе. Она однозначно была выше и больше местных, но ее это не сильно расстраивало.
Она ходила в зал по будням с утра, и там, с соседней беговой дорожки, ее и склеил Сосед.
Он был пухлый и ниже ее. Но при этом его пухлость была милой; он был похож на панду, его манеры — мягкими и вкрадчивыми. Он прекрасно говорил по-английски, и вот после нескольких случайных или неслучайных встреч он пригласил Юнону на обед.
Это был шикарный ресторан на верхнем этаже небоскреба, с белыми скатертями и вышколенными официантами. Ездил Сосед на низкой черной спортивной машине хищного вида, что ему шло и придавало брутальности, балансируя его няшную внешность.
Они заказали бутылку шампанского, а под «Вдову» всегда ведутся приятные разговоры. Он рассказал, что является владельцем IT-компании, любит активный отдых, любит гольф и яхты.
Ну да, яхты, кто ж их не любит, — подумала Юнона.
С этого дня Сосед стал за ней ненавязчиво ухаживать, приручать.
Юнона же просто плыла по течению. У нее не было никаких мыслей о том, что можно его как-то «развести» на дорогие подарки. Не так она была воспитана. Ей нравилось, что они ровесники; нравился его ухоженный вид, дорогая брендовая одежда, хороший парфюм. Нравилась его машина, нравились их ленивые непринужденные беседы и даже чувство юмора. Он закончил школу и университет в Америке, разбирался в политике, и Юноне доставляло настоящее удовольствие его слушать. И главное — ей нравилось, что он не пытался к ней приставать и делать какие-то неприличные намеки.
С ним Юнона расцвела. Он заботился о ней, ухаживал за ней, открывал перед ней двери, дарил подарки, вроде подарочной карты на несколько сеансов массажа или дорогого бельгийского шоколада. Возил ее есть в хорошие рестораны и катал по ночному городу. С ним было медленно, томно, безмятежно, спокойно, беспланово. Он не предлагал, она не спрашивала, да и не думала об этом. Она не хотела его соблазнять.
Их отношения длились медленно, без надрыва; да и сам Сосед был очень плавный и расслабленный. Ее больше всего и привлекала эта расслабленность: после напряженности Банкира, который зубами выгрызал свою карьеру; после дерганности Переводчика, которому за каждым углом мерещилась вооруженная ножницами жена. У Соседа были деньги, и это были настоящие «old money»; его отец был в прошлом крупным чиновником и успел накопить и выгодно вложить.
Юнона впервые за несколько лет почувствовала себя женщиной. После измены мужа и грязи развода, после того как она, как тетя Лошадь, пахала без выходных, пока они жили втроем с матерью и дочерью, она чувствовала, что он заботится о ней. Замечает цвет ее лака, делает комплименты ее прическе.
Юнона была счастлива с ним, и как же она себя ругала после, когда сама настояла на большем.
В тот вечер всё было максимально романтично: долгий ужин на открытой веранде ресторана при дорогом отеле. На ней была длинная бордовая шелковая юбка в пол и простая, максимально открытая белая хлопковая майка. И много браслетов. Она чувствовала себя максимально сексуальной, и ей надо было убедиться, что и он ее хочет. Дура. Идиотка.
Потом, когда он кричал высоким фальцетом, переходящим в визг, и бил себя по щекам, Юноне казалось, что она видит кошмарный сон. Она даже ущипнула себя за руку, чтобы проснуться, но нет. Это была явь. Конечно, она была сама виновата. Нарушила традицию последних нескольких месяцев, когда он просто подвозил ее до подъезда. Она знала, что он сам живет неподалеку.
Она пригласила его зайти. Она наливала ему вина, она первой поцеловала его. Дура. С первого поцелуя уже было ясно, что они не подходят друг другу. Их поцелуй был холодный и вязкий, как остывшая манная каша. Как и то, что за ним последовало. Скучно, вяло, уныло. Никак.
Но то, что случилось потом, было поистине чудовищным. С Соседом случилась настоящая истерика, а ведь пил он немного — так, чтобы это нельзя было списать на алкоголь.
Для начала он как следует отхлестал себя по щекам. «Матерь божья, — думала Юнона, — он же перейдет на меня. Он сейчас начнет бить меня и может даже убьет тут».
Она никогда до этого не видела ни одного мужчину в таком безумном состоянии. Ни ее дед-академик, ни ее отец-врач и близко такого себе не позволяли. Даже с мужем, несмотря на некрасивые обстоятельства, они расстались без взаимных оскорблений. Сосед же начал орать на нее, и выкрикивал он такие кошмарные слова, что у Юноны сердце билось в висках и стала дико болеть голова. «Инсульт, — думала она, — сейчас у меня будет инсульт прямо тут, и мне никто не поможет».
Она пыталась его успокоить. Но чем больше она пыталась, тем больше он выходил из себя. Ее милый, добродушный, спокойный Сосед визжал фальцетом. И понемногу, в этих визгах и оскорблениях, она услышала о том, что он женат, у него есть сын, сын смертельно болен, но есть все же шанс, и этот сын с матерью, женой Соседа, безвылазно живут в госпитале.
«Я ей не изменял, а всё ты, шлюха, совратила, я тебе покажу, ты ничтожество». Примерно в таком ключе и по кругу. И из дома было не уйти: Сосед буйствовал в районе входной двери, и Юнона в какой-то момент вжалась в диван. Она чувствовала, что у нее поднимается температура, и в голове всё плывет. В какой-то момент ее затошнило, и она бросилась к унитазу, где ее долго выворачивало наизнанку. На двери в ванну не было замка, и она думала, что сейчас он сюда ворвется и просто убьет меня. И я никогда не увижу свою дочь. И слезы текли потоком по ее лицу и капали в унитаз, смешиваясь с блевотиной. «Я умираю, — думала она, — я просто так глупо умираю». Она слышала, как Сосед крушит ее квартиру, как швыряет стулья в стену, как упало и разбилось вдребезги ее напольное зеркало из «Икеи».
Он бушевал шесть часов и ушел только под утро. Он пальцем не тронул Юнону, но от квартиры не осталось живого места. Он уничтожил всё, до чего смог дотянуться: разбил ее телефон и рабочий ноутбук; пол покрывала стеклянная крошка от разбитой посуды. Он изрезал ножницами ее одежду; он снял со стены ее любимые постеры из «Икеи» и истоптал их ногами. Он выбил стекло в кухонной двери. Юнона, шатаясь, прямо по стеклу босыми ногами дошла до двери, которая была открыта нараспашку, закрыла дверь на щеколду изнутри и сползла вниз по стене. У нее началась истерика.
Она кричала, выла, скулила несколько часов. Ее ступни были порезаны осколками, кисти — в крови. К вечеру, шатаясь, она дошла до своего тайника, до которого не успел добраться Сосед, и достала оттуда свой паспорт и кошелек с кредитками.
Собрала сумку с какими-то вещами, бросила в нее разбитые телефон с ноутбуком и вышла в ночь. Поймала такси и уехала на другой конец города; там они колесили, пока она не увидела дешевую сетевую гостиницу, где и сняла номер на неделю.
В магазине при отеле она купила большую бутылку колы, пачку печенья, бутылку текилы. Написала с ноутбука на ресепшн письмо на работу, мол, в дом ворвался грабитель, и она пока без связи, но как только — так сразу. Дождалась ответного письма, полного охов и требований срочно обратиться в полицию.
Она зашла в номер, закрыла за собой дверь и провалилась во мрак. Наверное, это и есть запой. Практически равнодушная к алкоголю, Юнона вливала в себя текилу, запивая ее колой, проваливалась в сон и, просыпаясь, снова начинала пить.
На второй день она выбралась из отеля до ближайшей парикмахерской, где подстриглась почти под ноль. Солдат, мать его, Джейн. И смогла поменять экран на разбитом телефоне. Также она купила новую сим-карту, отдала мальчику, что отремонтировал телефон, свой разбитый ноутбук; тот покрутил и сказал, что отправит его в другое место, и чтобы она пришла за ним через пару дней.
Юнона кивнула, купила еще текилы и пачку сигарет и пошла обратно.
Она раньше почти не курила — так, по сигаретке после секса; зато теперь, сидя на балконе, укуривалась до головокружения. Сидела без косметики, в банном халате, курила и пила. Потом бездумно пялилась в телефон, пока не начинали болеть глаза.
Проваливалась в беспокойные сны; ее терзали кошмары: ей снилась разбитая квартира, снился Сосед, который тянет к ней свои руки и хочет ее задушить. Она просыпалась от собственного крика с лицом, залитым слезами.
Она дергалась от каждого шороха за дверью; ей казалось, что Сосед ее выследил. Она почти не выходила на улицу. Ее спас Переводчик и ее собственная ярость.
Переводчику она позвонила на пятый день, скинула адрес и попросила приехать. Он был максимально спокоен; если бы он начал причитать, она бы расклеилась окончательно.
Она сказала ему так: «Мой знакомый разгромил квартиру. Связываться с ним и его влиятельными родственниками бесполезно. Мне надо, чтобы ты туда поехал — я просто не смогу зайти внутрь, — собрал мои вещи, те, что остались, и нашел кого-то для уборки. И надо понять, что нужно починить».
И он, ее рыцарь в смешной футболке, так и сделал. Сделал всё, что она просила. Нашел уборщиц и мастера по ремонту, собрал то, что осталось от ее нехитрых пожитков, и привез в гостиницу. Больше Юнона никогда не бывала в том районе, где жила раньше.
Переводчик ее выходил; без него неизвестно, что было бы. Он водил ее по парку около гостиницы, как старушку, под ручку, и говорил не переставая; он заказывал еду в номер и заставлял ее есть куриный бульон с рисом. Она бесконечное число раз плакала в его плечо, пока футболка не становилась мокрой от слез. Пока у нее не закончились слезы. Пока на смену слезам не пришли злость и ярость.
Она начала бегать по утрам — до изнеможения, до того, что начинало невыносимо колоть в боку. Она добегала до укромного уголка около озера, в самом дальнем от входа в парк углу, и кричала, пока не начинало болеть горло. «Ненавижу, чтоб ты сдох!» — кричала она. «Это я — никто? Это ты — никто! Ты слышал?!»
Озеро терпело и молчало, и поглощало эти крики, и прощало ее. Эту высокую женщину с короткой стрижкой, с нервным усталым лицом.
Она начала курить по пачке сигарет в день и ушла с головой в работу, снова из изнеженной принцессы превратилась в тетю Лошадь. В титана.
И-го-го. Поехали.
Четвертым любовником Юноны стал Массажист.
От постоянной работы за ноутбуком и изматывающих поездок по фабрикам и офисам поставщиков у Юноны стала невыносимо болеть спина и шея. Она делала растяжку, пыталась заниматься йогой по видео с ютуба, купила коврик с колючками, мазала спину вонючим и жгучим китайским маслом. Вроде помогало, но стоило ей неудачно пошевелиться — и простреливало поясницу так, что она вскрикивала от боли.
Рядом с гостиницей, в которой она так и продолжала жить, был массажный салон. Буквально дверь в дверь. Туда Юнона и стала ходить по вечерам после тяжелого рабочего дня. Там она выбрала для себя методом проб и ошибок максимально адекватного молодого парня с теплыми руками. Она писала ему в телефонном переводчике: «сегодня пожестче» или «надо полегче».
Но ее дико бесил запах дыма в массажном салоне; казалось, курили абсолютно все. И шум работающего телевизора, перекрикиваемый клиентами и работниками; вместе это создавало почти непереносимый гул.
Тогда она предложила ему просто приходить к ней в номер после его смены, часов в десять вечера. Мол, и деньги тебе напрямую, и начальник не узнает. Массажист, несмотря на свои сильные руки, был тщедушным, и Юнона прикинула, что если что-то пойдет не так, то она с ним справится. Порой она корила себя, что не начала отвечать Соседу во время его неадекватного выступления. Надо было взять сковородку и долбануть его — не по башке, а там по руке.
«Ага, — отвечал адекватный внутренний голос. — Ага. А если бы он тебя долбанул в ответ. Или ты бы убила его в аффекте и села бы в тюрьму».
Наверное, надо было найти онлайн-психолога, чтобы выговорить все свои переживания, но у нее, во-первых, не было денег, потому что ей надо было содержать оставшихся в Москве домашних, а во-вторых, любые воспоминания о безумном Соседе вызывали у нее тошноту. Временами ей казалось, что с этой тяжестью она так и проживет всю жизнь, что она больше никогда не поверит ни одному мужчине и что она больше не сможет никого полюбить.
С тех пор каждый вечер к ней в номер стал приходить Массажист. Перед его приходом Юнона принимала душ и надевала старый комплект белья; новое белье было жалко портить маслом, которым он щедро поливал ее уставшее и измученное тяжелыми воспоминаниями тело.
Он делал ей массаж, и это ей нравилось гораздо больше, чем в шумном и прокуренном салоне. Потом он ей написал в переводчике, что у нее застой крови, и энергия «ци» не так циркулирует, и ей нужны оргазмы. Юнона и сама чувствовала, что с ней что-то не то. У нее часто болел низ живота и стал донимать ПМС, про который она давно забыла. После этого он положил ей руку на низ живота, мол, да или нет. Юнона кивнула. Просто для здоровья, решила она. Если так надо.
Так Массажист стал ее любовником. За деньги. Проституткой, проще говоря.
Он был очень методичен и техничен; знал, куда и как нажать, на что надавить. Секс с ним был великолепный с точки зрения техники и результатов. Но морально Юноне казалось, что она его презирает. А может, она презирала себя за то, что платит мужчине за пользование своим же телом. Относилась к нему Юнона как к вещи, как к вибратору. Она никогда не проявляла ни к кому насилия — да и в ее семье никто никого не бил, и ее не били, — но она чувствовала в себе странное желание ударить Массажиста, как-то унизить его.
Она всё больше чувствовала себя мужчиной — и в плане работы и заработка денег, и в плане платы за секс.
Еще совсем недавно ее голос звенел нежным колокольчиком с Соседом, переливался трелями: браслеты на руках, шелковые юбки в пол, топ-топ каблуки и вдруг покажется тонкая щиколотка. Кокетство, прикушенные губы и прядь волос, которую она постоянно накручивала на палец.
На смену этому пришла сила и злость. С принцессы сняли шелковую комбинашку и на ее дрожащее от холода тело надели хлопковую рубаху, сверху — кольчугу весом в десять килограмм. Шлем напялили на буйную головушку, так что примялись все кудри. И сказали: иди всем и докажи. И покажи.
И Юнона доказывала и показывала. И платила за секс — первый раз в жизни. Так продолжалось несколько месяцев, и ее здоровье стало налаживаться. Поясницу перестало простреливать, и гормоны пришли в норму. Она почти не рефлексировала; решила для себя, что цель оправдывает средства. Как вдруг всё рухнуло: Массажиста переводили в другой город, в другой массажный салон; у них практиковали ротацию. Уезжая, он чуть не плакал, порекомендовал вместо себя другого.
Юнона увидела плюгавого мужичонку с визгливым голосом, напрочь прокуренного и с желтыми от табака зубами, пришла в ужас и прогнала его. И больше массажистов к себе не водила.
Пятым любовником Юноны стал Учитель.
Чем дольше Юнона жила в Китае, тем больше ей не хватало знания языка. Ее достали мучения с переводчиком в телефоне, ощущение собственной беспомощности и необходимость постоянно просить о помощи реального Переводчика. И она решила найти себе учителя китайского. Запостила вопрос в чатах иностранцев, и ей прислали контакт преподавателя. На аватарке — прямо K-pop звезда. Юнона похихикала про себя: ох уж эта азиатская любовь к фильтрам, и человека-то с фото не узнать потом при личной встрече. Похихикала, списались и быстро договорились о занятиях. Время подходило, цена устраивала, к тому же он жил неподалеку от ее отеля. «Повезло, — радовалась Юнона, — вот сейчас как выучу язык, и как заживу».
Он пришел, и у нее перехватило дыхание. Таких красивых людей она никогда еще не встречала. У нее был красивый бывший муж, и сама она была вполне ничего. Но ее новый учитель был просто совершенством. Андроид, которого создали в лаборатории. Его лицо было совершенным, его кожа — как у младенца. Он был высокий, накачанный, настоящий атлет; бегал марафоны, участвовал в «Айронмене». У него были пухлые губы, белые зубы, скулы, густые волосы; он приятно пах; и эти его длинные ресницы, о боже мой, сводили ее с ума. После пятого занятия Юнона поняла, что она вообще ничего не усваивает из того, что он говорит, а просто следит за движением его пухлых губ. В голове ее бурлили только неприличные мысли; она хотела его, и всё. Без всяких «узнать друг друга получше», свиданий и прочая мура. Ей хотелось секса без обязательств. Без лишних слов, вопросов, проблем. Просто двое взрослых людей получат удовольствие по обоюдному согласию. Тем более, Массажист надавил на правильные точки, и желания внутри Юноны давали о себе знать.
И она пошла ва-банк. На занятие надела длинную, в пол, юбку с высоким разрезом, в котором торчала резинка от чулок. Развратно? Да. Пошло? Этого и добивались. В конце занятия она взяла его руку и положила на разрез. Должен догадаться, не дурак. Он не был дураком; они проследовали в ее номер предаваться страсти. В номере их ждала бутылка просекко и нарезанные фрукты; Юнона подготовилась заранее, решив, что если он откажется — мало ли, этика учителя, не спать со студентами — то она и сама отлично выпьет игристого и закусит фруктами.
Там всё было слаженно и правильно. Будто по нотам.
«So good», — прошептал он в конце.
Конечно, гуд, — подумала Юнона. И только хотела толкнуть речь о том, как ей всё понравилось, и как всё было чудесно, и хорошо бы повторить, как оказалось, что под словом «гуд» он не имел в виду то, что случилось между ними. А между ними, как ни крути, свершилось таинство между мужчиной и женщиной, акт любви, даже вот такой. Оказалось, что под словом «гуд» он имел в виду себя. Что он — гуд. И сразу же стал пилить селфи прямо из кровати, надувая свои губы и выпячивая мышцы.
Потом он сообщил ошеломленной Юноне, что потратил много сил и энергии, и ему нужно срочно поесть белков, потому что режим. Наскоро оделся и убежал, даже, можно сказать, не попрощавшись.
Юнона, слегка ошалев, смотрела на закрывшуюся дверь номера, не зная, то ли ей плакать, то ли смеяться. Решила посмеяться — плакать уже надоело. Вечером она встретилась со своей подругой Ксенией, чтобы обсудить случившееся. Напились, наплясались, шли домой босиком по асфальту, держа в руках туфли.
«Какие козлы эти мужики», — вздыхала Юнона.
Пьяненькая Ксения хихикала и щекотала ее за бок.
Юнона решила не продолжать с любителем режима и нашла себе новую учительницу, серьезную китайскую студентку в очках. И китайский стал понемногу сдаваться.
Шестым любовником Юноны стал Солдат.
Юнона устала от жизни в гостинице и наконец решила снова найти себе жилье. Да так, чтобы оно подходило по всем параметрам: с хорошим ремонтом и отличным видом, в современном жилом комплексе. Ей нравился район, и она к нему уже привыкла. Она обратилась в ближайшее к отелю агентство недвижимости и, к своей дикой гордости, сама смогла объяснить, что ей нужно. На китайском. Все-таки уроки с ее учительницей, ее лаоши, давали свои плоды.
Ей выделили агента — здоровенного мужика с потерянным видом. Юноне понравился его рост; ей надоело чувствовать себя Гулливером среди местных. Фирменная рубашка трещала на нем по швам. Он сказал Юноне, что в прошлом был солдатом, что и угадывалось в выправке, и теперь, оставив службу, пытался найти новое место в жизни.
Он ей понравился. Это было спокойное чувство в районе солнечного сплетения: ок, наш человек. В его присутствии не нужно было надевать ни шелков, ни кольчуги. Можно было просто быть.
Их знакомство с квартирами стало ее личной терапией. Он не болтал, как Банкир, не нервничал, как Переводчик, не сыпал названиями крутых марок, как Сосед. Он молча водил ее по объектам, и если видел, что ей что-то нравится, доставал блокнот и делал пометку корявым почерком. «Здесь розетки старые», — мог сказать он единственную фразу за три просмотра. Или: «В этой стене мышь живет. Слышно». Его наблюдения были такими же простыми и неоспоримыми, как закон тяготения.
В десятой квартире, пустой и залитой послеполуденным солнцем, они сидели на голом полу, прислонившись к стене, и пили воду из бутылки. И тут, в этой пустоте и тишине, ее накрыло. Не желание, а потребность в человеческом тепле. В тепле без подвоха. Она посмотрела на него, на его большие, привыкшие к работе руки, и положила свою ладонь сверху.
Он не стал строить из себя страстного любовника, не засыпал ее комплиментами. Он повернул к ней свое лицо, внимательно посмотрел и спросил тихо: «Точно?»
Она кивнула. «Точно».
Их первая близость случилась там же, на полу, наскоро постеленной куртке. Это было не технично, как у Массажиста, и не театрально, как у Учителя. Это было немного неуклюже, по-человечески. И для Юноны, впервые за долгие месяцы, — по-настоящему. Когда всё закончилось, он не фотографировал себя и не строил планов. Он просто обнял ее за плечи, и они так и сидели, глядя, как пылинки танцуют в солнечных лучах.
Эту квартиру она и сняла. И продолжила встречаться с Солдатом.
Ее по-прежнему многое устраивало. Но теперь к этому прибавилась внутренняя борьба. Внутренний голос нашептывал ей: «Мезальянс. Без образования. О чем вы будете говорить? А как на это отреагирует твоя мать? "Вот мой новый китайский бойфренд, и он не миллионер и не владелец стартапа". А дочь? Что скажет дочь по поводу того, на кого ты променяла его отца». А сама Юнона, уставшая от красивых слов и ужасных поступков, ценила его молчание. Он не говорил о политике, зато мог починить сломанный смеситель, пока она принимала ванну. Он не дарил шоколад, зато приносил с рынка свежий тофу, потому что «этот вкусный, ты попробуй».
Он предлагал ей простые свидания — в парк, погулять по набережной. Она отнекивалась, стесняясь. На их пару постоянно пялились; оба высокие, она — иностранка. Взгляды прохожих шарили по ним, и Юнона чувствовала себя голой.
А однажды он не пришел и не отвечал на сообщения. Сначала она подумала: «Ну и пусть». Но к вечеру старый, выученный страх сжал ее горло. Ей показалось, что он понял ее скрытое высокомерие и ушел. Или с ним что-то случилось. Она не спала всю ночь, и это была не страсть, а тревога за того, кто стал частью ее нового, хрупкого спокойствия. Наутро она решила: значит, так надо. Значит, не ее это, и лучше рвать отношения, пока они не зашли слишком далеко. Она и китайский бывший солдат, а ныне неудачливый агент по недвижимости...
Через месяц она, стиснув зубы, пошла его искать. Не выдержала. Она скучала, думала о нем, и ей его не хватало. В агентстве сказали, что он перешел в новый филиал в другом районе. Она приехала к нему, и когда он вышел из задней комнаты в той же трещащей по швам рубашке, с тем же спокойным лицом, у нее отлегло от сердца.
«Вы поможете мне найти квартиру?» — сказала она, и голос ее дрогнул. — «Самую крутую, что есть».
Он понял. Не слова, а дрожь в голосе. Он молча кивнул, взял ключи и повел ее показывать элитный объект, который был им явно не по карману.
На идеальной, сияющей кухне с видом на небоскребы они занялись любовью — да они просто упали друг в друга — уже не как два одиноких тела, а как два человека, нашедшие друг в друге опору. И потом, вечером, уже у себя на кровати, она обняла его за шею, прижалась к его груди и сказала в ухо, выдыхая последние остатки своего страха и гордыни:
«Я тебя больше никуда не отпущу».
И он, не говоря ни слова, крепче прижал ее к себе. Ей больше не нужно было ничего доказывать. Ни ему, ни себе, ни целому миру. Она, наконец, просто была.