В глуши

Тишину солнечного утра тревожит сорока - балаболка. Над зеркальной гладью реки Клязьма слышится звон настырных комаров. В лесу гулко раздаётся пулемётная очередь дятла. Ох, уж, этот пулемётчик!
Тропинка наискось режет опушку, примыкающую к правому берегу, петляет из стороны в сторону, то так хитро изогнётся, чтобы обойти кусты, то неожиданно распрямляется, ведёт в сосняки.
Солнечный свет растекается по лесу. На просеке застенчиво прыгают, вздрагивают солнечные пятна.
Пошло болото, внимательно присмотрелся: торчат из торфяной ямины коряжина серо - бурого цвета, у коряжины продолговатая морда, уши, как рукавицы...Сохатый!
Завидя меня издали, лось сильно рванулся, передние ноги освободились из трясины, рванул в сосняки. 
В глуши - одна глухомань.
Огромные, корабельные сосны поваленные бурей лежали повсюду, как тускло - медные бруски. Сосняки  чередовались с заболоченными торфяниками, горельниками, остро пахло багульником, брусникой. Ноги проваливались во мху, как в перинах, в трясине постоянно булькало, словно кто - то ворочался. От Вольных болот тянуло сыростью. Заросли голубики шли неровно - полосами, полосы, куртины брусники подходили к самым берегам озера Оленье.
Спокойная гладь округлого озера, неподвижные светло - жёлтые стволы сосен, отражались в чёрной торфяной воде, как в зеркале в оправе камышей.
Уцелевшая после пожаров шатровая ель, словно грозовая туча нависала над торцом зеркального плёса, заводи.
Озеро было, как огромная чёрная чаща в плену болот.
За тёмной стенкой молодого ельника продолжалось Вольное болото, марь, глухомань. Где - то в болоте жутковато ухала выпь, пересвистывались мелкие кулички, звучно, протяжно прозвучал крик журавлей, где - то далеко.
Вечерело. Закурился туман густой над озером Оленье. На западе заалела вечерняя заря, подкрашивая вершины сосен. Таинственная тишина царствовала в болоте, придушая всё вокруг, даже птичьих голосов не стало слышно в глуши.