Всешутейший собор

Однажды, я с другом своим, вступил в спор:
Что значит старинное слово собор?
То слово имеет, два трактования,
Собор ведь не только красивое здание,
Где прихожане молитвы возносят,
И милости у всевышнего просят.
Читая словарь, обратили вниманье,
Что слово «собор» означает собранье.
Влиятельных лиц, иерархов церковных
Пастырей православных, верховных.

У Петра, с недавних пор,
Появился свой «собор»
Всепьянейший, Всешутейший
Сумасброднейший собор!

Было собора того назначенье,
Петру и друзьям его быть развлеченьем.
Себя развлекать словоблудием скверным,
Бахуса славить питьем непомерным.
В компании ближних, надежных друзей,
Царю было пить и гулять веселей.

У членов «собора», у всех была кличка,
Похабной была, и совсем неприличной.
В «соборе» том Петр протодьяконом был,
И кличку похабную тоже носил.

Подчас, в состоянии, хмельном, в опьянении,
Над церковью, всяки чинили глумления.

Ведь, не молитвы святые читали,
Похабные песни они распевали.
В «собор» набирали людишек позорных,
Пьяниц, распутников, плутов притворных.

Для сумасбродных царевых забав,
В «соборе» том был кардиналов конклав.
В нем каждый, похвастать мог рожей испитой,
Князь-папой над ними был Зотов Никита.
Сидел он на троне, из бочки пустой,
Обвитой сухой виноградной лозой,

В «соборе» пьянейшем был даже король,
Ромодановский, шутить не изволь.

Со школы мы знаем, учение свет.
Когда же Петру было ровно пять лет,
Зотов, царя получил порученье,
Царевича юного, взять в обученье.

Был Зотов, любитель большой, «причаститься»,
Другом большим был, потиры и лжицы ,
Уж больно на «батюшку» он походил,
Особенно, речи, когда говорил.

Юность провел, Петр, в Немецкой слободке,
Наверное, там, пристрастился он к водке.
Средь немцев, голландцев, чтоб равному быть,
Царь юный научен был трубку курить.

А позже, в Европе, когда побывал,
Увидел, в Голландии, Петр, карнавал.
Где люд городской, танцевал, веселился,
Над римскою курией злобно глумился.

И особливо Петра забавляло,
Как Римского Папу толпа шельмовала.
Наверное, знал он, комедианты,
По вере своей были все протестанты.

Вот собрался кардиналов собрался конклав,
Вынесли водку в огромных котлах.
Царь-государь, вы поверьте,
Велел опоить всех, до смерти.

Позже, на Пасху, увидели люди,
Князь-папу, хмельного, везли на верблюде.
И шутовских кардиналов конклав,
Главного пьяницу дружно избрав,
В чан с пивом, вином с головой погрузили,
По улицам грязным, московским, носили.

Из этого чана ковши наливали,
Прохожих вино выпивать заставляли.
Царя, получив, одобрительный знак,
Процессия та направлялась в кабак.

Бывало и в гости кого приглашали,
«Пиешь ли ты?» новичка вопрошали.
И получив утвержденье,
Свершали обряд посвященья.

Сосуд отрывая с трудом от стола,
Ему подносили Кубок Орла,
Мы, форму сей чары, представим едва ли,
Частенько посудину ту разбивали.

А после, когда совершался обряд,
Еще выпивал он три рюмки подряд,
И если потом на ногах устоял,
Присягу собору такую давал:

Быть в дружбе великой с Ивашкой Хмельницким,
Спать трезвым теперь никогда не ложиться.
Коль трезвостью он попрекнет захмеление,
Грозило от всех кабаков отлученье.

Можно представить, как этот «собор»,
Вломился в боярский, ли княжеский двор.
От этих визитов не было спасенья,
От этих гостей лишь одно разорение,
Не столько те гости съедят и пропьют
Сколько посуды в дому разобьют.