Наш Изумрудный город... 7

Под командованием Гудвина работа закипела. Дровосек выволакивал связки макулатуры. Страшила с Гудвином сортировали. Картонные папки и коробки в одну сторону, бумаги в другую. Намокшие от дождя журналы разложили на ярком солнце, чтобы подсыхали на ветру.
Дровосек, таская пачки с удивлением наблюдал, как слаженно работают Страшила с Гудвиным. Они почти не глядели друг на друга, выстраивая перед собой бастионы перевязанных веревками пачек. Четкая задача и размеренные движения успокоили нервную систему Витька. Пальцы его перестали дрожать. Он ловко и крепко перевязывал бумаги в аккуратные кипы.
Отсортировав и перевесив макулатуру, Гудвин скомандовал:
- Шабаш. Дровосек, давай за своим шофером. Будем грузить.
В пункте приема Гудвин влез без очереди и споро договорился с приемщиком, аргументируя раскричавшимся старухам свою наглость тем, что прибыл «оптовик» с завода.
- Спокойно, мать! – уверенно заявил Гудвин. – Я максимум на полчаса. Вам же все равно тут до вечера торчать. А у меня время тикает! За простой машины неустойка пойдет. Шеф с меня каждую копейку стрясет.
Разгрузившись, стали таскать макулатуру к весам.
- Бумаги семьсот килограмм. Картона – двести. – Объявил приемщик. - Даю половину деньгами, половину талонами.
- Лады, - согласился Гудвин и, утерев пот грязной ладонью, поинтересовался: - А что, за ценные бумаги надбавки не положено?
- Какие еще ценные? – с подозрением удивился приемщик.
- Да вот же, - Дровосек ткнул пальцем в пачку журналов: - Патенты на изобретения.
- Да кому это сейчас надо, - разочарованно махнул рукой приемщик. – Скажи спасибо, что по два рубля за кэгэ даю. Пошли.
Гудвин двинулся следом за приемщиком по длинному коридору и скоро вернулся обратно с ворохом разноцветных талонов и мятых купюр.
- Девятьсот деньгами, – объявил Гудвин. – И столько же талонами.
Он протянул талоны на книги Страшиле:
- Бери и беги к своей читающей женщине. Бери самое крепкое. Савельич мужик гнилой. Ему надо чтобы по максимуму было.
Страшила закивал:
- Да, да, да, да, да. Я знаю. Мужик гнилой. Договорюсь. Паяльник и мотор от «Вятки» уже нащупал. Договорюсь. Водка.
- А мы займемся продуктовой базой, - хлопнув Дровосека по плечу, объявил Гудвин, когда Страшила растворился в толпе. – Хотя денег до неприличия мало. Но посмотрим, что можно сделать.
На рынке Гудвин сразу двинул в продуктовый ряд.
- Сало возьмем и пшено, - объявил он, протискиваясь сквозь толпу. – Авось на пару дней хватит.
Взгляд его упал на желтоватые куски жилистого не первой свежести сала, разложенного продавцом на газетке, постеленной на землю.
- Этот почем? – спросил Гудвин, ткнув в самый неказистый ломоть.
- Шестьсот. Тут килограмм.
Через десять минут торговли Гудвину удалось сбить цену на двадцатку. Состоялся быстрый обмен. Двинулись дальше.
- Смотри, - остановился Гудвин у мешка с плохо очищенным пшеном бледно-желтого цвета. – Всего сотка за кэгэ.
Выторговав по пятерке с каждого килограмма, Гудвин купил три. Осталось тридцать пять рублей. Их Гудвин обменял на луковицу, мотивируя тем, что Дровосеку витамины нужны для работы мозга. Оставались еще талоны, которые оптом Гудвин обменял на полпачки соли.
- Здесь стой, - бросил Гудвин Дровосеку, погружая руку в карман.
Он исчез в толпе и очень скоро вернулся с буханкой хлеба в руке.
- Откуда? – удивился Дровосек.
- Сменял, - коротко пояснил Гудвин.
- На что? У тебя же ничего с собой не было.
- На медаль сменял, - жестко ответил он. – Дедовскую. В гараже три медали его… оставшиеся. А тут есть один… меняет на хлеб. Ладно. Пошли, - ныряя в толпу, скомандовал Гудвин.
Дровосек молча двинул следом, сжимая кулаки.
Вернувшись в гараж, они застали там Страшилу. Тот сидел на верстаке, прижимая к груди заветную бутылку с бесцветной жидкостью, и что-то бормотал, глядя в патент. Но как только Гудвин стал выкладывать добытые продукты, бормотание прекратилось. Глаза Страшилы, обычно бегающие и испуганные, прилипли к кирпичику хлеба, который Гудвин выложил на верстак. Он смотрел на него с таким животным, не скрываемым голодом, что Дровосеку стало не по себе.
Гудвин заметил этот взгляд. Он отломил большой кусок, протянул его Страшиле и спросил коротко:
– Ты ел сегодня?
Страшила жадно схватил хлеб, судорожно сглотнул, но не сразу откусил, а прижал к груди, словно боясь, что его отнимут. Испуганно глянув на Дровосека.
– Кушать хочу, – просипел он, и в его голосе не было ни паранойи, ни безумия, только физическая потребность.
- Понятно, - кивнул Гудвин. – Сейчас покушаешь.
Он насыпал в закопчённую кастрюлю пшено, налил воды и пристроил посуду над раскаленной спиралью «козла». Пока варилась каша, Гудвин нарезал сало тончайшими ломтиками. Штук пять он бросил в кастрюлю. Туда же настрогал пол-луковицы. Посолил. По гаражу сразу пополз такой аромат, что у Дровосека голова чуть не закружилась.
«В детдоме мы всегда капризничали, когда на завтрак давали пшенку, — внезапно вспомнил он. — Требовали пюре с сосисками». Мысль была настолько нелепой и горькой, что он чуть не рассмеялся вслух.
Через двадцать минут, когда каша превратилась в полу-вязкую массу, Гудвин разлил варево по мискам. Первую, с тремя кусочками сала, он протянул Страшиле.
Тот, ухватился за горячий алюминий двумя руками и, ни на кого не глядя, хлебнул прямо из миски.
- Ложку тоже бери, - Гудвин дал Страшиле погнутый, перекрученный столовый прибор.
После того, как доели кашу, Гудвин заварил «чай» - кинул в чайник горсть трав, сорванных в лесу за гаражами.
- Мытое, - отвечая на немой ужас Дровосека, сказал Гудвин. – Насчет гигиены не переживай.
На чай этот напиток, конечно, никак не походил, но хотя бы имел вкус.
Страшила пил свой чай, зажав кружку в обеих ладонях, словно пытаясь вобрать в озябшие пальцы все ее скудное тепло. Вдруг он поставил кружку на верстак, и его плечи затряслись.
– Мужики... – голос его сорвался в жалобный, детский шепот. – Возьмите меня к себе. Жить.
Он испуганно оглянулся, словно боялся, что его и здесь могут подслушать, затем резко дернул застиранную футболку через голову. На его спине, поверх ребер, синели и желтели свежие синяки, а ниже тянулись старые, уже поблекшие полосы.
– Мать... – всхлипнул он. – Лупит. Говорит, я... спятил. Зачем, говорит, мне такой придурок. Грозится в дурдом сдать.
В гараже воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием спирали «козла». Дровосек взглянул на синяки и перевел взгляд на Гудвина.
Тот молча доел свою кашу, отпил чаю и тяжело вздохнул.
– Оставайся, – коротко бросил он.
Страшила закивал с такой силой, что казалось, голова вот-вот оторвется.
– Хорошо! Да, да, да, да. Я тихий! Я буду помогать! Вещи, - он вскочил и заметался по гаражу, пытаясь найти выход.  – Заберу вещи. Буду помогать.
–Дровосек, – Гудвин повернулся к напарнику. – Поедь с ним, поможешь.
Дровосек кивнул.
Через час они вернулись. Страшила взял из дому раскладушку, два матраса, три одеяла и две подушки.
Гудвин улыбнулся. Гараж стремительно превращался в подобие жилья.
Разобравшись с постелями, поехали говорить насчет «Цубика».
Свалка бывшего завода ЖБИ встретила их непривычной оживленностью. Из полуразрушенного цеха доносился ровный гул вибростола и запах цемента. Внутри, прямо под открытым небом, среди ржавых каркасов, кипела работа: два мужика заливали бетон в формы, а третий с ловкостью фокусника вытряхивал на поддон готовые, идеально ровные плитки «под кирпич».
Коренастый мужик в заляпанной телогрейке внимательно наблюдал за процессом, изредка давая руководящие указания.
Но Дровосек уставился на громадную цистерну, лежавшую прямо посреди цеха. Кто и каким образом ее туда затащил?
Страшила, прижимая бутылку, робко выступил вперед.
– Савельич… По поводу цистерны…
– Виктор Петрович, – обтер рукавом потный лоб Савельич, и в его голосе прозвучало неожиданное уважение. – Вы уж извините, за суету. У нас тут конвейер. Что по поводу «Цубика»?
От пристального взгляда Страшилу снова затрясло. Он вцепился скрюченными пальцами в бутылку, чтобы не дай бог не вылетела из рук.
- Говорил, что мешает, - забормотал Страшила, глотая окончания слов и путаясь в буквах. – Морозы скоро, а крышу из-за… бетон не схватиться на морозе. Что делать? Мешает цистерна. Мы заберем. В металлолом не берут. Мы берем. Вот, - он протянул бутылку в трясущейся руке. – Заберем.
- Неужто заберете, - Савельич, словно не веря своим ушам перевел взгляд на Гудвина.
Тот кивнул:
- Мы заберем.
- Отлично. – обрадовался тот. - Я как раз собираюсь третий вибростол устанавливать. Место требуется. И крышу надо. А то, как дождь или снег – простой в работе.
Гудвин окинул взглядом мужиков, занимавшихся производством, и вынес вердикт – не работники, алкашня. Стоит хозяину отвернуться – сразу забухают. И он решился сделать предложение:
- Мы с вибростолом помочь можем. Руки, небось, тоже понадобятся плитку таскать?
Савельич кивнул:
- Еще как понадобятся. Я в заказах, как конь в нарядах. Всем же надо. Дачники со всех сторон – вынь да положь плитку. На каждую дачу по две сотки дорожек, еще отмостка… В магазинах втридорога и то недостать. А моя плиточка с гарантией. Пешеходную зону на Ленинском видали? Моя плитка лежит!
- Плиточка могла бы куда лучше лежать, - заметил вдруг Дровосек. – На этом столе по краям рыхлые плитки с раковинами выходят. Частота вибрации не урегулирована. Центр хорошо выходит, а по краям плитку рвет.
Савельич с некоторым удивлением взглянул на «вшивого интеллигента».
- А ты в станках шаришь?
- В расчетах, - поправил Дровосек. – Если рассчитать оптимальную частоту и конструкцию дебалансов, брак снизится на треть. Плитка будет с одинаковой плотностью по всему объему.
Савельич в задумчивости сморщил лоб и Гудвин тут же подхватил предложение Дровосека:
- А Виктор Петрович еще и технологию посоветует, как на морозе работу продолжить, чтобы производство не останавливать. Я, конечно, не про соль, а про настоящую технологию.
Страшила безостановочно заморгал, во второй раз протягивая бутылку:
- Мы цистерну берем. Вот. И с бетоном покажу, как надо. Берем. Вот.
- Это оставь. Не пью я. – Отказался Савельич. – Для переговоров с крановщиком оставьте.
- Предложение хорошее. А взамен? – Савельич уставился на Гудвина, ожидая расценок за труд. - Ну?
Гудвин мельком глянул на Дровосека и с отчаянием в голосе объявил:
- Буханка хлеба в день. Крупа и мясо раз неделю на троих.
Савельич почесал затылок, мысленно прикидывая стоимость простоя цеха зимой.
– Ладно, – буркнул он. – Рукопожатая сделка. Но эту бандуру чтобы вывезли к началу следующей недели.
– Договорились, – кивнул Гудвин.
- Не пьет он, как же, - пробурчал Дровосек, покидая территорию ЖБИ. – Весь желтый, кожа как у мертвяка. Небось по-черному глушит, так что печенка уже отваливается.
- Гнилой мужик, - забормотал Страшила, елозя глазами от одного края дороги до другого. – Видишь? Гнилой. Видишь? Да, да, да, да, да, да.
- Теперь да, - согласился Гудвин, но мысли его были уже далеко. Он пытался придумать, как им вывезти цистерну с заводской территории.