Пенка

Обычно я не лезу в душу к своим коллегам с распросами об их политических взглядах. Хотя бы потому, что мне по фиг их взгляды. Ну - любит он или она ту или иную партию или политическую систему. И что? Если не затригивать тему политических пристрастий окружающих, то где-то за столом, за кружкой пива в бистро или в баре  мы легко объединяемся вокруг общей любимой темы футбольных клубов, лучших теннисных ракеток и баскетбольных звёзд. В конце концов, было бы глупо обсуждать во время дружеской пирушки была ли Жанна д'Арк патриоткой или сумасшедшей. Или становиться на сторону Юга или Севера в штатовском гражданском противостоянии. Факт - история сегодняшнего дня станет уже завтра никому неинтересным хламом. Так зачем же нам, друзьям,  скрещивать шпаги из-за чего-то сиюминутного и неуправляемого? А ведь политика это неуправляемое явление. Пример тому - непредсказуемый и верткий рыжеволосый президент США. Рулит - как и куда ему вздумается. И ничего. Мир не падает в обморок. Нет, нет, в политику совать нос - дело бессмысленное. Там все - темно и грубо. Но какой-то черт сегодня все же дёрнул меня за язык спросить Тони Харпа, моего коллегу, сидя в баре после работы за энной по счету кружкой пенистого пива, о том, о чем спрашивать было не принято - о политической ситуации сегодня.

- А скажи, Тони, как ты относишься к тем парням, которых освободили из Сектора Газа?

Харп не сразу понял, о чем я.

- Камих парней?

- Ну, израильских заложников.

- А как я могу к ним относиться? Сложно сказать. Я же не был три года в их шкуре. Не голодал, не копал себе могилу в тоннеле. Не знаю.

- Ну, тебе их жаль?

- Жаль?.. Ты чо? Пристал... Я сижу с кружкой пива, проветриваю мозги после трудового дня и изматывающих, дебильных прикапываний начальника, а ты мне о Секторе Газа...

- Ладно, проехали... А как... ты относишься к парням, которых освободил Израиль, то есть террористов, которых выпустили на свободу?

Тони Харп удивленно уставился на меня.

- Да что с тобой, дружище? Ты не мог придумать более интересную тему для беседы? Вот скажи, какая муха тебя укусила? Мы мирно пьём пиво, нас зат..ло начальство, правительство, налоги, цены. И тут ты со своими освобожденными палестинцами. Меньше всего я сейчас думаю об их освобождении.

- Ладно, - примирительно сказал я. - Бог с ними со всеми. Но ведь везде идёт война, и она может добраться и до нашей с тобой кружки пива, понимаешь?

- Да глупости это все, - отмахнулся Тони. - И вот давай сопереживать сейчас всем несчастным, замученным, искалеченным. И что? Поможет?

- Конечно. Мы можем все объединиться в борьбе с терроризмом, агрессией.

- Черта с два, - махнул рукой Тони. - С кем объединиться? Где моя кружка пива, а где Израиль и Газа? Нет, уж. Смотри сюда.

Он указал на пиво.

- Видишь - сверху пена? Вот это и есть политика. Она ничего собой не представляет. И от нас ничего не зависит. И главное: эту пену взбиваем не мы. Мы её проглатываем. И идём спать домой. Все, баста о политике.

Но я не унимался.

- Если так все будут рассуждать...

- Как - так? Тебе хочется - объединяйся! Но это иллюзия. Мы ничего не можем, понимаешь? Я не могу даже с собственной женой объединиться. Наш брак на грани разрыва.

- Да?!

- А!.. Казалось, у нас так много общего. До брака - бары, бистро, вечеринки, клубы... А как только поженились, жена пожелала, чтобы я сидел дома, бросил друзей, бары, клубы, чемпионаты по футболу, ставки на скачках. Бросил пить, курить, нюхать травку... Ей хочется, чтобы я всегда был дома, чтоб были семейные вечеринки, пикники, прочая хреновина. К тому же, недавно её сократили на предприятии, и все, что она нашла - это место официантки в ресторане  где чертовски устаёт и не желает секса. А мне надо, много. Понимаешь? Как без секса? Я зачем женился?!

- Но... все наладится, думаю.

- Глупости. Что наладится? С кем объединяться, чтобы наладилось? С Трампом? С Путиным? А тут ещё моя мамаша. Вроде, не старая дама. И вдруг, прихожу на днях к ней, а она:

- Филипп, ты освободился из тюрьмы? Наконец-то!

А Филипп это мой сводный брат, которого посадили за распространение наркоты и ни где нибудь, а в Бирме. То есть, посадили навсегда.

-   И что ты ей ответил? - вяло поинтересовался я. Мне никогда не были интересны чужие семейные дрязги, и при чем тут, елки палки, они к политике? Неужели нельзя ни с кем поговорить о важном и насущном, чтобы не поругаться?

- А что я? Поместил матушку в психиатрический пансионат. Вряд ли она оттуда теперь выйдет. А ты мне про Израиль впариваешь. У меня тут свои тараканы - заложники, террористы... Все это, мой друг, пена...