История кладбища станков

«Введение в журналистику» — у нас, первокурсников журфака, предмет назывался именно так и требовал дотошного изучения всех работ вождя революции, где он хоть каким-либо полунамёком вспоминал о печатном слове.

Конец восьмидесятых — перестройка на дворе. Но до университетской программы она пока не докатилась. Моё же введение в журналистику случилось двумя годами раньше. И было оно совсем другим — оглушительным и дерзким. Да не только для меня, семнадцатилетней школьной выпускницы. Мои первые шаги в профессии прогремели тогда как поступь пушкинского командора. Свой трудовой путь я начала в заводской многотиражке, куда меня неожиданно приняли сразу после десятилетки.

На этом же тракторном заводе трудился и мой папа. Он работал бригадиром, делал это хорошо, честно. Даже был удостоен звания «Заслуженный машиностроитель России» — потом, в российской действительности.

Пытливый ум, инженерное образование и способность к аналитике помогали в работе не только ему, но и мне на первых шагах журналистики. Вечерами обсуждали заводские новости. Папа выдавал много полезной производственной информации. Вроде не особо нужной, но мне интересно было всё.

И вот как-то в одной из таких бесед он с возмущением поведал потрясающий факт. Где-то на задворках огромной заводской территории есть открытый склад, на котором хранится новое оборудование. Причём стоит там под снегами и ветрами не днями-месяцами, а годами.

Советская плановая экономика так и работала — по разнарядке отправляла станки на предприятия нашей необъятной родины. Никто никого не спрашивал о том, что нужно. Раз есть тракторный завод, значит, и оборудование ему выдаётся как полагается. История показала, что директивное управление экономикой приносило свои плоды до определённой поры. Но бюрократические подходы подчистую истребили все позитивные посылы управления предприятиями. Кризис грянул как раз в конце восьмидесятых.

Тогда папа мне подробно объяснил, что там, за корпусами цехов, покоится далеко не железный хлам, а вполне востребованное современное оборудование. Даже по нынешним меркам, а уж тогда тем более. А именно — станки с числовым программным управлением. С ЧПУ, как их называли, — настоящий прорыв в современном производстве.

Благодаря автоматике оно становится эффективнее: меньше брака, ниже затраты на материалы и персонал, а главное — каждая деталь получается идеальной. Такие станки способны работать круглосуточно и легко переключаться между разными задачами. В итоге предприятие получает возможность выйти на новый уровень качества и конкурентоспособности. Но кому тогда это было нужно?

В советские времена с высокотехнологичными станками вышла настоящая производственная драма: государство исправно раздавало предприятиям современные ЧПУ-машины, да только толку от этого было мало. Рабочие воротили нос от «этих новомодных штуковин» — привыкли к старым добрым станкам, где всё понятно и по-человечески.

Директора заводов тоже не особо радовались: обслуживать такую технику дорого, запчастей не достать, а главное — зачем напрягаться, если и так план выполним? К тому же специалистов, способных работать на ЧПУ, днём с огнём не сыщешь. В итоге вся прогрессивная министерская разнарядка добросовестно отправлялась на открытые окраины территории завода. Навстречу всем ветрам. К сожалению, не перемен. Но менять-то как раз никому и ничего не хотелось. Гораздо проще было отфутболить подальше очередную партию передового оборудования. Подальше. С глаз долой. И забыть о ней на неопределённый срок.

Конечно, в период своей светлой юности я не могла предполагать, что к концу 80-х годов плановая экономика столкнётся с кризисом из-за неспособности адаптироваться к новым технологиям, бюрократизации управления и несоответствия потребностям общества. Это привело к необходимости экономических реформ и в итоге к распаду советской системы хозяйствования.

Об этом я узнала много позже. Но тогда была просто потрясена фактом беспредельной бесхозяйственности. Открытые склады располагались не просто на забытой периферии крупнейшего промышленного гиганта, а плавно перетекали в городскую окраину. Без каких-либо намёков на ограждение. А это значило, что каждый заинтересованный житель имел свободный доступ к любому упакованному станку, легко добраться до него и спокойно прихватить с собой то, что «плохо лежит».

Не думаю, что наш завод являлся тогда единственным образчиком оголтелой бесхозяйственности. Но мне тогда этот факт показался чудовищным. Поскольку дело происходило уже на заре грядущей перестройки, гласность в печатных СМИ начала набирать обороты. Газеты потихоньку принялись расправлять свои прижатые застойными временами крылышки. В них стали появляться довольно смелые публикации. Особой критике подвергалась расхлябанность в комсомольско-партийных рядах. Ну и, конечно, производственное разгильдяйство.

Поэтому мне не стоило особого труда собрать информацию о покоющемся на забытых складах оборудовании и выдать в заводской многотиражке разгромную статью под кричащим заголовком «Кладбище станков». Руководство предприятия отнеслось к ней, конечно, без одобрения. Но и огорчилось не слишком.

Казалось бы, и всё. И овцы, и волки — все остались довольны. Газетчики порадовались гласности, а руководство, чертыхнувшись в очередной раз, поскребло затылок. Однако гром грянул неожиданно. Среди многочисленных нечитателей заводской многотиражки всегда находятся свои почитатели. Мне так и не удалось узнать имя одного из них. Его стараниями вырезанная статья отправилась в центральную газету «Известия».

Орган Верховного Совета, ужаснувшись производственным головотяпством, творящимся на конкретном предприятии, оповестил об этом в первополосной передовице весь советский народ. В масштабах города в 160 тысяч населения это была настоящая бомба. На разборки отправили целую министерскую комиссию. Судя по количеству пострадавших, недоперестроенные хозяйственники пытались утопить в тинном застойном омуте немало производственных скелетов. Вслед за вынутыми из ножен шашками полетели шапки.

Моя не особо распространённая фамилия хорошо запечатлелась в памяти отдельных руководителей. По слухам, они и годы спустя содрогались, когда её упоминали случайно. Не вполне уверена, что сенсационная статья в корне изменила состояние дел на предприятии, но всё же прецедент на что-то да повлиял.

Газету с публикацией, а также вырезку передовицы «Известий» я предъявила конкурсной комиссии при поступлении в университет. Полагаю, члены комиссии по достоинству оценили мой профессиональный смелый шаг к вершине мастерства. Во всяком случае, творческий конкурс я прошла успешно.