Копия повести ч. 1 Хроника одной войны

Часть первая: АВЕРС

Предисловие

Эта книга — не просто мемуары. Это ревизия. Ревизия жизни, системы, памяти, языка, и самого понятия справедливости. Я не ставил перед собой задачу рассказать историю в хронологическом порядке. Я хотел показать, как человек, вооружённый разумом, образованием и чувством внутреннего достоинства, может противостоять бюрократической машине, не теряя себя.

В ней — документы, диалоги, размышления, шахматные партии, исторические параллели, философские отступления. Всё это — не литературный приём, а способ выживания. Когда тебя сокращают, отодвигают, игнорируют, ты начинаешь искать опору в смысле. А смысл — в знании, в логике, в истории.

Я не претендую на абсолютную истину. Но всё, что здесь изложено — правда. Правда, как я её видел, чувствовал, переживал. И если кто-то узнает в этих строках себя — значит, мы не зря прожили эти годы.

Михаил Пелецкий Апрель 1991 года Середина-Буда, Сумская область

Глава I: «Оборона Москвы»
Эпиграф «Война — это продолжение политики другими средствами. Бюрократия — это продолжение войны без выстрелов.» — Из записной книжки ревизора

Аннотация Начало 1991 года. В стране — тревожное ожидание перемен, в учреждениях — скрытая паника. В контрольно-ревизионном управлении облпотребсоюза начинается «сокращение». Но для одного ревизора это не просто кадровая перестановка — это личная битва за право остаться, за профессиональную честь и за жильё. Повесть «АВЕРС» — это бюрократический триллер, где каждый документ — как приказ, каждый разговор — как разведка, а каждое заявление — как выстрел. Это история о том, как выжить в системе, не потеряв себя.

1. Внезапное нападение
Выписка из служебного документа Постановление правления облпотребсоюза от 29.12.1990 № 297 «О совершенствовании структуры аппарата управления облпотребсоюза» п.1.10 В контрольно-ревизионном управлении сократить 4 человека. Председатель правления облпотребсоюза — И. М. Фильо

1.1 «Тайная вечеря»
2 января 1991 года

Собравшимся за праздничным столом в квартире В. И. Бидоленко ревизорам — в честь тройного праздника: Новый год, день рождения коллеги и его вторая женитьба — начальник КРУ Н. А. Макаренков объявил, что в управлении сокращаются четыре должности. Вопрос ко всем: кого сокращать?

Некоторые участники встречи взвыли, как волки. Вопрос ко мне: кого бы ты сократил, будь начальником? Я ответил: две вакансии — Чайку в Белопольский райпотребсоюз, Симоненко — в Краснопольский. Могу назвать ещё одного: Светлану Марченко возьмут в любой отдел облпотребсоюза.

На мои слова последовал безапелляционный ответ Макаренкова: — Тебя надо сокращать. Или уйдёшь в С-Буду, или останешься без работы. Я парировал: — Работу я себе найду. Нет, не согласен. Пойду до Лыхна, до Фильо — и останусь!

Все были слегка подвыпившие и возмутились моим ответом. Позже играли в «дурачка» моими картами — две из них затеряли. На моё возмущение: — Кто пас куда заныкал мои карты? Я их вожу в дипломате уже два года, и ими сыграли впервые. Они стоят три рубля, а после повышения цен — целых пять!

Макаренков, которого чуть не обыскали, порвал свою личную троячку и развеял по комнате, бросив реплику: — Вот твои три рубля! (НЛ № 247850). Одну половинку с номером потом нашли и отдали мне.

После всех розысков недостающих двух карт, замначальника КРУ Николай Шуляков вдруг заявил: — Миша! Это я пас куда. В моём пальто лежат твои две недостающие карты. Он вынул из кармана пальто две шестёрки — бубновую и трефовую — и отдал мне. Инцидент был исчерпан. Он демонстративно проводил меня к выходу, будто подчеркивая, что в итоге «дурачком с погонами» остался я.

2. «Киевский котёл»
3 января 1991 года

«Киевский котёл» — не всегда дело военное. Иногда он возникает в коридорах власти, где каждый шаг — как манёвр на минном поле. Но, вспоминая события 1991 года, я невольно думаю о другом, страшном котле — том, что в 1941 году под Киевом поглотил сотни тысяч жизней.

Тогда, в сентябре, немецкие войска окружили Юго-Западный фронт Красной Армии. Более 600 тысяч человек оказались в ловушке. Это было одно из самых масштабных поражений в истории войны.

И хотя моё окружение было не фронтовым, а бюрократическим — ощущение безысходности было вполне реальным.

Утром 3 января замначальника КРУ Н. М. Шуляков передал мне расчёт эффективности моих ревизий за девять месяцев 1990 года. Сухо бросил: — Забери свои бумажки. Я взял и ответил: — Вот этим я и буду защищаться.

Они поняли, что я не собираюсь идти ни к «замам», ни к «преду». И, наверное, поэтому начальник КРУ Макаренков предложил: — Как ты смотришь на то, чтобы мы тебя временно перевели в С-Буду, а потом вернули обратно в КРУ? — На таких условиях согласен. Но какова реальность возвращения? Он промолчал, закурил и ушёл.

Я догнал его в курилке и повторил вопрос. Он затянулся, посмотрел в сторону и сказал: — Какие там гарантии? Через год я сам могу не быть начальником КРУ. Реальность такова: в августе этого года Медведева уходит на пенсию, и мы тебя забираем на её место. Я кивнул: — Что ж, это очень хороший стимул.

Историческая справка: «Киевский котёл» 1941 года
В июле–сентябре 1941 года, в ходе Великой Отечественной войны, под Киевом произошло одно из самых масштабных окружений советских войск — так называемый Киевский котёл. В результате стратегической операции немецких армий «Центр» и «Юг» была окружена и разгромлена группировка Юго-Западного фронта Красной Армии, насчитывавшая более 600 тысяч человек. Потери СССР составили свыше 700 тысяч человек, включая убитых, раненых и пленных. Это стало одним из самых трагических эпизодов начального периода войны — символом стратегических просчётов и жестоких реалий фронта.

3. Донесение разведки
15 января 1991 года

Находясь в командировке в пгт Недригайлов, куда меня не направляли ни разу за 16 лет работы в КРУ, я спросил у ревизора Ивана Величко: — Что нового в КРУ? — КРУ дали компьютер — IBM. Поменяли замки на дверях. Собираются ставить решётки на окнах. Компьютер стоит 43 тысячи рублей. Планируют посадить на него Ольгу Подлесную после её выхода из декретного отпуска. — А как там с сокращением штата? — Медведева подала заявление о переводе с 1 февраля на должность старшего ревизора Белопольского райпотребсоюза. Симоненко даёт ей оклад 260 рублей. Стремится опередить меня и Чайку.

4. Телефонный звонок
У телефона Макаренков: — Ну, ты не передумал? — Медведева подала заявление о переводе с 1 февраля. — Кто это тебе сказал? — Величко. — На эту должность будет переведён Гордиенко. Приезжай в КРУ и распишись в том, что ознакомлен с сокращением твоей должности.

5. Совет «дипломата»
Начальник ОПО КРУ В. И. Бидоленко по-дружески посоветовал: — Обязательно в заявлении о переводе напиши, что согласен с переводом с сохранением жилья в г. Сумы.

«Москва уже видна в бинокль»
Хроника одного ревизора. Январь–февраль 1991 года.
Москва была всё ближе. Не в географическом смысле — в символическом. Она маячила в бинокль, как цель, как вызов, как последняя станция перед решающим поворотом. А пока — облпотребсоюз, Сумы, С-Буда, Уралово, и бесконечные лестницы, кабинеты, заявления, командировки.

24 января. В облпотребсоюзе — подпись под распоряжением №8-К: сокращение должности. Макаренков, человек с голосом, как у диктора, говорит: — Встретишь Бездрабко. Пусть подпишет заявление о переводе. К 1 апреля — в С-Буду. Там и должность главного бухгалтера освободится. Сиваева — на пенсии.

29 января. Командировка в Недригайлов прервана. Срочное задание: проверить сдачу выручки в С-Будском райпотребсоюзе — в дни, когда из обращения изымают 50 и 100-рублёвые купюры. Макаренков снова: — Пусть Бездрабко напишет «Согласен» на твоём заявлении. Не больше.

Заявление написано. Шуляков, прочитав, бросает: — Это вызов правлению! И вычёркивает. На выходе — встреча со Свистуновым, председателем ревкомиссии Ямпольского райпотребсоюза. — Ни в коем случае не соглашайся на сокращение по штату. Квартиру потеряешь раньше, чем думаешь.

Поезд «Сумы–Москва». В вагоне — не просто дорога, а оборонительный план. Заявление председателю правления облпотребсоюза: Прошу восстановить в должности ревизора первой категории. Аргументы — безупречная работа, экономический эффект, аспирантура. Приложение — расчёт эффективности. Дыроколом — метка в виде «трёх четвертей Луны». Символ защиты. Или — выстрел.

30 января. Ломакин советует: — Укажи статью 42 КЗоТ. Заявление перепечатано. Метка осталась. Позже её воспримут как пулю, просвистевшую у виска.

Уралово. Первое сельпо в ревизии. Село с двумя памятными знаками: — Штаб 1-го Белорусского фронта, 1943. — Батальон Красного Казачества, 1918. Ранее — Олтарь. Потом — Уралово. В честь актёра, игравшего Хлестакова. Рокоссовский, возможно, выбрал село по названию: «Ура! Лов о!» История — тени забытых предков.

Мороз. Ожидание автобуса. Кашель. Жена говорит: — Нервный. Как тогда, с Лычком. Вспоминается «Бородинское сражение» с отделом БХСС. Таблетки с кодеином — как оружие против тревоги.

4 февраля. Контрольно-ревизионное управление. Новое задание — ревизия в Недригайлове. Разговор с Мотузным: — Если кандидат наук что-то придумает — тогда нужен. — Спасибо на добром слове.

Контрнаступление. Заявление зарегистрировано. Макаренкову — ни слова. На лестнице — короткий диалог: — Я подал заявление. — Давай, будем беседовать. — Мне не о чем с вами беседовать. Я в командировке. Заявление — к Лыхно. — Грош мне как ревизору, если не разберусь. А вы накрутили. Белыми нитками. Гнилыми.


7.7. «На войне, как на войне»
11 февраля 1991 года

— Но сшито прочно! — с пафосом отозвался Макаренков.

Заместитель начальника КРУ, Николай Михайлович Шуляков, просматривая материалы моей ревизии Недрыгайловского Коопзаготпрома, вдруг поднял голову:

— Михаил Вадимович, а что это за склад живсырья, оставшийся опечатанным? Тут указано — в связи с трагической смертью завскладом…

— Это вторая ревизия в моей практике, закончившаяся смертью, — ответил я. — В 1988 году в С-Будском Коопзаготпроме погиб юрисконсульт Дворецкий Михаил Петрович. Теперь — Юрченко Николай Григорьевич, завскладом живсырья. Он не был в отпуске два года. Я настоял: зачистить склад и отправить его отдохнуть. Его направили в Бердичев — сдать кожи. Утром, в гостинице, он упал с лестницы. Бился головой о ступени. Эпилептик. Бывали приступы и раньше. Шесть суток в реанимации — не приходя в сознание. Умер.

Я замолчал, но, видя, что Шуляков ждет продолжения, добавил:

— Если повреждён череп, но цела плёнка между мозгом и костью — шанс есть. Но если плёнка рвётся — мозг расползается. Ему вскрывали череп, снимали крышку… но…

— Да замолчи ты! — с отвращением бросил ревизор Александр Швыдун.

Я замолк. Через минуту, глядя на Шулякова, сказал:

— Найдите теперь завскладом на те вонючие кожи…

В тот же день мне определили новую командировку — ревизия Чупаховского хлебокомбината Ахтырского райпотребсоюза. Я уехал без промедления.

На хлебокомбинате выбрал себе рабочее место в актовом зале на втором этаже. Просторное помещение, высокие потолки, гулкое эхо. Сюда занесли бухгалтерские книги, журналы, документы. Я приступил к работе.

На стене висела карта Великой Отечественной войны — от Москвы до Берлина. Красные и розовые стрелы наступлений, линии фронтов, даты. Я не раз подходил к ней, пытаясь понять логику этих стрел, но всё сливалось в пестрое месиво. Астигматизм мешал различать детали. Издали — просто пятна. Изблизи — хаос.

18 февраля 1991 года меня неожиданно отозвали в Сумы. Без объяснений. Просто — явиться немедленно.

На следующее утро Макаренков бросил коротко:

— Зайди в отдел кадров.

В отделе кадров Варвара Фоминична развела руками:

— Что это за игры? Мы ничего не знаем. Идите к начальнику.

В кабинете — новый начальник. Вместо Курдяева, полковника в отставке, ветерана войны, который одиннадцать лет назад вручал мне удостоверение старшего ревизора №40, теперь сидел Николай Александрович Лисянский, бывший инструктор отдела кадров.

— Распишитесь, — сказал он, — согласны или нет с предлагаемыми должностями: председатель ревкомиссии и главный бухгалтер торгово-закупочного предприятия Сумского рынка.

Я подписал: «Не согласен».

В кабинете находился Иван Григорьевич Бахчиванджи, председатель ревизионной комиссии. Он вмешался:

— Миша, меня уже трижды вызывали в облфинотдел. Предлагают должность главного контролёра-ревизора-эксперта. Я скажу, что ты согласен. Переходи к ним.

— У меня семья в С-Буде и диссертация о потребкооперации. Такой переход невозможен, — ответил я.

Повернулся к Лисянскому:

— Между прочим, сегодня в Польше праздник — 518 лет со дня рождения вашего тёзки, Николая Коперника.

Лисянский улыбнулся, но промолчал.

Вернувшись в КРУ, я зашёл в комнату №10 на втором этаже.

— Что же является причиной моего сокращения? — спросил я хмуро.

— Некого сокращать! — отрезал Макаренков.

Шуляков, поднявшись из-за стола, зло бросил:

— Причина? Твоя низкая квалификация!

— Почему это она низкая? — возразил я.

— Да пошёл ты… Гнать тебя надо к… матери!

В комнате находились ещё двое. Я спокойно сказал:

— Николай Михайлович, вы уже в четвёртый раз оскорбляете меня в присутствии свидетелей.

Он молчал. А я уже знал: это — война. И я её не проиграю.


8.1. Знаменательная дата
19 февраля 1991 года

Утро началось с короткой фразы Макаренкова:

— Зайди в отдел кадров.

В отделе кадров — растерянность. Варвара Фоминична, пожилая, строгая:

— Что это за игры? Мы ничего не знаем. Идите к начальнику.

В кабинете — перемены. Вместо Курдяева, бывшего замдиректора СВАКУ, полковника, участника войны, который когда-то вручал мне удостоверение старшего ревизора №40, теперь сидел Николай Александрович Лисянский — бывший инструктор отдела кадров.

Поздоровавшись, он сразу перешёл к делу:

— Распишитесь: согласны или нет с предлагаемыми должностями — председатель ревкомиссии и главный бухгалтер торгово-закупочного предприятия Сумского рынка.

Я поставил подпись и дописал: «Не согласен».

В кабинете находился Иван Григорьевич Бахчиванджи, председатель ревизионной комиссии. Он вмешался:

— Миша, меня уже трижды вызывали в облфинотдел. Предлагают должность главного контролёра-ревизора-эксперта. Я скажу, что ты согласен. Переходи к ним.

— У меня семья в С-Буде и диссертация о потребкооперации. Такой переход невозможен, — ответил я.

Повернулся к Лисянскому:

— Между прочим, сегодня в Польше праздник — 518 лет со дня рождения вашего тёзки, Николая Коперника.

Лисянский улыбнулся, но промолчал.

8.2. Противники меняют планы
19 февраля 1991 года

Я вновь зашёл в КРУ, в комнату №10 на втором этаже. Хмуро спросил:

— Что же является причиной моего сокращения?

Макаренков отрезал:

— Некого сокращать!

Шуляков, поднявшись из-за стола, зло бросил:

— Причина? Твоя низкая квалификация!

— Почему это она низкая? — возразил я.

— Да пошёл ты… Гнать тебя надо к… матери!

В комнате находились ещё двое. Я спокойно сказал:

— Николай Михайлович, вы уже в четвёртый раз оскорбляете меня в присутствии свидетелей.

Он молчал. Я вышел, ощущая, как воздух в здании стал тяжёлым, как перед грозой. Что-то менялось. Что-то надвигалось.


8.3. Под знаком Скорпиона
19 февраля 1991 года

Улица Кирова в Сумах — «аристократический квартал». Здесь сосредоточены властные структуры: серое четырёхэтажное здание областного комитета госбезопасности, всегда с открытыми дверями и круглосуточно горящим светом в одном из окон второго этажа. Напротив — прокуратура. Чуть дальше — массивное двухэтажное здание с гербом Украины из снопов и колосьев, на всю высоту фасада. На нём — крупная вывеска: «ОБЛСУД».

Символы государственности, тяжёлые, давящие. Я чувствовал: воздух здесь другой. Плотный. Вязкий.

Решил обратиться к юристам. Зашёл к начальнику управления юстиции облисполкома — Владимиру Акимовичу Базылю. Он сидел в комнате №27, кабинет его ремонтировали. За письменным столом — сосредоточен, молчалив.

— Владимир Акимович, вы мне в 70-м году сильно помогли. Тогда, будучи нарсудьёй, приняли меня судебным исполнителем в Ямпольский райсуд. А теперь — нужна консультация. Меня сократили с должности ревизора КРУ облпотребсоюза.

— Когда?

— 24 января. Я расписался, что ознакомлен с сокращением.

Он внимательно прочитал заявление о восстановлении, вернул бумаги.

— Досиделся. Суд не примет материалы, если они не прошли через комиссию по трудовым спорам. Сейчас всё иначе. Отменили перечни №1 и №2. Все — через КТС. Заявление подаётся в течение месяца, комиссия рассматривает в течение семи дней.

— Я думал, администрация сама должна была переадресовать моё заявление в КТС.

— Нет. Это ваша обязанность. Хотя… ошибся. На подачу — месяц, на рассмотрение — семь дней.

— Значит, срок ещё не упущен. Интрига проста: одновременно укрепляют кадры в С-Буде и отбирают квартиру в Сумах.

— Подавайте заявление в КТС. Потом — в профсоюз.

Вернулся в облпотребсоюз. Никто не знал, есть ли вообще комиссия по трудовым спорам. Наконец, Стронская из финансового управления вспомнила:

— Есть такая. Председатель — Пятчанин. Когда-то рассматривали заявление вашего ревизора Бабича.

Написал заявление на имя председателя комиссии, не указывая фамилии. Зарегистрировал в управлении делами под номером 5.

Председателю комиссии по трудовым спорам облпотребсоюза От ревизора первой категории КРУ Пелецкого Михаила Вадимовича

В соответствии с распоряжением правления облпотребсоюза от 22 января 1991 года №8-К, меня сократили с должности ревизора первой категории. При сокращении не учтена ст.42 КЗоТ УССР. В личной беседе замначальника КРУ тов. Н.М. Шуляков назвал причиной моей низкую квалификацию, с чем я категорически не согласен. Прошу рассмотреть вопрос о восстановлении меня в должности.

19 февраля 1991 года Подпись

8.4. КТС
25 февраля 1991 года

Позвонил из Чупаховки в КРУ. У телефона — Шуляков.

— Ну как там КТС?

— Какое КТС?

— Комиссия по трудовым спорам. Она должна рассмотреть моё заявление в течение семи дней. Но меня никто не вызывает.

— Комиссия — это чепуха. Пятчанин болен. Некому рассматривать. Сейчас создаётся новая. Вызовут — рассмотрят.

Я положил трубку. Война продолжалась. Только теперь — на юридическом фронте.


8.5. На центральном фронте
11 марта 1991 года

В тот день я решил — в последний раз — обратиться к заместителю председателя правления, Николаю Петровичу Лыхно. В конце рабочего дня мы с Макаренковым зашли к нему в кабинет.

— Николай Петрович, — начал я, — пятнадцать лет назад вы просили показать мой красный диплом. Вот он. В нём есть любопытная запись: «Бухгалтерский учёт» — с большой буквы и в кавычках. Я был в группе из пятидесяти человек, изучавших финансы. Так что я — финансист, закамуфлированный под бухгалтера.

Лыхно, вернув диплом, парировал:

— Вы — бухгалтер по образованию. Почему не хотите перейти на должность главного бухгалтера торгово-закупочного предприятия Сумского рынка? Вы ведь работаете над диссертацией — это как раз по вашей теме.

— Диссертация уже написана. Во Львове нет специализированного совета. Придётся в Москву.

— Знаем мы эти советы, — усмехнулся Лыхно.

Я не отступал:

— Мною разработана методика предотвращения «ядерных» взрывов, как в Путивльской заготконторе. Почему бы не внедрить её в системе облпотребсоюза?

Макаренков отозвался:

— Таких взрывов больше не будет.

— Не исключено. Журнал К-9 по-прежнему не ведётся.

— А в Недрыгайловском Коопзаготпроме? — с вызовом спросил он.

— Там — идеально. Журнал ведётся по форме.

— Учёные завели страну в тупик, — пробормотал Макаренков.

Я перевёл разговор:

— Мне предлагали должность главного контролёра-ревизора-эксперта в облфинотделе. Официально не обращался, но ушёл бы не задумываясь. Сшито по мне. Дел накидают из Минфина, налоговая…

— Там тоже командировки, — заметил Лыхно.

— Но меньше. А у меня семья в С-Буде. Нет, не могу.

Я повернулся к Макаренкову:

— Вы допустили кадровые ошибки. Почему на переаттестации два года назад выдвинули Чайку Лидию Ивановну, а не Медведеву?

— Медведева ездит только по своему району.

— Почему не меня?

Молчание. Правление не утвердило. Должность потеряли. Ошибка. Вам минус.

— А что за второе сокращение? — спросил Макаренков.

— Когда я сидел на «спасательном круге» в 1989 году — девять месяцев на должности Пигановой в декретном отпуске.

— Величко уже два года на «спасательном круге», — заметил он.

— Долго вы его «рожаете».

— Перейдите в С-Буду, а потом, после выхода Завалий, мы вас вернём в КРУ. Обещаю, — сказал Лыхно, смеясь.

— Нет, Николай Петрович. Тогда у меня ничего не останется. Вы — председатель комиссии по трудовым спорам.

— Ах, я? — спохватился он. — Макаренков, ускорьте вопрос для комиссии.

— Вы обещали должность Медведевой. Она ушла. Почему не зачислить меня?

— Я не обещал, — начал юлить Макаренков.

— Откуда же я это взял?

— Пишет акты на семи страницах, — вдруг заявил он.

— Для кого пишутся акты?

— Для руководителей.

— «Краткость — сестра таланта», — напомнил я.

— Коль не согласны — по закону. Профком уже дал согласие, — подвёл итог Лыхно.

— Не знаю, что они решали за моей спиной. Меня не вызывали. Если по закону — тогда на комиссию. Спасибо, Николай Петрович. До свидания.

— Подожди в КРУ, — бросил вдогонку Макаренков.

— Подсунул свинью. Сказал бы, что семья против, и обратился бы ко мне. А теперь — всё. Мне сказали: поступайте с Пелецким по закону.

8.6. Оборонительные рубежи
12 марта 1991 года

В тот же день я прибыл в Тростянец — на ревизию правления райпотребсоюза. Выбрав момент, зашёл в юрконсультацию.

— Понимаете, мотаюсь по командировкам, не могу выбрать время. Меня сократили.

— Когда?

— 24 января. Я расписался, что ознакомлен с сокращением.

Заведующая, Нина Васильевна Батраченко, усмехнулась:

— Поезд уже ушёл.

— Как ушёл?

— Вы сказали — 24 января.

— Но я ещё не уволен.

— Тогда другое дело.

— Вы меня напугали. Я консультировался с Владимиром Акимовичем Базылем. Он сказал: без решения комиссии и профкома суд не примет заявление.

— Владимир Акимович давно не ведёт такие дела. Комиссия по трудовым спорам ничего не решит, пока вы не уволены. Обращайтесь в суд после увольнения. Назову вам лучшего адвоката в Сумах. В Заречном районе — Гопко Алексей Захарович.

— У меня — Ковпаковский.

— Тогда — Сукач Лариса Степановна. Но стоит ли идти в суд? Суд найдёт зацепку и восстановит. Но как вы потом будете работать?

— Макаренков ведёт со мной окопную, позиционную войну уже два года.


Глава 9. Сталинградская битва
15 марта 1991 года

В четверг, 14 марта, мне перезвонили из Сум. Требование было однозначным: немедленно прибыть в облпотребсоюз — заседание комиссии по трудовым спорам, рассмотрение моего заявления.

Дома, в моей сумской квартире, «квартиранты» вручили письмо со Львова. По штемпелю — прибыло 13 марта. Внутри — справка, подтверждающая моё обучение в аспирантуре ЛТЭИ. Но главное — конверт. На нём впервые — картинка: Мамаев курган, скульптура «Стоять насмерть». Полуголый солдат, метающий гранату. Символ решимости. Символ предела. На следующий день, в комиссии, разыгрался настоящий «Сталинград».

15 марта. Пятница. Заседание комиссии: Председатель — Николай Петрович Лыхно. Члены — Макаренков (начальник КРУ), Луговая (юротдел), Звада (профком), и другие.

Лыхно зачитал моё заявление, запнувшись на номере. Я поправил: — Номер восемь, «ка».

— Вам предложили должность председателя ревкомиссии С-Будского райпотребсоюза. Почему отказываетесь? — спросил Лыхно.

— Это временно. Я не согласен.

— Павленко заявила, что не вернётся.

— А если передумает? В Сумах — очереди. В С-Буде — семья против. Обедов готовить не будут. Что, нужно письменное заявление от жены и тёщи? Может, пошлёте меня в Шостку — к матери? Там тоже вакансия.

— Нет, — отрезал Лыхно.

— Михаил Вадимович дал согласие на С-Буду, — вмешался Макаренков.

— Да, были странные разговоры, — подтвердил я.

— А потом — досрочная переаттестация, — шепнула Луговая.

Макаренков запутал ситуацию:

— Объединяют два отдела — ревизий и контроля. Сокращают только ревизоров первого. Оперативно-профилактический — не трогают.

— А чем занимаются ревизоры ОПО? — спросил я.

Молчание.

— Если не отвечаете…

— Жалобы, следственные дела, — поспешно уточнил Макаренков.

— Вы обещали должность Медведевой?

— Не обещал, — заверил он.

— Почему не зачислить меня на её место? Почему Гордиенко? У него — производственное упущение. Объяснить?

— Не нужно, — прервал Лыхно.

— У Гордиенко есть дети? — спросили.

— Нет. Не женат. Премий не лишался. А Михаил Вадимович — лишался. Пишет акты на восьми страницах, — оправдывался Макаренков.

— Покажите хоть один, — парировали.

— Да что вы с этими страницами? — вмешался Звада.

— Вы — бухгалтер. Почему не идёте на должность главного бухгалтера рынка? — вернулся к теме Лыхно.

— Буду я там сидеть! — вспыхнул я.

— Как это — сидеть?

— Это не то. Я привык к работе с людьми.

— Там тоже люди.

— Микроколлектив. Не моё.

— Кто живёт в вашей квартире?

— Племянница и её муж — инвалид Афганистана. Квартира используется полностью.

— Платите один?

— Да.

— А за газ, свет, воду?

— Газа нет. Электричество — отдельно.

— Где они прописаны?

— В общежитии. Мне так удобнее.

— Почему жена не прописана в Сумах?

— Держится за тёщу. Умрёт — переедет.

— Михаил Вадимович хищений не вскрывает, следственных дел не создаёт, — оправдывался Макаренков.

— С февраля 1990 года — не было. До этого — были. Почему из девяти ревизоров сокращают именно меня? У меня — двое детей, стаж, аспирантура. Статья 42 КЗоТ — на моей стороне.

— Вам предложили должность бухгалтера. По теме диссертации. Почему отказываетесь?

— В КРУ — компьютер. Без расчётов — ВАК не примет.

— Нужна программа.

— Разработают. Николай Анатольевич, просчитаем на компьютере — польза и вам…

Лыхно скривился, отвернулся влево. Как будто мяч влетел в «девятку».

Макаренков понял. Отвернулся:

— С детьми не занимается. Мотается по командировкам.

— Дочь — отличница. Фото на доске почёта. Сын — пятёрки. Я с ними занимаюсь. Хотите — запрос в школу №1. Вы меня оскорбили!

— Как с производительностью?

— Высокая. Командировки — 20–30 дней. Укладываюсь. Иногда прошу три дня — отказ. Работаю до восьми, до одиннадцати вечера.

— После пожара, когда вы написали про короткое замыкание, вам больше не поручали такие дела, — добавил Макаренков.

— ОБХСС обратился. Наталья Дмитриевна дала меня.

— А дело Гальки?

— Лежит. Без движения.

Я встал:

— Я дал методику оценки эффективности ревизии. Почему отвергаете? Учёные виноваты в очередях? Учёные изобрели ядерное оружие — и вы не воюете уже пятьдесят лет!

— Выйдите! — бросил Лыхно.

Через десять минут меня вызвали. Луговая объявила:

— В соответствии со статьёй 232 КЗоТ УССР комиссия не вправе решать ваш вопрос. Вы не уволены.

— Спасибо, Наталья Петровна. Это было ясно заранее.

— После увольнения — в народный суд Ковпаковского района.

— Спасибо членам комиссии, что вникли в мои нужды.

Всё заседание я вертел папку с документами и конверт со Львова. На нём — скульптура «Стоять насмерть». Символично.

Позже, 26 марта, в отделе кадров, я сказал:

— Самое интересное — комиссия. Один шёл как Манштейн, другой сидел как Паулюс — не сдавался. Николай Петрович скривился, отвернулся. Мяч — в «девятку». Другой — в солнечное сплетение. Дети. Пришлось применить «ядерное оружие».

Макаренков действительно сидел в окружении: за спиной — стена, справа — женщина, слева — Звада, напротив — я. Выхода не было.

Шуляков не присутствовал. Неделю назад умерла его мать. Потому и вопрос «о низкой квалификации» не поднимался.

После заседания я зашёл в КРУ, сложил бумаги в дипломат. На немой вопрос Шулякова и Лисянского ответил:

— Комиссия неправомочна. Я ещё не уволен.

На вокзале купил два билета: один — до Тростянца, другой — на поезд «Донецк–Орша» до Хутора-Михайловского. Уехал к семье. В С-Буду.


Глава 10. Удар по штабу
18–29 марта 1991 года

В понедельник, 18 марта, только я ступил на порог Тростянецкого райпотребсоюза, главный бухгалтер Е. Ф. Кудря сообщила:

— Пять минут назад звонила Н. И. Лисянская. Просила, чтобы вы перезвонили в КРУ.

Перезваниваю. У телефона — Шуляков.

— Михаил Вадимович, где вы были в пятницу после заседания комиссии? Мы звонили — вас не было в Тростянце.

— После сумской пищи — расстройство желудка. Обратился в поликлинику.

— Где эта поликлиника?

— В Тростянце.

— А сегодня когда прибыл? Мы звонили в 9 и в 11 — вас не было.

— Выехал из Сум в 8:40, прибыл около одиннадцати.

— Завтра — заседание профкома. Будь в Сумах к девяти.

— Я не писал заявление. Пусть рассматривают без меня.

— Нет. Ты должен быть.

— Хорошо.

Под видом сердечного недомогания направился не в поликлинику, а в юрконсультацию.

— Нина Васильевна, лучше бы я не консультировался. Меня собираются увольнять не по сокращению, а за прогул. Ошибся, сказав Наталье Петровне, что решение комиссии было известно заранее. Теперь Шапочник зафиксировал моё прибытие после одиннадцати. В КРУ на семинарах твердят: ревизоры нарушают дисциплину, приезжая в понедельник к обеду.

— Когда выехали из Сум?

— В 8:40.

— Билет есть?

— Нет.

— Тогда увы…

— Есть! Билетов на 8:40 не было. Купил на 9:50. Прибыл в 11.

— Вот и хорошо. Напишите объяснение. Время в пути — рабочее. Приложите билет. Как это — вы, убелённый сединами, не знаете такой истины?

— Спасибо. Вы меня успокоили.

Во вторник, 19 марта, только вошёл в КРУ — Макаренков:

— Где был после комиссии?

— В Тростянце.

— Чем докажешь?

— Билет.

— В понедельник когда прибыл?

— В одиннадцать.

— Напиши объяснение и положи на стол.

Я написал:

Объяснение В пятницу, 15 марта, после заседания комиссии по трудовым спорам, я возвратился в Тростянец. Никто из работников не сообщил о звонках из Сум. В воскресенье, 17 марта, находился в Сумах. В понедельник, 18 марта, вновь прибыл в Тростянец. Билетов на рейс 8:40 не было — приобрёл на 9:50. Время в пути командированного работника считается рабочим. Нарушения дисциплины не было. 19 марта 1991 года Подпись

После заседания профкома, выйдя из автобуса, почувствовал — будто с рук слетели наручники. Мысленно «стеганул» ими Макаренкова по спине.

Вспомнилось: год назад, 23 февраля, в Тростянце, на торжественном вечере, райвоенком сказал:

— За все девять лет Афганской войны ни один тростянец не погиб. Земля оберегает.

Спустя дни, 29 марта, в Ворожбе, вдруг осенило:

«Это был удар по штабу. Я отстреливался из личного оружия».

; Историческая справка: Сталинградская битва
; Период: 17 июля 1942 — 2 февраля 1943

; Место: Сталинград (ныне Волгоград)

;; Противники: СССР против Германии и союзников

; Итог: Победа Красной армии, капитуляция 6-й армии Паулюса

Ход сражения:

Лето 1942 — наступление Германии (операция «Блау»)

Август — ожесточённые уличные бои

19 ноября — операция «Уран», окружение врага

2 февраля — капитуляция

Потери:

СССР — около 1,1 млн человек

Германия и союзники — более 800 тыс.

Значение:

Символ стойкости и мужества

Перелом на Восточном фронте

Вдохновение для антигитлеровской коалиции


Глава III. Битва за Кавказ
11.1. Предчувствие
18 марта 1991 года

Перед отъездом из Тростянца в Сумы, на заседание профсоюзного комитета, я подошёл к экономисту по ценам — пожилому мужчине с орденскими планками на груди.

— Что было после Сталинграда? — спросил я.

— Битва за Кавказ, — ответил он.

Минеральные воды, целебные источники, курорты, дома отдыха… Завтра — моя «битва за Кавказ». Заседание профкома.

Вспомнились строки Высоцкого — о странной войне на Кавказе. В 1940-м наши и немцы вместе лазили по горам, тренировались. А через год — смертельные враги. Он написал об этом песню. В ней — горы, перевалы, и тот, кто был рядом, теперь целится в тебя.

«Отставить разговоры! Вперёд и вверх, а там… Ведь это наши горы, Они помогут нам.»

Я знал: завтра — не просто заседание. Завтра — перевал.

11.2. Заседание
19 марта 1991 года

Комитет профсоюза облпотребсоюза. Председатель — И. Г. Звада. Шестнадцать человек. От администрации — Лыхно, Макаренков, Луговая, Лисянская.

Вызывают. Захожу. Макаренков, ещё не видя меня, бросает:

— Нарушает трудовую дисциплину…

— Это ваше личное мнение, — парирую.

— Какие должности предлагались? — спрашивает Воробьев.

— Временно исполняющий обязанности председателя ревкомиссии С-Будского райпотребсоюза и главный бухгалтер Сумского рынка.

— Почему отказ?

— Первая — формально занята. Павленко может вернуться. Вторая — семья против. Особенно тёща. Сказала: «Обедов готовить не будем».

— Тёща заявление не писала. Вы — бухгалтер. Почему не соглашаетесь?

— Не хочу.

— А на третью?

— Какую третью?

— Ревизор второй категории.

— Не согласен.

— Работа ревизора — командировки. А как же дети? — вмешалась Богданова.

— Дети здоровы, учатся отлично. Давайте тогда ликвидируем флот, транспорт… и всех ревизоров.

— Какие предложения? — подвёл итог Звада.

— Дать! — сказала Богданова.

— Кто против? — Молчание.

— Единогласно. Санкция на увольнение по сокращению.

— Спасибо. Вольному — воля. Богови — богово. Кесареви — кесарево.

— Пожалуйста, — ответил Воробьев.

В Тростянце Шапочник и Гавриленко спросили:

— Ну как «битва за Кавказ»?

— Быстро закончилась. Дунули — и слетели с гор. Не «Сталинград», где били час подряд — и по голове, и «под дых». Макаренкову мои дети покоя не дают. Интересно, кого бы профком защитил?

— Швыдуна, инвалида, — сказал Шапочник.

— И Бидоленко. Больше — никого.

Глава IV. Диссертация
12. Штиль на море
Одноимённые заряды отталкиваются. Так и мы с Макаренковым. Если он в кабинете №10 — я не могу там находиться. Если я — он исчезает.

Отчитавшись за ревизию, пытаюсь завязать разговор:

— Николай Анатольевич, на суде будет так: если ваши дедовские нитки прочнее японской лески — то да. А если труха…

Молчит.

— В моём удостоверении ревизора — номер 40. В дипломе — 140. Сороковых номеров у меня достаточно. Этот — вычеркнут.

Молчит.

— Вы с Богом воюете? Бога нет — и неизвестно, откуда ударит. А имя у вас — несерьёзное: Нико-лай. Николай Угодник, Николай Великомученик. Не Бог. Михаил — равный Богу. Игорь — защитник Бога.

Молчит.

Ухожу на перекур. Возвращаюсь:

— Вас не интересует учёт во Всемирной истории?

— Нет.

— Почему? Адмирал Нельсон — сорок ранений, нет руки, потерял глаз. Битва у Трафальгара — 140-я и последняя. Убит, но победил.

Макаренков — удивлён. Я продолжаю:

— В дипломе — номер 140. Курдяев добавил 40 в удостоверение. Как будто взвалили на меня труп адмирала — тащи в Сумы. Вот и воюйте с этим «адмиралом». Выпуск — 140–150 человек. Ревизоров было 40. После сокращений — 12.

Входит Светлана Марченко.

— Ты это Свете расскажи, — буркнул Макаренков.

— Что, анекдот? Сегодня — 22 марта. Весеннее равноденствие. Сорок Святых. Тишь, благодать. Яркий день. В облпотребсоюзе — съезд. Утверждают планы. Земля крутится по Копернику. Силач! «Остановил Солнце и сдвинул Землю». Нике лаос — победитель народов.

В Центросоюзе — новые Правила кассовых операций. В честь 515-летия Коперника. В 1973 — Положение. Теперь — новые. Точно в день рождения — 19 февраля.


Входит Светлана Марченко. Макаренков, не отрываясь от бумаг, бросает:

— Ты это Свете расскажи.

Я усмехнулся:

— Что, анекдот? Сегодня, Света, 22 марта — весеннее равноденствие. Праздник Сорока Святых. В природе — тишь и благодать. День яркий, солнечный, безветренный. В облпотребсоюзе — съезд, утверждают планы на год. Земля крутится по Копернику. Каков силач! «Остановил Солнце и сдвинул Землю». Нике лаос — победитель народов!

В Центросоюзе, в честь 515-летия Коперника, утвердили новые Правила ведения кассовых операций. Я ознакомился с ними в Тростянце. В 1973 году, к 500-летию, Центросоюз утвердил Положение. Теперь — новые Правила, точно в день рождения — 19 февраля.

— А раньше ты с этими Правилами не был знаком? — с сомнением спросил Макаренков.

— Был. Возил в дипломате журнал «Бухгалтерский учёт», где были опубликованы Правила, утверждённые приказом Госбанка СССР №345 от 1987 года. Центросоюз тянул полгода, чтобы приурочить к дате рождения Коперника — экономиста, открывшего закон обращения денег: «Худшие деньги вытесняют лучшие». Утвердили — слово в слово, как в приказе Госбанка.

— А я думаю, Центросоюз ставит дату, какая под руку попадёт.

— Это вы так ставите. Даже облпотребсоюз приурочил Совет к Сорока Святым. Потребкооперация отделена от государства, как церковь. А Центросоюз? Конечно быть. Он — член Международного кооперативного альянса.

Все молчали. Я продолжил:

— Коперник — не только астроном. Он — экономист. Первый, кто сформулировал закон денежного обращения, позже названный законом Грэшема. Докладывал на сеймике в Грудзендзе: «Худшие деньги вытесняют лучшие». Лучшие — прячут, худшие — в обороте.

— Почему же закон назвали не в его честь? — спросил Макаренков.

— Сколько той Польши? Три сумских области. А Англия — опоясала земной шар. Англия — это экономика.

В кабинет вошёл Лисянский, начальник управления кадров.

— Света, выйди. У нас с Михаилом Вадимовичем будет мужской разговор.

Света вышла.

— Что ты дурака валяешь? То, что задумал — не получится. Пока не поздно — напиши заявление и переходи в С-Буду.

— У меня приказ со Львова — «Стоять насмерть!» Получил десяток писем, но только одно — с картинкой. Вот оно! Мамаев курган. Скульптура: «Стоять насмерть!» И без кавычек — стоять насмерть. Ни шагу назад.

— А что начальник?

— Начальник отдаёт приказ: «Пусть себе пулю в лоб». Такой приказ я не выполняю.

Лисянский ушёл. Вошла Людмила Бойко, инструктор отдела кадров.

— Распишитесь, что ознакомлены с сокращением.

Я расписался. Потом отпрашиваюсь у Макаренкова уйти пораньше. Пожимаем друг другу руки.

— Спасибо за кашу, не мною заваренную. Вкусно.

Света засмеялась.

На вокзале — ни московских, ни оршанских билетов. Вернулся домой.

— Билетов нет, — говорю Свете. — Через пару часов пойду проситься к проводникам. Давай перекусим.

Она угостила гречневой кашей. Очень вкусной.

Глава V. Коренной перелом
13. Коренной перелом
25 марта 1991 года

В понедельник, по моей просьбе, мне вручили копию распоряжения правления облпотребсоюза №36-К:

О товарище Пелецком М. В. Уволить тов. Пелецкого Михаила Вадимовича с должности ревизора I категории отдела ревизий и контроля контрольно-ревизионного управления 25 марта 1991 года в связи с сокращением штата (ст.40 п.1 КЗоТ УССР). Выплатить выходное пособие в размере среднего месячного заработка. Зам. председателя правления облпотребсоюза — Н. П. Лыхно. Подпись

Так завершился мой путь в КРУ. Не по собственному желанию, но с внутренним достоинством. Я стоял — как на Мамаевом кургане. И если это был коренной перелом — то не только в трудовой биографии, но и в понимании себя.


Глава VI. Круг почёта
14.1. В контрольно-ревизионном управлении
— И Евдокия Михайловна точно так же сократила, — заметил я.

— Какая Евдокия Михайловна? — переспросил Макаренков, будто впервые слышал это имя.

— Дубинская. Таким же макаром.

Света Марченко засмеялась. Я продолжил:

— Ревизия Великой Отечественной войны, в кавычках, дала интересный результат. А вот Отечественную войну 1812 года мы проверяли с Лычком в 1985-м. Тогда я сказал: «Как говорил Кутузов: кто будет платить за разбитые горшки?» — и те хлопцы уплатили тысячу рублей за недополученные доходы, судом не взыскиваемые.

Макаренков молчал. Я продолжил:

— Вы, Николай Анатольевич, родились под знаком Льва. Лев — прирождённый руководитель. Яркая внешность. «И пусть попробуют не заметить», — как сказано в гороскопе.

— Ты так говоришь, будто у меня нет недостатков.

— Недостатков ещё больше: агрессивен, гневен, ничем не брезгует ради цели, мстителен.

— А твой знак?

— Скорпион. Делает невозможное, чтобы доказать, что в нём не ошиблись. Самый ядовитый из всех. Укус — как у кобры. Знак военных, блюстителей порядка, юристов, астрологов. Гороскоп категорически не рекомендует зачислять Скорпиона себе во враги.

Макаренков молчал.

— Кстати, ваш гнев — один из семи смертных грехов.

— Что ещё за грехи?

— Чревоугодие, блуд, гнев, гордыня, тщеславие, сребролюбие.

— Гнев и гордыня — есть.

— Вот за них вас и накажут.

— Кто?

— Бог.

Макаренков засмеялся.

— За хищение в Путивльской заготконторе двух ревизоров наказали: Бороду — за чревоугодие, Бабича — за блуд.

Он замолчал. Я продолжил:

— Лев — огонь, Скорпион — вода. Потому у нас такие отношения: вы полыхаете, я — тушу.

— Если будет обвинение в «низкой квалификации», то на суде — «защита диссертации». На равных. «Курская дуга». Тридцатьчетвёрки Кошкина. Статья 42 — в действии. А «низкая квалификация» — извините.

14.2. В юрконсультации
25 марта 1991 года

Адвокат Лариса Степановна Сукач, просмотрев бумаги, задала вопрос:

— Вы считаете свою квалификацию низкой?

— Нет. Я знал, что спросят. Они поняли, что дали маху, и пошли в обход статьи 42.

— Отбросили от «Москвы», а потом… Зачем?

— Пытался разрешить спор в досудебном порядке.

— Производственные упущения?

— Нет.

— Причина сокращения?

— Не знаю. Думаю, учебное сокращение. Эксперимент.

Я подал объяснение от 19 марта по командировке в Тростянец. Адвокат пожала плечами, вернула бумагу.

Составила перечень документов для суда. Первым — справка о первом появлении в Сумах.

На следующий день в отделе кадров мне дали ксерокопию распоряжения от 3 сентября 1974 года №1089 — о зачислении на должность старшего ревизора Бурынского отдела. Справочно: 2 сентября — годовщина освобождения Сум от фашистов.

— А выписка из аттестационного листа, характеристика?

— Это их забота, — ответила адвокат.

14.3. В контрольно-ревизионном управлении
25 марта 1991 года

Захожу в КРУ. Макаренков пишет. Гавриленко — за другим столом, изучает документы.

Поздоровался. Сел за третий стол.

— По-прежнему расследуешь хищения?

— Да. Сегодня одного привезли из ИВС.

— ИВС?

— Не знаю.

— Я должен написать тебе характеристику. А какую бы ты написал себе?

— Близнецы, — ответил Гавриленко.

— Поверхностен, но схватывает быстро. Карпов — Близнецы. Десять лет — чемпион мира.

— А твоя характеристика?

— Лев — руководитель. Скорпион — предводитель масс. Жертвует собой ради других. Характеристика не нужна. «Курская дуга» отменяется. Будет «защита диссертации». Работайте с воздухом. Близнецы — это воздух.

Ухожу в бухгалтерию.

14.4. В бухгалтерии
В ожидании справки о зарплате — разговор с симпатичными бухгалтершами.

— Я — Скорпион. У него — Антарес, самая красивая звезда. Сверкает красным и зелёным. Макаренков — Лев. Его Регул — только белый. Американцы говорят: русские агрессивны — туго пеленают детей. Видимо, его мать так туго пеленала, что он до сих пор не может разорвать эти путы.

— А что говорит ваш адвокат?

— Обстреляла по слабым местам. Ахиллесовой пяты — нет. Спрашиваю: «Защита диссертации» или «Курская дуга»? Отвечает: «Защита диссертации». Думаю, справка со Львова с гербовой печатью перевесит кипу бумаг облпотребсоюза с круглыми.

Получив справку, ухожу в отдел кадров.


Глава VI. Круг почёта (продолжение)
14.5. В отделе кадров
26 марта 1991 года

На следующий день заглянул в отдел кадров. Пока готовили документы, я, как обычно, не молчал — бомбардировал инструкторов разного рода информацией:

— Засиделся я в облпотребсоюзе. Мне бы — в НИИ, руководителем структурного подразделения. В западных странах отличнику присваивают степень бакалавра. А мой красный диплом нынче в цене: за выпускника — 3 тысячи, за «краснодипломника» — 15.

— Организациям выгоднее взять пятерых, чем одного, — возразили.

— НИИ будут брать.

— У вас красивая жена.

— Да. Еврейка по паспорту. Родинка на лбу — как у индуски. Родилась в год буйвола, я — в год тигра. По восточному гороскопу — вечная борьба. Тигр должен уйти.

— Сталин — тоже тигр. Раньше думал, что он родился в 1879, в год кота. А такая кровожадность! Кот — философ, по женщинам специалист. Но в «Известиях ЦК КПСС» за 1990 год написано: фактически — 1878. С 1922 года уменьшил себе год — чтобы уравняться с Троцким. Есть документы: метрическая книга, анкета в Стокгольме…

— А Маркс? Тигр. И Телец. Телец — лучший экономист по гороскопу. «Капитал» — книга веков.

— Вы верите в гороскопы? — спросила инструктор.

— Верить можно. Но кто гарантирует точность даты рождения? У Швыдуна — родился в год кота, под Стрельцом, а записан как Козерог в год Дракона. До войны архивы уничтожались. Но если математика доказывает всё, то гороскоп — тем более. Он даёт надёжные ориентиры.

— А как у вас дома, в сумской квартире?

— Стерильная чистота. Мать жены — медсестра, обучила дочку. У жены — в три раза хуже.

Документы не были готовы. Пришлось прийти на следующий день.

14.6. В отделе кадров (продолжение)
27 марта 1991 года

Пока ждал документы, зашла начальник юротдела Луговая:

— Суд вас восстановит. И потребуйте, чтобы кооперация возместила ущерб за вынужденный прогул — за счёт Макаренкова. Это его работа.

— Меня это не касается. «Зуба» на них не имею. В 1988-м, когда просил «спасательный круг», не подвели. Я тогда схватил Макаренкова за руку: «Ты что, хочешь с проколом?» — «Нет, Анна Михайловна заканчивает институт, её легко устроить». Девять месяцев — «спасательный круг». Я — родился.

— Если уж начальник юротдела говорит, что суд восстановит — значит, точно. Немцы взорвали Киевский университет, они же его и восстановили.

После её ухода мысленно добавил:

Я это дело буду гнать вплоть до Верховного Суда СССР.

14.7. В юрконсультации
27–28 марта 1991 года

Вручив документы, обратился к Сукач:

— Лариса Степановна, я сегодня взбудоражен. Может, завтра?

— У меня тоже… счета. Приходите завтра к двум.

— Ровно в 14:00 буду.

На следующий день — ровно в 14:00.

— Лариса Степановна есть?

— Нет.

— Где она? Говорят, в Сумах адвокат №1 — Гопко, №2 — Сукач. Я — набедокуривший мальчик. Лучше к маме, чем к папе под ремень.

— Она ведёт гражданские дела.

— Назначила встречу — и не пришла?

Открывают журнал:

— На судебном заседании в суде Сумского района.

Иду в нарсуд. Зал пуст. В канцелярии:

— Сегодня заседаний не было.

Возвращаюсь:

— Ваш журнал врёт. Вы — заведующая?

— Нет.

— Я себя веду… вызывающе?

— Нет. Слишком смело.

— Вы — адвокат?

— Да.

— ХЮИ?

— Да.

— Моё дело не стоит и «выеденного яйца». Аспиранта нельзя сокращать. Все так говорят…

— Гм…

— Сократили. Кандидат наук не нужен. Им нужен ефрейтор. С лычкой!

— Обратитесь к дежурному адвокату.

— Нет. Коль Лариса Степановна взялась — пусть доводит. Я подожду. Даётся месяц. А ещё только третий день.

Симпатичная, слегка полная адвокатша слушает с интересом.

— Одну вашу коллегу «посадил в калошу». Макаренко ввёл её в заблуждение: «не выезжал». Я: «выезжал». Судья: «Если выезжал — должна быть командировка». Достали два тома. Аж две командировки. Сидела — молчала.

Другому помог — за пять тысяч. Сказал, где нужно, где не нужно. Суд — отдал деньги адвокату.

Уходя, сказал:

Почувствовали во мне смертельного врага.

2 апреля 1991 года
Звоню по телефону юрконсультации:

— Лариса Степановна, к 12-му можно прийти?

— Нет. Очень занята. 12 апреля — в Харьков. Буду к 15-му.

— А вы не ошиблись в сроке рассмотрения дела? Может, Верховный Совет УССР изменил?

— Нет. Не ошиблась. Приходите к 20 апреля.

(Между прочим, 20 апреля — день рождения известного политика, на выступлениях которого женщины кричали: «Хочу ребёнка от фюрера!»)


Глава VII. Диссертация
15. Диссертация
«Ревизия Великой Отечественной войны 1943–1945 гг.» — в кавычках — дала поистине парадоксальный результат. Сопоставление её с летописью самой войны, а также с Отечественной войной 1812 года, приводит к неожиданным выводам.

1. Внутренний фронт.

Макаренков и Шуляков имели все шансы завершить «молниеносную войну» — отобрав у меня заявление о переводе. Шуляков даже держал его в руках. Я был настроен решительно, готов отдать — и не возражал бы впоследствии. А что бы дали возражения после удовлетворённого заявления?

Юристы разводят руками: хоть до Верховного Суда СССР обращайся — не восстановят. Сокращения по штату не было. Была просьба о переводе, зафиксированная документально.

Центросоюз? Аспирант — это личное дело. Им может быть и главный бухгалтер сельпо. Никакой помощи.

С захватом «Москвы» всё бы и закончилось.

2. Внешний фронт.

Германия должна была повторить Наполеона. Тот не имел современных средств, но знал: цель — Москва. А рейх растранжирил силы на Киев, Ленинград. Удар по Москве — растопыренными пальцами. Сил не хватило.

Надо было бить по Москве сразу. Киев — оставить резервам. Ленинград — пусть моряки наступают. Потери при наступлении выше, а моряки — не пехота. Только ступят на землю — и головокружение.

Москва могла оказаться в двойном кольце, как Сталинград. Сибирские дивизии не успели бы. Название операции — «Тайфун» — не годится. После окружения — начать «Восточную красавицу». И сердца немецких солдат заиграли бы: «Сейчас она сама начнёт раздеваться». И разделась бы. Москва — смешение народов. Нашлись бы те, кто нарядил бы её в подвенечное платье — для «второго Наполеона».

С падением Москвы — конец. Подъём духа. Япония — на Дальний Восток. Венгрия, Румыния — на Украину.

Троцкий вещал из-за океана: «Если Германия нападёт — катастрофа». Иосиф метался после 22 июня: «Мы пропали». Но, видимо, неоконченное духовное образование подсказало: жди ошибок. И они пришли — заложенные в планы рейха.

3. Шахматная партия.

Шахматы — модель войны. Если король заматован — игра окончена, даже при колоссальных ресурсах.

Свастика — символ шахматного коня. Гит, Гим, Гер, Геб — псевдонимы лидеров. Ход «Г» — во все стороны. Дать коню право прыгать на пятое поле — и он станет ферзём.

Высоцкий выделил две фигуры: ферзя и коня.

«Помню: всех главнее королева — Ходит взад-вперёд и вправо-влево, Ну а кони вроде — только буквой «Г».»

Остальные — лишь повторяют ферзя.

Германский «конь» покрыл Европу — к её восторгу.

4. Литературный эпилог.

В этой «войне» за должность примешались и шахматы. К моменту моего увольнения пришло письмо из Москвы. Редактор журнала «Шахматное обозрение.64» Л. Марголис:

«Уважаемый товарищ Пелецкий! К сожалению, Ваши стихи не отвечают требованиям, предъявляемым к литературным публикациям.»

Ожидаемый отказ. Стих — о будущем шахмат и Анатолии Карпове.

Карпов и Каисса
(фрагмент)

Знаменитость — Карпов Анатолий, Он и игрок, учёный, депутат. Открыт пред ним и Капитолий, Когда объявлен в шахматах антракт. … Но не идёт к нему Каисса, Забыв своей любви дитя, В летах, но вечно юная актриса, Вдруг рассердилась не шутя. … За ней — компьютер лишь с доской, Всего лишь с чёрной. Но актриса Не ждёт его с последней игрой.
(Август 1989 года, г. Глухов)

Так завершилась глава — и началась защита. Не только диссертации, но и себя.

Глава VII. Диссертация
15. Диссертация
Ответ редакции журнала «Шахматное обозрение.64» был датирован 6 декабря 1990 года, но получен мною лишь 20 марта 1991-го — по штемпелю московского отделения. Что это означает?

В период «военных действий» за должность, Москва выжидала. А когда стало ясно, что меня «отбросили от Москвы», — дала ответ. Смешно. Это выжидание, скорее всего, зависело от исхода матча Карпов–Каспаров. Мой стих явно не был за Карпова — я отмечал его ухудшившуюся игру.

Матч завершился победой Каспарова. А вскоре, на турнире звёзд в Линаресе, первое и третье места заняли львовяне — Иванчук и Белявский. Между ними — Каспаров. А Карпов — в хвосте таблицы.

Шахматы сопровождали меня и в период «ревизии Отечественной войны 1812 года». В 1985 году я участвовал в шахматном конкурсе журнала «Квант». Игра была странной: то на цилиндрической доске, то в невозможных позициях, наряду с решением этюдов.

Последнее задание — шуточное: придумать квартет «король и ферзь против короля и ферзя», где любой шах ферзём ведёт к его потере. Я ответил:

«Берём белого короля и ферзя в одну руку, чёрного — в другую. Вращаем относительно доски по методу Аристарха Самосского и устанавливаем на поля: 1О, 2О, 3О, 4О. От громо-молниевого удара мы застрахованы проводом А. С. Попова.»

Пусть разбираются, что за метод Аристарха, утверждавшего вращение Земли задолго до Коперника, и где «провод» Попова — изобретателя беспроволочного телеграфа.

Итоги конкурса были опубликованы в сентябре 1986 года. Задержка — возможно, из-за аварии на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС. Совпадение с «квартетом» — мистическое и случайное.

Мне выслали диплом с автографами Карпова и академика Осипьяна, справку о присвоении 1-го разряда, книгу «Неисчерпаемые шахматы» и значок «квантовца» — буква h, постоянная Планка, с надписью «Квант». Диплом — страница из «Арифметики» Магницкого, по которой учился Ломоносов. На ней — Пифагор и Архимед, но без двуглавого орла. Позже я увидел её в Путивльском музее.

Увязав всё: шахматы, сокращение по штату, историю войн, философию возможного и действительного, Чернобыль — я сформулировал ответ редакции:

Льву Марголису Редактору журнала «Шахматное обозрение.64» На Ваш номер б/н от 6/XII/90 (20/III/91)

Das kannst du deiner Grossmutter erz;hlen! (Расскажите это своей бабушке!)

Ревизией Отечественной войны 1812 года (май–сентябрь 1985) и Великой Отечественной войны 1941–45 гг. (январь–март 1991) УСТАНОВЛЕНО:

Наполеон не допустил ни одной ошибки, но имел нулевые шансы.

Германия имела 100% шансы, но допустила две ошибки.

В райцентрах были бы кирхи, магистраты, особняки с овчарками, море пива, варьете… Но господа не могут существовать без плебеев. Всё перемешалось бы — и в итоге…

Прошу передать привет и сочувствие Анатолию Евгеньевичу, а также академику Ю.А. Осипьяну. Эксперимент на 4-м Бета-энергоносителе завершается успешно.

С уважением, Экс-ревизор-аспирант И шах-король, избежавший опасности

На этом можно было бы закончить свои воспоминания и размышления, изложенные в фрагментарном литературном стиле. Но впереди — протокол судебного заседания.

Что касается двух жертв «войны» — Юрченко и Шулякова — каждый здравомыслящий человек скажет: это область мистики. Но смерть этих людей — достоверный факт. Как и всё остальное, изложенное в моём повествовании.

Думаю, читатель согласится: никакой опасности такого рода «войны» не представляют.

РАЗУМ И ОБРАЗОВАНИЕ — ЕДИНСТВЕННО ТВЁРДАЯ ОСНОВА ВСЕХ ВНЕШНИХ БЛАГ (Плутарх)

Апрель 1991 года Город Середина-Буда, Сумской области

* * *

Резервный фрагмент Повести:

Глава 1.3. Прорыв блокады
22 апреля 1991 года

Глава 1. Прорыв блокады
Эпиграф: «Война начинается с разведки. Победа — с решимости.»

Начало борьбы. Подготовка искового заявления. Первые шаги в суде. Встреча с адвокатом Сукач.

«Когда кажется, что всё потеряно — начинается наступление.» (из фронтовой записной книжки)

В понедельник утром, ровно в 9:00, я был в юрконсультации. Сукач появилась в 9:27. Едва переступив порог, задала вопрос:

— Вы уже всех подняли на ноги?

Видимо, ей позвонила Нина Васильевна. Да и из Президиума областной коллегии адвокатов, скорее всего, тоже звонили — туда я в пятницу, просто от нечего делать, заглянул, побеседовал с секретаршей обо всём и даже больше.

— Да вот, — ответил я скромно. — Через три минуты собирался обратиться к и.о. заведующей юрконсультацией Майе Григорьевне.

— Вот ваше заявление. Дело будет вести М.В. Голубев, председатель районного народного суда.

— И как мне себя с ним вести? Молчать?

— Ни в коем случае.

— Если я приведу ему пример Наполеона и Юрия Чурбанова — это его удовлетворит?

— Удовлетворит.

Сукач повернулась к книжному шкафу — видимо, чтобы скрыть смех. Снова я что-то придумал, как говорится, ни к селу, ни к городу.

Исковое заявление
(подлинник, составленный адвокатом Сукач)

В районный народный суд по иску к облпотребсоюзу о восстановлении на работе и выплате заработной платы за вынужденный прогул

С 3 сентября 1974 года я работаю в облпотребсоюзе: сначала — ревизором Бурынского контрольно-ревизионного отдела КРУ, затем — с моего согласия — в Липово-Долинский райпотребсоюз, а с декабря 1979 года — в отдел КРУ облпотребсоюза, где трудился ревизором до дня увольнения — 25 марта 1991 года.

Моя средняя заработная плата составляет 280 рублей в месяц.

Распоряжением ответчика №36 от 25.03.1991 г. я был уволен с должности ревизора 1 категории отдела ревизий и контроля КРУ по ст. 40 п. 1 КЗоТ УССР — в связи с сокращением штата.

Считаю своё увольнение неправомерным по следующим основаниям:

В отделе КРУ работало 16 человек, из них сокращено 4 ревизора, при этом осталась одна вакансия. Из уволенных двое были трудоустроены в этом же отделе на временные должности. Фактически уволен только я.

Профком не обсудил наличие преимуществ для оставления на работе, что нарушает требования ст. 42 КЗоТ УССР. Я обладаю рядом преимуществ:

наибольший стаж работы;

высокая квалификация (1 категория);

обучение в аспирантуре Львовского торгово-экономического института (последний курс);

наличие двоих несовершеннолетних детей (1981 и 1984 г.р.), для которых я — основной кормилец.

В отделе работают ревизоры, пришедшие позже меня, с более низким образованием и квалификацией. Кроме того, 1 февраля 1991 года уволилась начальник отдела, и на её место был переведён ревизор Гордиенко И.Ф. (работает с 1981 года, неженат). Я не возражаю занять эту должность.

Мне были предложены временные должности, не соответствующие моей специальности.

Одной из причин увольнения считаю разногласия с начальником отдела, который составлял списки на увольнение. Я разработал методику оценки эффективности работы ревизоров, предлагал её внедрить, но начальник отверг. Возникали конфликты и по другим вопросам.

Считаю, что изложенные обстоятельства дают основания для восстановления на работе. Выходное пособие мне выплачено по 25 апреля 1991 года.

На основании изложенного, руководствуясь ст.ст. 234, 235 КЗоТ УССР, прошу:

восстановить меня на работе в должности ревизора 1 категории отдела ревизий и контроля КРУ с 25.03.1991 года;

выплатить заработную плату с 25.04.1991 года;

возместить расходы на юридическую помощь согласно ст. 76 ГПК УССР.

18.04.1991 Адвокат Сукач Л.С. Подпись истца

После ознакомления и проставления подписи адвокат вдруг заявила:

— Я вас на суде защищать не буду!

— Будете! — возразил я.

Составленное заявление мне понравилось: всё изложено кратко и по делу. С документами я отправился в народный суд.

Визит к нарсудье
Нарсудья Голубев встретил меня холодно и неприветливо, что подтвердилось его замечанием:

— Роскошно живёте: квартира в Сумах и дом в С.-Будe. Один наш судья уже два года не может получить квартиру, хотя по Конституции её должны предоставить в течение полугода.

Поговорив со мной обо всём — и по делу, и вне его — он составил сопроводительное письмо и направил меня с копией искового заявления в облпотребсоюз. В письме содержалось предписание явки ответчика 13 апреля к 17:00 с отзывом на иск и другими документами.

На улице шёл тёплый весенний дождь, но я его не замечал. Мой чёрный монгольский пиджак из натуральной кожи был всё равно что плащ. Главное — я вырвался из кольца блокады, и теперь уже виден финиш. Опасность упустить право на восстановление миновала.

В облпотребсоюзе
В приёмной облпотребсоюза у секретарши находилась инструктор из управления заготовок. Секретарша, прервав разговор, обратилась ко мне:

— Что у вас?

— Предписание из народного суда.

Инструкторша возмутилась:

— Я здесь первая, мой вопрос ещё не решён!

— Пожалуйста, я иду с опережением. Могу подождать.

Я присел на стул. Инструкторша решила свой вопрос и ушла. Я обратился к секретарше:

— Скорый пропустили, теперь пассажирский… Пожалуйста, зарегистрируйте в моём присутствии.

Получение копии искового заявления было зарегистрировано.

В приёмную заглянула зам. начальника КРУ Н.И. Лисянская. Я сказал ей:

— Судья Голубев решил провести мирные переговоры.

— Кто такой Голубев? — переспросила она.

— Председатель районного народного суда. Завтра Николай Анатольевич должен явиться с отзывом на иск. Пусть зайдёт в приёмную и ознакомится с копией заявления. На счётчике пока ноль рублей ноль-ноль копеек, но с 26 апреля он начнёт крутиться. Передайте ему это.

— А ты не зайдёшь в КРУ?

— Нет, в КРУ я заходить не буду.

Последняя предосторожность
Вернувшись в народный суд и выяснив, что мои документы ещё не зарегистрированы, я попросил у секретарши судебную повестку по делу. В этом тоже есть тонкость: достаточно судебным работникам уничтожить или затерять документы — и потом уже ничего не докажешь. Хотя мои опасения, конечно, были напрасны. Дело мелкое, но в случае потери документов может обернуться крупными неприятностями, которых каждый стремится избегать в жизни.

Глава 2. Взрыв порохового погреба
24–26 апреля 1991 года

«Когда в дело вступает контротзыв — это уже не перепалка, а артиллерийская дуэль.»

2.1. Контротзыв
24 апреля 1991 года

Имея в запасе два свободных дня, я подробно ознакомился с исковым заявлением и отзывом на него. В иске обнаружил несколько «белых пятен»:

Адвокат использует термин «отдел» вместо корректного «управление».

Моя методика оценки эффективности ревизий якобы была отвергнута начальником отдела, хотя я к Н.П. Шапочнику не обращался.

Аспирантура приравнена к обычному обучению в вузе — что неверно.

В приложении отсутствует справка из Львовского института. А вдруг в суде её выбросят? Потом езжай во Львов за новой.

В отзыве заложен «подводный камень» — якобы моё согласие на перевод в райпотребсоюз. Все подходы к новому отделу ревизий и контроля перекрыты: Марченко прошла курс по ПЭВМ и т.д.

Заместитель редактора районной газеты «Знамя труда», ознакомившись с материалами, повторил за Макаренковым: «Суд тебя не восстановит». Но на мой вопрос «Почему?» добавил: «Восстановят в областном суде».

На душе заскребли кошки. Решил прекратить юридическое крючкотворство в корне — подал в суд контротзыв. Привожу его дословно:

Председателю районного народного суда Голубеву М.В.

Ознакомившись с отзывом на исковое заявление от 23.04.1991 №13-09-20, выражаю категорический протест по поводу следующего утверждения:

«Освобождённый работник т. Пелецкий М.В. согласился на назначение его на должность и.о. председателя ревкомиссии на период декретного отпуска т. Павленко С.Н., проживающей в г. Сумы (семья Пелецкого проживает в г. С-Буда).»

Согласия на назначение на указанную должность я не давал. Более того, 2 января 1991 года, при предупреждении о сокращении, начальник КРУ Макаренков заявил: «Или ты уйдёшь в С-Буду, или останешься без работы».

Считаю, что сокращение штата КРУ произведено с грубым нарушением ст. 42 КЗоТ УССР.

Я совмещаю работу ревизора с обучением в аспирантуре Львовского торгово-экономического института по специальности, напрямую связанной с моей практикой. Ни один из сотрудников КРУ, включая руководство, не имеет учёной степени и не обучается в аспирантуре.

Имею более 10 лет стажа, не допускал производственных упущений, дисциплинарных взысканий не имею. Эффективность моей работы высока. Моя профессиональная квалификация и производительность труда выше, чем у любого другого сотрудника КРУ, включая начальника Макаренкова и его заместителей.

Следовательно, я не подлежу увольнению по сокращению штата согласно ст. 42 КЗоТ УССР.

Дата, подпись

По моей самооценке — это полный провал эксперимента Макаренкова по сокращению ревизора-аспиранта.

2.2. Двенадцатого мая…
26 апреля 1991 года

В пятницу, в назначенное время, я был у нарсудьи. Вручил ему контротзыв со словами:

— Ознакомившись с отзывом, выражаю категорический протест.

Судья холодно взглянул и ответил:

— Драка ещё не началась, а вы уже машете кулаками.

Просмотрев документ, он потеплел, полистал календарь:

— Эти праздники выбивают из колеи…

Подумав, произнёс:

— Двенадцатого мая.

Вызвал секретаршу:

— Оля, выпишите Пелецкому судебную повестку на 12 мая, 14:00.

Пока секретарша оформляла повестку, я спросил:

— Адвокат Сукач отказалась меня защищать на суде, заявив: «Я вас защищать не буду». А почему? Попросил расписку о получении моих документов — мои бумаги чуть не полетели мне в лицо. Как быть с адвокатом?

Судья, войдя в весёлое расположение духа, ответил:

— Времени у вас более чем достаточно. Заключайте договор с любым адвокатом, у которого свободное время 12 мая.

Глава 2.3. Наполеон и Юрий Чурбанов
27 апреля 1991 года

«От великого до смешного — один шаг.» (приписывается Наполеону)

После посещения суда я отправился в облпотребсоюз за очередным пособием по безработице. В бухгалтерии правления предъявил трудовую книжку — отметки о трудоустройстве в ней не было — и судебную повестку. Выдали 357 рублей среднемесячной зарплаты без вычета налогов.

Главный бухгалтер, Нина Петровна, поинтересовалась:

— Ну и как там у адвокатов?

— Пообщавшись в их среде, пришёл к выводу: шьют свои дела исключительно «белыми нитками». Их цель — запутать «в трёх соснах»: будь то свидетель, понятой или даже прокурор, если он слабо ориентируется — и выключить из игры.

В исковом заявлении адвокат Сукач применила три или четыре таких «нитки». Вести моё дело в суде она отказалась. Пришлось искать другого адвоката.

Считая, возможно ошибочно, что моим контротзывом Сукач исключена из игры, направился в юрконсультацию Заречного района. Адвоката Гопко А.З. на месте не оказалось. Вернулся к Сукач, но обратился к другому адвокату:

— Тамара Аркадьевна, поскольку Лариса Степановна отказалась меня защищать, не могли бы вы взяться за дело?

— Нет, не могу. Через три дня ложусь в больницу.

— И чем же вы больны? Вид у вас здоровый.

— Мотор барахлит. Сердце. Истрепалась на этой работе.

— Да, то, что нужно держать подальше от сердца, вы загоняли в самую глубину. Сочувствую.

Захожу к Сукач, усаживаюсь на стул:

— Лариса Степановна, какая связь между Наполеоном и Юрием Чурбановым — пусть не по трудовому законодательству, а по карьерному продвижению?

— Связь есть, коль вы её уловили. О Наполеоне я читала у Тарле, — задумалась она.

Я прервал размышления:

— Наполеон Буонапарте предложил план взятия Тулона, провёл артобстрел по собственной методике. После штурма крепость была взята, и 24-летнего капитана Конвент произвёл в генералы. Потом — Италия и так далее.

Юрий Чурбанов, будучи капитаном охраны членов Политбюро и их семей, познакомился и женился на дочери Брежнева — Галине. Был произведён в генералы МВД. Головокружительная карьера!

Истинно верную фразу, приписываемую Наполеону, сказал один человек: «От великого до смешного — один шаг». Карьеры Наполеона и Чурбанова закончились примерно одинаково.

Адвокат рассмеялась. Поистине — между великим и смешным один шаг. Что она подумала о моём примере и деле — не знаю. Но этим я хотел подчеркнуть: не собираюсь доказывать своё преимущество перед коллегами-ревизорами. Я намерен бросить вызов начальнику КРУ, доказывая своё превосходство по квалификации и производительности труда.

Перехожу к практическому:

— Судебное заседание — 12 мая в 14:00. Берётесь?

— У меня заседание в 10 утра. Пожалуй, да. Деньги сейчас или потом?

— Сколько?

— С областной коллегии пришла бумага: от 15 до 350 рублей.

— Дерите с них побольше.

— 75 рублей.

— Пожалуйста. Отсчитываю, как Паниковский в «Золотом телёнке»: «Новые деньги — новое счастье».

— Вот вам... порванный рубль.

— Сойдёт. «Не в деньгах счастье».

Она выписывает квитанцию, а я мысленно резюмирую: в Заречной юрконсультации назвали 80 рублей, а Сукач почему-то минусовала пять. Видимо, из-за моей реплики: «Вы работаете по русским часам, а я — по швейцарским: плюс-минус пять секунд».

— Не знаю, как буду вас защищать. Вы ко мне неуважительно относитесь.

— Ну, грызанул три раза. Укус скорпиона равен укусу кобры. У индусов — иммунитет. Один, вот, кроет меня матом — но уважает. А я его — по имени, отчеству, и так, и эдак... нет, не уважает.

— Кто это вас крыл матом?

— Да не крыл. В иносказательной форме. А другой, главный контролёр-ревизор района, даже обращался в суд. В акте ревизии я написал: «Проверяющими привязано так называемое нормативное вымя ко всем забитым телятам и бычкам, применён общий 7,1% выхода субпродуктов первой категории, включая вымя».

Он потом рассказывал: «Я взял ваш акт, пошёл в ОБХСС, обратился к нарсудье. Тот почитал и сказал: “Да, есть такая статья. Напишите заявление и укажите адрес.” Но вашего адреса у меня не было».

Я ответил: «Пожалуйста, Фёдор Михайлович: г. Сумы, переулок Леси Украинки, 6/1. Обратитесь ещё раз. Может, суд разрешит “Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем”». Он ведь родом из гоголевских мест — село Глинск, Роменского района. «Дракон».

Адвокат Сукач со смеху чуть не покатилась со стула.

— Выиграл бы он дело? Ведь тоже к адвокату бы обратился?

— Нет, не выиграл бы, — ответила она, смеясь. Потом, посерьёзнев:

— Суд вас не восстановит. Службы по телефонам работают.

— Ну что ж, вновь обращаться к начальнику управления юстиции? Я ведь у «швейцарца» Владимира Акимовича Базиля работал судебным исполнителем.

— По вашему прежнему обращению было компетентное решение?

Она имела в виду моё заявление в комиссию по трудовым спорам по указанию Базиля. Я пояснил:

— Он дал совет, видимо, подумав, что я у него всё ещё работаю. Сделал это в воспитательных целях: «Досиделся! Семь дней на подачу заявления и месяц — на рассмотрение». И правильно сделал! Я набрал массу очков, обратившись туда. Если суд не восстановит — пойду выше.

Мы расстались в прекрасном настроении.