Копия повести ч. 1 Хроника одной войны

Часть первая: АВЕРС
Глава I: «Оборона Москвы»
Эпиграф «Война — это продолжение политики другими средствами. Бюрократия — это продолжение войны без выстрелов.» — Из записной книжки ревизора

Аннотация Начало 1991 года. В стране — тревожное ожидание перемен, в учреждениях — скрытая паника. В контрольно-ревизионном управлении облпотребсоюза начинается «сокращение». Но для одного ревизора это не просто кадровая перестановка — это личная битва за право остаться, за профессиональную честь и за жильё. Повесть «АВЕРС» — это бюрократический триллер, где каждый документ — как приказ, каждый разговор — как разведка, а каждое заявление — как выстрел. Это история о том, как выжить в системе, не потеряв себя.

1. Внезапное нападение
Выписка из служебного документа Постановление правления облпотребсоюза от 29.12.1990 № 297 «О совершенствовании структуры аппарата управления облпотребсоюза» п.1.10 В контрольно-ревизионном управлении сократить 4 человека. Председатель правления облпотребсоюза — И. М. Фильо

1.1 «Тайная вечеря»
2 января 1991 года

Собравшимся за праздничным столом в квартире В. И. Бидоленко ревизорам — в честь тройного праздника: Новый год, день рождения коллеги и его вторая женитьба — начальник КРУ Н. А. Макаренков объявил, что в управлении сокращаются четыре должности. Вопрос ко всем: кого сокращать?

Некоторые участники встречи взвыли, как волки. Вопрос ко мне: кого бы ты сократил, будь начальником? Я ответил: две вакансии — Чайку в Белопольский райпотребсоюз, Симоненко — в Краснопольский. Могу назвать ещё одного: Светлану Марченко возьмут в любой отдел облпотребсоюза.

На мои слова последовал безапелляционный ответ Макаренкова: — Тебя надо сокращать. Или уйдёшь в С-Буду, или останешься без работы. Я парировал: — Работу я себе найду. Нет, не согласен. Пойду до Лыхна, до Фильо — и останусь!

Все были слегка подвыпившие и возмутились моим ответом. Позже играли в «дурачка» моими картами — две из них затеряли. На моё возмущение: — Кто пас куда заныкал мои карты? Я их вожу в дипломате уже два года, и ими сыграли впервые. Они стоят три рубля, а после повышения цен — целых пять!

Макаренков, которого чуть не обыскали, порвал свою личную троячку и развеял по комнате, бросив реплику: — Вот твои три рубля! (НЛ № 247850). Одну половинку с номером потом нашли и отдали мне.

После всех розысков недостающих двух карт, замначальника КРУ Николай Шуляков вдруг заявил: — Миша! Это я пас куда. В моём пальто лежат твои две недостающие карты. Он вынул из кармана пальто две шестёрки — бубновую и трефовую — и отдал мне. Инцидент был исчерпан. Он демонстративно проводил меня к выходу, будто подчеркивая, что в итоге «дурачком с погонами» остался я.

2. «Киевский котёл»
3 января 1991 года

«Киевский котёл» — не всегда дело военное. Иногда он возникает в коридорах власти, где каждый шаг — как манёвр на минном поле. Но, вспоминая события 1991 года, я невольно думаю о другом, страшном котле — том, что в 1941 году под Киевом поглотил сотни тысяч жизней.

Тогда, в сентябре, немецкие войска окружили Юго-Западный фронт Красной Армии. Более 600 тысяч человек оказались в ловушке. Это было одно из самых масштабных поражений в истории войны.

И хотя моё окружение было не фронтовым, а бюрократическим — ощущение безысходности было вполне реальным.

Утром 3 января замначальника КРУ Н. М. Шуляков передал мне расчёт эффективности моих ревизий за девять месяцев 1990 года. Сухо бросил: — Забери свои бумажки. Я взял и ответил: — Вот этим я и буду защищаться.

Они поняли, что я не собираюсь идти ни к «замам», ни к «преду». И, наверное, поэтому начальник КРУ Макаренков предложил: — Как ты смотришь на то, чтобы мы тебя временно перевели в С-Буду, а потом вернули обратно в КРУ? — На таких условиях согласен. Но какова реальность возвращения? Он промолчал, закурил и ушёл.

Я догнал его в курилке и повторил вопрос. Он затянулся, посмотрел в сторону и сказал: — Какие там гарантии? Через год я сам могу не быть начальником КРУ. Реальность такова: в августе этого года Медведева уходит на пенсию, и мы тебя забираем на её место. Я кивнул: — Что ж, это очень хороший стимул.

Историческая справка: «Киевский котёл» 1941 года
В июле–сентябре 1941 года, в ходе Великой Отечественной войны, под Киевом произошло одно из самых масштабных окружений советских войск — так называемый Киевский котёл. В результате стратегической операции немецких армий «Центр» и «Юг» была окружена и разгромлена группировка Юго-Западного фронта Красной Армии, насчитывавшая более 600 тысяч человек. Потери СССР составили свыше 700 тысяч человек, включая убитых, раненых и пленных. Это стало одним из самых трагических эпизодов начального периода войны — символом стратегических просчётов и жестоких реалий фронта.

3. Донесение разведки
15 января 1991 года

Находясь в командировке в пгт Недригайлов, куда меня не направляли ни разу за 16 лет работы в КРУ, я спросил у ревизора Ивана Величко: — Что нового в КРУ? — КРУ дали компьютер — IBM. Поменяли замки на дверях. Собираются ставить решётки на окнах. Компьютер стоит 43 тысячи рублей. Планируют посадить на него Ольгу Подлесную после её выхода из декретного отпуска. — А как там с сокращением штата? — Медведева подала заявление о переводе с 1 февраля на должность старшего ревизора Белопольского райпотребсоюза. Симоненко даёт ей оклад 260 рублей. Стремится опередить меня и Чайку.

4. Телефонный звонок
У телефона Макаренков: — Ну, ты не передумал? — Медведева подала заявление о переводе с 1 февраля. — Кто это тебе сказал? — Величко. — На эту должность будет переведён Гордиенко. Приезжай в КРУ и распишись в том, что ознакомлен с сокращением твоей должности.

5. Совет «дипломата»
Начальник ОПО КРУ В. И. Бидоленко по-дружески посоветовал: — Обязательно в заявлении о переводе напиши, что согласен с переводом с сохранением жилья в г. Сумы.

«Москва уже видна в бинокль»
Хроника одного ревизора. Январь–февраль 1991 года.
Москва была всё ближе. Не в географическом смысле — в символическом. Она маячила в бинокль, как цель, как вызов, как последняя станция перед решающим поворотом. А пока — облпотребсоюз, Сумы, С-Буда, Уралово, и бесконечные лестницы, кабинеты, заявления, командировки.

24 января. В облпотребсоюзе — подпись под распоряжением №8-К: сокращение должности. Макаренков, человек с голосом, как у диктора, говорит: — Встретишь Бездрабко. Пусть подпишет заявление о переводе. К 1 апреля — в С-Буду. Там и должность главного бухгалтера освободится. Сиваева — на пенсии.

29 января. Командировка в Недригайлов прервана. Срочное задание: проверить сдачу выручки в С-Будском райпотребсоюзе — в дни, когда из обращения изымают 50 и 100-рублёвые купюры. Макаренков снова: — Пусть Бездрабко напишет «Согласен» на твоём заявлении. Не больше.

Заявление написано. Шуляков, прочитав, бросает: — Это вызов правлению! И вычёркивает. На выходе — встреча со Свистуновым, председателем ревкомиссии Ямпольского райпотребсоюза. — Ни в коем случае не соглашайся на сокращение по штату. Квартиру потеряешь раньше, чем думаешь.

Поезд «Сумы–Москва». В вагоне — не просто дорога, а оборонительный план. Заявление председателю правления облпотребсоюза: Прошу восстановить в должности ревизора первой категории. Аргументы — безупречная работа, экономический эффект, аспирантура. Приложение — расчёт эффективности. Дыроколом — метка в виде «трёх четвертей Луны». Символ защиты. Или — выстрел.

30 января. Ломакин советует: — Укажи статью 42 КЗоТ. Заявление перепечатано. Метка осталась. Позже её воспримут как пулю, просвистевшую у виска.

Уралово. Первое сельпо в ревизии. Село с двумя памятными знаками: — Штаб 1-го Белорусского фронта, 1943. — Батальон Красного Казачества, 1918. Ранее — Олтарь. Потом — Уралово. В честь актёра, игравшего Хлестакова. Рокоссовский, возможно, выбрал село по названию: «Ура! Лов о!» История — тени забытых предков.

Мороз. Ожидание автобуса. Кашель. Жена говорит: — Нервный. Как тогда, с Лычком. Вспоминается «Бородинское сражение» с отделом БХСС. Таблетки с кодеином — как оружие против тревоги.

4 февраля. Контрольно-ревизионное управление. Новое задание — ревизия в Недригайлове. Разговор с Мотузным: — Если кандидат наук что-то придумает — тогда нужен. — Спасибо на добром слове.

Контрнаступление. Заявление зарегистрировано. Макаренкову — ни слова. На лестнице — короткий диалог: — Я подал заявление. — Давай, будем беседовать. — Мне не о чем с вами беседовать. Я в командировке. Заявление — к Лыхно. — Грош мне как ревизору, если не разберусь. А вы накрутили. Белыми нитками. Гнилыми.


7.7. «На войне, как на войне»
11 февраля 1991 года

— Но сшито прочно! — с пафосом отозвался Макаренков.

Заместитель начальника КРУ, Николай Михайлович Шуляков, просматривая материалы моей ревизии Недрыгайловского Коопзаготпрома, вдруг поднял голову:

— Михаил Вадимович, а что это за склад живсырья, оставшийся опечатанным? Тут указано — в связи с трагической смертью завскладом…

— Это вторая ревизия в моей практике, закончившаяся смертью, — ответил я. — В 1988 году в С-Будском Коопзаготпроме погиб юрисконсульт Дворецкий Михаил Петрович. Теперь — Юрченко Николай Григорьевич, завскладом живсырья. Он не был в отпуске два года. Я настоял: зачистить склад и отправить его отдохнуть. Его направили в Бердичев — сдать кожи. Утром, в гостинице, он упал с лестницы. Бился головой о ступени. Эпилептик. Бывали приступы и раньше. Шесть суток в реанимации — не приходя в сознание. Умер.

Я замолчал, но, видя, что Шуляков ждет продолжения, добавил:

— Если повреждён череп, но цела плёнка между мозгом и костью — шанс есть. Но если плёнка рвётся — мозг расползается. Ему вскрывали череп, снимали крышку… но…

— Да замолчи ты! — с отвращением бросил ревизор Александр Швыдун.

Я замолк. Через минуту, глядя на Шулякова, сказал:

— Найдите теперь завскладом на те вонючие кожи…

В тот же день мне определили новую командировку — ревизия Чупаховского хлебокомбината Ахтырского райпотребсоюза. Я уехал без промедления.

На хлебокомбинате выбрал себе рабочее место в актовом зале на втором этаже. Просторное помещение, высокие потолки, гулкое эхо. Сюда занесли бухгалтерские книги, журналы, документы. Я приступил к работе.

На стене висела карта Великой Отечественной войны — от Москвы до Берлина. Красные и розовые стрелы наступлений, линии фронтов, даты. Я не раз подходил к ней, пытаясь понять логику этих стрел, но всё сливалось в пестрое месиво. Астигматизм мешал различать детали. Издали — просто пятна. Изблизи — хаос.

18 февраля 1991 года меня неожиданно отозвали в Сумы. Без объяснений. Просто — явиться немедленно.

На следующее утро Макаренков бросил коротко:

— Зайди в отдел кадров.

В отделе кадров Варвара Фоминична развела руками:

— Что это за игры? Мы ничего не знаем. Идите к начальнику.

В кабинете — новый начальник. Вместо Курдяева, полковника в отставке, ветерана войны, который одиннадцать лет назад вручал мне удостоверение старшего ревизора №40, теперь сидел Николай Александрович Лисянский, бывший инструктор отдела кадров.

— Распишитесь, — сказал он, — согласны или нет с предлагаемыми должностями: председатель ревкомиссии и главный бухгалтер торгово-закупочного предприятия Сумского рынка.

Я подписал: «Не согласен».

В кабинете находился Иван Григорьевич Бахчиванджи, председатель ревизионной комиссии. Он вмешался:

— Миша, меня уже трижды вызывали в облфинотдел. Предлагают должность главного контролёра-ревизора-эксперта. Я скажу, что ты согласен. Переходи к ним.

— У меня семья в С-Буде и диссертация о потребкооперации. Такой переход невозможен, — ответил я.

Повернулся к Лисянскому:

— Между прочим, сегодня в Польше праздник — 518 лет со дня рождения вашего тёзки, Николая Коперника.

Лисянский улыбнулся, но промолчал.

Вернувшись в КРУ, я зашёл в комнату №10 на втором этаже.

— Что же является причиной моего сокращения? — спросил я хмуро.

— Некого сокращать! — отрезал Макаренков.

Шуляков, поднявшись из-за стола, зло бросил:

— Причина? Твоя низкая квалификация!

— Почему это она низкая? — возразил я.

— Да пошёл ты… Гнать тебя надо к… матери!

В комнате находились ещё двое. Я спокойно сказал:

— Николай Михайлович, вы уже в четвёртый раз оскорбляете меня в присутствии свидетелей.

Он молчал. А я уже знал: это — война. И я её не проиграю.


8.1. Знаменательная дата
19 февраля 1991 года

Утро началось с короткой фразы Макаренкова:

— Зайди в отдел кадров.

В отделе кадров — растерянность. Варвара Фоминична, пожилая, строгая:

— Что это за игры? Мы ничего не знаем. Идите к начальнику.

В кабинете — перемены. Вместо Курдяева, бывшего замдиректора СВАКУ, полковника, участника войны, который когда-то вручал мне удостоверение старшего ревизора №40, теперь сидел Николай Александрович Лисянский — бывший инструктор отдела кадров.

Поздоровавшись, он сразу перешёл к делу:

— Распишитесь: согласны или нет с предлагаемыми должностями — председатель ревкомиссии и главный бухгалтер торгово-закупочного предприятия Сумского рынка.

Я поставил подпись и дописал: «Не согласен».

В кабинете находился Иван Григорьевич Бахчиванджи, председатель ревизионной комиссии. Он вмешался:

— Миша, меня уже трижды вызывали в облфинотдел. Предлагают должность главного контролёра-ревизора-эксперта. Я скажу, что ты согласен. Переходи к ним.

— У меня семья в С-Буде и диссертация о потребкооперации. Такой переход невозможен, — ответил я.

Повернулся к Лисянскому:

— Между прочим, сегодня в Польше праздник — 518 лет со дня рождения вашего тёзки, Николая Коперника.

Лисянский улыбнулся, но промолчал.

8.2. Противники меняют планы
19 февраля 1991 года

Я вновь зашёл в КРУ, в комнату №10 на втором этаже. Хмуро спросил:

— Что же является причиной моего сокращения?

Макаренков отрезал:

— Некого сокращать!

Шуляков, поднявшись из-за стола, зло бросил:

— Причина? Твоя низкая квалификация!

— Почему это она низкая? — возразил я.

— Да пошёл ты… Гнать тебя надо к… матери!

В комнате находились ещё двое. Я спокойно сказал:

— Николай Михайлович, вы уже в четвёртый раз оскорбляете меня в присутствии свидетелей.

Он молчал. Я вышел, ощущая, как воздух в здании стал тяжёлым, как перед грозой. Что-то менялось. Что-то надвигалось.


8.3. Под знаком Скорпиона
19 февраля 1991 года

Улица Кирова в Сумах — «аристократический квартал». Здесь сосредоточены властные структуры: серое четырёхэтажное здание областного комитета госбезопасности, всегда с открытыми дверями и круглосуточно горящим светом в одном из окон второго этажа. Напротив — прокуратура. Чуть дальше — массивное двухэтажное здание с гербом Украины из снопов и колосьев, на всю высоту фасада. На нём — крупная вывеска: «ОБЛСУД».

Символы государственности, тяжёлые, давящие. Я чувствовал: воздух здесь другой. Плотный. Вязкий.

Решил обратиться к юристам. Зашёл к начальнику управления юстиции облисполкома — Владимиру Акимовичу Базылю. Он сидел в комнате №27, кабинет его ремонтировали. За письменным столом — сосредоточен, молчалив.

— Владимир Акимович, вы мне в 70-м году сильно помогли. Тогда, будучи нарсудьёй, приняли меня судебным исполнителем в Ямпольский райсуд. А теперь — нужна консультация. Меня сократили с должности ревизора КРУ облпотребсоюза.

— Когда?

— 24 января. Я расписался, что ознакомлен с сокращением.

Он внимательно прочитал заявление о восстановлении, вернул бумаги.

— Досиделся. Суд не примет материалы, если они не прошли через комиссию по трудовым спорам. Сейчас всё иначе. Отменили перечни №1 и №2. Все — через КТС. Заявление подаётся в течение месяца, комиссия рассматривает в течение семи дней.

— Я думал, администрация сама должна была переадресовать моё заявление в КТС.

— Нет. Это ваша обязанность. Хотя… ошибся. На подачу — месяц, на рассмотрение — семь дней.

— Значит, срок ещё не упущен. Интрига проста: одновременно укрепляют кадры в С-Буде и отбирают квартиру в Сумах.

— Подавайте заявление в КТС. Потом — в профсоюз.

Вернулся в облпотребсоюз. Никто не знал, есть ли вообще комиссия по трудовым спорам. Наконец, Стронская из финансового управления вспомнила:

— Есть такая. Председатель — Пятчанин. Когда-то рассматривали заявление вашего ревизора Бабича.

Написал заявление на имя председателя комиссии, не указывая фамилии. Зарегистрировал в управлении делами под номером 5.

Председателю комиссии по трудовым спорам облпотребсоюза От ревизора первой категории КРУ Пелецкого Михаила Вадимовича

В соответствии с распоряжением правления облпотребсоюза от 22 января 1991 года №8-К, меня сократили с должности ревизора первой категории. При сокращении не учтена ст.42 КЗоТ УССР. В личной беседе замначальника КРУ тов. Н.М. Шуляков назвал причиной моей низкую квалификацию, с чем я категорически не согласен. Прошу рассмотреть вопрос о восстановлении меня в должности.

19 февраля 1991 года Подпись

8.4. КТС
25 февраля 1991 года

Позвонил из Чупаховки в КРУ. У телефона — Шуляков.

— Ну как там КТС?

— Какое КТС?

— Комиссия по трудовым спорам. Она должна рассмотреть моё заявление в течение семи дней. Но меня никто не вызывает.

— Комиссия — это чепуха. Пятчанин болен. Некому рассматривать. Сейчас создаётся новая. Вызовут — рассмотрят.

Я положил трубку. Война продолжалась. Только теперь — на юридическом фронте.


8.5. На центральном фронте
11 марта 1991 года

В тот день я решил — в последний раз — обратиться к заместителю председателя правления, Николаю Петровичу Лыхно. В конце рабочего дня мы с Макаренковым зашли к нему в кабинет.

— Николай Петрович, — начал я, — пятнадцать лет назад вы просили показать мой красный диплом. Вот он. В нём есть любопытная запись: «Бухгалтерский учёт» — с большой буквы и в кавычках. Я был в группе из пятидесяти человек, изучавших финансы. Так что я — финансист, закамуфлированный под бухгалтера.

Лыхно, вернув диплом, парировал:

— Вы — бухгалтер по образованию. Почему не хотите перейти на должность главного бухгалтера торгово-закупочного предприятия Сумского рынка? Вы ведь работаете над диссертацией — это как раз по вашей теме.

— Диссертация уже написана. Во Львове нет специализированного совета. Придётся в Москву.

— Знаем мы эти советы, — усмехнулся Лыхно.

Я не отступал:

— Мною разработана методика предотвращения «ядерных» взрывов, как в Путивльской заготконторе. Почему бы не внедрить её в системе облпотребсоюза?

Макаренков отозвался:

— Таких взрывов больше не будет.

— Не исключено. Журнал К-9 по-прежнему не ведётся.

— А в Недрыгайловском Коопзаготпроме? — с вызовом спросил он.

— Там — идеально. Журнал ведётся по форме.

— Учёные завели страну в тупик, — пробормотал Макаренков.

Я перевёл разговор:

— Мне предлагали должность главного контролёра-ревизора-эксперта в облфинотделе. Официально не обращался, но ушёл бы не задумываясь. Сшито по мне. Дел накидают из Минфина, налоговая…

— Там тоже командировки, — заметил Лыхно.

— Но меньше. А у меня семья в С-Буде. Нет, не могу.

Я повернулся к Макаренкову:

— Вы допустили кадровые ошибки. Почему на переаттестации два года назад выдвинули Чайку Лидию Ивановну, а не Медведеву?

— Медведева ездит только по своему району.

— Почему не меня?

Молчание. Правление не утвердило. Должность потеряли. Ошибка. Вам минус.

— А что за второе сокращение? — спросил Макаренков.

— Когда я сидел на «спасательном круге» в 1989 году — девять месяцев на должности Пигановой в декретном отпуске.

— Величко уже два года на «спасательном круге», — заметил он.

— Долго вы его «рожаете».

— Перейдите в С-Буду, а потом, после выхода Завалий, мы вас вернём в КРУ. Обещаю, — сказал Лыхно, смеясь.

— Нет, Николай Петрович. Тогда у меня ничего не останется. Вы — председатель комиссии по трудовым спорам.

— Ах, я? — спохватился он. — Макаренков, ускорьте вопрос для комиссии.

— Вы обещали должность Медведевой. Она ушла. Почему не зачислить меня?

— Я не обещал, — начал юлить Макаренков.

— Откуда же я это взял?

— Пишет акты на семи страницах, — вдруг заявил он.

— Для кого пишутся акты?

— Для руководителей.

— «Краткость — сестра таланта», — напомнил я.

— Коль не согласны — по закону. Профком уже дал согласие, — подвёл итог Лыхно.

— Не знаю, что они решали за моей спиной. Меня не вызывали. Если по закону — тогда на комиссию. Спасибо, Николай Петрович. До свидания.

— Подожди в КРУ, — бросил вдогонку Макаренков.

— Подсунул свинью. Сказал бы, что семья против, и обратился бы ко мне. А теперь — всё. Мне сказали: поступайте с Пелецким по закону.

8.6. Оборонительные рубежи
12 марта 1991 года

В тот же день я прибыл в Тростянец — на ревизию правления райпотребсоюза. Выбрав момент, зашёл в юрконсультацию.

— Понимаете, мотаюсь по командировкам, не могу выбрать время. Меня сократили.

— Когда?

— 24 января. Я расписался, что ознакомлен с сокращением.

Заведующая, Нина Васильевна Батраченко, усмехнулась:

— Поезд уже ушёл.

— Как ушёл?

— Вы сказали — 24 января.

— Но я ещё не уволен.

— Тогда другое дело.

— Вы меня напугали. Я консультировался с Владимиром Акимовичем Базылем. Он сказал: без решения комиссии и профкома суд не примет заявление.

— Владимир Акимович давно не ведёт такие дела. Комиссия по трудовым спорам ничего не решит, пока вы не уволены. Обращайтесь в суд после увольнения. Назову вам лучшего адвоката в Сумах. В Заречном районе — Гопко Алексей Захарович.

— У меня — Ковпаковский.

— Тогда — Сукач Лариса Степановна. Но стоит ли идти в суд? Суд найдёт зацепку и восстановит. Но как вы потом будете работать?

— Макаренков ведёт со мной окопную, позиционную войну уже два года.


Глава 9. Сталинградская битва
15 марта 1991 года

В четверг, 14 марта, мне перезвонили из Сум. Требование было однозначным: немедленно прибыть в облпотребсоюз — заседание комиссии по трудовым спорам, рассмотрение моего заявления.

Дома, в моей сумской квартире, «квартиранты» вручили письмо со Львова. По штемпелю — прибыло 13 марта. Внутри — справка, подтверждающая моё обучение в аспирантуре ЛТЭИ. Но главное — конверт. На нём впервые — картинка: Мамаев курган, скульптура «Стоять насмерть». Полуголый солдат, метающий гранату. Символ решимости. Символ предела. На следующий день, в комиссии, разыгрался настоящий «Сталинград».

15 марта. Пятница. Заседание комиссии: Председатель — Николай Петрович Лыхно. Члены — Макаренков (начальник КРУ), Луговая (юротдел), Звада (профком), и другие.

Лыхно зачитал моё заявление, запнувшись на номере. Я поправил: — Номер восемь, «ка».

— Вам предложили должность председателя ревкомиссии С-Будского райпотребсоюза. Почему отказываетесь? — спросил Лыхно.

— Это временно. Я не согласен.

— Павленко заявила, что не вернётся.

— А если передумает? В Сумах — очереди. В С-Буде — семья против. Обедов готовить не будут. Что, нужно письменное заявление от жены и тёщи? Может, пошлёте меня в Шостку — к матери? Там тоже вакансия.

— Нет, — отрезал Лыхно.

— Михаил Вадимович дал согласие на С-Буду, — вмешался Макаренков.

— Да, были странные разговоры, — подтвердил я.

— А потом — досрочная переаттестация, — шепнула Луговая.

Макаренков запутал ситуацию:

— Объединяют два отдела — ревизий и контроля. Сокращают только ревизоров первого. Оперативно-профилактический — не трогают.

— А чем занимаются ревизоры ОПО? — спросил я.

Молчание.

— Если не отвечаете…

— Жалобы, следственные дела, — поспешно уточнил Макаренков.

— Вы обещали должность Медведевой?

— Не обещал, — заверил он.

— Почему не зачислить меня на её место? Почему Гордиенко? У него — производственное упущение. Объяснить?

— Не нужно, — прервал Лыхно.

— У Гордиенко есть дети? — спросили.

— Нет. Не женат. Премий не лишался. А Михаил Вадимович — лишался. Пишет акты на восьми страницах, — оправдывался Макаренков.

— Покажите хоть один, — парировали.

— Да что вы с этими страницами? — вмешался Звада.

— Вы — бухгалтер. Почему не идёте на должность главного бухгалтера рынка? — вернулся к теме Лыхно.

— Буду я там сидеть! — вспыхнул я.

— Как это — сидеть?

— Это не то. Я привык к работе с людьми.

— Там тоже люди.

— Микроколлектив. Не моё.

— Кто живёт в вашей квартире?

— Племянница и её муж — инвалид Афганистана. Квартира используется полностью.

— Платите один?

— Да.

— А за газ, свет, воду?

— Газа нет. Электричество — отдельно.

— Где они прописаны?

— В общежитии. Мне так удобнее.

— Почему жена не прописана в Сумах?

— Держится за тёщу. Умрёт — переедет.

— Михаил Вадимович хищений не вскрывает, следственных дел не создаёт, — оправдывался Макаренков.

— С февраля 1990 года — не было. До этого — были. Почему из девяти ревизоров сокращают именно меня? У меня — двое детей, стаж, аспирантура. Статья 42 КЗоТ — на моей стороне.

— Вам предложили должность бухгалтера. По теме диссертации. Почему отказываетесь?

— В КРУ — компьютер. Без расчётов — ВАК не примет.

— Нужна программа.

— Разработают. Николай Анатольевич, просчитаем на компьютере — польза и вам…

Лыхно скривился, отвернулся влево. Как будто мяч влетел в «девятку».

Макаренков понял. Отвернулся:

— С детьми не занимается. Мотается по командировкам.

— Дочь — отличница. Фото на доске почёта. Сын — пятёрки. Я с ними занимаюсь. Хотите — запрос в школу №1. Вы меня оскорбили!

— Как с производительностью?

— Высокая. Командировки — 20–30 дней. Укладываюсь. Иногда прошу три дня — отказ. Работаю до восьми, до одиннадцати вечера.

— После пожара, когда вы написали про короткое замыкание, вам больше не поручали такие дела, — добавил Макаренков.

— ОБХСС обратился. Наталья Дмитриевна дала меня.

— А дело Гальки?

— Лежит. Без движения.

Я встал:

— Я дал методику оценки эффективности ревизии. Почему отвергаете? Учёные виноваты в очередях? Учёные изобрели ядерное оружие — и вы не воюете уже пятьдесят лет!

— Выйдите! — бросил Лыхно.

Через десять минут меня вызвали. Луговая объявила:

— В соответствии со статьёй 232 КЗоТ УССР комиссия не вправе решать ваш вопрос. Вы не уволены.

— Спасибо, Наталья Петровна. Это было ясно заранее.

— После увольнения — в народный суд Ковпаковского района.

— Спасибо членам комиссии, что вникли в мои нужды.

Всё заседание я вертел папку с документами и конверт со Львова. На нём — скульптура «Стоять насмерть». Символично.

Позже, 26 марта, в отделе кадров, я сказал:

— Самое интересное — комиссия. Один шёл как Манштейн, другой сидел как Паулюс — не сдавался. Николай Петрович скривился, отвернулся. Мяч — в «девятку». Другой — в солнечное сплетение. Дети. Пришлось применить «ядерное оружие».

Макаренков действительно сидел в окружении: за спиной — стена, справа — женщина, слева — Звада, напротив — я. Выхода не было.

Шуляков не присутствовал. Неделю назад умерла его мать. Потому и вопрос «о низкой квалификации» не поднимался.

После заседания я зашёл в КРУ, сложил бумаги в дипломат. На немой вопрос Шулякова и Лисянского ответил:

— Комиссия неправомочна. Я ещё не уволен.

На вокзале купил два билета: один — до Тростянца, другой — на поезд «Донецк–Орша» до Хутора-Михайловского. Уехал к семье. В С-Буду.


Глава 10. Удар по штабу
18–29 марта 1991 года

В понедельник, 18 марта, только я ступил на порог Тростянецкого райпотребсоюза, главный бухгалтер Е. Ф. Кудря сообщила:

— Пять минут назад звонила Н. И. Лисянская. Просила, чтобы вы перезвонили в КРУ.

Перезваниваю. У телефона — Шуляков.

— Михаил Вадимович, где вы были в пятницу после заседания комиссии? Мы звонили — вас не было в Тростянце.

— После сумской пищи — расстройство желудка. Обратился в поликлинику.

— Где эта поликлиника?

— В Тростянце.

— А сегодня когда прибыл? Мы звонили в 9 и в 11 — вас не было.

— Выехал из Сум в 8:40, прибыл около одиннадцати.

— Завтра — заседание профкома. Будь в Сумах к девяти.

— Я не писал заявление. Пусть рассматривают без меня.

— Нет. Ты должен быть.

— Хорошо.

Под видом сердечного недомогания направился не в поликлинику, а в юрконсультацию.

— Нина Васильевна, лучше бы я не консультировался. Меня собираются увольнять не по сокращению, а за прогул. Ошибся, сказав Наталье Петровне, что решение комиссии было известно заранее. Теперь Шапочник зафиксировал моё прибытие после одиннадцати. В КРУ на семинарах твердят: ревизоры нарушают дисциплину, приезжая в понедельник к обеду.

— Когда выехали из Сум?

— В 8:40.

— Билет есть?

— Нет.

— Тогда увы…

— Есть! Билетов на 8:40 не было. Купил на 9:50. Прибыл в 11.

— Вот и хорошо. Напишите объяснение. Время в пути — рабочее. Приложите билет. Как это — вы, убелённый сединами, не знаете такой истины?

— Спасибо. Вы меня успокоили.

Во вторник, 19 марта, только вошёл в КРУ — Макаренков:

— Где был после комиссии?

— В Тростянце.

— Чем докажешь?

— Билет.

— В понедельник когда прибыл?

— В одиннадцать.

— Напиши объяснение и положи на стол.

Я написал:

Объяснение В пятницу, 15 марта, после заседания комиссии по трудовым спорам, я возвратился в Тростянец. Никто из работников не сообщил о звонках из Сум. В воскресенье, 17 марта, находился в Сумах. В понедельник, 18 марта, вновь прибыл в Тростянец. Билетов на рейс 8:40 не было — приобрёл на 9:50. Время в пути командированного работника считается рабочим. Нарушения дисциплины не было. 19 марта 1991 года Подпись

После заседания профкома, выйдя из автобуса, почувствовал — будто с рук слетели наручники. Мысленно «стеганул» ими Макаренкова по спине.

Вспомнилось: год назад, 23 февраля, в Тростянце, на торжественном вечере, райвоенком сказал:

— За все девять лет Афганской войны ни один тростянец не погиб. Земля оберегает.

Спустя дни, 29 марта, в Ворожбе, вдруг осенило:

«Это был удар по штабу. Я отстреливался из личного оружия».

; Историческая справка: Сталинградская битва
; Период: 17 июля 1942 — 2 февраля 1943

; Место: Сталинград (ныне Волгоград)

;; Противники: СССР против Германии и союзников

; Итог: Победа Красной армии, капитуляция 6-й армии Паулюса

Ход сражения:

Лето 1942 — наступление Германии (операция «Блау»)

Август — ожесточённые уличные бои

19 ноября — операция «Уран», окружение врага

2 февраля — капитуляция

Потери:

СССР — около 1,1 млн человек

Германия и союзники — более 800 тыс.

Значение:

Символ стойкости и мужества

Перелом на Восточном фронте

Вдохновение для антигитлеровской коалиции


Глава III. Битва за Кавказ
11.1. Предчувствие
18 марта 1991 года

Перед отъездом из Тростянца в Сумы, на заседание профсоюзного комитета, я подошёл к экономисту по ценам — пожилому мужчине с орденскими планками на груди.

— Что было после Сталинграда? — спросил я.

— Битва за Кавказ, — ответил он.

Минеральные воды, целебные источники, курорты, дома отдыха… Завтра — моя «битва за Кавказ». Заседание профкома.

Вспомнились строки Высоцкого — о странной войне на Кавказе. В 1940-м наши и немцы вместе лазили по горам, тренировались. А через год — смертельные враги. Он написал об этом песню. В ней — горы, перевалы, и тот, кто был рядом, теперь целится в тебя.

«Отставить разговоры! Вперёд и вверх, а там… Ведь это наши горы, Они помогут нам.»

Я знал: завтра — не просто заседание. Завтра — перевал.

11.2. Заседание
19 марта 1991 года

Комитет профсоюза облпотребсоюза. Председатель — И. Г. Звада. Шестнадцать человек. От администрации — Лыхно, Макаренков, Луговая, Лисянская.

Вызывают. Захожу. Макаренков, ещё не видя меня, бросает:

— Нарушает трудовую дисциплину…

— Это ваше личное мнение, — парирую.

— Какие должности предлагались? — спрашивает Воробьев.

— Временно исполняющий обязанности председателя ревкомиссии С-Будского райпотребсоюза и главный бухгалтер Сумского рынка.

— Почему отказ?

— Первая — формально занята. Павленко может вернуться. Вторая — семья против. Особенно тёща. Сказала: «Обедов готовить не будем».

— Тёща заявление не писала. Вы — бухгалтер. Почему не соглашаетесь?

— Не хочу.

— А на третью?

— Какую третью?

— Ревизор второй категории.

— Не согласен.

— Работа ревизора — командировки. А как же дети? — вмешалась Богданова.

— Дети здоровы, учатся отлично. Давайте тогда ликвидируем флот, транспорт… и всех ревизоров.

— Какие предложения? — подвёл итог Звада.

— Дать! — сказала Богданова.

— Кто против? — Молчание.

— Единогласно. Санкция на увольнение по сокращению.

— Спасибо. Вольному — воля. Богови — богово. Кесареви — кесарево.

— Пожалуйста, — ответил Воробьев.

В Тростянце Шапочник и Гавриленко спросили:

— Ну как «битва за Кавказ»?

— Быстро закончилась. Дунули — и слетели с гор. Не «Сталинград», где били час подряд — и по голове, и «под дых». Макаренкову мои дети покоя не дают. Интересно, кого бы профком защитил?

— Швыдуна, инвалида, — сказал Шапочник.

— И Бидоленко. Больше — никого.

Глава IV. Диссертация
12. Штиль на море
Одноимённые заряды отталкиваются. Так и мы с Макаренковым. Если он в кабинете №10 — я не могу там находиться. Если я — он исчезает.

Отчитавшись за ревизию, пытаюсь завязать разговор:

— Николай Анатольевич, на суде будет так: если ваши дедовские нитки прочнее японской лески — то да. А если труха…

Молчит.

— В моём удостоверении ревизора — номер 40. В дипломе — 140. Сороковых номеров у меня достаточно. Этот — вычеркнут.

Молчит.

— Вы с Богом воюете? Бога нет — и неизвестно, откуда ударит. А имя у вас — несерьёзное: Нико-лай. Николай Угодник, Николай Великомученик. Не Бог. Михаил — равный Богу. Игорь — защитник Бога.

Молчит.

Ухожу на перекур. Возвращаюсь:

— Вас не интересует учёт во Всемирной истории?

— Нет.

— Почему? Адмирал Нельсон — сорок ранений, нет руки, потерял глаз. Битва у Трафальгара — 140-я и последняя. Убит, но победил.

Макаренков — удивлён. Я продолжаю:

— В дипломе — номер 140. Курдяев добавил 40 в удостоверение. Как будто взвалили на меня труп адмирала — тащи в Сумы. Вот и воюйте с этим «адмиралом». Выпуск — 140–150 человек. Ревизоров было 40. После сокращений — 12.

Входит Светлана Марченко.

— Ты это Свете расскажи, — буркнул Макаренков.

— Что, анекдот? Сегодня — 22 марта. Весеннее равноденствие. Сорок Святых. Тишь, благодать. Яркий день. В облпотребсоюзе — съезд. Утверждают планы. Земля крутится по Копернику. Силач! «Остановил Солнце и сдвинул Землю». Нике лаос — победитель народов.

В Центросоюзе — новые Правила кассовых операций. В честь 515-летия Коперника. В 1973 — Положение. Теперь — новые. Точно в день рождения — 19 февраля.


Входит Светлана Марченко. Макаренков, не отрываясь от бумаг, бросает:

— Ты это Свете расскажи.

Я усмехнулся:

— Что, анекдот? Сегодня, Света, 22 марта — весеннее равноденствие. Праздник Сорока Святых. В природе — тишь и благодать. День яркий, солнечный, безветренный. В облпотребсоюзе — съезд, утверждают планы на год. Земля крутится по Копернику. Каков силач! «Остановил Солнце и сдвинул Землю». Нике лаос — победитель народов!

В Центросоюзе, в честь 515-летия Коперника, утвердили новые Правила ведения кассовых операций. Я ознакомился с ними в Тростянце. В 1973 году, к 500-летию, Центросоюз утвердил Положение. Теперь — новые Правила, точно в день рождения — 19 февраля.

— А раньше ты с этими Правилами не был знаком? — с сомнением спросил Макаренков.

— Был. Возил в дипломате журнал «Бухгалтерский учёт», где были опубликованы Правила, утверждённые приказом Госбанка СССР №345 от 1987 года. Центросоюз тянул полгода, чтобы приурочить к дате рождения Коперника — экономиста, открывшего закон обращения денег: «Худшие деньги вытесняют лучшие». Утвердили — слово в слово, как в приказе Госбанка.

— А я думаю, Центросоюз ставит дату, какая под руку попадёт.

— Это вы так ставите. Даже облпотребсоюз приурочил Совет к Сорока Святым. Потребкооперация отделена от государства, как церковь. А Центросоюз? Конечно быть. Он — член Международного кооперативного альянса.

Все молчали. Я продолжил:

— Коперник — не только астроном. Он — экономист. Первый, кто сформулировал закон денежного обращения, позже названный законом Грэшема. Докладывал на сеймике в Грудзендзе: «Худшие деньги вытесняют лучшие». Лучшие — прячут, худшие — в обороте.

— Почему же закон назвали не в его честь? — спросил Макаренков.

— Сколько той Польши? Три сумских области. А Англия — опоясала земной шар. Англия — это экономика.

В кабинет вошёл Лисянский, начальник управления кадров.

— Света, выйди. У нас с Михаилом Вадимовичем будет мужской разговор.

Света вышла.

— Что ты дурака валяешь? То, что задумал — не получится. Пока не поздно — напиши заявление и переходи в С-Буду.

— У меня приказ со Львова — «Стоять насмерть!» Получил десяток писем, но только одно — с картинкой. Вот оно! Мамаев курган. Скульптура: «Стоять насмерть!» И без кавычек — стоять насмерть. Ни шагу назад.

— А что начальник?

— Начальник отдаёт приказ: «Пусть себе пулю в лоб». Такой приказ я не выполняю.

Лисянский ушёл. Вошла Людмила Бойко, инструктор отдела кадров.

— Распишитесь, что ознакомлены с сокращением.

Я расписался. Потом отпрашиваюсь у Макаренкова уйти пораньше. Пожимаем друг другу руки.

— Спасибо за кашу, не мною заваренную. Вкусно.

Света засмеялась.

На вокзале — ни московских, ни оршанских билетов. Вернулся домой.

— Билетов нет, — говорю Свете. — Через пару часов пойду проситься к проводникам. Давай перекусим.

Она угостила гречневой кашей. Очень вкусной.

Глава V. Коренной перелом
13. Коренной перелом
25 марта 1991 года

В понедельник, по моей просьбе, мне вручили копию распоряжения правления облпотребсоюза №36-К:

О товарище Пелецком М. В. Уволить тов. Пелецкого Михаила Вадимовича с должности ревизора I категории отдела ревизий и контроля контрольно-ревизионного управления 25 марта 1991 года в связи с сокращением штата (ст.40 п.1 КЗоТ УССР). Выплатить выходное пособие в размере среднего месячного заработка. Зам. председателя правления облпотребсоюза — Н. П. Лыхно. Подпись

Так завершился мой путь в КРУ. Не по собственному желанию, но с внутренним достоинством. Я стоял — как на Мамаевом кургане. И если это был коренной перелом — то не только в трудовой биографии, но и в понимании себя.


Глава VI. Круг почёта
14.1. В контрольно-ревизионном управлении
— И Евдокия Михайловна точно так же сократила, — заметил я.

— Какая Евдокия Михайловна? — переспросил Макаренков, будто впервые слышал это имя.

— Дубинская. Таким же макаром.

Света Марченко засмеялась. Я продолжил:

— Ревизия Великой Отечественной войны, в кавычках, дала интересный результат. А вот Отечественную войну 1812 года мы проверяли с Лычком в 1985-м. Тогда я сказал: «Как говорил Кутузов: кто будет платить за разбитые горшки?» — и те хлопцы уплатили тысячу рублей за недополученные доходы, судом не взыскиваемые.

Макаренков молчал. Я продолжил:

— Вы, Николай Анатольевич, родились под знаком Льва. Лев — прирождённый руководитель. Яркая внешность. «И пусть попробуют не заметить», — как сказано в гороскопе.

— Ты так говоришь, будто у меня нет недостатков.

— Недостатков ещё больше: агрессивен, гневен, ничем не брезгует ради цели, мстителен.

— А твой знак?

— Скорпион. Делает невозможное, чтобы доказать, что в нём не ошиблись. Самый ядовитый из всех. Укус — как у кобры. Знак военных, блюстителей порядка, юристов, астрологов. Гороскоп категорически не рекомендует зачислять Скорпиона себе во враги.

Макаренков молчал.

— Кстати, ваш гнев — один из семи смертных грехов.

— Что ещё за грехи?

— Чревоугодие, блуд, гнев, гордыня, тщеславие, сребролюбие.

— Гнев и гордыня — есть.

— Вот за них вас и накажут.

— Кто?

— Бог.

Макаренков засмеялся.

— За хищение в Путивльской заготконторе двух ревизоров наказали: Бороду — за чревоугодие, Бабича — за блуд.

Он замолчал. Я продолжил:

— Лев — огонь, Скорпион — вода. Потому у нас такие отношения: вы полыхаете, я — тушу.

— Если будет обвинение в «низкой квалификации», то на суде — «защита диссертации». На равных. «Курская дуга». Тридцатьчетвёрки Кошкина. Статья 42 — в действии. А «низкая квалификация» — извините.

14.2. В юрконсультации
25 марта 1991 года

Адвокат Лариса Степановна Сукач, просмотрев бумаги, задала вопрос:

— Вы считаете свою квалификацию низкой?

— Нет. Я знал, что спросят. Они поняли, что дали маху, и пошли в обход статьи 42.

— Отбросили от «Москвы», а потом… Зачем?

— Пытался разрешить спор в досудебном порядке.

— Производственные упущения?

— Нет.

— Причина сокращения?

— Не знаю. Думаю, учебное сокращение. Эксперимент.

Я подал объяснение от 19 марта по командировке в Тростянец. Адвокат пожала плечами, вернула бумагу.

Составила перечень документов для суда. Первым — справка о первом появлении в Сумах.

На следующий день в отделе кадров мне дали ксерокопию распоряжения от 3 сентября 1974 года №1089 — о зачислении на должность старшего ревизора Бурынского отдела. Справочно: 2 сентября — годовщина освобождения Сум от фашистов.

— А выписка из аттестационного листа, характеристика?

— Это их забота, — ответила адвокат.

14.3. В контрольно-ревизионном управлении
25 марта 1991 года

Захожу в КРУ. Макаренков пишет. Гавриленко — за другим столом, изучает документы.

Поздоровался. Сел за третий стол.

— По-прежнему расследуешь хищения?

— Да. Сегодня одного привезли из ИВС.

— ИВС?

— Не знаю.

— Я должен написать тебе характеристику. А какую бы ты написал себе?

— Близнецы, — ответил Гавриленко.

— Поверхностен, но схватывает быстро. Карпов — Близнецы. Десять лет — чемпион мира.

— А твоя характеристика?

— Лев — руководитель. Скорпион — предводитель масс. Жертвует собой ради других. Характеристика не нужна. «Курская дуга» отменяется. Будет «защита диссертации». Работайте с воздухом. Близнецы — это воздух.

Ухожу в бухгалтерию.

14.4. В бухгалтерии
В ожидании справки о зарплате — разговор с симпатичными бухгалтершами.

— Я — Скорпион. У него — Антарес, самая красивая звезда. Сверкает красным и зелёным. Макаренков — Лев. Его Регул — только белый. Американцы говорят: русские агрессивны — туго пеленают детей. Видимо, его мать так туго пеленала, что он до сих пор не может разорвать эти путы.

— А что говорит ваш адвокат?

— Обстреляла по слабым местам. Ахиллесовой пяты — нет. Спрашиваю: «Защита диссертации» или «Курская дуга»? Отвечает: «Защита диссертации». Думаю, справка со Львова с гербовой печатью перевесит кипу бумаг облпотребсоюза с круглыми.

Получив справку, ухожу в отдел кадров.


Глава VI. Круг почёта (продолжение)
14.5. В отделе кадров
26 марта 1991 года

На следующий день заглянул в отдел кадров. Пока готовили документы, я, как обычно, не молчал — бомбардировал инструкторов разного рода информацией:

— Засиделся я в облпотребсоюзе. Мне бы — в НИИ, руководителем структурного подразделения. В западных странах отличнику присваивают степень бакалавра. А мой красный диплом нынче в цене: за выпускника — 3 тысячи, за «краснодипломника» — 15.

— Организациям выгоднее взять пятерых, чем одного, — возразили.

— НИИ будут брать.

— У вас красивая жена.

— Да. Еврейка по паспорту. Родинка на лбу — как у индуски. Родилась в год буйвола, я — в год тигра. По восточному гороскопу — вечная борьба. Тигр должен уйти.

— Сталин — тоже тигр. Раньше думал, что он родился в 1879, в год кота. А такая кровожадность! Кот — философ, по женщинам специалист. Но в «Известиях ЦК КПСС» за 1990 год написано: фактически — 1878. С 1922 года уменьшил себе год — чтобы уравняться с Троцким. Есть документы: метрическая книга, анкета в Стокгольме…

— А Маркс? Тигр. И Телец. Телец — лучший экономист по гороскопу. «Капитал» — книга веков.

— Вы верите в гороскопы? — спросила инструктор.

— Верить можно. Но кто гарантирует точность даты рождения? У Швыдуна — родился в год кота, под Стрельцом, а записан как Козерог в год Дракона. До войны архивы уничтожались. Но если математика доказывает всё, то гороскоп — тем более. Он даёт надёжные ориентиры.

— А как у вас дома, в сумской квартире?

— Стерильная чистота. Мать жены — медсестра, обучила дочку. У жены — в три раза хуже.

Документы не были готовы. Пришлось прийти на следующий день.

14.6. В отделе кадров (продолжение)
27 марта 1991 года

Пока ждал документы, зашла начальник юротдела Луговая:

— Суд вас восстановит. И потребуйте, чтобы кооперация возместила ущерб за вынужденный прогул — за счёт Макаренкова. Это его работа.

— Меня это не касается. «Зуба» на них не имею. В 1988-м, когда просил «спасательный круг», не подвели. Я тогда схватил Макаренкова за руку: «Ты что, хочешь с проколом?» — «Нет, Анна Михайловна заканчивает институт, её легко устроить». Девять месяцев — «спасательный круг». Я — родился.

— Если уж начальник юротдела говорит, что суд восстановит — значит, точно. Немцы взорвали Киевский университет, они же его и восстановили.

После её ухода мысленно добавил:

Я это дело буду гнать вплоть до Верховного Суда СССР.

14.7. В юрконсультации
27–28 марта 1991 года

Вручив документы, обратился к Сукач:

— Лариса Степановна, я сегодня взбудоражен. Может, завтра?

— У меня тоже… счета. Приходите завтра к двум.

— Ровно в 14:00 буду.

На следующий день — ровно в 14:00.

— Лариса Степановна есть?

— Нет.

— Где она? Говорят, в Сумах адвокат №1 — Гопко, №2 — Сукач. Я — набедокуривший мальчик. Лучше к маме, чем к папе под ремень.

— Она ведёт гражданские дела.

— Назначила встречу — и не пришла?

Открывают журнал:

— На судебном заседании в суде Сумского района.

Иду в нарсуд. Зал пуст. В канцелярии:

— Сегодня заседаний не было.

Возвращаюсь:

— Ваш журнал врёт. Вы — заведующая?

— Нет.

— Я себя веду… вызывающе?

— Нет. Слишком смело.

— Вы — адвокат?

— Да.

— ХЮИ?

— Да.

— Моё дело не стоит и «выеденного яйца». Аспиранта нельзя сокращать. Все так говорят…

— Гм…

— Сократили. Кандидат наук не нужен. Им нужен ефрейтор. С лычкой!

— Обратитесь к дежурному адвокату.

— Нет. Коль Лариса Степановна взялась — пусть доводит. Я подожду. Даётся месяц. А ещё только третий день.

Симпатичная, слегка полная адвокатша слушает с интересом.

— Одну вашу коллегу «посадил в калошу». Макаренко ввёл её в заблуждение: «не выезжал». Я: «выезжал». Судья: «Если выезжал — должна быть командировка». Достали два тома. Аж две командировки. Сидела — молчала.

Другому помог — за пять тысяч. Сказал, где нужно, где не нужно. Суд — отдал деньги адвокату.

Уходя, сказал:

Почувствовали во мне смертельного врага.

2 апреля 1991 года
Звоню по телефону юрконсультации:

— Лариса Степановна, к 12-му можно прийти?

— Нет. Очень занята. 12 апреля — в Харьков. Буду к 15-му.

— А вы не ошиблись в сроке рассмотрения дела? Может, Верховный Совет УССР изменил?

— Нет. Не ошиблась. Приходите к 20 апреля.

(Между прочим, 20 апреля — день рождения известного политика, на выступлениях которого женщины кричали: «Хочу ребёнка от фюрера!»)


Глава VII. Диссертация
15. Диссертация
«Ревизия Великой Отечественной войны 1943–1945 гг.» — в кавычках — дала поистине парадоксальный результат. Сопоставление её с летописью самой войны, а также с Отечественной войной 1812 года, приводит к неожиданным выводам.

1. Внутренний фронт.

Макаренков и Шуляков имели все шансы завершить «молниеносную войну» — отобрав у меня заявление о переводе. Шуляков даже держал его в руках. Я был настроен решительно, готов отдать — и не возражал бы впоследствии. А что бы дали возражения после удовлетворённого заявления?

Юристы разводят руками: хоть до Верховного Суда СССР обращайся — не восстановят. Сокращения по штату не было. Была просьба о переводе, зафиксированная документально.

Центросоюз? Аспирант — это личное дело. Им может быть и главный бухгалтер сельпо. Никакой помощи.

С захватом «Москвы» всё бы и закончилось.

2. Внешний фронт.

Германия должна была повторить Наполеона. Тот не имел современных средств, но знал: цель — Москва. А рейх растранжирил силы на Киев, Ленинград. Удар по Москве — растопыренными пальцами. Сил не хватило.

Надо было бить по Москве сразу. Киев — оставить резервам. Ленинград — пусть моряки наступают. Потери при наступлении выше, а моряки — не пехота. Только ступят на землю — и головокружение.

Москва могла оказаться в двойном кольце, как Сталинград. Сибирские дивизии не успели бы. Название операции — «Тайфун» — не годится. После окружения — начать «Восточную красавицу». И сердца немецких солдат заиграли бы: «Сейчас она сама начнёт раздеваться». И разделась бы. Москва — смешение народов. Нашлись бы те, кто нарядил бы её в подвенечное платье — для «второго Наполеона».

С падением Москвы — конец. Подъём духа. Япония — на Дальний Восток. Венгрия, Румыния — на Украину.

Троцкий вещал из-за океана: «Если Германия нападёт — катастрофа». Иосиф метался после 22 июня: «Мы пропали». Но, видимо, неоконченное духовное образование подсказало: жди ошибок. И они пришли — заложенные в планы рейха.

3. Шахматная партия.

Шахматы — модель войны. Если король заматован — игра окончена, даже при колоссальных ресурсах.

Свастика — символ шахматного коня. Гит, Гим, Гер, Геб — псевдонимы лидеров. Ход «Г» — во все стороны. Дать коню право прыгать на пятое поле — и он станет ферзём.

Высоцкий выделил две фигуры: ферзя и коня.

«Помню: всех главнее королева — Ходит взад-вперёд и вправо-влево, Ну а кони вроде — только буквой «Г».»

Остальные — лишь повторяют ферзя.

Германский «конь» покрыл Европу — к её восторгу.

4. Литературный эпилог.

В этой «войне» за должность примешались и шахматы. К моменту моего увольнения пришло письмо из Москвы. Редактор журнала «Шахматное обозрение.64» Л. Марголис:

«Уважаемый товарищ Пелецкий! К сожалению, Ваши стихи не отвечают требованиям, предъявляемым к литературным публикациям.»

Ожидаемый отказ. Стих — о будущем шахмат и Анатолии Карпове.

Карпов и Каисса
(фрагмент)

Знаменитость — Карпов Анатолий, Он и игрок, учёный, депутат. Открыт пред ним и Капитолий, Когда объявлен в шахматах антракт. … Но не идёт к нему Каисса, Забыв своей любви дитя, В летах, но вечно юная актриса, Вдруг рассердилась не шутя. … За ней — компьютер лишь с доской, Всего лишь с чёрной. Но актриса Не ждёт его с последней игрой.
(Август 1989 года, г. Глухов)

Так завершилась глава — и началась защита. Не только диссертации, но и себя.

Глава VII. Диссертация
15. Диссертация
Ответ редакции журнала «Шахматное обозрение.64» был датирован 6 декабря 1990 года, но получен мною лишь 20 марта 1991-го — по штемпелю московского отделения. Что это означает?

В период «военных действий» за должность, Москва выжидала. А когда стало ясно, что меня «отбросили от Москвы», — дала ответ. Смешно. Это выжидание, скорее всего, зависело от исхода матча Карпов–Каспаров. Мой стих явно не был за Карпова — я отмечал его ухудшившуюся игру.

Матч завершился победой Каспарова. А вскоре, на турнире звёзд в Линаресе, первое и третье места заняли львовяне — Иванчук и Белявский. Между ними — Каспаров. А Карпов — в хвосте таблицы.

Шахматы сопровождали меня и в период «ревизии Отечественной войны 1812 года». В 1985 году я участвовал в шахматном конкурсе журнала «Квант». Игра была странной: то на цилиндрической доске, то в невозможных позициях, наряду с решением этюдов.

Последнее задание — шуточное: придумать квартет «король и ферзь против короля и ферзя», где любой шах ферзём ведёт к его потере. Я ответил:

«Берём белого короля и ферзя в одну руку, чёрного — в другую. Вращаем относительно доски по методу Аристарха Самосского и устанавливаем на поля: 1О, 2О, 3О, 4О. От громо-молниевого удара мы застрахованы проводом А. С. Попова.»

Пусть разбираются, что за метод Аристарха, утверждавшего вращение Земли задолго до Коперника, и где «провод» Попова — изобретателя беспроволочного телеграфа.

Итоги конкурса были опубликованы в сентябре 1986 года. Задержка — возможно, из-за аварии на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС. Совпадение с «квартетом» — мистическое и случайное.

Мне выслали диплом с автографами Карпова и академика Осипьяна, справку о присвоении 1-го разряда, книгу «Неисчерпаемые шахматы» и значок «квантовца» — буква h, постоянная Планка, с надписью «Квант». Диплом — страница из «Арифметики» Магницкого, по которой учился Ломоносов. На ней — Пифагор и Архимед, но без двуглавого орла. Позже я увидел её в Путивльском музее.

Увязав всё: шахматы, сокращение по штату, историю войн, философию возможного и действительного, Чернобыль — я сформулировал ответ редакции:

Льву Марголису Редактору журнала «Шахматное обозрение.64» На Ваш номер б/н от 6/XII/90 (20/III/91)

Das kannst du deiner Grossmutter erz;hlen! (Расскажите это своей бабушке!)

Ревизией Отечественной войны 1812 года (май–сентябрь 1985) и Великой Отечественной войны 1941–45 гг. (январь–март 1991) УСТАНОВЛЕНО:

Наполеон не допустил ни одной ошибки, но имел нулевые шансы.

Германия имела 100% шансы, но допустила две ошибки.

В райцентрах были бы кирхи, магистраты, особняки с овчарками, море пива, варьете… Но господа не могут существовать без плебеев. Всё перемешалось бы — и в итоге…

Прошу передать привет и сочувствие Анатолию Евгеньевичу, а также академику Ю.А. Осипьяну. Эксперимент на 4-м Бета-энергоносителе завершается успешно.

С уважением, Экс-ревизор-аспирант И шах-король, избежавший опасности

На этом можно было бы закончить свои воспоминания и размышления, изложенные в фрагментарном литературном стиле. Но впереди — протокол судебного заседания.

Что касается двух жертв «войны» — Юрченко и Шулякова — каждый здравомыслящий человек скажет: это область мистики. Но смерть этих людей — достоверный факт. Как и всё остальное, изложенное в моём повествовании.

Думаю, читатель согласится: никакой опасности такого рода «войны» не представляют.

РАЗУМ И ОБРАЗОВАНИЕ — ЕДИНСТВЕННО ТВЁРДАЯ ОСНОВА ВСЕХ ВНЕШНИХ БЛАГ (Плутарх)

Апрель 1991 года Город Середина-Буда, Сумской области