Волшебная на всю голову Часть 1

~~&~~&~~&~~&~~&~~

У Селивановой было две сестры. Одна - изящная мраморная статуэтка, с тонкими руками и ногами, с голубыми глазами и пшеничными волосами. Другая - смуглая, с глазами цвета прозрачного янтаря, каштановыми волосами и сногсшибательными ногами. Обе считали себя красавицами и несли гордо и осторожно свою красоту, как искрящееся вино в хрустальном бокале, боясь расплескать.

У Селивановой, вот поди ж ты, ни кожи, ни рожи, ни остальных достоинств, только сидеть и плакать...

Моль бледная. Белёсые брови и ресницы и светло-серые глаза, до такой степени блеклые, что казались выстиранными. Селиванова как-то свыклась с такими обстоятельствами, ну не скажет ей никто: "Зачем, красавица, на землю наступаете с утра?" Ну, подумаешь! Живут же люди без рук и ног, как то устраиваются в жизни.

Селиванова сначала приуныла, а потом сказала себе: "Не грусти, от грусти сиси не будут расти. При современной индустрии красоты есть тысячи способов быть привлекательной."
Был сделан перманент бровей и губ, наращены ресницы и перекрашены волосы в радужный цвет. И вот уже в зеркале отражалось лицо, про которое можно было сказать: "Чудо как хороша!"

Фигура-параллелепипед срочно нуждалась в коррекции. Глядя на свое отражение в зеркале, Селиванова видела не женщину, а геометрическую фигуру, никаких художественных форм, никаких лебединых плавностей и грации в движениях. Походка: "небольшое стадо — медленно двигалось вдоль опушки".

Когда у организма нет талии, организм в страшном замешательстве, можно сказать, в страшном испуге, ограничений нет, он не знает куда расти, вот и растет повсюду... хаотично: здесь – комок связок, там – жировая складка, ниже – фрагмент кости, пробивающий кожу. Ни единой прямой линии, одни зигзаги.

На ночь Селиванова затягивала себя в солдатский ремень и стоически пыталась заснуть. Пряжка врезалась в пупок, оставляя багровую полосу на коже, но именно это неудобство приносило ей странное успокоение. Ремень пах армейской казармой и тем, что нет в жизни чуда без борьбы! Ей снились сны о полях ржи с горящими танками, и красноармеец, зовущий ее  из клубов черного дыма: "Вставай, Селиванова, на борьбу с врагом! И она вылезала из окопа, и ползла с гранатой на танки. И тело ее разлетелось на куски пронзенное снарядом. В ушах стоял адский грохот, когда она издала предсмертный хрип и проснулась.

Каждый вечер, затягивая ремень все туже, Селиванова готовилась к новой битве. Битве за право быть красивой, к битве, которую она проигрывала каждую ночь, но снова вступала каждый вечер, закаленная болью и внезапно проснувшейся  волей.

Стеклянная витрина обувного магазина сверкала неоном, притягивая прохожих.  За панорамным окном стояла девушка-манекен в восхитительных вишневых туфельках. Лакированные, на 15 см шпильке, с бантиком на мыске. Селиванова впала в ступор. Отживев, она уверенно шагнула к двери магазина. Дома она нетерпеливо открыла коробку, лаковый блеск отразился в ее счастливых глазах, в восторге погладила лаковый бантик туфельки.

Она встала на каблук и прошлась перед зеркалом. Вишневый лак отражал свет, внутри вспыхнул огонь страсти. Пятнадцатисантиметровая шпилька дарила невообразимую  уверенность. Взгляд, скользнувший по отражению, зацепился за незнакомое выражение лица. Это была не Селиванова, а какая-то другая женщина. (Застопорил. Пусть вылежится.)