Камень Огненной Тальго 17

17. Дорога.
 
    Кунто Кардок снарядил их в дорогу, снабдив оружием, снаряжением, лошадьми, включая запасных, ворохом паспортов, подорожных и других документов разной степени устрашения с печатями департаментов Консулата. А, главное, проложив их путь, по сути, короткими переходами между точками, где они могли просто остановиться, получить помощь, убежище, или сопровождение в случае опасности. Перед ними шёл сам Вир-Ланго, в компании Ронго Бабиру и хорошего головореза. Однако, учесть всё – было невозможно.
   На третий день, когда они остановились, чтобы добрать воды во фляги у трактирного колодца, Канно заметил, как человек, вооруженный укороченным кавалерийским мушкетом и тесаком, при сумке старорежимного почтальона, с которой был ободран герб королевства, и в новомодной накидке Курьерской Службы Консулата, прибил лист желтоватой бумаги к стене трактира у входа. Рядышком с уже висевшим. Сделав дело и убрав принадлежности, он завернул за угол. Надо полагать – к стоявшей там будке отхожего места. Канно подошёл и прочёл. Потом, оглядевшись, сорвал оба листа и, сложив вдвое, уже на ходу убрал в карман кафтана. Зашёл за угол следом за гонцом. И, когда ему навстречу открылась дверь будки – ударил выходящего человека ножом и толкнул его назад, подхватив мушкет и сдернув почтальонскую сумку с его плеча. Пожалел, что тело не пролезет в сортирное очко, снял патронную сумку и повесил её себе на шею вместе с почтовой, забросил внутрь вывернувшуюся наружу ногу убитого, и лезвием ножа через щели ловко закрыл дверь на задвижку-вертушку изнутри. Не совершил ни одного лишнего движения и управился за секунды. За его лошадью Канно не пошёл – у коновязи уже толкались какие-то люди. Да и своих хватало. А, когда возвратился назад, к Барте и остальным, ему вдруг стало не по себе от будничного спокойствия, с которым он только что убил не готового сопротивляться человека. Не оглушил его, чтобы отнять сумку, не отобрал её силой, запугав и надавав затрещин, а просто сунул ножом без долгих разговоров и бросил в сортире, возможно ещё живого. Спутники Канномара, похоже, поняли, что успело произойти, и потому без вопросов прыгнули в сёдла и погнали лошадей дальше. Спустя час они остановились, свернув с дороги в густую рощу и укрывшись за деревьями, чтобы устроить привал. Тантуро принялся осматривать лошадей. Барта и Нарченмира полезли в сумки и ранцы - приготовить перекус.
   - Я опасный спутник, Конри. – Канно протянул девушке листы, в одном из которых достаточно подробно описывалась внешность его самого, во втором – Банго Вир-Кумано. Указывалось на их возможность пользоваться чужими паспортами и подорожными, быть вместе и в компании двух девушек. Одну из них описывали, как Рикамиру Вир-Банго. Конри попросила подойти к ним Джера Тантуро, и прикинув возможные расклады – решили, что Канно продолжит дорогу один, по возможности перехватив Банго. Возможно, тот ещё не предполагает о новой опасности. Крайняя точка встречи – крепость Высокая. Канно быстро отметил волевые и организаторские способности Конри, но даже она не взялась спорить с Бартой, когда та решила ехать с Канно. Характеры девчонок стоили друг друга, может, потому и сблизились всего за пару дней. Канно и Барта начали сборы к дороге. Тантуро выделили им ещё Тётку, как запасную и вьючную - под поклажу.
    Конри тем временем успела изучить содержимое трофейной сумки, бросив затем в костёр и её, и бумаги. Однако, несколько листов и пакетов она оставила при себе.
   - Я сохраню это. – ответила она на немой вопрос Канно: - Такие вещи не знают срока давности. И кому-то придётся за всё это ответить. Ну, а розыскной лист на Врага Консулата и Справедливости Канномара Вир-Хогарда я подарю вам с Бартой, скажем… на двадцать пять лет вашей свадьбы.
   Потом, улучшив момент, когда рядом с Канно никого не оказалось, она подошла к нему.
   - Канно, давай перейдём на «ты». Я видела твоё лицо, когда ты вернулся с ружьём и сумкой этого человека. Прочти, пожалуйста, вот это… это из его сумки. Прочти и больше не терзайся угрызениями совести. - она дала ему несколько бумаг из сохранённого: - Тех, кто участвует в таких делах, на дуэль вызывать необязательно. Они с нами церемониться точно не будут…
   Канно быстро прочёл, и понял, что ему посчастливилось завалить не простого курьера, а матерого пса, который розыскные листы на стены колотил по ходу дела. Главной его работой была связь между штабами с столице и отрядами, добывавшими продовольствие и каравшими местное население за попытки сопротивления действиям новой власти. Там было бодрое донесение о разорении взбунтовавшегося городка, убийстве всех жителей, собак и кошек, поджогах и разрушении артиллерийским огнём домов. Там была жалоба одного отряда на действия отряда другого, сбрасывавшего тела убитых в колодцы и создавшего проблемы с питьевой водой. Там был отчет карательной экспедиции о разоренных деревнях и хуторах, конфискованном хлебе и угнанной животине. Там были руководства к действию, сводящиеся к простому «не щадить никого». Там был приказ для оглашения в частях и соединениях революционной гвардии Консулата, в котором объявлялась благодарность за проявленное рвение Сотне Возмездия, укомплектованной добровольцами из столичной обслуги и прислуги, которые загоняли жён и детей землеробов в сараи и сжигали там, заперев двери, в отместку за нападения их мужей на продотряды. Там было в достатке такого, от чего Канно пожалел, что не спровадил тушку им убитого в сортирное очко частями…
   Вскоре перед Канно и Бартой были «безвластные» территории, по которым шарахались отряды карателей и вымогателей продовольствия под знамёнами Консулата, ватаги землеробов, сопротивлявшихся им и резавших при удобном случае всех «городских» не особо разбираясь, и просто банды лихих людей, незатейливо грабивших встречных-поперечных.
   Утром следующего дня дорога вывела из к городку. Точнее – тому, что от городка осталось. Остовам строений, окруженных тишиной, хуже кладбищенской – даже птиц не слышно. Пару раз донеслось лишь деловитое воронье карканье. Возможно, это о нём говорилось в прочитанном Канно донесении. Возможно – такая же судьба уже постигла многие городки Варсома. Лошадь Барты фыркнула, замотала головой и встала, как вкопанная. Затем и сами Барта с Канномаром сморщили свои чуткие носы от жуткого запаха, принесенного порывом ветра со стороны города.
   - Назад, Барта! – Канно начал разворачивать Воробья: - На всякий случай мы объедем эти руины с наветренной стороны. Возьми шарф и замотай лицо.
   Объезжая, они вышли на просёлочную дорогу, которой и двинулись далее – она шла параллельно тракту, а нырнуть с неё в лес при нежелательной встрече было проще. Через час примерно показались дома. Хутор, хозяйства на три. И там происходила какая-то суета. Потом ударил выстрел, и ещё три следом. Канно и Барта остановились, не выезжая из лесу.
   - Стой здесь, я посмотрю. – Канно осмотрел своё ружьё.
   - На рожон только не лезь.
   - Я аккуратно.
   С оружием наизготовку Канно незамеченным прокрался к постройкам. За углом шла слышалась возня. Канно выглянул – в тупичке между сараями двое оболтусов, одетых по-городскому и с широкими синими повязками на рукавах, пытались совладать с загнанной в угол бабой. Точнее, совладать пытался один, а второй стоял рядом и глупо хихикал. Канно огляделся, аккуратно приставил ружьё к стене и потянул хозяйский топор из удачно подвернувшейся колоды. Он и в «старое, доброе» время не снизошёл бы до благородного поединка при таком раскладе. А сейчас – один получил добрый бросок топором, второй, успевший повернуться - удар «горца». Увернувшаяся в сторону женщина поправила юбку и первым делом потянулась к топору.
   - Топор… добежать не успела… они там детей и баб в амбаре заперли, сжечь собрались.
   - Где амбар и сколько их тут? - теперь просто взять и уйти назад Канно уже никак не мог.
   - У той околицы. – женщина махнула топором, показывая направление. - Десяток их примерно налетел… мрази мразотные… по домам, наверное, разбрелись, грабят.
   - Веди, только осторожно, и чтоб нас заметно не было по возможности.
   Они прошли вдоль стены дома, Канно приподнялся к окну и прислушался – внутри было тихо. Тогда он выглянул из-за угла. Совсем рядом на траве лежал мужчина с простреленной грудью. И валялись вилы, которыми он, видно, пытался оказать сопротивление. Хорошие вилы – железные. Хутор-то из зажиточных был. Вот и решили бесы занести «справедливости» своей. У коновязи стояли две лошади. Наверное, тех оболтусов, что уже лежали за домом. Поодаль торчали в сёдлах ещё два всадника. Разряженные в пух и прах, как Лазоревым Мушкетёрам не снилось. Один – ещё и на пегой лошади, и со знаменем, которое сейчас, по безветренной погоде, висело тряпкой. Зато второй был в дорого отделанной кирасе, и восседал гордо подбоченившись. Не иначе, как командир. И его распирало от собственной значимости. При других обстоятельствах это было бы смешно, а сейчас Канно скрутило от злости. Он выскользнул из-за укрытия, подхватил вилы и метнул их в напыщенного дурака. Расчет был скорее ошеломить противника, чем нанести ему смертельный урон, но и этот бросок оказался удачным – удар пришелся прямо в шею «кирасира». Да ещё и такой силы, что всадник вылетел из седла и запутался левой ногой в стремени. В воздухе мелькнули рукоять вил и правая нога проповедника Свободы и Справедливости. Его конь, всхрапнув, припустил вдоль забора, потащив трепыхающегося в агонии седока с вилами в шее по уличной пыли.
    - Сюда! Ко мне! Убивают! – заполошно заорал знаменосец, и вместо того, чтобы схватиться с Вир-Хогардом, или прийти на помощь раненому, пришпорил коня и порскнул за угол какой-то постройки, не иначе, как за подмогой. Да столь шустро, что Канно даже выстрелить не успел. Битва сразу со всей кодлой в его планы не входила – он собирался есть мамонта частями. Женщина, молча, потащила его назад, но тут за углом, куда ломанулась знаменосная сволочь, вдруг бухнул выстрел, раздались свист и крики. И пегая лошадь вылетела обратно уже без седока и знамени, а следом за ней - несколько всадников с ружьями в руках. Кто в пёстрых кафтанах, кто в домотканых длинных, почти до колен, рубахах. Причем двое из них, держались на своих скакунах даже без сёдел.
   - Стой! Это наши! - женщина схватила Канно, снова взявшего было ружьё на изготовку.
   Всадники растеклись между домами, отлавливая тех, кто пытался сбежать, и подавляя количеством стволов тех, что пытались отстреливаться. И пощады не было никому.
   - Не трогайте, это свой! – женщина вышла вперёд и прикрыла собой Канно.
   - Что за свой? Уверена, хорошая моя? - двое вооруженных парней спешились перед домом. Один взял Канно на прицел, второй взялся заряжать своё ружьё.
    - Свой. Он двоих за домом положил.
   Подошли ещё вооруженные мужики и парни. Подтащили и бросили на траву щедро перемазанное кровью и пылью тело убитого Канно всадника в попугайских тряпках и кирасе, который всего минуту назад гордо красовался в седле. Тогда он был смешон, сейчас - жалок. Выбритый дядька при тесаке и мушкете с презрительной гримасой толкнул тело ногой:
   - Этого – тоже ты завалил?
   - Я завалил, - Канно показалось вдруг знакомым лицо убитого им человека, и он нагнулся, чтобы рассмотреть внимательно, оттер грязь с его лица рукавом его же кафтана: - Ох, ты ж ёлки зелёные… вот ведь даже как…
   - Что? Знакомого признал? – хохотнул разбитного вида малый на гнедой лошади.
   - Признал. Не сказать, что знакомый… этот пёс работал в магазине на Большой Цветочной улице. В цветочном магазине. В столице. Составителем букетов. Я заказ у них как-то раз делал. И видел его за работой.
   - Что за работа была?
   - Работа – как работа. Букеты из цветов собирал по заказу покупателю.
   - В смысле?
   - Приходишь в лавку к ним. Говоришь, например, что надо тебе букет, на день рождения девушки семнадцати лет и зим от роду, синеглазой и русоволосой, и желаешь ты ей назначить свидание. Он тебе и подбирал нужные цветы в нужном количестве…
    - Небеса Великие, да что же это, братья, делается, - принялся вдруг громко тосковать остававшийся в седле землероб. - Кого только тут с грабежом за последнюю луну не видели. Актёры, танцоры, поэты, адвокатские и судейские крючкотворы, мелкая чиновная и канцелярская сволочь. Просто бездельники и пьяницы. А эта, мать её, чокнутая лярва, что заживо людей в домах сжигала? Чему она там, в городе, в академии своей студиозов учила? Хвилософии? Теперь вот «составители букетов» пошли! А солевары мне сказывали, что какого-то «держателя ценных бумаг» намедни живым прихватили, когда к ним шобла за солью нагрянула. Соль им понадобилась во имя торжества народовластия! Полдня его расспрашивали, всё пытались понять, каким трудом он на жизнь себе зарабатывал, пока всё не гикнулось, да так и не поняв, повесили. Это же вся городская шелупонь взялась мужика жизни учить, а! Ну, ладно бы, суки, просто грабили, ну резали, но они же ещё и наставления по жизни читают…
   - Всё? Пробухтелся? – оборвал его выбритый и посмотрел на Канно: - Лошадь где твоя? Ты же не пешком тут шастаешь? И не один, наверняка.
   - Не один. Я с женой к границе пробираюсь.
   - Веди её сюда. Жену. И лошадь – тоже. К Деду Олмеру поедем. Старшему нашему. Вы отдохнёте, а мы посмотрим, что вы за люди. Мармо, Лонс – сгоняйте с парнем.
   Дед Олмер, может и был дедом, но годами оказался едва ли старше Риномара Булвера. Разве, что – при окладистой бороде с обильной проседью. Был он и ранее деревенским старостой, а по нынешним временам его признавала за старшего вся округа. Выбритый, которого звали Кетмар, и которым Канно разговорился по дороге, спешился и доложился ему о случившемся.
   - Старого Тина убили. Остальные живы. Разбежались, попрятались.
   - Что с уродами городскими?
   - Перебили всю дюжину. Ещё мы там аристократа прихватили. С бабой его.
   - Аристократа на дерево, бабу в коровник, навоз выгребать. Через пару месяцев – отмыть и допустить коров за титьки дёргать. У Лешего сколько уже таких набралось?
   - Четверо. И двое детей. Им даже дом, пустовавший, выделили. Все при деле. Одна, говорят, покуражилась с недельку, но, как жрать захотелось – взялась за лопату, как миленькая. Только эти ребята… ну… нормальные они ребята. Не как те, что у Лешего. Парень один в драку с собаками этими полез, троих завалил, и вроде останавливаться не собирался. Жену Рино Вайруна спас, её насильничать собрались. И детей их со старухами в сарае уже заперли, сжечь хотели. Рино сказал, что должник его теперь… А, они к границе пробираются.
   - Эти, что ли? – Дед Олмер посмотрел на Канно и Барталину.
   - Мы самые. – Канно спешился и подошёл. – Канно, а это жена моя, Барта. Нам бы где-нибудь отдохнуть и переночевать
   - А, что мимо не проехал, в драку полез?
   - Не люблю, когда людей убивают, женщин сильничают и детей жгут.
   - Из офицеров, небось?
   - В егерях служил, потом в гвардии немного.
   - Ох, ты ж… это хорошо. Нам такое надо. Определи их на постой, а потом я с ним поговорю.
   Барта, тоже спешившаяся, уже о чём-то щебетала с местной женщиной. Кетмар повёл Канно по деревне, посмотреть, где можно разместиться.
   - Слушай, а что это за стерва была, что хутор сжечь хотела?  - продолжил разговор Канно: - Ну, что философию преподавала?
   - Чего давала? А… ну, было дело. Так же вот, как сегодня прискакали, мол, отряд Консулата при пяти пустых подводах на хутор к Банго Многодетному пошёл. Не иначе, как за новую жизнь агитировать, заодно разграбить всё до голых стен. Они тут взялись малыми отрядами, но во много мест заходить. Только тогда мы их вовремя успели перехватить – они уже у хутора передохнуть остановились, сил набраться. Ну и мы, пока их обкладывали, видели, как нежить эта на телегу взобралась, и шоблу свою мозгами заряжала и накручивала. Мол, наше святое дело - освободить землю от всех, что мыслью в облаках витать не могут, а могут лишь в борозде ковыряться. Они, дескать… то есть – мы…  создания низшие, к высоким материям неспособные, мозгов у нас – как у рыб, и новому обществу мы бесполезные. Движение какое-то задерживаем. А, потому сегодня подельники её должны не как обычно про нужды революции обществу поведать, потом перебить мужиков, что с добром расставаться не захотят, изнасиловать девок подвернувшихся, и хозяйство от души пограбить, а без долгих слов загнать весь работный люд в сарай да сжечь вместе с приплодом. Так, и только так…
    Ну, так и мы после такого в живых только одного оставили, да и то ненадолго - лишь затем, чтоб расспросить его про эту сучку, телом тощую и рылом страшную. Саму-то её Верзила Турмор, торопыга этакий, пикой к земляничнику пришпилил по ходу дела. Так она ещё корчилась и шипела, как гадюка. Нежить, одно слово. Откуда только её в городах ваших проклятых столько накопилось, нежити этой…
   - Наёмники, энторцы – в ваши края не забредали ещё?
   - Энторцы? Слышали про них, но пока самих не видели. Только шапки их высокие, чудные из кожи и фетра нам показывали – угодили недавно они в засаду ребят Торека Лешего. Ну, чисто как ведро над головой и дно – с широкой стороны. Про наёмников этих говорят, что, мол, многим их командам жалование платить перестали, и они теперь чуть ли не сами по себе. В смысле – грабят, что под руку подвернётся уже без всякого революционного мотива.
   - Шапка эта может удар тяжелой шпагой придержать. Вы, кстати, заканчивайте со сражениями в чистом поле – вам, я слышал, повезло пару раз, когда вы расколошматили эту сволочь наскоро сколоченную в революционные полки и совершенно необученную. Энторцы – это другое. Те ещё бесы.
   - Переживем. Шпага – что… Нам топором привычнее. А от него и каска кирасирская не всегда спасёт. Шея треснет. А, ещё у нас, уже и командиры из ваших «бывших» есть. Знают в этом деле толк. Вот хотя бы… эй, Джертамо! Возьмешь к себе на постой?
   Кетмар окликнул человека, о чем-то беседовавшего у дома с его хозяином, тот обернулся, и Канно не поверил своим глазам.
   - Гарвиг! Живой! Старый ты вояка!
   - Живой, командир. Что мне будет?
   - Ты же в Холмистом должен был оставаться? - Канно обнял старого флагмастера.
   - Нет больше Холмистого. Едва ноги унести успели со старухой. Разорили дотла. Теперь вот мщу паскудам по мере сил. Коня не сохранил, отдать пришлось другу вашему. Уж простите. Но, есть у меня, чем вас порадовать! Идемте, я тут домушку пустовавшую осваиваю. Хозяева куда-то в города подались за лучшей долей пару лет назад, да и сгинули бесследно.
   Кетмар, решив, что его дело сделано пошёл дальше по своим делам, а Канно и Джер Гарвиг неторопливо направились к стоявшему чуть на отшибе домику.
   - Не сдержал я слово, мастер лейтенант, да только Гром ваш Тину Вир-Маркуду больше нужен был. Уходить ему надо было. Быстро и без раздумий.
   - Ушёл?
   - Ушёл.
   - Толпа восставших гоняла?
   - Гоняла. И кого в той толпе только не было. Там целая история с географией случилась. На ваше место вскорости алтаранского хлыща привели. Тайво Монкаро. Скотина та ещё была. На все деньги за короткий срок себя показал. Накануне мятежа он как раз дежурным офицером заступил. А, приятель ваш, Тин Вир-Маркуд… и смех, и грех… приколыхал ночью с девицей. В театре, что ли с подтанцовки зацепил. В мундире была каком-то театральном. Симпотная такая кобылица, высокая, сисястая, да с хохотальником на сорок семь зубов. Ну, и залегли в сене при конюшне. Я утром пришёл Грома навестить – торчат из сена четыре пятки. Потом две морды, заспанные, вылезают. А, снаружи в аккурат потеха пошла. Лейтенант Монкаро этот, уже и кафтан мушкетёрский скинул, руку синим платком перетянул, как у мятежников, и полковую оружейную толпе рванины открыл. Вир-Маркуд сунул ноги в сапоги, выбежал с конюшни в одних штанах да рубахе, со шпагой в руке, и нос в нос на Монкаро налетел. И как-то сразу, смекнул, что к чему. Рука у Тинмара тяжелая, грохнул он эфесом алтаранца в голову, тот и копыта отбросил. А, самого Тина тут уже в оборот начали брать людишки интересные, что в толпе той были. Тоже с синими повязками. Тоже алтаранцы. Говор их, трудно спутать. Хотя, пару раз мне показалось, что и энторский слышал. Солдатня наша в казарму забилась, в драку лезть не хочет никто, и с ними уже беседу беседуют, что миром порешать хотят. Офицеров только вот поубивают сейчас. И чувствую я, что не вывезем мы дело. Очень много их уже по расположению шастает. Интересные дела тогда творились. Гнев народный очень хорошо знал – куда идти и кого первым убивать. К субмайору Правису рано утром на дом пришли, перехватили, до казарм даже не дошёл. Даром, что худородный происхождением, зарезали с женой заодно. Вир-Мортло у казармы во дворе четверых завалить успел, так его одним выстрелом шагов со ста подстрелили. Городские босяки так не умеют. Раз-два и полк без головы остался. Умелые рученьки в толпе той шуровали. Пускают вперёд мясо бестолковое, а из-за спин его толковые люди бьют. Лейтенант Вир-Маркуд с боем назад, в конюшню прорвался, оседлали его Дракона, да Грома вашего, и рванул Вир-Маркуд с девчонкой своей, только пыль столбом. Шальная девка-то оказалась. Ушли. А, сам я на своих двоих тогда свалил, наездник из меня так себе. Через забор и дворами…
   Они подошли к дому, поднялись на крыльцо. Гарвиг окликнул хозяйку, но ответа не дождался – очевидно ушла куда-то по делам, или возилась на огороде за домом. Вошли внутрь – казавшийся небольшим снаружи дом оказался достаточно просторным, и следов запустения видно уже не было. Домовитая у Гарвига хозяюшка была. Сам Гарвиг прошёл в одну из комнат и вернулся с длинным свертком в руке:
   - Вот, мастер лейтенант!
   - Гарвиг! Старый ты демон!
   Канно уже понял, что именно завёрнуто в эту холстину. Шпага. Его любимая шпага. Красавица «варсомка». Облюбованная им ещё во время службы в полку Синих Арбалетчиков, и купленная им на последние, все что были по карманам и заначкам, деньги сразу по получению сублейтенантского наплечника. Потом прошедшую с ним Фарнейское пограничье и столичный полк. Может, стоило взять с собой в Чартуш? Принесла бы она ему и там удачу? Нет, не стоило. Удача в Чартуше пришла к нему сама. Канно улыбнулся - пока он обнимался на улице с Гарвигом под взглядами местных мужиков, ещё не решивших, друг он им, враг, или – просто так, Барталина уже весело балагурила со встреченными местными бабами, перебрасываясь шутками. Оторва эдакая. Канно потянул шпагу из ножен и вдруг вспомнил о так пока и неоплаченном долге. За донос в Тайную Канцелярию. Только не было теперь уверенности, стоит ли его платить? Не попал бы в Чартуш, не встретил Барту. И всё же спросил Гарвига:
   - А, лейтенант Мармо Гилбер?
   - Гилбера хватились ещё днем ранее, до того, как буза пошла. Отправили посыльного, а лейтенанта и след простыл. Отбыл в неизвестном направлении с женой своей.
   - Ну, хорошо, что не с чужой. – Канно взмахнул шпагой, его «горец» был хорош, очень хорош, но этот клинок он не зря подбирал столько времени.
   - Смеяться будете, мастер лейтенант – вскорости он с ней, как с чужой бабой поступил.
   - Как это?
   - А, вот так. Угодили они в передрягу. Прям вот тут, неподалёку. Он и бросил её, удрав на коляске с поклажей. А, потом и обоз свой бросил, лошадь одну выпряг и припустил дальше, только подковы сверкали. Наездник то он неплохой, а, вот человек – говно говнимое.
   - А, жена его, что? – невольно спросил Канно.
   - Туточки она, неподалёку.
   - Соседняя деревня?
   - Соседний дом! – рассмеялся Гарвиг: - Здесь она, в деревне этой. Знали её?
   - Да. Немного. – соврал Канно, и продолжил, глазом не моргнув: - Приводил её Мармо на вечеринки, что командиры для мастеров офицеров устраивали.
   - Ну, пойдём, покажу красавицу. Девка-то действительно собой хороша. Породистая. Как только уроду такому досталась...
   Они вышли и не торопясь направились к стоящему чуть в стороне большому дому добротными постройками вокруг него. Гарвиг, не доходя до них, свернул в сторону:
   - Я пока до мужичка одного по делам дойду. Вы там с девкой то осторожнее – к ней хозяйский сын клинья по серьёзному подбивает. Может и срастется всё у них по-человечески…
   Подойти к дому Канно не успел. Из распахнутых ворот коровника вышла сама Ирма. Одетая уже по-местному. С покрытой платком головой. Опрятная, чистая. С ведром молока в руках. Неужто и коров за дойки дёргать уже научилась?
   - Ирма… - окликнул девушку Канно.
   Та обернулась, узнала Канно, но только криво усмехнулась и пошла дальше. Канно и так понял, что лучше просто уйти, но следом за Ирмой вышел крепкий парень, надо полагать – тот самый хозяйский сын. И это был один из тех ребят, что примчались спасать хуторян.
   - Привет, аристократ. Чего тебе?
   - Ничего. Думал – знакомая из столицы. Ошибся, наверное.
   - Верняком ошибся. Двигай отсюда.
   - Доброго вам дня, хозяева… не переведётся молоко в вашем доме… - Канно, совсем не желая ссоры, повернулся и чуть не налетел на подошедшего сзади Деда Олмера.
   - Что? Шугнули? – усмехнулся тот. - Это правильно, нечего к чужим девкам лезть, у тебя своя есть. Да, ещё какая. Уже со всеми нашими бабами задружилась. Стрижка у неё короткая. Это веяние такое в столицах, или ты отхватил жену свою в Чартуше? Там девчонок до замужества часто коротко стригут. А, потом, уже и обабившись, многие по привычке стрижки короткие носят.
   - Чартуш, он самый…
   -  Интересно. Девчонка, чувствуется, та ещё оторва. С характером. Баба справная будет, но вскорости она из тебя незаметно веревки вить начнёт. А, ты и рад останешься.
   - Что же нет?  - хозяйку Деда Олмера Канно уже мельком видел, и не сдержался: - Вы же, смотрю не особо с этого страдаете.
   Они подошли к дому Деда со стороны огорода. Дед Олмер присел на лавочку в углу между стеной сарая и поленницей. Хлопнул по лавке ладонью, приглашая Канно тоже присесть. Канно сел рядом, вытянув ноги.
   - Уж сколько лет и зим… - вздохнул Олмер: - Хороший ты парень, Канно. Случайно ты аристократом родился. Поспорить готов, из всей аристократичности у тебя приставка «Вир» к фамилии, да старые фамильные подштанники с гербовыми заплатками. Может, ещё и долги по наследству остались. Расскажи мне, как ты в Чартуше оказался.
   - Надолго рассказ.
   - Хватит? – Дед Олмер вдруг вытянул из поленницы глиняную цилиндрическую бутылку и пару старых, видавших виды, оловянных стаканчиков.
   - Думаю, что да. – Канно кивнул головой, оценив размеры бутылки.
   - А, то смотри… ещё найдем! – негромко хохотнул Дед Олмер, наливая в стаканчики, и свистнул пробегавшего мимо мальчишку: - Панг… сгоняй в сарай, там над верстаком в тряпке солонины шмат и сухари. Сюда неси… Приготовил утром, в лес идти собирался, да тут катавасия такая завертелась. Ну, давай, пока он бегает…
   В стаканчиках оказалась можжевеловка. Крепкая… Они неторопливо выпивали, разговаривали за жизнь и Канно стало вдруг легко и спокойно. Деду Олмеру – наверное тоже. Но, снова прибежал Панг и объявил, что возвращается их основной отряд, который несколько дней гонял другие рассеявшиеся по округе шальные ватаги Консулата.
   - Пойдем, посмотришь. – поднялся Дед Олмер и направился на улицу: - Есть у нас человечек, из армейских. Это благодаря ему мы тут так лихо раком всех ставим. Хоть подчас вдвое больше против нас выходит, а, то и боле. Да, вон, кстати, и он сам с парнями возвращается.
   Среди вооруженных людей ехал знакомый Канно человек, на ходу, что-то объяснявший остальным удальцам. Судя по энергичным жестам, что-то связанное с фланговыми ударами и обходными манёврами.
   - Суврас! – радостно заорал Канно, салютуя ему стаканом с выпивкой, который так и держал в руке. – Да, что ж сегодня за день такой замечательный!..

***
Примерно 400 лет ранее. Город Двуречье, столица королевства Варсом. Улица Жестящников.
 
   Тайвора и Тальго не торопясь везли по Жестянщиков на тряской, раздолбанной телеге. По улице стояли люди. Многие заглядывали в телегу – посмотреть на недавно нагонявшего страх Чёрного Кона. Кто-то смеялся. Кто-то ругал последними словами, поминая ему и Большого Улмара, и Рино Чаддака, и ещё многих. Кто-то бросал в него грязью, кто-то просто плевал. Кону тоже было наплевать на это беснование. Он бы и сам плюнул в эти хари, да сил подняться не было. Пусть поскачут - радости, видать, по жизни мало. Он понимал, что уже почти всё закончилось, осталось самое страшное, но это будет сравнительно быстро. Тальго своё дело уже сделала – рядом с ним под холстиной сейчас лежит её обездушенное тело, по сути - сброшенная одежда.
    Над собой он вдруг увидел Папашу Карта. Тот примостил на телеге кувшин, и окрикнул возницу, чтоб тот остановил. Карт помог Конмару приподняться. Народ вокруг расступился. На всякий случай. Под усмешки тоже остановившихся стражников.
    - Всё, Конмар. Всё. Потерпи ещё немного. Всё будет хорошо… - старый палач набросил на плечи Чёрного Кона драное покрывало, тот смог улыбнуться в ответ, и палач осторожно прикоснулся к его распухшим и посиневшим рукам, стараясь не причинить боль, но обозначить рукопожатие, и протянул к его губам глиняную чашку с прозрачной водой: - На, пей… пей… последняя твоя на этой Тверди выпивка.
   Вода оказалась обжигающе холодной и очень вкусной. У Тайвора вдруг закружилась голова, и размытые лица людей, и контуры домов - закружились вокруг него ярмарочной каруселью. Папаша Карт уложил его назад, и Тайвор прикрыл глаза - ему стало спокойно и умиротворённо. Ушла боль из разбитого и переломанного тела, и он почувствовал, что даже способен снова самостоятельно подняться. Он сел, огляделся по сторонам и увидел Тальго. Она стояла за рядами людей, а он видел её прямо сквозь них. Красивая. В дорожном плаще с откинутым на спину капюшоном. Спокойная. Немного грустная. Всё как обычно. В руке её были поводья, и позади Тальгомиры переступали и пофыркивали чёрный жеребец и белая кобыла – в точности, как Кон хотел когда-то. Тогда Тайвор спрыгнул с телеги, обнаружив, что он снова в любимых своих доспехах и при «вангашце» на поясе, и прошел прямо через ждущих представления зевак. И кто-то даже вскрикнул, отшатнувшись.
   - Всё хорошо? – Кон приблизился к Тальго.
   - Да.
   - Куда мы отправимся?
   - Далеко. – рассмеялась вдруг Тальго.
   - Княжество Тавер? – усмехнулся Кон в ответ.
   - Есть места, которые дальше княжества Тавер.
   - Даже опасаюсь спрашивать. Тарсонг? Энтор? Край Тверди земной, до которого никогда не дойти?
   - Дальше. Ещё дальше. Есть другие земли, другие времена.
   - Тогда погоди. Я хочу увидеть, чем всё закончилось.
   - Глупый. Оно никогда не закончится.
   - И всё же…