Серость. Мурлость. Полосатость

Пришла и села. Счастлив и тревожен...
Афанасий Фет
«Музе»

На столе старшеклассника Миши лежала открытая на белом чистом развороте толстая тетрадь для сочинений.

В бесплодном ожидании она провела в таком положении уже целую неделю. Но сегодня, в воскресенье, ждала очень сильно, томилась, переживала, исходила нетерпением и всем своим видом говорила, взывала, практически стонала и ныла о том, что завтра работа должна быть сдана. Иначе.... Ну что может быть, если сочинение не сдано? Ничего хорошего.

То есть сегодня Миша должен был сесть за стол и от руки, а никак не в компьютере, написать 5-6 страниц размышлений о «дубине народной войны» в романе Льва Толстого «Война и мир».

 – Так, суп, котлеты, макароны, овощи – в холодильнике, фрукты – в вазе на столе, – проговаривала инструкцию на прощание мама, – пиши и не забудь пообедать!

– Хорошо, мамуль, спасибо, – откликался Миша.

Родители уезжали на дачу, оставляя сына один на один с «чистым листом».

Писать сочинения для Миши не составляло проблемы. Главная трудность заключалась в том, что надо было умудриться поймать вдохновение. Но нужное настроение никак к бедолаге не приходило в течение недели. А без озарения писать сочинения он не мог.

Поэтому мама с папой и решили оставить его на выходной в ожидании музы.

– Компьютер на включай, – не унималась мама. – Иначе зависнешь и ничего не сделаешь.

– И телефон оставь в покое, – добавлял свои пять копеек папа, – будет та же песня.

Миша покорно и обречённо вздыхал и не спорил.

Всё это он прекрасно знал.

Перед ним маячил гигантский айсберг, тяжёлая глыба четырёхтомного романа с его показательной «дубиной».

– Ну, пока, деточка, – чмокнула сына в щёку мама. – Вдохновения тебе и удачи! Пиши! Мусю покормить не забудь!

– Ага, не покормишь её! – отвечал Миша, закрывая за родителями дверь.

Проделав эту простую операцию, он пошёл в свою комнату, отдёрнул штору и выглянул в окно.

Вскоре он увидел родителей, которые шли к стоявшей у подъезда засыпанной снегом машине. Мама остановилась, подняла голову и помахала ему рукой. Миша помахал рукой в ответ.

Он ещё постоял и посмотрел, как отец открыл дверцу, как мама устроилась на переднем сиденье, как папа поставил сумку с продуктами в багажник, как начал счищать с крыши небольшой сугробчик, завёл машину, включил обогрев, как продолжал очищать снег.

К Мише подошла кошка Муся и, легко вспрыгнув на подоконник, тоже стала смотреть в окно. Когда машина уехала, Миша с Мусей ещё некоторое время созерцали заснеженную показательно-ровную поверхность между домами, причудливо покрытые снежными шапками ветви деревьев, прочищенные дворником дорожки с аккуратными снежными отвалами, большого снеговика с оранжевым носом-морковкой в окружении пяти маленьких снеговичков, пару ворон, прыгавших у подъезда и стайку воробышков, прилетевших к висящей на ветке липы кормушке.

Миша с удовольствием смотрел вместе с Мусей её любимый ежедневный сериал.

Муся была всеобщей любимицей. В доме её часто называли понравившимися словами, которые пять лет назад Миша восторженно приговаривал, гладя тогда ещё маленького подаренного на день рождения котёнка: «Серость. Мурлость. Полосатость!»

Сегодня на дачу Мусю не взяли – она не любила дальних автомобильных переездов, боялась скорости, нервничала, пугалась встречных машин, могла от нахлынувших треволнений сделать лужу.

Так что зимой кошку не трогали и только летом вывозили на природу, где Миша, его родители, бабушки и дедушки большим дружным коллективом проводили лето.

Миша погладил Мусю по голове и перевёл глаза на соседний дом, смотревший на него всеми своими окнами.

Напротив, за окном одноклассницы Насти, традиционно восседала пушистая чёрно-белая Принцесса Турандот, замершая в неподвижном созерцании зимних красот.

Чуть правее и парой этажей ниже, за отдёрнутой занавеской, Миша увидел рыже-полосатого Персика, принадлежавшего другому его однокласснику Никите. Персик тоже развлекался разглядыванием зимних пейзажей.

Настя называла этого апельсинового толстяка амбивалентным, и вполне заслуженно, потому что кот любил расслабиться в ласковых руках, гладивших его, разнежиться, размурлыкаться, пустить при этом обильные слюни и полезть целоваться. Однако, пресытившись и дойдя до какой-то одному ему ведомой точки терпения, милейший Персик мог резко вскочить, беспардонно укусить ублажавшую его послушную руку, впиться в неё когтями и резко рвануть подальше с колен, на которых он только что самозабвенно предавался эйфории.

– Ладно, Мусь, наблюдай за обстановкой, – оторвался от панорамных видов Миша, – а я пойду про дубину писать.

Он отошёл от окна и сел за стол. Взял ручку, занёс её над чистым листом бумаги, призванным служить черновиком, и написал название. Потом на минуту задумался, собрался с мыслями и, почувствовав прилив долгожданного настроения, начал писать.

Он увлёкся. Вслед за одной фразой следовала другая, мысль активно и продуктивно работала, а прилетевшая муза щедро и воодушевлённо нашёптывала ему нужные слова.

Текст получался именно таким, каким его предвидел автор. Миша исписал уже целый лист и взял из стопки следующий.

И только он положил его перед собой, в порыве настрочил первое предложение, как почувствовал сбоку тепло приближающегося живого существа, а потом увидел Мусю, которая легко и грациозно вспрыгнула прямо на только что родившуюся задокументированную фразу и мягко улеглась на неё.

– Муся! – с укором воскликнул Миша и тихонько сдвинул кошку с рабочего поля.

Но едва он опять занёс над бумагой ручку, чтобы продолжить писать, как Муся подвинулась и улеглась точно на то место, где должны были появиться новые слова.

– Ну Муся! – опять упрекнул любимицу Миша и осторожно вытащил из-под кошки белый лист.

Но Муся бесцеремонно устроилась как раз на том пространстве, где Миша намеревался продолжать рассказ о партизанском движении в суровые годы Отечественной войны 1812 года.

– Муся, не мешай, пожалуйста, – подчёркнуто вежливым тоном попросил кошку Миша, полностью вытащил лист из-под тёплого пушистого серо-полосатого бока и попытался писать дальше.

Но кто может противостоять своенравной кошке, поставившей перед собой цель? Вскоре непоколебимая Муся опять беззастенчиво аннексировала сводобное пространство.

Миша решительно встал и аккуратно переложил Мусю на диван, прямо на её любимую шерстяную мохнатую зелёную подушку.

Муся, конечно, обиделась и демонстративно села, показывая, что до глубины души оскорблена и лежать здесь не намерена.

А Миша, стремясь захватить освободившуюся бумажную территорию, поспешно уселся за стол, в полёте писательского азарта схватил ручку и поднял её над частично заполненным листом. Он даже написал первую пришедшую ему на ум фразу.

И вскоре почувствовал когтистые лапы вспрыгнувшей ему на спину кошки.

Он привык к подобным выходкам, слегка вскрикнул, съёжился, смиренно пригнулся, выпрямил спину, создав таким образом удобный аэродром для приземления, но творить не прекратил.

Муся немного полежала на узурпированном пятачке. Однако что такое неширокая юношеская спина с торчащими лопатками и проступающими позвонками и рёбрами под тонкой футболкой, с которой любая вещь начинает сползать? Особенно «шерстяная». Лежать Мусе было неудобно. Она встала на все четыре лапы на отвоёванном плацдарме и потянулась носом к Мишиному левому уху. Не прекращая писательского труда, Миша послушно подставил ухо – он ловил момент, пока интервентка не перекрыла место для письма, и увлечённо заполнял его ровными аккуратными буквами.

Муся потёрлась довольной мордочкой о Мишино левое ухо и располагающе примурлыкнула что-то ласковое.

Мише было щекотно от лёгких прикосновениий мягкой шерсти к своим шее и уху. Но теперь у него гостила совсем другая любовь – снизошедшая муза, благородно прилетевшая помочь в сочинительстве. Поэтому он не позволил себе разнюниться, как его настойчиво призывала Муся, и, оставаясь в сжатом положении, втянул голову в плечи и не прекратил литераторствования.

Муся переменила дислокацию и зашла с другой стороны. Она перевернулась и начала с повышенной громкостью петь свои самые изысканные песни теперь уже в правое Мишино ухо.

Но герой наш держался, хотя иногда отвлекался, привычно на ходу автоматически отпуская расхожее короткое «мрр» в адрес жаждавшей общения наугомонной кошки.

Увидев, что её поползновения не действуют на непробиваемого хозяина, Муся улеглась на Мишину шею, свесив голову с левого плеча, а хвост – с правого.

Лежать в качестве шарфа боа ей тоже не понравилось.

Муся уселась на верхнюю часть пригнутой Мишиной спины и изобретательно принялась вылизывать дорожку на его затылке. Она точно знала, что никто в доме не мог устоять перед таким мощным приливом нежности, а потому увлечённо работала шершавым розовым языком, оставляя мокрую тропинку из слипшихся волос.

Но хозяин был непреклонен, отделываясь на все её ухищрения неинтересным дежурным коротким «мрр». Он ловил момент, понимая, что сочинение ему диктуют, а потому считывал мысли из эфира и поспешно их фиксировал.

Вскоре Мусе надоело вылизывание, и она со всей изобретательностью забралась герою на голову.

Но сочинитель в порыве вдохновения ловил момент – он усердно, боясь потерять мысль, отмахивался от Муси и писал свой труд уже на пятом листе бумаги.

Остановился он тогда, когда увидел свесившийся с собственного темени на лоб полосатый пушистый серый хвост. Миша готов был перетерпеть и этот демарш. Но хвост недовольно ходил ходуном из стороны в сторону, а шерсть щекотала ему губы. Муся вовсю выражала возмущение и даже гнев.

– Мусь! Ну ты совсем! – выплюнул он пару длинных шерстинок, прилипших к губам, не выпуская из пальцев ручки. – Дай дописать!

Однако теперь Миша понял, что сочинение практически сложилось и ничто не перебьёт его порыва.

Он поднял руку вверх и погладил доступный для доставания тёплый бок по-хозяйски устроившейся на его голове Муси.

Кошка привстала, осторожно переставляя лапы, повернулась вокруг своей оси и спустила хвост на Мишину спину. Однако новая поза тоже не принесла ей удовлетворения, и она спрыгнула с головы прямо на хозяйскую грудь, повиснув при этом на когтях.

– Ну хорошо, давай, сделаем паузу, – сморщившись, сдался, покорно согласился Миша и встал из-за стола.

С кошкой на руках он подошёл к окну.

Отчасти добившаяся своего Муся выказывала все признаки довольства и стала вместе с хозяином смотреть на снежные хлопья, валившие из приползшей тучи.

– О! Настя, наверное, тоже сочинение пишет! – констатировал Миша. – Принцессы Турандот на подоконнике не видно – наверное, как и ты, пристаёт, мешает и на голову садится.

Он посмотрел на Никитино окно:

– А Никита не пишет – вон Персик на подоконнике сидит, ворон считает, – сделал он дедуктивное умозаключение.

Миша ещё постоял, посмотрел на снегопад и, не спуская пушистой подружки с рук, пошёл на кухню. Там он, посадив кошку на пол, насыпал в мисочку сухой корм и предложил его Мусе.

Та брезгливо понюхала угощение и демонстративно с негодованием отошла в сторонку.

– Не хочешь – не надо. Я тебе не мама – ходить и уговаривать не стану, – сказал Миша.

Однако дверцу холодильника открыл и принялся изучать его содержимое.

– Колбасу будешь? – спросил он Мусю.

Достав нож и разделочную доску, Миша стал отрезать ломтики.

Муся заинтересовалась, подошла и начала тереться о Мишины ноги. Тот выложил перед ней несколько мелких кусочков, которые Муся с энергетическим посылом «Ну вот! Наконец, догадался!» принялась поглощать.

Миша почувствовал, что тоже проголодался, сделал себе бутерброд и заварил кофе.

Подкрепившись, он вымыл посуду и сказал:

– Ладно, Серость-Мурлость, пошли сочинение писать!

Но Муся призыву не вняла и направилась к своей лежанке у батареи, где с удобством устроилась, показывая всем видом, что крайне утомлена, собирается отдохнуть и не намерена заниматься какими-то человеческими глупостями.

– Как хочешь! – обрадовался Миша и отправился в свою комнату.

Усевшись за стол, он первым делом взглянул в окно – ни Принцессы Турандот, ни Персика на подоконниках одноклассников не наблюдалось.

Миша понял, что оба тоже занимаются делом.

Он с удовольствием на подъёме добил сочинение, проверил и стал переписывать его в тетрадь.

Но только закончил первую фразу, как что-то мягкое, пушистое и тёплое, выпустив когти при посадке, ловко вспрыгнуло ему на спину.

Дальнейшее он представлял себе детально.

– Что, Мур-Мур, вторая серия? – по привычке съёжившись, пробормотал Миша, но работы не прекратил.

«Комплимент» – Рига, 2025.

Фото из интернета