6. Ноябрь

Поздняя осень в Рыбинске не имела лица — только грязь, холодный ветер и вечно марь, который казался тяжелее самой земли. Сапоги на ногах Вики хлюпали, будто пытался втянуть её обратно в липкую жижу.

Люди, все как один, в темных куртках и пальто, разбегались из автобусов по улицам молча, сутулясь. Лишь бы скорее юркнуть в свою нору.

Вечера давно стали сливаться в одно сплошное «после работы». Ноябрь был нелюбимым ребенком всего года.

Вика тоже ноябрь не любила и едва терпела. Но сегодня к его серой обыденности добавлялась другая тяжесть — в её сумке, обычной хозяйственной тряпичной торбе, лежал пакет с газетами. Внутри — бумажный пакет и десять миллионов рублей в нем. Зарплата их завода. Наличные, которые завтра нужно будет выплатить работягам. Вика была заводским инкассатором.

Снаружи — всё как всегда: сапоги в разводах грязи, шарф, пахнущий сыростью, тяжёлая походка. Она нарочно держалась так, словно несла домой картошку или крупу, в общем ничего значимого. Случай такой был не в первый раз, Вика держалась естественно и вообще-то не волновалась.

Дом встретил её, потемками. В коридоре перегоревшая лампочка так и висела мёртвым глазом под потолком. В комнате — гул телевизора, из которого вываливалось какое-то музыкальное шоу. Кто-то подвывал в микрофон, кто-то хлопал в ладоши, искусственный смех. На фоне этого далекого праздника их дом казался ещё более скучным.
— Поздно, — сказал Семен. Голос глухой, без удивления.

Он смотрел телевизор, безвольный, небритый. В углу горела печка и от нее шел запах дыма.

Вика не ответила. Сил ругаться не было. Сбросила в коридоре сапоги, куртку. сумку, выложила служебный пистолет. Пошла в детскую, торопливо, будто боялась опоздать. Ее ребёнок ждал маму по-настоящему, он обкакался.

Поскорее наполнила ванну, подставила ладонь под холодную воду, дождалась, пока струя станет теплее. Сняла с мальчика подгузник, вытерла салфеткой обняла и прижала его к себе. Телевизор из соседней комнаты пел о пьяной беззаботной жизни в клубах и на экзотических островах, звучало как издевка.

Семен тем временем ворчал у печки. Дрова дымили и не брались. Он поднялся, шаркая кроксами, пошёл в коридор — за розжигом. Лампочку, пока было светло, он не починил. Забыл. Теперь в коридоре была тьма и пришлось включить фонарик на телефоне. Взял наугад несколько старых газет из обувного ящика.  Пошарил вокруг, нашел хозяйственную сумку. Пакет с газетами попался сам собой, как будто под руку ему подсунули. Он ни о чем и не подумал.

Газеты зашуршали, и уже через секунду пламя в печке ожило. Подув на огонь Семен закинул всю пачку и закрыл дверцу, чтобы не дымило.

Огонь начал выдавать обнадеживающий треск. Семен прищурился, усмехнулся: вот теперь пойдёт. Он вернулся в кресло и погрузился в шоу. ;;Запах показался ему странным и он пошел проверить, что там с печкой. Перед дверцей лежала купюра. Ее там не должно было быть. Денег всегда было мало, а тут еще конец месяца, Он поднял. Купюра. Настоящая.

Семен долго смотрел на неё, пока в голове медленно не оформилась мысль. Сердце ухнуло куда-то вниз. Диафрагма поднялась и стало заметно тошнить. Казалось во рту появился вкус крови. Он открыл дверцу и увидел как аккуратные пачки рассыпаются на пепел от его движения.

Семен сглотнул и двинулся к жене.
— Вика… — голос был влажным, как песок. — Ты… сегодня деньги домой принесла?
Вика была занята, она наполнила ванную и мыла ребёнка. Склонилась над ним, руки в воде, волосы упали на лицо. На секунду даже не поняла, о чём он. Потом ответила, не поднимая головы:
— Да, завтра зарплата у наших. Десять миллионов. Там в пакете, в красной сумке. В коридоре оставила. Пистолет тоже там. Забери, отнеси на кухню.

Сказала спокойно, как будто речь шла о хлебе и молоке. Ей важно было другое: чтобы ребёнок не плакал, не выскользнул из рук, не захлебнулся.

Семен молча развернулся. Вернулся к печке, сел. Огонь разошелся и гудел. Там, внутри, уже не было никакой бумаги. Только жар и уголь, горели поленья.

Он вернулся в коридор, включил фонарик и посмотрел на сумку. Красная. Открыл и пошарил в ней механически, просто водя руками. Хотя ясно было что ничего не ней нет, он сделал это просто как робот. Осмотрел всю вокруг с фонариком, сомнений быть не могло. Это был тот самый бумажный пакет.

Посмотрел на кобуру. В голове билось одно: десять миллионов. Никогда. Нигде. Он даже приблизительно не мог представить такую сумму. Весь их дом, купленный в ипотеку этим летом, столько не стоит. Всё, что он мог, — потеряв работу сидеть дома, топить печку, слушать, как по телевизору чужие люди тянут песни о любви. А теперь - суд, тюрьма или СВО.

Он не видел никогда 10 миллионов и даже сейчас - не увидел, просто сжег вместе с другой бумагой. Какой же лузер! Какой же невероятный лузер!

Руки сами подняли пистолет. Металл был холодный. Щелкнул затвором, закрыл глаза и выстрелил. Телефон упал вниз экраном, фонарик осветил потолок.

Выстрел резко перекрыл музыку, в воздухе появился запах нового дыма.
Вика вскрикнула. Бросилась в коридор. Фонарик от телефона освещает потолок с красными брызгами. На стене — тоже кровь. Муж сидел, завалившись боком, глаза пустые. Она открыла рот, но не смогла закричать. Мир качнулся, и она осела на пол, стукнувшись затылком об стену.

Из ванной донеслось затихающее плескание. Потом - тишина.

Только телевизор бодрый ведущий невозмутимо вещал: «Аплодисменты! Наш следующий участник!» Мужчины в бабочках и дамы в вечерних платьях на экране смеялись, хлопали.

Серый кот вышел в коридор и огляделся. Он не любил ноябрь, как и любой другой холодный месяц.

Он сел на пол и долго смотрел то на женщину, то на печку, то на дверь в ванную. Глаза его отражали свет экрана. Серый кот все видел, но никому не мог рассказать, что тут только что произошло.


Рецензии