Винтовка

Он возвращался от мишени с винтовкой в правой руке. Дулом вниз, пальцы вокруг приклада в его узкой части, у затвора. Первый выстрел со ста метров вырезал аккуратную дырочку в стандартном листе писчей бумаги. Из трех разноцветных концентрических колец, нарисованных на листе фломастерами, было поражено среднее.

Жена ждала у прицельного стола. Правой рукой она молча сделала низкий жест одновременно робкий и требовательный.

- Все-таки хочешь попробовать? - В наушниках они говорили громко и короткими фразами.
- Да. Оно толкается очень сильно?
- Нет, здесь автоматный патрон. Небольшой.
- Покажи мне как прицелиться.

Он передернул затвор, устроил конец ствола на трипод:

- Вот, смотри, локти на стол. Да, так. Левой рукой берешь здесь, правую сюда. Приклад прижми к плечу. Прижми. Теперь смотришь в прицел, наводишь крест на мишень. Да не этим глазом, правым.

Жена изогнулась как-то напряженно. Он смотрел как ее тонкие пальцы ласкают спусковой крючок, когда ствол дернулся выстрелом. Жена выпустила ружье, выпрямилась, прижала руки к лицу:

- Оно меня ударило. В глаз!

Он обнял ее и стоял в растерянности, не понимая, что случилось. Пороховые газы, они же не могут лететь назад, приклад низко...

- Вот это! - жена показала на оптический прицел, - теперь будет синяк!
- Господи, ты что, ты же упирала приклад в плечо. Как оно могло отскочить назад?
- Не знаю. Ты не показал мне, как правильно!

Пять минут он успокаивал жену, объясняя, что ничего страшного не призошло, глаз на месте, в следующий раз все получится. Потом она спросила:

- Интересно, попала?
- Ну нет, конечно.
- Пойдем, посмотрим.

Они шли по вытоптанной траве, он нес винтовку, не желая оставлять ее без присмотра. Сначала под ногами попадались медные цилиндрики разнообразных гильз, потом пропали. Зажатый бельевыми прищепками листок мишени висел на редкой металлической сетке. Он увидел первую дырочку издалека и успел подумать, что другой нет и быть не должно.

Но она была. В маленьком незакрашенном центральном кружке размером с небольшой мандарин. В нескольких миллиметрах от абсолютного геометрического центра.

- Ого! - сказал он и обнял жену
- Ну вот, а ты мне никогда не веришь. Вот даже покраснел.

После этих слов он действительно начал краснеть. Не желая выглядеть мелочным и спасая ситуацию, сказал:

- Давай, еще.

В этот раз жена  устроилась с винтовкой комфортабельно. Проверив упор приклада в ее плечо, он смотрел на дульный срез, интересуясь, увидит ли пламя выстрела. Не увидел.

Они снова пошли посмотреть вместе.

Он уже не удивился, когда обнаружил новую дырочку на внутреннем крае меньшего кольца совсем рядом с центральным кружком. Сказал, что бог любит троицу. Но жена, неожиданно, но твердо отказалсь. Почему-то сказала что боится, пусть теперь стреляет он.

Он дострелял оставшиеся патроны. Крест в прицеле предательски дрожал, и он с досадой вспоминал кофе, которым злоупотребил за завтраком. Медленно выдыхал перед выстрелом, и это слегка помогало.

Когда он ее снял, на мишени обнаружилась еще одна дырка в кружке, но не так близко к центру, как предыдущая. Были еще три новые  в меньшем кольце, одна в большем, остальные в среднем.

- Вот, - сказал он жене, - у тебя первое и третье места. Твои дырки надо пометить, потом можешь  мишень заинстаграмить. Хештег какой-нибудь прилепи,  “Наши  невинные удовольствия” или что-нибудь в этом роде.  Она кивнула, но спросила о другом:

- А ведь этой штукой можно человека убить, правда?

- Легко, - сказал он и вспомнил рассказ Хемингуэя. Про незадачливого охотника на буйволов и его подозрительно удачно промахнувшуюся жену.

В машине было тепло и хорошо. Освещенный солнцем осенний лес  –  желтый с остаточной прозеленью на одном холме, в чахоточных красных пятнах на следующем  –  уплывал назад на скорости в сто тридцать км в час. Но потом навигатор известил, что впереди авария, и им следует быть готовыми к задержке на десять минут. Десять минут – не время, и они не особо напряглись.  Двенадцать минут –  именно эту цифру навигатор назвал в следующий раз – их тоже не испугали.

Предсказанное время увеличилось до получаса, когда впереди они увидели гирлянду тормозных огней и уходящий за поворот хвост неподвижных машин. А еще через минуту они в него уперлись и тут же были плотно прижаты сзади, став частью вздорного стада.

Сначала было терпимо. Они ползли вперед, украдкой рассматривали соседей по несчастью.  Мысль о том, что страдают не одни они, а кому-то впереди пришлось много хуже, настраивала на философский лад. Окна они опустили, и теплый послеполуденный водух пах лесом и влажным мхом.

Только вскоре они оказались зажаты между тяжелыми грузовиками, потянуло жженой соляркой, и окна пришлось закрыть. Перемещение  короткими рывками начинало реально утомлять. Гребаный навигатор каждые десять минут уверял, что еще полчаса – и они свободны, но конца автомобильной очереди видно не было.

На какое-то время открылось окно сомнительных возможностей. Дорожные работы слева оставили разделительную полосу без барьеров. Самые предприимчивые водители переваливали через кучи строительного мусора и разворачивались на встречку.

- Поехали тоже? - сказала она, - чем в пробке три часа торчать, вернемся, заедем пока куда-нибудь?
- А ты заметила, что все они внедорожники? Нам не проехать.
- Не все. Вон, смотри, обычная машина пошла.
- Сейчас посмотрим как далеко.

Он оказался прав. Маленький седан бодро съехал с асфальта и тут же плотно засел между отвалами земли. Они еле ползли вперед и успели еще увидеть как его водитель вышел и в отчаянии уставился на свою беспомощную машину.   

На короткое время чужая неприятность примирила их с собственными неудобствами. Они даже обсудили пути спасения незадачливого водителя и хороших вариантов для него не нашли. Может быть потому, что не особенно и искали. Ясно было, что пока пробка не рассосется, на машину техпомощи рассчитывать нечего. Напротив, было неясно, отнесется ли полиция к его положению с юмором. В любом случае, ничего хорошего, по их мнению, в ближайшие два-три часа его не ожидало. 

Затем их собственные проблемы опять вышли во фронт. Впереди полиция перекрыла правую полосу, что вынуждало два потока машин сливаться. Он понимал, что это, скорее, хороший признак. Где-то уже недалеко кто-то что-то по поводу аварии делает. Недаром, мимо них по обочине сновали машины скорой помощи и полиции, проползали краны. И даже сжатые в одну полосу они вот-вот поедут быстрее. Но человек, как говорится, предполагает...

Не сразу перед ними, но через одну машину “Фольксваген” задел “Киа”. Или наоборот. Ничего особенного, конечно, никто не пострадал, но вовлеченные машины встали. А последующим пришлось их объезжать, лавируя в и без того ограниченном пространстве.

Он, может быть, правда, чуть-чуть отвлекся –  появившаяся из “Киа”девушка была ну очень хороша, –  но выезжал, в целом, осторожно, а, значит, нечего было гудеть. Подумаешь, тормознули. Все на тормозах, все на нервах. Он удержался и не показал им палец, а просто поехал дальше. Медленно. Но эти в  “Ниссане” –  он видел их в зеркало заднего вида, мужичок с бабой, ничего особенного, –  стали на них наезжать, тормозя в самый последний момент и налегая на гудок. Тогда он остановился, распахнул дверцу, намереваясь вылезти и поговорить. Жена вцепилась в него мертвой хваткой и не выпустила. Он обернулся и увидел, что и мужичка держит на месте его баба.

Рассмеялся он после. А пока просто поехал. Гудеть сзади перестали, но он все еще кипел. Жена тоже приняла все близко к сердцу:

- Взять бы ружье, - сказала она, - и по этим.
- Угу, - согласился он он, - длинными очередями. Жалко, наше так не стреляет.

Все в конце-концов кончается. Уже по единственной полосе они ехали если не быстро, то почти не останавливаясь. Потом справа открылась причина; покореженный грузовик на обочине и рядом в хлам изуродованная легковушка. Полиция и техники еще что-то делали, медиков уже не было.

- Ой, наверное, люди погибли, - сказала жена.
- Похоже, - подтвердил он.

Метров еще через сто их выпустили на простор. Машины понеслись как гончие, спущенные с цепи. Какое-то время в зеркало заднего вида он отслеживал враждебный “Ниссан”, потом тот исчез; свернул, видимо. Мимолетное впечатление от близкой чужой смерти печалью не стало. Скорее, оно оказалось пряностью, придающей жизни вкус. Впридачу к чистому небу, низкому уже солнцу, свежему ветру и стремительному полету машины.

В дороге им было хорошо, они пели. Она – чудесно, он – громко. Это было милой семейной забавой и не смущало ни ее ни его.

Дома он отнес винтовку на ее место в стенном шкафу. В коробке на полке лежали сопутствующие товары. Он, покопавшись, выудил оттуда упаковку патронов, положил тяжелую картонку в карман. Долго ходил с ней по квартире, пока не нашел подходящий схорон; за ветиляционной решеткой в кухне под потолком.

Замученные слова о винтовке на стене в первом акте пьесы пришли ему в голову, но вызвали только улыбку; без патронов винтовка –  просто декорация.