Хвала гениальным, талантливейшим, высокопрофессион

Хвала гениальным, талантливейшим, высокопрофессиональным медикам, посвятившим свои жизни делу спасения людей (первая часть)

В нашем мире, по моему мнению, ничего случайного не бывает (то же самое утверждал и Зигмунд Фрейд – «Ничего не бывает случайного»). Я уверен в этом буквально с детства. Вот и сейчас на написание этого повествования меня подвигло стихотворение нашего прекрасного ташкентского поэта Сергея Гордина, посвященное своей любимой маме, врачу-невропатологу, выезжавшей в годы военного конфликта в Афганистан для консультаций по лечению наших раненых военнослужащих. В свое время коллеги-врачи сумели вытащить и ее «с того света», когда она вошла в состояние клинической смерти, после чего, к счастью, прожила еще сорок лет. У Сергея Гордина, естественно, присутствует чувство громадного уважения по отношению к представителям медицинских профессий.

В этом месте я решил на мгновение отойти от намеченной темы, чтобы высказать свое не совсем обычное личное мнение относительно чрезвычайно интересующей сейчас многих людей состояния клинической смерти (но это мнение, конечно, вовсе не является истиной в последней инстанции, не подлежащей оспариванию и опровержению!), Думаю, что такая тяжелейшая «экскурсия на тот свет» организуется Высшими Силами (в существовании которых я нисколько не сомневаюсь!) совсем не для того, чтобы наказать попавших в подобного рода ситуацию людей за совершенные в течение жизни греховные деяния, а с целью дать возможность избранным индивидуумам изменить их мировоззрение (систему взглядов, оценок и образных представлений о мире и месте в нём человека, общее отношение человека к окружающей действительности и к самому себе). Судя по всему, такая задача практически всегда завершается полным успехом Высших Сил.

Мне, родившемуся в благословенном Ташкенте еще до Великой Отечественной войны, в 1938 году, испытавшему на своем веку немалое количество самых разнообразных хворей, все чаще и чаще вспоминаются болезни, которые одолевали мое здоровье в далекие детские годы, а также врачи, весьма успешно спасавшие меня от летального исхода. Недуги, изнурявшие меня в то нелегкое время, чаще всего имели простудное происхождение. 

И это было совсем не удивительно, поскольку в осенние, зимние и весенние месяцы во многих домах ташкентцев нередко царил арктический холод в связи с отсутствием топлива: его не было в открытой продаже, и приобретение осуществлялось только в ограниченном количестве по ордерам «Узтопсбыта». Я неустанно болел различными формами ангины, которых было, насколько я помню, совсем немало. Меня нередко «навещали» и бронхиты, которые я побаиваюсь до сих пор по той причине, что они частенько «норовили» перейти в воспаление легких, из-за которого которого в ту тяжелую эпоху тотального отсутствия действенных лекарств многие люди зачастую «переселялись» на кладбище.

В военные и послевоенные годы было принято это жуткое путешествие осуществлять в виде пеших похоронных процессий в сопровождении небольших музыкальных ансамблей, которые почти непрерывно громко исполняли на своих духовых инструментах траурные мелодии (чаще всего звучал знаменитый «Похоронный марш» Фридерика Шопена). Наша семья жила на Жуковской улице (относительно недалеко от православного Боткинского кладбища), поэтому я хорошо помню о том, что у нас и у соседей настроение почти целиком и полностью зависело от того, какое количество похоронных процессий проходило за день мимо нашего дома (привыкнуть к этому было практически невозможно).

Обычно, при относительно легко протекавших простудных заболеваниях, мое лечение осуществлялось родителями по известной им «народной» методике: в ход шли банки, горчичники, вдыхание водяного пара, исходившего из свежесваренного картофеля (моя голова и картофель в это время накрывались несколькими слоями какой-либо ткани), а также осуществлялось прогревание ног в течение примерно пятнадцати минут в ведре с горячей водой. Если моя хворь не излечивалась быстро с помощью такого рода средств народной медицины, родители вызывали на дом детского врача.     

Что интересно, как говорится, Бог миловал, я не болел весьма распространенными тогда детскими инфекционными болезнями: дифтерией, корью, коклюшем, свинкой, скарлатиной. Это крайне удивительно, так как корью, например, насколько я помню, болели тогда почти все дети, а те из них, кто не поддался воздействию этой напасти в детском возрасте, часто заболевали, будучи уже взрослыми людьми, причем в таких случаях эта болезнь протекала крайне тяжело.

Должен высказать некоторые предположения о технической оснащенности той поликлиники, к которой была прикреплена наша семья.  В ней не было рентгеновского аппарата. Думаю, что в ней не было и лаборатории, предназначенной для анализа крови, так как за весь период войны у меня ни разу не брали кровь для проведения ее исследования, однако, неоднократно подвергали лабораторному анализу мочу. Я даже помню такие моменты, когда я наблюдал, как около мусорки сотрудница этой лаборатории разбивала молотком стеклопосуду, в которой пациенты приносили мочу на анализ, с целью предотвращения ее сдачи в пункты приема стеклотары. В связи с очень тяжелым финансовым положением, люди сдавали в такие пункты все, что хотя бы чуть-чуть могло помочь им пополнить семейный бюджет. Тогда принимали там многое, даже мелкую стеклотару от парфюмерии, сгоревшие электролампочки для их последующего восстановления. Отреставрированные лампочки вновь поступали в продажу, и отличались от свежеизготовленных тем, что в верхней части их стеклянных колб имелись остроконечные наплывы стекла, образовавшиеся в процессе откачки воздуха из этих колб в горячем состоянии.

Однажды мое тяжелейшее простудное состояние вынудило родителей вызвать для моего спасения «скорую помощь» (они потом рассказывали, что у меня была тогда чрезвычайно высокая температура, я «горел, как печка», поэтому они были в панике, боясь потерять меня). Это удалось сделать очень быстро, так как в типографии «Наркомпроса» (Народного комиссариата просвещения УзССР), располагавшейся в нашем коммунальном дворе, имелся телефон, а также по той причине, что городская станция «скорой помощи» находилась на нашей улице Жуковского, причем даже на той же самой ее четной стороне. Машина с медиками прибыла буквально через полчаса после вызова и они предприняли экстренные и очень удачные меры для моего спасения. После их отъезда мой папа всю ночь носил меня на руках, и к утру стало окончательно ясно, что беда миновала.

Я прошу прощения у читателей за то, что время от времени отхожу в своем рассказе от основной темы, поскольку мне кажется, что эти отклонения тоже могут оказаться интересными. Например, я с самого детства люблю юмор, смешные истории и анекдоты. Есть в моем «загашнике» даже анекдот времен Гражданской войны, в какой-то степени связанный с освещаемой мной проблемой: «Красногвардейский рабочий патруль останавливает подозрительного человека с целью выявления его личности и требует предъявления паспорта. Тот отвечает, что оставил его дома, но у него есть справка, которая может заменить паспорт. Патрульные изучают предъявленный «докУмент»: фамилия — «АналИз МОчи». Справка: «Сахара нет». Красногвардейцы с облегчением вздыхают: если сахара нет, значит не спекулянт, не мешочник, не гидра капитализма! Свой! И разрешают ему продолжить путь». Вот ведь как важно своевременно пройти необходимое медицинское обследование! Когда я уже учился в институте, количество услышанных мной анекдотов различного характера резко возросло, и я стал делиться такого рода новинками с мамой, которая любила и понимала юмор. Среди них попадались и байки не совсем приличного содержания. Вечером мама пересказывала их папе. Папа, оглянувшись по сторонам, прикладывал к губам указательный палец и просил маму говорить тише, чтобы Боря не услышал этот «запретный плод»: папа очень заботился о моем «облико морале», как спустя десятилетия в великолепной кинокомедии Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука» выразился Андрей Миронов в роли Кеши Козодоева.

Главными действующими лицами, оказывавшими мне в детстве необходимую медицинскую помощь, были, конечно, врачи. Это были, в основном, профессионалы колоссального уровня, получившие высшее медицинское образование в царской России в медико-хирургических академиях и на медицинских факультетах университетов. Обычно, приходя к нам домой, такой врач посвящал моему обследованию довольно длительное время. Он слушал шумы, производимые внутренними органами моего тела, с помощью деревянного стетоскопа (фонендоскопы тогда еще не существовали), простукивал пальцами грудную клетку, измерял температуру, визуально обследовал состояние языка и горла, задавал массу вопросов и внимательно слушал ответы, после чего писал рецепты для аптек.

Должен сказать о том, что тогда было очень мало готовых лекарств от простудных заболеваний в форме таблеток. Это были, в основном, сульфаниламидные препараты: красный стрептоцид и сульфидин, а также очень действенное противокашлевое средство кодеин. Мне было очень важно, чтобы все выписываемые врачом лекарственные средства имели вид таблеток или порошка, так как я совершенно не мог употреблять жидкие лекарства по причине аллергии: меня рвало при употреблении жидких лекарств в процессе приема вовнутрь, а от некоторых рвота начиналась даже от их запаха. По рецепту врача провизоры аптек собственноручно готовили лекарства в виде порошков из имеющихся в аптеках ингредиентов. 

Я с самого раннего детства просто обожал ярко-красный цвет. До сих пор с улыбкой вспоминаю о том, что всегда весьма позитивно воспринимал сообщение лечащего детского врача о том, что он назначает мне в качестве лекарственного средства красный стрептоцид. Такая детская радость возникала у меня по той причине, что я потом с большим интересом следил за струйкой выделяемой мочи, имевшей необычайно яркий алый цвет. А все дело заключалось в том, что этот чрезвычайно мощный сульфаниламид вначале использовался как азокраситель для текстильных материалов, у которого в 1934 году немецкий учёный Герхард Домагк обнаружил антибактериальные свойства. Затем выяснилось, что структура, придающая красному стрептоциду его окраску, не проявляет антибактериальных свойств.и ученым удалось избавить этот лекарственный препарат от его красного цвета. Он стал белым стрептоцидом, после чего мой интерес к нему угас. 

Конец первой части (окончание во второй части)

Борис Пономарев