Изгнанник

                Грешному — весь мир заступник,
                а невинному — только чудо.
                О. Седакова

«Томы... Томы... — бормотал изгнанник, —
Это слово мне встречалось раньше,
Много прежде моего несчастья,
Но когда и где, в какой связи?»
За кормой шумели волны; берег,
Вдоль которого, потрепан бурей,
Плыл корабль, терялся в серой мгле,
Вовсе исчезая вдруг из виду,
И тогда изгнаннику казалось,
Что земли ему не видеть больше
Никогда. «И это жизнь моя:
Я один в тумане, всё вокруг
Так недостоверно, так неявно,
Словно я не человек, а призрак,
Существо без будущего, тень.
Здесь когда-то плыли аргонавты,
И Орфей дарил им песнь свою,
А они ему внимали, — счастье
Петь героям. Ну, а мне — кому
Петь мне? Где искатели руна?
Без друзей, без цели, без надежды.
Голос мой заведомо поглотит
Этот омерзительный туман,
Мутный воздух царства Прозерпины...»

Вдруг он вспомнил: «Томы! Ну конечно!
В киммерийских сумерках Понтиды
Безутешный царь предал земле
Своего единственного сына,
Юношу, которого Медея
Из любви к беспечному Ясону
Вероломно смерти обрекла.
Что ж, колхидский принц, меня приветит
Тень твоя над берегом чужим.
Вот и будет мне еще занятье —
Отыскать забытую могилу
И всплакнуть о юном мертвеце,
Двойнике души моей. О Мойры,
Вы бесчеловечны! Вам упиться
Горем, кровью смертных — наслажденье
Высшее. А странная Медея —
Я еще перепишу сюжет,
Оправдав несчастную: она,
Верно, никого не убивала,
Еврипид солгал, поверив мифу,
Произросшему из клеветы,
Из наветов, жертвою которых
Я плыву неведомо куда,
В призрачные Томы, в темный город
Мертвого царевича, где мне
Предстоит (я чувствую, я даже
Словно бы наверно знаю это)
Обнаружить некий новый лад,
Обрести какой-то новый голос,
Скорбный, светлый, и его прозрачность
Не затмит ничто.» Тысячелетья
Проплывут над миром, а поэты
Будут зачарованно внимать
Голосу и имени "Овидий"...