Мысли тяжкие
Словно иголкой кольнуло в сердце, неожиданно и коварно, повернулось острым концом в плоти. Болью пронзительной дало о себе знать. Матвеевна, удручающе вздыхая, поднялась на ноги. Не по возрасту, так уважительно звало ее все село от ровесников, которых мало осталось, по пальцам пересчитать, и до бесштанных голопузов, бегающих стайкой по пыльной траве у плетня огорода да забывающих в игре, про время. Отбросила шторку на окне, поглядела в темень. Растет рядом большой куст черемухи, заслоняет улицу: днем от пыли, ночью от света небесных тел. Ничего не видно сквозь частоту веток. Тяжело ступая на скрипящие половицы, дошла до стула, оделась. Все равно уже не уснет. Прикоснулась лбом к стеклу на портрете сына, задумалась, что-то проговорила, поцеловала в уголочке рамки и повернулась к иконам в красному углу!
Она не знала молитв. Ведь в ее комсомольской молодости по религии, разве ленивый, не прошелся с критикой. Молодежь не признавала церкви, мимо храма ходила с высоко поднятой головой, не прикрытой платком. Матвеевна и во взрослости не признавала обители бога. В большом селе свой приход располагался, прихожан и с соседних деревень съезжалось по праздникам много. Да понемногу захирел от неверия. Ноне вроде как, собираются ремонтировать и восстанавливать, да денег и сил не хватает. А в былые времена колокольный звон катился по полям и вдоль реки! Звонарь дядька Петр так радовал округу искусством перезвона! Колоколов-то один-второй, не собьёшься со счета, а как звучали! Но с таким отношениям селян к храму стал сдавать любимец публики. Любви и внимания не доставало! И угас звонарь, с ним и колокольная музыка исчезла. А там село начало пропадать, сколько домов с заколоченными окнами стоит. Колхоз рассыпался, работы нет. Ездят селяне на работу в ближайший город, а некоторые и вовсе подались на вахту.
Тяжело опустилась на колени перед иконой. Единственной. Нашла, спрятанную еще бабкой, в закутке на печке. Черная, с поблекшими красками, но показавшаяся такой родной. Вновь кольнуло. Неудобно так! Повернешься и тут же почувствуешь боль. Неужели с Петей, с сыном, что случилось? Давно не давал о себе знать. Много времени прошло? Попыталась припомнить, сколько дней назад. Не помнит! Закрутилась с уборкой огорода и потерялась во времени. Нужно бы на другой край села сходить до Натальи, подружки. Вместе на бескрайних полях сыновья воюют, может ей о себе дали знать вояки.
- Господи! Не знаю, как к тебе обращаться правильно. Сердцем прошу, обереги сыночка от несчастья. Пусть воля твоя снизойдет до него, поможет в трудную минуту и убережет от напасти. От снарядов, пуль да мин. Ото всего, что человек придумал, дабы убивать друг друга. Господи, благослови, Господи, благослови!
И мелко закрестилась, словно стесняясь то ли комсомольской юности, то ли самого обращения к Богу. Тихие слова ее просьбы в пустой комнате звучали гулко, ударялись о стены и скатывались к ней. Потому произносила очередное слово, а оно натыкалось на эхо. Так волшебно и невесомо становилось в углу и даже в сердце ее.
Протопала к печке, набрала теплой воды из чугуна, отметив про себя, как громко ударила крышка по ободку посудины. Подхватив ведро, прошла в сени, плотно прикрыв за собой дверь – сохранять тепло надо, холодно на дворе, вышла во двор.
В селе спали, огней в окнах не видно. Лампы на столбах освещения давно не горят, экономят начальники электроэнергию. Черное небо раскинулось от края и до края. Побледневший к утру Млечный путь еще цеплялся звездами за горизонт, обозначал направление столбовой небесной дороги. К нему от земли поднимался столб дыма, видимо, кто-то затопил печь. Не спится. Никак,у Натальи, на том конце. Потерла левую сторону груди рукой, растирая сердце, готовое дать очередной сбой.
Из-за облака на открытое место выкатилась круглая, словно яблоко, луна. Последние дни дождило, да так, что развезло в грязь огороды и улицы. Тучи надежно укрыли голубое небо и пугали своей неотвратностью, черной и тяжелой, похожей на темное оконце в болоте, вороного цвета. Потемнели сады, лес мрачно смотрелся на горизонте. Дома потяжелели от воды, проливаемой с неба, напитались срубы влагой, стоят весомые, придавливая землю под собой. Заборы и плетни угрожающе делят палисадники и огороды, разрезая на части землю в хозяйствах селян. Пугающе ночью смотрится природа, лишь полосой вдоль реки сенокосы играют светлым под лучами ночного светила.
Луна зацепилась за край Марьиной горки, не может оторваться в свободный полет, замерло время. Только слышно в перекатах реку, это и есть единственное движение в ночи. Провалились столетия, не чувствуешь их, словно вышли темные силы из земли и украли минуты и секунды, толкнули на миг в прошлое и остановилось в мире и вселенной всё. Да и правда, октябрь, одиннадцатое, Харитонов день! Нынче самый момент нечистой силе на поверхность земли подняться. С ней и предки приходят из другого мира, непонятного нам, но своим существом показывающего, что он есть. Аккуратнее в такие дни нужно дела исполнять, желательно из дома не выходить, домашние работы важно переделать.
Может, дадут силы предков Петеньке устойчивость в этом мире, уберегут от напасти. Березовая роща давно осыпалась, но не желтым золотом, а почерневшим листом. Уныло и сиротливо. К тому же поднялся ветерок и погнал облака в бездонный купол неба. Потемнело. Мысли ее путались
- Сколько же я простояла на крыльце? – подумала Матвеевна. Опустила палец в ведро, вода успела приостыть, наверное, долго любовалась окружающим миром.
Направилась к стайке и сразу переступанием копыт дал о себе знать Серко. Стригунок – годовалый жеребенок. А затем и заржал тоненько, несмело, боясь напугать хозяйку, но с тем же и обозначить себя. Появился он больше года назад, принес сын от богатого табунщика. Тот занимается конным туризмом, всякая живность на учете стоит. Да и как иначе? Копеечка к копеечке, не чета им, сивым и убогим. А тут принесла кобылица в поле, спугнули ее выстрелами охотники. Да неудачно, повредил ноги сосунок и не жилец на этом свете оказался, никому не нужен. Собрались забить, а мимо Петр проезжал, упросил в живых оставить, забрал.
- Ну, Петро! Не верю, что выживет. Коли пожелал – забирай, попробуй поднять. От любви всякая скотина поднимается. Дарю! – а сам посмеивается, не верит.
- Я его, Иван Никодимович, на руках выношу и подниму. Через годик посмотришь, как пойдет.
Принести-то принес. А что с ним делать? Опыта никакого, только душой и сердцем, да жалостью помочь может. Хорошо рядом старый дед в соседях, говорят, в табунщиках с детства ходил. Он и подсказывал. Смотрела Матвеевна, как Петенька ухаживает за детенышем. Радовалась на виду у людей. Затем уйдет в огород, в дальний угол и ревет возле крапивы, жизнь свою и сына вспоминая.
Не сложилось в ее жизни замужество. Молоденькой девчонкой поддалась на уговоры парнишки, помнится, тогда черемуха цвела. Необычно буйно, течение реки через цветенье не видно с десятка метров. Она и свела с ума. Любились, обещания давали. А тот возьми, да брось, прослышав, что понесла. Сколько пережила тогда, вида не подавала, живот утягивала, вдруг мать увидит – сраму не оберешься. Выпорхнуло все на улицу, когда по осени свадьбы гулять начали. Заприметили бабы, да донесли весть в родной дом.
Пришла с вечерок, мать в горячах допыталась правды, побила. Убежала, спряталась на сеновале. Там и родила семимесячного мальчишечку слабенького и телом, и душой. Хорошо, бабушка почуяла неладное. Как забралась на вышку, непонятно? Только помогла родить, повитухой пришлась правнуку. Синее тело младенца, худенькое, с тоненькими руками и ногами, едва пищавшее, занесла в избу отогреваться. Тут и мать всполошилась и, проклиная себя, принялась из печи все доставать, чтобы туда младенца отогревать положить. Пока возились с ребенком, просмотрели роженицу, а та едва дышит. Присела в уголке на четвереньки и почитай душу отдала. Хватились, уложили в беспамятстве. Пролежала три дня, не приходя в себя. Отец не в себе, чуть не захлестнул мать. Ночи сидел у единственной в семье дочери, возле ног. Обошлось! Живы все остались! И на том спасибо.
Давно все прибрались, да она и не в обиде. Растила сына, тот слабенький здоровьем, то и дело болел, но поднимался, а когда подрос, повадился на конюшню бегать. Здоровый дядька к жеребцу боится подойти, а малец крутится между копыт. Лошади переступают ногами, словно берегут. К десяти годам обвыкся в ночном с взрослыми мужиками, да с ровней. Черта разве только не боялся, отчаянный до безрассудства.
А тут жеребя новорожденный. Палец в молоко окунет и дает сосать. Сам – взрослый мужик, а причмокивает, учит. Так и вытянулся малыш, на ножки только долго не вставал. Но к зиме пошел, да как! Шею выгнет гордо, голову поднимет, косит глаз на землю и переступает еще худенькими ногами, то боком бежит, то прыгать возьмется. Как много общего между человеком и животным, ни один, ни второй жизнью не предназначены выжить а поди ж, поднялись. Зацепились судьбой за край лодки, плывущей по волнам времен, и понукают это самое время во весь опор.
Когда Петя принес известие, что заключил контракт и зимой уезжает на спецоперацию, Матвеевна тревожно приняла такую весть. Казалось, страшнее ничего нет, но свыклась. Только душа ее словно улетала порой за многие километры, чтобы защитить своего мальчика. Не понимала, где она, только осознавала, что не в селе. Часто ночью просыпалась в поту мать, словно шла вместе с боевыми группами на задание. То привидится ночью яркая вспышка, откуда ей в селе взяться? И потом ходила не своя, больная телом и разумом. Вместе с сыном выносила с поля боя товарищей. Она не знала: поле это боя или нет, но явственно представляла окопы, блиндажи, спасительную кромку леса. Двигалась, перебегая от ямы к яме, несла кого-то на руках. Не давали дышать бронежилет, охватывающий грудь и тяжелый автомат. Затем она просыпалась и долго лежала, пытаясь осознать, в каком пространстве, и в каком времени она пришла в себя.
Однажды ночью пришло видение – она идет вместе с вооруженными ребятами в кромешной тьме. Она видит Петю, с ним другие мужчины разного возраста. Тяжело, они несут на себе оружие и боеприпасы. Дышать невозможно, ни струйки свежего воздуха. Куда попали? Едва ступая, аккуратно ставят ноги, под ногами гулко гудит металл. Матвеевна впереди, прикрывая собой. Да какой – прикрывая. Это ей так кажется, но она впереди, пока не остановились в ожидании на несколько дней. Пили и ели при нехватке воздуха, в туалет уходили, возвращаясь назад на несколько десятков метров. И все равно, невозможно дышать испражнениями. Оставила группу лишь тогда, когда вдруг почувствовали доступ воздуха. Матвеевна проснулась тогда и дышала, дышала! Последнюю неделю она не видит снов, не чувствует себя на передовой. Словно остановилось время и разделило ее с сыном. Оторвался он от ее сознания и наполнилось пространство пустотой.
Неужели что произошло? Как рассветет, обязательно пойдет к Наталье.
Господи! Помоги ты им, несмышленым, и животным, и людям, выжить в это сложное время.
Неожиданно в полной тишине стайки тоненько заржал стригунок, побратим Петра по судьбе.
Ох, мысли мои тяжкие…
Свидетельство о публикации №225101500141