Отрывки прошлого. Дом

В пятидесятых годах в Средней Азии появились первые шлакоблочные дома. Они были добротные и красивые, возводились в основном депортированными греками-переселенцами.
Мои родители тоже решили построить шлакоблочный дом — прямо на территории своего двора. Отец нанял знакомых греков-строителей.

Наш старый глинобитный дом стоял выше того места, которое выбрали под постройку. По рассказам соседей, раньше эта часть двора граничила с болотом, которое со временем пересохло. Участок для строительства считался не самым удачным, но лучшего не было, и довольствовались тем, что есть.

Строители успокоили отца: главное — при закладке фундамента дойти до твёрдого песчаного грунта. После верхнего слоя земли начался илистый, болотный, с сильным запахом. Углубившись на полтора метра, они наконец добрались до твёрдого песка. Завалив траншею камнем, мастера начали ровно по шнуровке выкладывать верхнюю часть фундамента. Два пожилых мастера ловко скалывали камни, подгоняли их друг к другу и устанавливали на раствор, а молодые подавали материал.

Будучи подростком, я любил наблюдать, как они дружно и слаженно работали, переговариваясь между собой на своём красивом языке.

Вскоре, словно по волшебству, на высоком фундаменте выросли шлакоблочные стены будущего домика. Рассчитавшись с рабочими и поблагодарив их, отец собирался найти мастеров для кровельных и отделочных работ, но случилось непредвиденное.

Утром мама, выйдя во двор, вдруг увидела, что у одной из стен появилась трещина — от самого верха до фундамента. Стена на углу дала осадку. Ещё повезло, что с одной стороны был высокий проём под будущую дверь — он не позволил стенам потянуться и сложиться, как карточный домик.

Отец снова вызвал строителей. Осмотрев трещину, они сказали:

— Здесь место болотное, такое случается. Под правым углом дома оказался ложный, небольшой пласт песчаного грунта. Мы ошиблись, приняв его за основной. Не переживайте: нужно подождать, пока угол стены опустится до настоящего основания. Тогда мы придём и заделаем трещину.

Так и договорились. Оставалось только ждать. Но угол дома продолжал оседать...

Отец, приходя с работы, каждый раз шёл к стене посмотреть на злополучную трещину. Она превратилась в настоящий разлом.
Однажды он стоял у стены, курил и растерянно смотрел на неё, когда подошёл сосед Мишан.

— В нашем тупике живёт старик-строитель, Николай Павлович, — сказал он. — С большим опытом. Советую позвать его и спросить, что теперь делать. Я как раз сегодня к нему собирался — за столом. Он, кстати, и мебель делает отличную! Такого краснодеревщика в городе больше нет. Хочешь, попрошу его зайти к тебе?

— Пригласи, пожалуйста, — ответил отец. — Мы будем благодарны.

В тот же вечер Мишан привёл старика. Николай Палыч оказался вовсе не дряхлым стариком, а моложавым, крепким мужчиной. Есть люди, которых, несмотря на годы и невзгоды, седина обходит стороной — таким он и был. Из-под густых тёмно-русых бровей светло-голубые глаза выражали спокойствие и мудрость.

Познакомившись, отец начал объяснять ему случившееся, но Николай Палыч, улыбаясь, перебил:

— Я всё вижу. Когда-то на этом месте, где мы стоим, был край болота. Я хорошо помню, как мужики в камышах охотились на уток.

Он обошёл дом, внимательно осмотрел трещину, подошёл к углу, давшему осадку, и, похлопав по стене широкой ладонью, сказал:

— Всё можно исправить. Только камня нужно много.

— Сколько машин? — спросил отец.

Николай Палыч прошагал вдоль стены, прикинул и ответил:

— Пяти машин хватит.

— Камень будет! Но выручайте, Николай Палыч, возьмитесь за это дело!

— С камнем мне уже тяжело, — улыбнулся он. — Но если наймёте подсобников, я готов быть бригадиром.

— Прекрасно! — сказал отец. — А у меня к вам ещё просьба: возьмитесь, пожалуйста, и за деревянную работу — двери, полы, окна!

— Крышу поручите молодым, — ответил Николай Палыч. — А полы, окна и двери я сделаю сам.

— Когда же стена выпрямится? — спросил отец с надеждой.

— Как поставим контрфорс, недели не пройдёт — будет на месте!

Вскоре рабочие вырыли большой котлован, завалили его камнем и начали возводить новую стену под наблюдением Николая Палыча. Фундамент под самой стеной не заливали, отступили метр. Работа кипела — стена росла прямо на глазах.
Николай Палыч meanwhile устроил у сарая верстак, строгал доски, наблюдая за бригадой.

Когда кладка была закончена, трещина начала затягиваться и к концу недели исчезла без следа.

Однажды к нам в гости пришёл папин приятель — инженер-строитель, который знал о случившемся. Не поверив, что стена выровнялась, он направился посмотреть сам. Осмотрев её, удивлённо сказал:

— Недипломированный строитель, не знавший сопромата, сумел на глазок такое сотворить! Да это не простой мужичок!

Однажды мама с подругой зашла к знакомой портнихе и обратила внимание на красивый старинный сервант. Большая любительница антиквариата, она восхищённо сказала:

— Какой восхитительный сервант! Он меня просто очаровал!

Хозяйка ответила:

— Этот сервант достался моей прабабушке от её деда, состоятельного купца. Ему больше ста лет — ещё времён Пушкина.

— У нас есть знакомый — прекрасный плотник, краснодеревщик. Если я уговорю его, можно ли будет к вам ему зайти и снять копию?

— Пожалуйста, я не против, — ответила женщина. — Пусть приходит.

В то время Николай Палыч уже заканчивал у нас деревянные работы. Мама выбрала удобный момент и обратилась к нему с просьбой:

— Сделайте, пожалуйста, такой же сервант!

— Я тоже любитель старины, — улыбнулся он. — Пусть Гаррик сходит к этой женщине и нарисует сервант. Приблизительно — не обязательно точно. Мне этого хватит. Но орнамент пусть зарисует отдельно и поточнее.

На следующий день я сходил к хозяйке серванта, сделал рисунки и отнёс Николаю Палычу. Он посмотрел и сказал с улыбкой:

— Ты неплохо рисуешь!

Пришла осень. Мы сидели за столом в новом доме, а в зале стоял красивый сервант — точь-в-точь как тот, старинный.
Зимой того же года к маме зашла та женщина, увидела сервант и воскликнула:

— Это же мой сервант! Какой молодец этот мастер! Всё — один в один! Даже стекло резное, орнамент — точная копия!

О своём прошлом Николай Палыч почти не говорил. Поговаривали, что до революции в Белоруссии он был хозяином большой мебельной фабрики.

Прожил он долго. Я помню, как в последние годы он шёл на рынок, неся на плече красивую узорчатую люльку для детей. Но до рынка доходил редко — его работы раскупали прямо по дороге